Глава 12
— Анна.
В его голосе не было ни намека на удивление. Сказать по правде, в нем едва ли можно было различить какую-нибудь эмоцию.
Любой здравомыслящий человек на ее месте бы извинился или вовсе положил трубку, но она спросила:
— Вы меня помните?
Наступила пауза. Что он думал в это время? Наконец последовал ответ:
— Да, я помню вас.
Простая констатация факта. Ничего удивительного — едва ли забудешь чудачку, которая периодически названивает в разное время дня и ночи. Спенсер бы непременно отметил что-нибудь подобное, но ее собеседник не был Спенсером. И не стоит об этом забывать.
В горле пересохло. Куда деваются слова, когда они так нужны? У нее их накопились тысячи, они только и ждали момента, чтобы сорваться с губ, а тут вдруг суматошно забились в тень.
— Я все думал, позвоните ли вы снова, — признался он.
— Правда? Вы знали, что я так сделаю? — до этого вечера она об этом даже не думала. Откуда ему было знать?
— Скорее, размышлял о вероятности.
Оба снова умолкли. В конце концов, это ведь она позвонила ему, чтобы поговорить, но вот беда — на ум ничего не приходило.
Да и ему, очевидно, нечего было ей сказать.
Так она и поняла, что совершила ужасную ошибку. Ее слова звенели гвоздями, падающими на бетон. Ничего общего с тем милым, откровенным разговором по душам, который она себе представляла. Неподходящая ситуация, чтобы излить свою душу и исцелиться.
«Ох, Анна. Что же ты наделала? Самое время извиниться за беспокойство и положить трубку. Для непонятливых: ты обманываешься собственными фантазиями».
С прозрением она ощутила ужасное чувство потери. Однако оставалась одна вещь, которую ей необходимо было выяснить, прежде чем отнять трубку от уха и завершить вызов.
— Тогда, прежде, когда мы разговаривали… как вы узнали?
— Узнал о чем?
— Про срыв… про держать все в себе, а потом… просто… — она сделала движение рукой, резко раскрыв сомкнутые в кулак пальцы, и поняла, что снова творит какую-то бессмыслицу. Отлично, Анна. Надо было вешать трубку вовремя. Судя по тишине на том конце провода, она предположила, что он думал о том же.
Послышался протяжный и громкий выдох:
— Я просто знаю.
Этого было достаточно, этих трех слов. Он сказал все, что нужно было сказать, выдал ответ, который она от него ждала.
Он это понял.
Не потому, что кто-то ему сказал, а потому, что он тоже через это прошел. Анна подавила всхлип.
— С-спасибо, — пролепетала она, и по щекам устремились горячие дорожки слез.
Снова наступила тишина, только на этот раз в ней чувствовалось тепло. Доверие. Угадывалось приглашение, разрешение. Анна разрыдалась. Задыхаясь от слез, она совсем потеряла ощущение пространства и времени.
Наконец она села, при этом одеяло сползло с ее лица, потянулась к коробочке салфеток на прикроватном столике и высморкалась — не самый скромный или женственный звук.
— Простите, — снова прошептала она, не вполне отдавая себе отчет, извиняется она только за хлюпающий нос или свои рыдания вообще.
— Вы не нашли Спенсера? — поинтересовался он.
Анна непонимающе нахмурилась:
— Что?
— Вы злились на него за то, что он вас оставил.
Теперь она вспомнила. Как она звонила в прошлый раз и лепетала всякую чушь. Боже… какой же дурой она себя выставила. Он заслуживал хоть какого-то разъяснения.
— Я… я… Он не вернется. Теперь я это знаю.
На другом конце линии послышался легкий выдох — нет, это был не вздох, но все же признак участия.
— Вам без него лучше?
Уголок ее рта приподнялся в кривом подобии улыбки. Конечно, он был неправ, ведь Спенсер оставил ее не по своей воле, и все же ей понравилось, как этот человек построил свою фразу; он не заявлял, что ей было лучше, а интересовался ее мнением.
— Нет, — признала она, — мне совсем не лучше без него.
Снова выдох… или вздох… Что бы то ни было, он все понял.
— Так больно будет всегда? — спросила она.
— Вероятно.
Она чуть не рассмеялась. Боже, как приятно слышать в ответ не какие-нибудь банальности или народные мудрости.
— Он умер, — мягко сказала она, еще не до конца уверенная, готова ли она поделиться своей историей, пока не произнесла этих слов. — Ему было тридцать один, и он умер.
— И вы все равно звонили ему, — озадаченно констатировал он.
— Да. Глупо, не правда ли? Надеяться поговорить с тем, кто больше никогда не сможет выслушать, никогда не ответит.
В трубке безрадостно усмехнулись:
— Нет.
Анна закрыла глаза. По щекам снова хлынули слезы. Какое облегчение…
— Вы даже не представляете, как приятно иметь возможность все это высказать, все как есть, и знать, что тебя понимают.
— Тогда расскажите мне что-нибудь еще.
Она резко распахнула глаза:
— О, не думаю, что мне стоит… то есть, я уже и так отняла у вас столько времени. У вас наверняка есть другие заботы…
— Нет, — оборвал он ее, — не сейчас.
— Но зачем вам?..
— Потому что мне и самому хотелось бы иметь кого-то… — наступила пауза, слова давались непросто, — кого-то, кого я не знаю. Кого-то, кто не стал бы меня осуждать… Я не буду вас осуждать, Анна.
Нет, он бы не стал. Она и так это знала. Она знала это еще прежде, чем взяла в руки телефон, ведь верно?
И Анна заговорила. Она рассказала ему о том дне, когда умер Спенсер, и как потом все накрыла тьма. Она рассказала о том, как ужасно она провела этот день на пляже с семьей Спенсера. Он слушал. Он ничего не говорил, не комментировал, пока она не выпустила весь пар.
— Простите, — снова извинилась она, когда слова иссякли.
— Почему вы все время извиняетесь?
— Потому что… потому что нормальные люди так не делают, — ответила она.
— Может, им стоит попробовать.
— Потому что я вам надоедаю?
— Это не так.
Она наморщила нос:
— Не так?
— В противном случае я бы вам об этом сказал, а потом повесил трубку.
Анна тихонько рассмеялась. Она мало знала об этом человеке, но по его прямым, небессмысленным ответам было ясно, что он не лукавил, и ей почему-то это казалось забавным.
— Теперь вы знаете историю моей жизни, — рассуждала она вслух, — а я о вас не знаю ничего.
— Неправда.
Она снова улыбнулась:
— Не считая того, что вам не надоедают незнакомки, названивающие время от времени, чтобы поведать вам, как им живется. Это у вас профессиональное?
В трубке раздался выдох, в котором слышалась усмешка.
— Должен признать, что вы первая.
Ей отчего-то было приятно это узнать. Она вздохнула.
— Мне, вероятно, пора перестать занимать вашу телефонную линию. Вдруг вам не могут дозвониться, — воображение нарисовало ей друзей и даже жену, которые очень расстраиваются, слыша, как голос автоответчика извиняющимся тоном сообщает им, что этот абонент занят.
— Вряд ли, — резко ответил он, — это новый номер, я еще никому его не давал.
— Оу, — Анна заворочалась и потянулась, чтобы поправить подушки и откинуться на спинку кровати. — Но с нашего первого разговора прошло четыре месяца. Неужели я единственный человек, с которым вы разговаривали за это время?
— Вы единственный человек, с которым я разговаривал. Точка.
— Вы не разговариваете с человеческими существами? — выдала она, чувствуя, что это самое нелепое, что она могла ответить. Впрочем, взять телефон и набрать его номер в тот вечер тоже было достаточно нелепо, так что она хотя бы была последовательна.
Но тут до нее вдруг дошел смысл его слов: он почти четыре месяца не общался ни с одной другой живой душой. Это просто ненормально. Почему? Она так сосредоточилась на том, что ей было нужно от него, что даже на секунду не задумалась над тем, что только что ему рассказала — совершенно незнакомому человеку. А ведь он мог быть заключенным, сидеть где-нибудь в одиночной камере. Вполне подходящее объяснение скудным социальным контактам, не правда ли? Он мог быть опасен или страдать психическими расстройствами. Или вообще все вместе. А она просто так болтала с ним, рассказывая ему о себе все и вся.
Он издал звук, который мог быть похож на смех, если бы в нем не было столько тоски.
— Иногда я разговариваю с собакой. Приходится, иначе мои голосовые связки могут атрофироваться.
Атрофироваться. Хорошее слово, верно? Умное. У этого мужчины было образование, а значит, он, наверное, не был томящимся за решеткой психопатичным маньяком-убийцей с топором. И у него имелась собака. А это что-то да говорило о нем как о человеке, разве нет?
— Почему вы ни с кем не разговариваете?
— Мой выбор. Я живу в глуши. Редко кого можно встретить.
Анна нахмурилась. А может, он врет?
— И при этом у вас хорошо работает мобильная связь?
— Связь слабая, но у меня есть бустер, который усиливает сигнал. Когда у нас под Рождество случился шторм, и городской телефон отключился четвертый раз за месяц, я решил, что мне нужен еще один, на всякий случай.
— А с новым телефоном и новый номер, — вздохнула Анна. — Могу поспорить, вы и не предполагали, что с вами такое произойдет, когда его выбирали.
— Нет.
И снова в его голосе ни намека на раздражение или утомление. Поначалу она уже собиралась заключить, что он немного не в себе, забывая при этом про свои звонки, которые были как гром среди ясного неба. Но, когда она начала его узнавать, ей стало интересно, вдруг ему одиноко. Это бы многое объяснило.
Теперь ей известно о нем чуть больше. Вычеркнув «опасный» и «псих» из своего мысленного списка, она внесла в него пункты: «терпеливый», «спокойный» и… «добрый». Да, при всей его прямоте и бесцеремонности он проявил доброту, решив ее выслушать.
Она вдруг поняла, что не выяснила одну очень важную деталь.
— Как ваше имя?
— Броуди.
Имя хорошо сочеталось с шероховатостью его голоса. Она попыталась представить его: на ум пришла закравшаяся в волосы седина, может, даже борода. У нее было ощущение, что он старше нее, но по одному голосу судить было сложно. Звучал он несколько утомленно — так, словно ему многое пришлось пережить.
— Броуди, — тихо повторила она, а потом — в знак того, что у нее еще остались какие-то манеры, добавила: — Было очень приятно с вами познакомиться.
Он рассмеялся настоящим глубоким смехом:
— К своему удивлению, я отвечу: «Взаимно».
Больше говорить было нечего. Бомба внутри нее перестала тикать. Она даже не заметила, как аккуратно, безо всяких усилий ему удалось обезвредить ее, пока они разговаривали. Угроза взрыва миновала.
Ну что ж. Пора было отключаться. Загвоздка была в том, что она понятия не имела, как завершать подобные разговоры.
— Ну… — начала было она, но ее тут же заглушил раздавшийся из трубки настойчивый собачий лай.
— Подождите секунду, — быстро проговорил Броуди, и она услышала, как он положил телефон и куда-то пошел, затем до нее донеслось бормотание, в котором можно было различить что-то вроде: «Успокойся! Это просто сова!» Еще несколько мгновений спустя он вернулся, и на этот раз его голос звучал будто бы несколько более раздосадованно, чем обычно. Это несколько обнадеживало.
— Простите.
— Все в порядке, — заверила Анна.
Ей захотелось улыбнуться. Собаки ей нравились. Незадолго до смерти Спенсера они как раз обсуждали, не взять ли им щенка, но решили, что стоит повременить. Анна только отошла после смерти Пилла, к тому же они хотели попытаться завести ребенка. Еще одна вещь, которую у нее украли. Но сейчас она не собиралась думать об этом.
— Я просто хотела сказать…
Снова лай.
— Льюис! — прикрикнул он. — Тихо!
Повелительный тон его голоса сразу заставил пса замолчать.
— Вашего пса зовут Льюис? — хрипло спросила Анна.
В телефоне послышалось какое-то шевеление и частое дыхание.
— Глупое создание, — пробормотал он себе под нос, и она представила, как у его ног сидит пес и смотрит полными обожания глазами, а он мягко треплет ему холку. — Да, — ответил он.
Это был знак.
Не от ее покойного мужа, в такое она не верила, но это точно знак. Как иначе объяснить, что у этого мужчины был не только номер ее мужа, но и собака с тем же самым именем, что и у любимого питомца его детства? Еще одна деталь, которую нельзя было игнорировать.
— Могу я как-нибудь снова вам позвонить? — вырвалось у нее.
Он чуть помедлил с ответом:
— Если вам это необходимо.
— Спасибо, — тихо произнесла она.
— Проща…
Он не договорил — она оборвала его:
— Ничего, если мы не будем произносить этого слова? Знаю, это покажется странным, но мне «прощаний» на сегодня хватит. Можете сказать что-то другое или просто положить трубку?
Должно быть, он уже успел привыкнуть к ее странностям, потому что в ответ она услышала «ладно», в котором не чувствовалось ни капли стеснения. Спасибо, Господи!
— Добрых снов, Анна!
Призвав на помощь всю свою решительность, она нажала кнопку на экране своего телефона, и он исчез. Она еще несколько секунд сидела, уставившись в свой мобильник, после чего, вконец утомленная, погасила свет. Улегшись на спину, Анна устремила глаза в потолок, а затем — впервые за этот день — выдохнула. Полной грудью.
