Лель

Полдень. Дождя нет, безветренно, но туманная облачность мелко сеет сырость. Мы проиграли на пианино все, что умели: ты – «марш веселого полка» и «вальс дам», а я – сигнал «рысью».

– Ну, расскажите какую-нибудь историю, – попросил ты, умещаясь у меня на коленях повыше. – О богатырях.

– О богатырях? Хорошо…

И я рассказал, как умел, песнь о Роланде.

– Понравилась тебе эта история?

– Нет! Мне не нравится, зачем он умер. Не нужно, чтобы он умер…

И воистину лишне было отвечать тебе, что трувер Тальефер пел эту песню 13-го октября 1066 года в долине Гастингса, когда полки Гаральда и Вильгельма готовились вступить в бой, что еще тысячу раз пелась эта песнь, что Роланд не умер, что он вовсе не какой-то старинный «Britannici legitis praefectus», а он – наша мужская красная кровь, – ты догадался обо всем и без моих путанных слов.

– Знаете что, давайте поиграем, – предложил ты, спускаясь с колен. – Да, в богатырей. Идемте!..

И мы пошли. Я взял твой лук, а ты – свое сеульское ружье; ты стрелой умчался на кухню к Нюре – за «пулями» – и догнал меня, зажимая в кулаке горошины.

Осторожно выступили мы на огород. Почти тотчас мы присели в засаду, за гороховой изгородью, потому что.

– Две с половиной тысячи воинов! – шепот твой тороплив. – Или нет: триста тысяч, четыреста, да!.. Я стреляю!

И ты выстрелил.

– Пять, пятьсот тысяч убито! – ты зарядил свое чудесное ружье для нового залпа.

– Стреляю! – воскликнул и я, но, признаюсь, я волновался и никак не мог наладиться со стрелой. Наконец, я выстрелил – в грядку с баклажанами.

– Отступают в бегстве! – воскликнул и я, поднявшись, шагнул за стрелой.

– Кто? – спросил ты, недоумевая.

– Враги!

– Но мы же всех убили!

– Ну, какие-то всадники. Скачем вдогонку! – и мы поскакали.

Право, тебя нисколько не тревожило, что нас только двое, что я скверно стреляю, а врагов за каждым кустом по двести тысяч. Ты смело мчал и стрелял без промаху; ни один миг ты не сомневался в нашей победе.

А оно так и случилось. Усталые после победной скачки, вернулись мы аллеей от ворот. Попугай приветствовал нас вежливо-торопливым (с калитки на теннис):

– Поп-чка, поп-чка.

– Что за зверь? – спросил я, приостанавливаясь.

– А это пленный король, – ответил ты. – Он же попал к нам в плен!

Мы вошли в комнаты. На пианино лежали газеты, но я не подумал читать их – Господи, да газеты всегда пишут неправду: они, например, никогда не напишут, что мы непобедимы и что Роланд вовсе не умер!

– Вы будете Наполеоном, а я буду начальником, – предложил ты.

– Хорошо?

– Хорошо. А попугай кем будет?

– А попугай будет вашим адъютантом. Хорошо?

– Хорошо.

– Ну, я сейчас приду к вам в гости, – ты отошел к дверям в кабинет и постучал.

– Войдите! – отозвался Наполеон и кашлянул.

– Здравствуйте! – вошел генерал шести лет. – Вас можно видеть?

– Пожалуйста. Очень рад… Как ваше имя?

– Зовите меня. Талейран Иванович.

– Ах да! Ну, как живете, Талейран Иванович?

– Очень хорошо! А как вы?

– Очень плохо. Пришлось распустить всю армию. Даже гвардию, и ту распустил.

– А что такое гвардия? – спрашивает генерал тихо.

– А это лучшие солдаты, – отвечает Наполеон вполголоса. И громче: – Да, нет фуража, нет оружия.

– Ну. Хотите мою армию? Очень хорошая.

– Очень?

– Да. А где ваша жена Жозефина?

– Она? Она в Париже.

– А почему?

– Видите ли, ей опасно здесь. У меня нет солдат. А потом ей не нравится здесь: нет музыки, мало народу.

– Ну, почему так? – брови твои шевельнулись. – Ну, пусть она приедет!

– Но она не хочет.

– Ну пусть хочет!

Наполеон помолчал и ответил:

– Значит, вы предлагаете мне свою армию?

– Да, мою армию, – повторил генерал. И прибавил: – И гвардию.

Наполеон помолчал.

– Но ведь я ни с кем не воюю!

– Ну, начинайте войну.

– С кем?

– С врагами!

Тогда Наполеон взялся за подзорную трубу – нужды нет, что это были обыкновенные ножницы.

– Ого! – сказал он и прищурил глаз. – Ого!.. Пожалуйста, пошлите два корпуса кавалерии. Мы должны сбросить врагов в залив.

Глаза генерала блеснули, он потер руки.

– Уже! – ответил он. – Враги сброшены!..

– Молодцы ваши кавалеристы! Пожалуйста, пошлите узнать, согласны ли враги на наши условия: нам все оружие, всех лошадей, все корабли, аэропланы и четыреста миллионов золотом.

– Уже послано, – ответил генерал.

– Ну, и что же?

– Они не согласны. Они хотят драться!..

И бой продолжается еще ожесточенней. И если враги были бесчисленны и все пополняли и пополняли свою пехоту, и стреляли из новых пушек, то и у Наполеона все время вполне хватало войска.

И неинтересно, что бой кончился тем, что генерал должен был сесть к столу – есть овсянку, а Наполеон, насвистывая, сошел с террасы к клумбам.

Досадно было, конечно, что Жозефина не приехала. Но ведь не все же время думать об этом! Интересно воевать, а женщины в войне ничего не понимают: они заняты пустяками и боятся, что попугай будет щипать их за ноги, когда он только – адъютант и поручик.

Дождь намочил виноградные лозы за перилами, но на террасе только прохладно. Я сел в длинное кресло, протянул ноги и раскрыл над собой розовый зонт – просто в шутку, но тебе тотчас улыбнулась новая игра.

– Знаете что, – заговорил ты, – вы будете дамой, а я буду доктор и приду лечить вашу девочку. Хорошо?

– Хорошо, – ответила дама и поправила зонт.

– Меня зовут Александр Владимирович, а вас Маруся Петровна… Здравствуйте! – вошел доктор.

– Здравствуйте, Александр Владимирович, – отозвалась дама. – Вот хорошо, что зашли! У меня нездорова девочка. Боюсь, что ангина. Посмотрите ее, пожалуйста!

– Хорошо, сейчас. У вас есть трубка? – спрашивает доктор.

– Нет.

– Ну, у меня есть. А где девочка?

– А вон на перилах. Видите белый хвост.

– Ну зачем «хвост»? – поднял брови. – Это же не попугай, а девочка! Она в ночной рубашке.

– Ну извини!.. Да, пожалуйста, выслушайте, доктор!

– Я сейчас. – и ты подошел к попугаю и постучал ему пальцем в палец – грудь и крылья. Потом, серьезный, ты вернулся ко мне.

– Ну что? – спросила дама под зонтиком.

– У вашей девочки поражение. аппендицита, – проговорил Александр Владимирович.

– Это опасно.

– Да, это опасно. Один процент выздоравливает, а две тысячи умерло.

– Ужасно! – отозвалась дама. – Но девочка поправится?

– Я не знаю, – пожал Александр Владимирович плечами и сказал: – Какой у вас красивый зонт! Где вы покупали?

– В Сан-Франциско, – ответила дама. – Но чем лечить девочку?

– Я сейчас скажу. Давайте ей рыбий жир.

– Но она не любит его.

– Ну, давайте его так: возьмите березового соку и сахару, сделайте сладкую-сладкую водицу – и ложку рыбьего жира…

– Чайную или столовую?

– Чайную… Да, а все это средство называется «Колодерма».

– Понимаю, – отозвалась дама и, усмехнувшись, посмотрела на свои загорелые руки.

Наступило молчание.

– А мы, кажется, встречались в Петербурге? – спросила дама, успокоив свою веселость.

– Да, встречались, – ответил Александр Владимирович и добавил: – Ведь у меня тоже есть дети.

– А какой вы моложавый! Сколько вам лет?

– Да, я очень моложавый. Мне сорок четыре года.

– А дети большие?

– Да, дети у меня большие. Моему сыну уже пятьдесят два года.

Но тут дама начала хохотать, хохотать, зонтик трясся в ее руке, – и засмеялся Александр Владимирович. Наконец, ты сказал мне весело и своенравно:

– Ну, чего вы смеетесь!..

Да, это, конечно, все пустяки: и то, что аппендицит ты лечишь Колодермой, и то, что сын у тебя старше тебя на восемь лет. Все, все пустяки! И ты, безусловно, отлично знаешь немецкую теорию относительности и знаешь новую теорию о происхождении молекулы. И еще ты знаешь, что и немцев обойдут, и Эйнштейна, и другого, – и вот хорошо пахнущая Колодерма лечит у тебя кишечник, а над временем ты просто смеешься.

И ты прав. Уверяю тебя!