Александр Федорович направился к филиалу МХАТа, размещавшемуся в Петровском переулке. Здание, слепленное на манер древнерусского теремка из красного кирпича, невольно притягивало к себе взгляды прохожих.

Майор Рогов потянул на себя массивную дверь с тугими пружинами, справился с ней, вошел в фойе театра, пересек это просторное помещение и направился в артистическую уборную, расположенную вблизи сцены.

Он сдержанно постучал и услышал громкий ответ:

– Войдите!

Майор Рогов толкнул дверь и вошел в помещение средних размеров. С правой стороны от входа стоял гримерный столик с трельяжем, за которым сидел актер Никанор Яковлевич Окулов и припудривал крупный нос небольшой ваткой. Рядом на удобных кожаных стульях расположились два его приятеля, тоже актеры. Один из них был одет в цивильное, а другой – в военный мундир середины девятнадцатого века, на котором красовались ордена и целая россыпь медалей. Не иначе как гоголевский городничий во всей своей красе!

– Боже мой, кого я вижу! – заявил Окулов, поднялся, широко раскинул руки для объятия и зашагал навстречу гостю. – Здравствуй, мой дорогой друг! – Он крепко стиснул плечи Рогова.

Даже при обычном общении Никанор разговаривал так высокопарно, как если бы пребывал на сцене. Для людей, незнакомых с Окуловым, такая манера выглядела весьма странной. К ней следовало привыкнуть.

– Господа, позвольте вам представить моего старинного друга. Он в некотором роде Шерлок Холмс, знаете ли.

– А вы, стало быть, доктор Ватсон, – заявил со своего места городничий и хихикнул так, что медали на его выпуклой груди затряслись, мелко позвякивая.

Несмотря на могучие габариты, у него оказался весьма тонкий голос.

– Прошу без иронии, господа, – строго заметил Окулов, выпучив глаза. – Речь идет о серьезных вещах. Это тот самый человек, который занимается криминальными расследованиями в нашем городе. В некотором роде он Алан Пинкертон!..

Услышав это, артисты дружно рассмеялись.

– Вот посмотрите, любезнейший мой друг, – с отчаянием в голосе произнес Никанор Окулов, повернувшись к майору Рогову. – И вот с этими насмешниками мне приходится служить в одном театре. Они подвергают сомнению каждое мое слово. Позор вам, господа! – проговорил он напыщенно, вытаращив глаза.

– Никанор, ты мне сейчас напоминаешь короля Лира, всеми брошенного, – заявил городничий и опять хихикнул.

Его слегка раскрасневшиеся полные щеки слегка подрагивали. У актера было благодушное настроение, не иначе как от выпитого вина.

– Ты прав, мой сердечный друг, – высокопарно произнес Окулов. – Да, на мне лохмотья. – Он ухватил ворот своего серого пиджака, пошитого на заказ. – Но в душе я король! Ты думаешь, молодежь сможет сыграть короля Лира так, как это сделает Никанор Окулов? Никогда!

Александр Федорович стоял у порога и не мог сдержать улыбки. Он откровенно любовался своим старинным другом. Никанор мало изменился с тех самых пор, когда они бегали босиком по берегам Москвы-реки. Надо лишь укоротить его пышность, поумерить громкоголосость, и он опять будет прежним Никанором, который лучше всех ловил раков голыми руками.

– Хватит, артист, давай лучше поговорим, – довольно спокойно произнес Рогов, понимая, что Никанор понемногу входит во вкус и прервать его теперь будет крайне сложно.

Если слушателей больше двух человек, то для него они уже театральная публика. Он уж расстарается, чтобы не разочаровать их. Вот только не всякий раз ответом на его слова были бурные аплодисменты.

– Я не просто артист, я – ядро труппы! – напыщенно произнес Никанор.

– Ха-ха! Пушечное ядро! – не унимался городничий. – Мюнхгаузен ты наш! Никанор, угомонись. – Городничий замахал обеими руками. – Ты сейчас такого наговоришь!

– Вот видишь, мой любезнейший друг, всюду интриги, непонимание, зависть. Не ценят у нас в России настоящий талант. Ох, не ценят! Вот не станет меня, кто тогда Гамлета сыграет? Просто некому! – заключил Окулов под одобрительный смех присутствующих.

– Никанор, у меня к тебе есть кое-какое предложение. Можно с тобой поговорить с глазу на глаз? – сказал майор Рогов.

– Просто на части разрывают бедного Никанора Окулова, – сказал актер и горестно вздохнул. – Один режиссер хочет, чтобы я сыграл Отелло в его спектакле, другой зовет на «Дни Турбиных». Но как же им объяснить, что я не Фигаро! Фигаро там, Фигаро здесь… Мой талант – не разменная монета, – продолжал он горделиво. – Это капитал! Пройдет и двадцать, и пятьдесят лет, а люди будут помнить, как играл на сцене Художественного театра великий Окулов! Даже доблестная милиция без меня не может. Ей тоже нужен Окулов. Хотите, чтобы я проконсультировал уголовный розыск? – по-деловому спросил Никанор Яковлевич. – Извольте!

Актеры дружно поднялись.

– Знаешь, Никанор, у нас тут образовались кое-какие срочные дела, – сказал городничий.

– Наперед знаю все ваши срочные дела, – отмахнулся великий артист. – Наверняка сейчас заявитесь в гримерку к Василисе, чтобы хоть краем глаза глянуть на ее пышные прелести, а потом водку пойдете жрать! Вы вот что, всю водку без меня там не выпивайте, а то как-то не по-товарищески получится.

– Не переживай, наш великий собрат, на твою долю тоже кое-что останется.

Актеры удалились, оставив Никанора наедине с майором Роговым. Окулов опустился на стул, налил себе из графина воды и выпил в два больших глотка.

– Что-то жажда замучила, знаешь ли, – пожаловался он майору Рогову. – И глотку что-то сухота дерет. Уже ведро воды выпил, а все не проходит.

Александр Федорович усмехнулся и заявил:

– Никанор, по-русски это называется сушняк. Так всегда бывает после скверного винища, принятого в немалом количестве.

– Скажешь тоже, скверного! – Актер Окулов явно обиделся. – Это была «Хванчкара», любимое вино товарища Сталина. Сей божественный напиток изготавливают по особой технологии в специальных сосудах. – Он махнул рукой и проговорил в сердцах: – Да кому я все это рассказываю? Тебя, кроме бандитов, ничего больше не интересует. Рассказывай давай, что там у тебя? А то они ведь и в самом деле без меня всю водку выжрут!

– У меня к тебе одна просьба. Мы напали на след одной очень опасной банды, она занимается ограблением ювелиров. Мне бы хотелось, чтобы ты в этом деле сыграл человека этой профессии. Можно было бы пригласить какого-нибудь оперативника, но боюсь, что тот может сфальшивить, а нам нужна достоверность. Проколов быть не должно. Ты можешь назвать этот свой выход спектаклем.

– Понимаю. Интересное предложение. Там, где играет заслуженный артист Окулов, проколов не бывает! Как это у вас там называется? Ну да, вы хотите поймать его на живца. То есть, как только уркаганы нападут на меня, чтобы выпытать, куда именно я запрятал свои драгоценности, так тотчас появится наша доблестная милиция. Конечно, как и всякий большой артист, я рассчитывал умереть на сцене, но никогда не думал, что придется погибать от бандитской финки. У меня только один вопрос. Какое вы мне дадите оружие? Я очень надеюсь, что это будет маузер. Он как-то очень колоритно смотрится, прекрасно подходит к моей фигуре.

– Лучше пулемет! – весело подхватил эту тему майор Рогов.

– Ты находишь? – Артист серьезно призадумался.

– Послушай, Никанор, ничего с тобой не произойдет, не переживай. Ты просто всего один часик просидишь за письменным столом, изображая ювелира. На столе у тебя будут лежать драгоценные камешки, ты станешь их пересчитывать, разглядывать в лупу, замерять штангенциркулем. Что там еще положено делать ювелиру? Будешь дышать на золотишко, натирать его ветошью. А через час просто пойдешь домой, да и все! Мы тебя даже проводим, чтобы с тобой по дороге ничего не случилось.

– Александр, Шура! Мы же с тобой большие друзья, каковых еще свет не видывал, – велеречиво произнес артист. – Целый час – это уже полноценный спектакль! Я сыграю ювелира так, как того требует пьеса и…

– Никанор, никого играть не нужно. Ты только посиди за столом. Внешность у тебя подходящая для этой профессии. Даже самый несведущий человек поверит, что ты настоящий ювелир.

Майор Рогов уже начинал сожалеть о том, что обратился к приятелю за помощью. Как бы он не переусердствовал при его неуемной страсти к театральной игре и недюжинном темпераменте. Если этот спектакль провалится, то другого подходящего случая изловить банду может не представиться очень долго.

– Ты хочешь сказать, что я не смогу сыграть ювелира? – Никанор Окулов обиделся не на шутку. – Мне доводилось играть скупого рыцаря и чахнуть над златом! Я короля Лира играл! Да как! – Он закатил глаза. – Когда я выходил на сцену, то зал замирал от восторга и аплодировал мне стоя. Сам товарищ Сталин неоднократно посещал мои премьеры. Я так сыграю этого ювелира, что заплачут даже твои бандиты! – уверенно проговорил гениальный артист.

– Вижу, что тебя не убедишь. – Александр Федорович сдался под напором этого бешеного темперамента. – Пусть будет по-твоему. Только не переигрывай, а то бандиты возьмут и захлопают в ладоши от восторга. А мне такое представление ни к чему.

– Не беспокойся, коллега, на этом спектакле я соберу аншлаг. Так когда мне придется приступать к репетиции? – по-деловому поинтересовался Окулов.

– А ее не будет, – с усмешкой ответил майор Рогов. – Неужели великий Окулов не сумеет сыграть крошечный эпизод без генеральной репетиции?

– Окулов может сыграть все что угодно и в любом состоянии. – Никанор малость подумал и добавил: – Даже в стельку пьяным. Вы только вынесите меня на сцену, и я вам такое покажу!

– Верю, – заявил Александр Федорович. – Только ничего такого показывать не нужно. Ты просто представь себя ювелиром, пересчитывающим собственное добро. Вряд ли он взялся бы за такую работу в пьяном состоянии.

– Да, я все понимаю, – сказал актер Окулов. – Так что очень постараюсь.

– Не оплошаешь?

– Сделаю все от меня зависящее, – пообещал Окулов. – А когда мы выйдем на это?.. Как там она у вас называется-то? На операцию, вот!

– Послезавтра. Часиков так около десяти вечера. Ты к тому времени не напьешься? – Майор Рогов с некоторым сомнением посмотрел на друга детства.

– Александр, ты обижаешь великого артиста своим недоверием. Неужели ты думаешь, что я не понимаю всю серьезность предстоящего дела? Перед спектаклем ни-ни! – клятвенно заверил Рогова артист Окулов. – А вот потом!.. Это будет уже совсем другое дело.

– Тогда будь готов. За тобой зайдут. Надеюсь, в это время у тебя нет никаких дел?

– Жена вместе с дочерью уехали к матери. Хочу сказать тебе по секрету. – Никанор понизил голос и продолжил: – На предстоящий вечер я имел кое-какие виды совершенно личного свойства. Ты меня понимаешь, конечно же. Но если дело идет об интересах государства, то я буду сидеть дома как привязанный.

– Можешь рассчитывать на премию, – с улыбкой проговорил майор Рогов. – Это будет некоторая компенсация за твои утраченные виды.

– Если государство сочтет это необходимым, то отказываться я буду не вправе.

Операция по задержанию банды Шамана входила в завершающую стадию. Она проводилась в строго засекреченном режиме, о ней знал только ограниченный круг людей. Для Шамана, решившего удостовериться в наличии ювелира, следовало разыграть самый настоящий спектакль, чтобы он ни на минуту не усомнился в существовании этого персонажа.

Майору Рогову предстояло подобрать подходящий дом, желательно частный. Шамана надо было видеть со стороны, чтобы контролировать все его действия. Ювелир будет сидеть у окна, чтобы уголовник мог как следует рассмотреть его и чтобы у него даже мысли не возникло о том, что в это самое время он тоже находится под наблюдением.

На примете у Александра Федоровича имелся дом на улице Земской. Это окраина города, где не так уж и много посторонних глаз. Прежде в нем размещалась конспиративная квартира, где майор Рогов встречался с самыми ценными информаторами. Но в ближайшее время дом переходил в распоряжение руководства НКВД, в него должен был заселиться кто-то из высшего командования. В особняке уже был проведен основательный ремонт, завезена новая мебель из красного дерева, каковую может позволить себе только состоятельный человек. Но это обстоятельство играло на руку. Именно так и должно было выглядеть жилье ювелира, выполняющего заказы не самых простых людей.

Рогов учел, что за Шаманом можно будет наблюдать и из соседнего здания.

Со двора можно было выйти всего лишь двумя путями. Если что-то пойдет не так, то можно будет легко перекрыть их и арестовать бандита. Двор, заросший сиренью и боярышником, был темен. При должной сноровке в нем можно было упрятать с десяток оперативников.

Майор Рогов начертил план двора и переулков, прилегающих к нему, пометил места, где можно было разместить людей так, чтобы они не были заметны. Он составил предварительный план операции и отправился на прием к начальнику Московского уголовного розыска Управления Рабоче-крестьянской милиции старшему майору Виктору Овчинникову, занимавшему эту должность уже пять лет, с тридцать третьего года.

Это был сухощавый, жилистый человек с сумрачным взглядом. Редкие темно-русые волосы зачесаны на сторону. Под прямым острым носом на широкой губе небольшие усики. Он принимал участие в Первой мировой войне, служил в ВЧК. Овчинников отличался педантичностью, точностью, не терпел пустословия, за отсутствие результатов спрашивал строго, имел немалый опыт оперативной и следственной работы.

Рогов решил, что будет весьма полезно, если старший майор ознакомится с планом предстоящих действий и выскажет свое мнение по этому поводу.

Овчинников принял Рогова незамедлительно и тут же по-деловому, не изменяя стилю руководства, привычному для него, коротко потребовал:

– Докладывай!

Рогов вкратце и в то же время стараясь не упустить значительных моментов, доложил старшему майору о готовящейся операции и попросил его разрешения на ее проведение.

Он обратил внимание на то, что за последние недели старший майор Виктор Овчинников сильно осунулся, кожа на скулах покрылась мелкими морщинами, под глазами появились синяки. Он выглядел каким-то потерянным.

На то были свои причины. По уголовному розыску ходили слухи о том, что у старшего майора большие неприятности. Они вроде бы связаны с его прежней службой в ВЧК. Отдельным эпизодом стояло пребывание Овчинникова в Ташкенте, куда он был отправлен на год в качестве высокого должностного лица, наделенного особыми полномочиями. В чем они заключались, никто толком в управлении не знал. Народ поговаривал, что он участвовал в ликвидации английской резидентуры, засевшей в Таджикистане, и ликвидации последних отрядов басмачей.

Несколько дней назад Овчинников даже записался на прием к товарищу Берия, но тот сослался на неотложные дела, отказался его выслушать и отправил к своему заму. Содержание этого разговора с заместителем наркома в управлении осталось неизвестным. Но полученный результат явно не добавил старшему майору настроения.

Профессионалом Овчинников был прекрасным. Он великолепно разбирался во всех тонкостях оперативной работы, являлся опытным и тонким следователем, раскрывшим немало сложнейших дел. Если теперь его снимут с должности, то уход такого сильного профессионала очень даже негативно скажется на качестве работы уголовного розыска, прежде всего на раскрываемости преступлений.

Александр Рогов искренне сопереживал старшему майору Овчинникову. За последние три года между ними сложились весьма теплые отношения, основанные на личной симпатии и признании профессиональных качеств друг друга.

Сотрудники, прошедшие школу Чрезвычайной комиссии, выгодно отличались от остальных оперативников, закончивших милицейскую школу. Они обладали какой-то внутренней непоколебимой уверенностью в принятии решений, пусть далеко не всегда самых либеральных. Многие из них работали еще в двадцатые годы, когда перестрелки с бандитами были обычным делом. Сейчас такое случалось гораздо реже.

Старшего майора Овчинникова за глаза называли человеком-кремнем. О такую крепкую породу разбивалась всякая недюжинная воля. Однако в последнее время с Овчинниковым произошли значительные перемены. Он находился наверху, где действовали совершенно иные законы, где не ветерок, а шторм, не снежок, а буран. От этой непогоды лицо его, на первый взгляд напоминающее скальную поверхность, покрылось многочисленными трещинами-морщинами.

Старший майор выслушал посетителя, одобрительно кивнул и произнес:

– Вижу, что вы хорошо все продумали. Откуда будете наблюдать за Шаманом?

Рогов ткнул карандашом в рисунок и ответил:

– Вот из этого дома. Я уже побывал там. Площадка на втором этаже очень удобная. Оттуда видны все подходы к дому. На всякий случай у выходов будут дежурить наши люди. Двое переоденутся под бродяг, спрячутся вот в этом сарае. Еще трое будут находиться вот в этих кустах.

– Видно их не будет?

– Не будет, – сказал Рогов. – Двор очень темный. А вот Шаман, наоборот, будет хорошо заметен. Там перед домом фонарь стоит. Так мы специально прикрутили лампу поярче, чтобы бандита было видно даже с большого расстояния. Это на тот случай, если мы вдруг решим задержать его. Оперативники будут находиться и вот в этом доме напротив. – Рогов показал на соседнее трехэтажное здание. Если что-то пойдет не так, то будем брать его сразу, по моему сигналу.

– А где вы думаете взять драгоценности? Преступник должен поверить, что украшения самые настоящие.

– У нас есть бутафория. Используем ее. Отличить эти вещицы от настоящих может только специалист.

– Убедили. Разумеется, никто не должен знать, что драгоценности не настоящие. Уяснили?

– Так точно, товарищ старший майор!

– Предупреждаю, – строго обронил Овчинников. – Брать Шамана нужно только в крайнем случае, если он вдруг что-то почувствует. Нам нужна вся его банда!

– Разрешите приступить к исполнению?

– Разрешаю, – сказал Овчинников. – Незамедлительно доложить мне, как прошла операция.

– Есть доложить! – бодро ответил Рогов и вышел из кабинета.