Глава 51
Пятнадцатого декабря сразу после обеда рейс Анны приземлился в аэропорту Галифакса. Находиться на ногах с шести утра, а до этого три часа пролежать без сна в постели довольно непросто, поэтому, когда она наконец забрала свой чемодан и кое-как дотащила его до зоны прибытия, ей понадобилась пара секунд, чтобы заметить отца. Он уже ждал ее.
— Папа! — воскликнула она и чуть не сорвалась ему навстречу, бросив свой багаж, но охрана аэропорта наверняка бы этого не одобрила, равно как и вереница сонно плетущихся за ней пассажиров. Она заставила себя успокоиться и дождаться, когда, прокатив чемодан через все барьеры, сможет поприветствовать его как следует. Он с улыбкой наблюдал, как она проделывает этот короткий путь, и, едва она подошла, сгреб ее в крепкие, молчаливые мужские объятия. О, как было здорово его увидеть!
— А где мама? — чмокнув его в щеку, поинтересовалась она.
— Ну ты же ее знаешь, — улыбнулся он. — Готовит… хлопочет… Надеюсь, ты перед прилетом хотя бы месяц ничего не ела, потому что, пока ты здесь, она мечтает тебя откормить, — он оглядел ее с головы до ног. — Ты хорошо выглядишь.
Анна улыбнулась в ответ. С ранних лет она точно знала, что у папы не было привычки пустословить, а потому, когда он делал подобные, казалось бы, дежурные замечания, она понимала, что их не стоит недооценивать. Он действительно имел это в виду.
— Спасибо, — отозвалась она, кивая в ответ на его безмолвное предложение забрать багаж, — я и чувствую себя хорошо.
Мама, естественно, готовила (и хлопотала), когда они добрались до их славного обшитого вагонкой домика в Честере, всего в часе езды от аэропорта. Выбив из Анны весь дух своими объятиями и проинструктировав ее отца разместить багаж в свободной комнате, она усадила Анну за кухонный стол и принялась поить ее чаем и потчевать лимонным пирогом, попутно посвящая в последние новости и планы на Рождество.
— А что там Барри? — спросила мама, помогая Анне положить второй кусок пирога. — Ты виделась с кем-нибудь из них в последнее время?
— О, а вот это самое забавное, — с трудом проговорила Анна, так как ее рот был набит маминым лимонным пирогом, таким липким и невозможно вкусным. — Пару дней назад у меня на пороге возник Ричард.
— Вот как? И что же ему было нужно? — мама Анны скрестила руки на груди. — Удивительно, что эта женщина позволила ему выйти из дома! Такое впечатление, что без ее разрешения он и шагу не ступит. Элементарный подкаблучник… Не понимаю, как он это терпит.
С тех пор как Анна поведала маме об инциденте на вечеринке Терезы, Гейл превратилась в «эту женщину». Не передать словами, как Анна была благодарна маме за эту непоколебимую преданность. Тем временем в кухню вернулся папа и на слове «подкаблучник» заговорщически подмигнул Анне, отчего та чуть не подавилась со смеху.
— Так что сказал Ричард? — спросил он, успев стянуть кусок пирога прежде, чем получил по рукам от мамы. Ему следовало следить за холестерином.
— Звучало немного нелепо, но в целом он хотел сказать, что они соскучились по мне.
— Они? — брови мамы изумленно изогнулись.
— Вот и я удивилась. Я спросила, почему, если уж оба они соскучились, на пороге стоит только он один.
— Анна! Ты ведь не держала его на пороге?
Анна закатила глаза — как подросток:
— Нет, мам. Я пригласила его войти, налила чашку чая — все хорошо, твоя репутация как родителя благовоспитанной дочери остается непоколебимой.
— Хорошо, — одобрила она.
Папа Анны отвернулся, скрывая улыбку.
— Он сообщил, что ему известно о высказываниях Гейл на вечеринке, — Тереза рассказала все Скотту, а Скотт — своему отцу, — и он хочет, чтобы я знала, что он с ней не согласен и дал ей это понять.
— Вау! — воскликнула мама. — И он все еще жив?
Анна хихикнула:
— При мне еще был. Он надеется, мы сможем — как же он сказал? — оставить все в прошлом.
— А ты что?
— Я сказала, что мне тоже его не хватает, не хватает единения с семьей Барри. Это правда. Но я также сказала, что не могу вернуться просто так, делая вид, что ничего не случилось, что не готова, как обычно, просто замять это все и пресмыкаться перед Гейл. Его это не порадовало, но, думаю, он понял.
— Умница, — похвалила мама. — Ты была чересчур снисходительна к этой женщине. Ну… а дальше что?
— Не знаю, — вздохнула Анна, глядя в окно на растущие через дорогу сосны. — Думаю, разберусь, как приеду. А по части работы… я решила принять предложение Виджея и Риса вернуться в «Блоктайм». Это тоже придется решать по ходу дела, но я в восторге. Я никогда не считала себя творческим человеком, особенно в сравнении со Спенсером, но ребята убедили меня, что творческим можно быть по-разному. И мне не терпится выяснить, как это сработает у меня.
Папа подошел и чмокнул ее в макушку:
— Думаю, у тебя все получится великолепно, Анна!
У мамы засверкали глаза.
— Я так рада!
— Спасибо, что подтолкнула меня в верном направлении, мам!
— Я ведь на тебя не давила? — забеспокоилась мама.
— Нет, — улыбнулась Анна. Технически нет. Папа снова подмигнул.
* * *
К счастью, в преддверии Рождества маме Анны удалось выгадать несколько дней выходных, и Анна, истосковавшаяся по родителям, смогла насладиться их компанией, знакомясь с полюбившимися им в округе уголками, открывая места для душевных семейных прогулок и обеденных посиделок, читая книги у камина и объедаясь маминой выпечкой. За этим она и ехала.
Рождественским утром Анна, верная детской привычке, проснулась в пять утра и обнаружила, что Санта-Клаус (в действительности, конечно, ее отец) оставил у изножья кровати расписной мешочек с подарками. Уняв возникший поначалу порыв броситься, как в былые времена, в спальню родителей и попрыгать у них на кровати, она стала ждать, когда они проснутся. Скоротать время помогло поедание шоколадного апельсина, найденного в недрах мешочка, и чтение журнала.
Не изменяя семейной традиции, завтракали они на кухне бутербродами с беконом и запивали их чаем из огромного чайника, а затем отправились в гостиную обмениваться подарками.
Анна уселась на скамеечку для ног, потягивая чай из своей большой кружки. Мама протянула ей здоровенную коробку в красной с серебром оберточной бумаге.
— Счастливого Рождества, дорогая! — поздравила она.
Анна удивленно изогнула брови. Это был настоящий сюрприз.
Она бережно развернула бумагу, обнажив дорогой картон коробки, и сняла с нее крышку:
— О боже мой, мам… пап… он потрясающий!
Внутри лежал коричневый кожаный портфель, элегантный, слегка напоминавший былые школьные ранцы. Она вынула его из упаковки и повесила на плечо. Восхитительно гладкий на ощупь, по цвету напоминавший ей каштан.
Анна встала и, не снимая подарок с плеча, подошла обнять маму с папой.
— Мне очень нравится, — радовалась она, поглаживая свой портфель. — Я искала что-нибудь в этом роде, когда пришла в «Блоктайм», но мне не хотелось обычный твердый портфель или сумку-мессенджер. Как вы узнали?
— Я заметила, как ты на него заглядывалась, когда мы были в торговом центре, — ответила мама, явно очень довольная собой, — и это навело меня на мысль. Что может быть лучше элегантной и очень нестандартной сумки для элегантной и очень нестандартной женщины, готовой встать на новую ступень своей карьеры?
Анна заботливо обняла свой подарок. Ее мать всегда была невероятно хороша в своей работе, просто образец для подражания, и тот факт, что она признавала за Анной похожий потенциал, много для нее значил.
Она сняла портфель с плеча и, пристроив у основания рождественской ели, щелкнула его на телефон. Затем отправила фото Броуди с подписью: «От моих мамы и папы. Я буду настоящей бизнесвумен!»
Несколько минут спустя в кармане ее домашнего халата раздалось жужжание. Достав телефон, она обнаружила ответное сообщение: фото пары уродливых рождественских носков с изображением Рудольфа со светящимся красным носом. «От МОИХ мамы с папой, — гласила подпись. — Теперь буду выглядеть как настоящий кретин!»
Анна громко расхохоталась.
— Что смешного? — поинтересовалась мама.
Анна наклонилась и показала ей фотографию.
— Это от Броуди, — объяснила она и рассказала, как недавно посоветовала ему связаться с его родителями. После долгих лет непростых отношений он колебался, но в конце концов послушал ее, и они пригласили его к себе на Рождество в Кесвик.
— Надеюсь, все будет хорошо, — сказала она, — для него это огромный шаг.
Мама кивнула:
— Кажется, ваше общение идет на пользу не только тебе.
— Я тоже начинаю так думать. Кстати, я уже говорила, что мы собираемся встретиться на Новый год?
— Уже раза два как минимум, — рассмеялась мама. — Ты много говоришь об этом Броуди. Гораздо больше, чем о том приятеле, Джереми.
— Разве? — удивилась Анна. — Я и не замечала.
— А ты не задумывалась о том, что с этой встречей ваши отношения перерастут во что-то большее?
— Мам… ну ты как Габи, ей-богу! Я ведь уже говорила, что воспринимаю его иначе, — она вытащила из-под елки ярко упакованный сверток и, качая головой, протянула его маме.
Рождественский обед мама решила устроить в традиционном английском стиле, так что до прихода узкого круга приглашенных друзей предстояло еще много всего сделать. А потому, покончив с обменом и распаковкой подарков, все трое отправились на кухню.
Анна взялась шинковать лук для маминого любимого блюда — поросенка со свежими каштанами. И как только нож мерно застучал по доске, ее мысли невольно вернулись к тому, что мама сказала о Броуди. С каждым прикосновением лезвия к доске в ней нарастало волнение, знакомый трепет, точного объяснения которому она намеренно решила не искать.
* * *
Утро после рождественской ночи встретило Анну самым эффектным убранством. У дома родителей располагался большущий сад — давнишняя мечта папы — с лесными зарослями, и в то утро он весь оказался укрыт пятисантиметровым слоем снега. В отличие от Лондона, этого было недостаточно, чтобы смутить местных жителей и поменять их планы, однако хватило, чтобы превратить весь мир в неумело глазированный рождественский торт.
В дверь ее спальни тихо постучали, и на пороге возникла мама с подносом.
— Я подумала, тебе будет приятно позавтракать в постели, — заметила она, ставя поднос на матрас.
Анна сонно поднялась и села:
— О, мам… не стоило. И это к тому же после всего, что ты вчера переделала.
Мама чуть пожала плечами, наливая чай из заварника:
— Мне нечасто выпадает шанс тебя побаловать, так что позволь им воспользоваться, хорошо?
— Хорошо, — улыбнулась Анна.
Она уселась поудобнее, чтобы насладиться тем, что было на подносе. Мама устроилась в кресле возле окна. Расправившись с завтраком, Анна потянулась и уже приготовилась спустить ноги и ступить на пол.
— А ведь если подумать, я бы так весь день могла проваляться в постели.
— Тогда почему бы тебе этого не сделать? — заметила мама, забирая поднос.
Анна нахмурилась, ступни ее повисли всего в паре сантиметров от ковра.
— Но мы же собирались идти в гости к Барри и Джанет?
— Они наши друзья, а не твои. К тому же у них и так намечается полный дом гостей. У тебя еще будет возможность их повидать перед отъездом домой. Кроме того, у меня такое чувство, что тебе это только пойдет на пользу.
Мама задержала на ней многозначительный взгляд, знакомый Анне еще с юности, и скрылась с подносом за дверью, не дожидаясь возражений. На секунду смутившись, Анна посмотрела на заснеженный сад и решила, что, возможно, будет не так уж и плохо последовать маминому совету.
Когда родители отправились обедать к друзьям, Анна посильнее закуталась в одеяло и стала глядеть в окно, отпустив мысли в свободный полет. Належавшись на боку, она перевернулась на спину и с головой нырнула под одеяло.
Внутри, как и в заснеженном мире снаружи, все было окутано белым спокойствием, но она понимала, что это был уже не тот кокон, что у нее дома. Там она забиралась в кровать, надеясь, что в какой-то момент уйдет в небытие. Но лежа здесь — расслабленно прислушиваясь к собственному дыханию и просто существуя, — она не чувствовала себя мертвой и оцепеневшей. Она ощущала себя живой.
Она ощущала себя Анной.
Кода из кровати все же пришлось вылезти, чтобы сходить в ванну и найти что-нибудь на обед, она решила, что побыть одной и расслабиться это, конечно, хорошо, но в компании — лучше.
Глянув на время, она прикинула, что дома как раз должен быть полдень. Ей подумалось о Броуди. Она взяла телефон и набрала его номер, отчаянно надеясь, чтобы его не забрали ни на какие посиделки с друзьями родителей, как это чуть не случилось с ней. К счастью, он взял трубку.
— С Рождеством! — ее голос звучал восторженно, не столько от праздничного возбуждения, сколько потому, что она была рада его слышать. В ответ Броуди лишь неразборчиво хмыкнул, рассмешив Анну.
— Как дела? — поинтересовалась она. — Вы надели те носки?
В трубке снова хмыкнули.
— В каком-то смысле пришлось их надеть сегодня утром… — он замолчал.
Анна подавила смешок, представив, как он недовольно качает головой, до сих пор не веря в происходящее.
— Впрочем, я приехал заново выстраивать мосты, и в этом плане все идет нормально. Наверное. Несколько неуклюже, что естественно, ведь я очень долго не подпускал их к себе. Я вижу, как им не терпится наверстать упущенное, но в то же время они осторожничают, не желая торопить события.
— Уверена, вы найдете верный путь.
— Да. Да, думаю, найдем. Наконец-то…
Анна улыбнулась:
— Пусть я сейчас и не в том доме, где прошло мое детство, — и даже не в той стране! — приезжая к родителям, я ловлю себя на ощущении, будто возвращаюсь к своей прежней себе в юности. У вас так же?
Броуди усмехнулся:
— Немного. Я сплоховал, попытавшись начать разговор во время обращения королевы, и папа бросил на меня испепеляющий взгляд. А мне даже понравилось, потому что за весь день это был единственный момент, когда я почувствовал, будто мы вернулись в прошлое и снова стали самими собой.
— Смотрите там, — дерзко одернула Анна. — Вы ведь не хотите, чтобы вам запретили пользоваться мобильным?
— Нет уж, — ответил Броуди явно потеплевшим тоном, — так не пойдет.
Анна знала, о чем он говорил… о ком… и от этой мысли сердце ее воспарило, словно гелиевый шарик.
— Да, так точно не пойдет.
Какое-то время оба наслаждались тишиной в компании друг друга.
— Я снова пишу, — прервал молчание Броуди.
От удивления Анна чуть не подпрыгнула на кровати. Вскочив на колени, она запружинила на матрасе:
— Броуди! Это потрясающе! Я так вами горжусь! Что вас подтолкнуло?
Он закашлялся. Анна даже представила, как он, верно, покраснел в эту минуту.
— Я сперва не хотел ничего говорить, на случай, если это окажется просто счастливой случайностью, однако прошло уже несколько недель, а я с трудом могу остановиться. Будто все девять лет я копил в себе эти слова, а теперь плотину прорвало, и они разом хлынули наружу.
Если бы Анна умела, она сейчас же бы перекувырнулась, обрадованная услышанным.
— Над чем вы работаете?
— По правде сказать, мне бы пока не хотелось много об этом распространяться, чтобы не сглазить, но вы будете первой, с кем я поделюсь, когда буду готов.
Анна схватила подушку и крепко прижала к себе.
— О, Броуди! Я так рада! — выдохнула она. — Мне бы так хотелось вас обнять, вы такой молодец!
Какое-то мгновение оба молчали.
— Что ж, через пять дней у вас будет такая возможность.
Пять дней. Ей с трудом в это верилось. Все казалось, что до Нового года еще целая вечность, а теперь еще немного — и он практически наступил.
— Вы точно туда придете? — спросила она, чувствуя, как внутри у нее все перевернулось и по сердцу пробежал легкий трепет, который она решительно игнорировала. Порой при ее упоминаниях об их предстоящей встрече Броуди, казалось, делался несколько напряженным.
— Я приду, — твердо ответил он. — Несмотря ни на что. Я буду ждать вас там, Анна. Можете на это рассчитывать.
