Глава 1.

Лес вокруг. Птички поют, солнечные лучи пробиваются через листву. Незнакомый лес. Ни елок, ни берез. Другие какие-то деревья. "Да… не ботаник я ни разу", — подумалось ему. Не ботаник. А кто?

Он моргнул, и перед глазами поплыли пятна. Они стали четче и оформились в интерфейс. Это почему-то успокаивало. Словно ходить по лесу с интерфейсом было для него привычным делом.

Жизнь, мана, опыт… стандартный набор. Значит он в игре. Его настоящее тело лежит в уютной капсуле, в безопасности. Непонятно только, что это за игра, и как он в ней очутился. И как из неё выйти, тоже не мешало бы узнать.

Инвентарь пуст. На карте зеленая точка размещалась в самом центре полностью темного пространства. Характеристики — все по единице. Нуб. Нубяра.

Раздел квестов он открыл последним. На удивление, там оказалось активное задание. Первым и единственным пунктом значилось: УБЕЙ АННУ.

Нарвался. Нарочно обходил двор с другой стороны и все равно нарвался. Свист я услышал даже через наушники.

— Эй, Дрон! Стопэ!!!

Вот они в полном составе. Кислый и его друганы. Впятером сидят на двух лавках, которые притащили от подъездов и поставили специально лицом к лицу. Ноги на сиденье, задницы на спинках. Тянут пиво из пластиковой баклахи. Та почти пустая. Ой как скверно.

Бежать — тупо. Хотя при раскладе пять на одного — это самое правильное. Но не привык я бегать. Да и куда? Живу я тут. Не завтра встречусь, так послезавтра. Поэтому просто останавливаюсь, и жду пока подойдут.

Пацаны шустро спрыгивают с лавок и подтягиваются ко мне. Обступают со всех сторон.

— Здорова Дрон! — Кислый пытается приобнять меня, обхватив локтем за шею, но я этот маневр уже знаю, и просто отхожу на шаг назад.

Ненавижу своё имя. Ненавижу за то, что его можно превратить и в Дрюху, и в Дрюню, и в Дрона. И Кислого ненавижу, хотя мы были когда-то одноклассниками. Я пошел в десятый, а он в учагу, где и собрал вокруг себя окрестных дебилов-переростков. Их побаивались даже взрослые дяди, а местные алкаши именовали Кислого уважительно Виктором Сергеичем, и разве что не кланялись при встрече.

— Здорова Вить, — игнорирую прозвище, и это вызывает у шпаны бурный восторг.

— Деньги есть?

— А ты ничё не попутал? — охреневаю я. Знал, что разговор сведется к деньгам, но Кислый повел себя чересчур прямолинейно даже для себя.

Кулак сжимается сам собой. Двинуть сейчас по борзой роже пару раз, рассадить её в кровавые брызги. И насрать потом на отбитые ребра. Белый день кругом, авось не запинают.

— Не кипишуй, мне твой батя должен! — торжествующе заявляет Кислый. — Неделю назад "до завтра" занимал. Скажи, братва!

Братва одобрительно гудит и кивает головами.

Самое херовое, что это вполне может быть правдой. Отец по пьяному делу у кого только не занимает. Мать уже замучили соседи, приходить за отцовскими долгами. Так что Кислый тут — в своем праве.

Как же хочется стереть с его лица эту мерзкую ухмылку. Сейчас надо только качнуться вперед, доворачивая кулак, так чтобы срубить этого урода с одного удара. Я умею бить людей так, чтобы они потом не вставали — отец научил.

Я бил Кислого с младшей школы, он и тогда уже был мудаком, домахивался до всех выискивая слабину. Какого же хрена я медлю сейчас?

Перед глазами встает лицо отца, сильного, непобедимого, катавшего меня в детстве на плечах, разбивавшего кирпичи ударом кулака. Отца за тюремной решеткой в зале суда. Вот так же, одним ударом сломавшего жизнь себе и нам, его семье.

Мои пальцы разжимаются.

— Сколько он должен? — выдавливаю из себя.

— Пятихатку, — лыбится Кислый, — давай гони деньгу!

В кармане пальцами отсчитываю пять сотенных бумажек. Незачем светить остальное, а то и проценты появятся, и пеня, и счетчик. На Витькино "западло" мне наплевать. Мне не хочется, чтобы это быдло глумилось над отцом. Противно представлять, как тот будет стоять и терпеть оскорбления, а то и пинки и оплеухи. Еще страшнее думать, что он может ответить.

Четыре года назад отец, инженер, передовик, бывший десантник, в ресторане на банкете по случаю годовой премии вступился за девушку. Вломил трем уродам, которые тащили её прямо из за столика к себе в машину. Один из пострадавших оказался сыном областного министра. Девчонка забрала заявление, и скоро купила новый опель. Отцу впаяли пять лет. На суде он оказался единственным виновным — пьяницей и дебоширом.

Вернулся он через два, но другим человеком. Сломленным. С завода его поперли. Все дни он вместе с другими алкашами крутился по дворам, ища денег на бухло. Домой приходил в грязи и струпьях. Мать и кричала, и плакала, и грозилась разводом. Жила она с ним только из жалости. Кажется, мы оба видели за плечами этого сгорбленного больного человека тень прежнего папы, сильного и доброго.

— На, держи, — я протянул мятые бумажки.

— От души, душевно, в душу! — загоготал Кислый. — Он попытался огреть меня по спине пятерней, имитируя дружеское расположение, но я уже проскользнул мимо, и быстрым шагом пошел к дому.

У подъезда стоял джип. Крузак. Большая черная туша с тонированными стеклами. Интересно, к кому это приехали. У наших такого не водилось. Поднимаясь по лестнице понял к кому. Олька, соседка из квартиры напротив спускалась навстречу. В старших классах она бегала за мной как собачка. Тогда я для её казался взрослым и крутым. Но я воротил нос, как же, она ведь на год младше. Сейчас даже не поздоровалась. Сделала вид, что не узнает.

Выглядела она вызывающе. Пэ-рэ черед тире, сказал бы Симба. Короткая курточка, такая что даже не прикрывает полностью живот. В пупке пирсинг. Ей на улице не мерзнуть, сразу в тачку прыгнет. Юбка больше похожа на широкий пояс. Стоя ниже на пролет, я заметил, что на ней вместо колготок, чулки. "В них трахаться удобнее", — заботливо подсказал внутренний голос. — "Даже трусы снимать не надо, сдвинул в сторону, и готово. Да и какие там трусы небось — три ниточки и всё. Или кружева сплошные прозрачные", — продолжал нашептывать он мне, — "В машине не развернуться, так чтоб сразу готовая была".

Похабные картинки сами лезли в голову, и я даже скрипнул зубами. Хотя с Олькой мы и целовались всего один раз, в десятом классе после дискача, но сейчас мне было стыдно и противно за негнущуюся в рукавах куртку и старые, разбитые кроссы. Она прошла мимо, копаясь в мобильнике и обдав меня едким ароматом приторно сладких духов. Мой день решительно не задался.

Обедать будешь? — спросила мать.

Угу, — бросив рюкзак в прихожей я вымыл руки и сел на кухне.

Макароны, две сосиски, упругие и крошащиеся во рту, как мясное желе, и квашеная капуста — вот и весь обед. Мать села напротив. На лице тревога. Видно, что сдерживается — спрашивать или нет. Не сдержалась.

— Ты отца не видел?

— Неа, — мотаю головой, — а что такое?

— Карточку свою не могу найти, — говорит мать, — зарплатную. Может на работе забыла, — с надеждой добавляет она.

— Заблокируй, — предлагаю я. — По телефону можно.

— А жить мы на что будем?! — возмущается она. — Пока новую выпустят, жрать мы на что будем, я тебя спрашиваю?!

Молчу, закидывая в себя остатки макарон. В последнее время мама часто вспыхивает без повода. Я не обижаюсь, мне её жалко.

— Спасибо за обед, мама. — встав, неожиданно для себя целую её в макушку. Она чуть дергается от неожиданности, и вдруг начинает плакать, тихо, мелко подрагивая плечами. Не найдя, что сказать ухожу в свою комнату, падаю на продавленный диван и включаю музыку.

Её тревога передается и мне. Пролежав полчаса натягиваю грубые камуфляжные брюки, простую серую майку с логотипом универа и старую куртку, которая облупилась по плечам сеточкой потрескавшегося дешевого кожзама.

Через дворы топаю к промзоне. Тут на оптовой базе мне всегда рады.

— Андрей пришел! — машет мне Степаныч. — он всегда называет меня исключительно так. Андрей. Знает, что мне это приятно. — Давай, подключайся! Фура только пришла.

Здороваюсь со всеми. Кроме Петровича знаю еще Димку, цыганистого на вид парня моих лет. Еще двое незнакомые и не представляются, да и хрен бы на них. Подхватываю звякнувший ящик с водкой. Прохожу десять шагов. Передаю Димке. Через несколько минут сознание отключается, остается только позвякивание бутылок, да нарастающая тяжесть в мышцах.

— Шабаш братва! — Степаныч отсчитывает купюры. Мне отдает четыре сотни, меньше чем остальным. — Звиняй Андрей, — разводит он руками. Ты позже пришел. Мы до тебя уже целую фуру растаскали. Хочешь, я тебе боем отдам?

Бой, это законная добыча грузчиков. В каждой фуре определенный процент бутылок бухгалтерия сразу считает разбившимися. Конечно, никто их при разгрузке не бьет. Водку переносят бережно, как собственного младенца.

— А тушенки на бой нет? — спрашиваю я, вспоминая сегодняшние пластмассовые сосиски.

— Неа, её в железе возят. Не бьется, — смеется Степаныч.

Соглашаюсь на водку и распихиваю два пузыря по карманам. Главное дома спрятать, чтобы батя не нашел. А так можно Симбе отдать. Тот что угодно превратит в наличные, а бухло и подавно. Шагаю домой в приподнятом настроении.

— Ты мерзавец… урод… паскуда… дерьмо, дерьмо, а не человек! — слышу с кухни. Мама кричит на отца. Он только мычит в ответ, пьян до невменяемости. Слышу как она наотмашь хлещет его по щекам. Отец падает неуклюже, как мешок. Скрипит табуреткой садясь обратно.

Не могу это слушать. Тихо, чтобы не хлопнуть дверью, выхожу в коридор и поднимаюсь по лестнице до последнего этажа. Через люк выбираюсь на крышу. Поджав ноги сажусь на самом краю. Город шумит снизу, и я слушаю его дыхание. Где-то там ездят люди на дорогих машинах. Ведут в рестораны красивых девушек. Трахают их на роскошных кроватях, или в саунах, или просто оперев раком на капот. Швыряют на чаевые халдеям мой месячный заработок. Летают к морю просто на выходные, погреться. Желанный покой не приходил, наоборот в груди огнем нарастало бешенство и тоска.

— Сигой угости.

Я вздрогнул. Симба передвигался неслышно, как медведь. Удивительно для его телосложения.

— Задрал уже, знаешь ведь, что не курю.

— А вдруг повезет, — меланхолично пожал плечами Симба, он же Сёма Баринов, мой однокурсник и друг детства, — спрошу, а ты закурил.

— Жлобяра.

— Поклеп! — возразил Симба, — гнусная клевета. Я не жадный, я просто бережливый. Это вам денежка руки жжет, а у меня ей хорошо. Она живет и размножается.

Сёма был из тех людей, что мог продать снег эскимосам. Девчонкам из группы он толкал корейские кремы и турецкие стринги, пацанам паленые Найки и чинёные гаджеты.

Он выбил из пачки сигу, прикурил и присел на корты рядом.

— Что у тебя?

— У маман новая любовь, — Симба усмехнулся, — жизни меня поучить решил. Чуть не уебал его. Вот и свалил от греха.

Симба отчаянно копил на жилплощадь. Хоть однушку, хоть комнату, да хоть конуру, лишь бы отдельную. Кредит ему, сопляку не давали ни под какие проценты. Его мать, которую он всегда называл чуть иронично "маман", отчаянно не желала взрослеть. Одевалась как наши ровесницы, таскалась по барам и клубам и цепляла парней вдвое моложе себя. Взрослый сын никак не вписывался в её образ жизни, и само присутствие Симбы рядом с собой она воспринимала с недоумением и обидой.

Друган докурил и запустил бычком вниз. Яркая рыжая звездочка кружась полетела в темноту. Хоть желание загадывай.

— А если кому на голову? — спросил я.

— Да насрать, — Симба зло сплюнул вслед окурку, — Я туда еще поссать могу! — Он вскочил, дергая ремень из штанов, — Эй!!! Я ссу вам на головы, ушлепки!

— Угомонись, — мне стало смешно.

— Ладно, — легко согласился он, — слушай, мне тут подработать предложили. Изи мани. Реально, ни за что.

— Где? — я навострил уши.

— Тестировщиком в онлайн игре. Прикинь, за это ещё и платят!

— Херня, — мне стало неинтересно.

— А чё? — не унимался Симба, — ты ж гамал. Тебе это вообще, как два пальца об асфальт.

— Гамал, — согласился я, — но это в прошлом.

Киберспорт стал самой модной забавой последних лет. С тех пор, как военные поделились с миром доступом в виртуальную реальность, все обычные соревнования отошли на второй план. Тело, помещенное в игровую капсулу, передавало все данные о своих ощущениях в смоделированную среду. Человек получал все чувства: вкус, запах, возможность потрогать, ощутить тепло или холод, почувствовать боль. В виртуальной реальности не играли, а жили.

Гонки, полеты, сражения — безумные трюки на грани жизни и смерти вдруг стали доступны всем. Пусть твоя тачка горит на обочине, пусть твой самолет врезался в землю. Ты сам жив, здоров и готов продолжать борьбу.

Но круче всего были гладиаторские бои. Поединки один на один, группа на группу, каждый против всех. В любом месте, любым оружием или голыми руками. Они опередили по популярности бокс, смешанные единоборства и всестилевое каратэ. Все решала скорость и знание специальных техник виртуального боя. Парадокс, но ни один из реальных бойцов в киберспорте не достиг даже средних результатов.

Четыре года назад я вошел в сборную префектуры по киберспорту среди юниоров. В командном зачете мы рвали всех. Но перед полуфиналом отец сел. Деньги в семье закончились, а аренда оборудования для виртуала — дорогое удовольствие. Любой спорт, это инвестиции, любил повторять тренер. Сначала родители вбухивают средства в свое чадо. На аренду тренировочного времени, на оборудование, на экипировку, на правильное питание. Потом, если ставка выстрелит, и малыш пробивается в большой спорт, он все отобьёт сторицей.

Я сошел с дистанции слишком рано. В юниорской лиге вербовщики только начинают присматриваться к подающим надежды бойцам. Мне не хватило совсем чуть-чуть. Я просто ушел, чтобы никогда не возвращаться, и даже старался не вспоминать о сломанной карьере. Подсел на обычные сетевые игрушки, и бегал в одной лукарем, в другой друидом. Кстати странно, но не смотря на ожидания миллионов фанатов успешную РПГ с полным погружением так и не запустили. Новые проекты вспыхивали время от времени, но потухали на стадии закрытого тестирования. Чего-то у них там не клеилось, но разработчики не спешили откровенничать. Может это один из таких проектов? Все равно, нафиг его.

— А я пойду, — не обиделся Симба. — Расскажу потом, может передумаешь.

Домой я вернулся заполночь, но свет на кухне еще горел. Мать не спала. С каким-то осунувшимся, восковым лицом, она молча сидела за столом глядя в одну точку, будто в доме покойник.

— Будешь чаю? — спросил я.

Она кивнула. Я вдавил кнопку электрочайника, дождался пока он забурлит и залил кипятком два пакетика. Вот и вся чайная церемония. За это время мать не двинулась.

— Что случилось? — я сел напротив.

Кружки стояли перед нами, все равно пить нельзя пока, горячо. Раз сделал, придется подождать, вот и начал разговор. Но мать неожиданно ответила.

— Всё, всё случилось, — она прижала ладони к лицу, словно не могла смотреть на меня, — он спустил всё, коммуналку, то что я откладывала на чёрный день, твой кредит на учебу… У нас нет ничего. Мы нищие, Андрюша.