Глава 7
Он проснулся от долгого сна.
Он был обнажен, его тело лежало на столе, голый металл холодил спину. Его руки и ноги были привязаны к столу, из раны на бедре хлестала кровь, которую никто не собирался останавливать, а вокруг были люди с оружием.
Люди в форме.
Желтолицые люди, которые разговаривали на незнакомом ему языке. Скорее всего, на китайском, но, не будучи востоковедом, за точность этого вывода он бы не поручился.
Шестеро автоматчиков стояли вдоль стен. Наверное, они должны были держать его под прицелом, но, поскольку он был привязан к столу и потерял сознание, они не посчитали, что это так уж важно.
Не посчитали, что в таком состоянии он мог быть им опасен.
Большая ошибка.
Двое были без оружия, они рассматривали какую-то окровавленную штуковину, лежащую на подносе. Он сопоставил свою рану на ноге и размер этой штуковины, и пришел к выводу, что, скорее всего, ее извлекли из его тела.
Ну, как его…
Он закрыл глаза, и на него нахлынули воспоминания о последних минутах. Сразу два потока, два водопада, и если один содержал его личную память, второй принадлежал кому-то другому.
Отринув первый поток, он погрузился во второй.
И тогда пришла ярость.
Нет, так неправильно.
Она не возникла из ниоткуда. Ярость всегда была с ним, ярость была неотъемлемой частью его существования, и он научился охлаждать ее, контролировать ее, жить вместе с ней, черпая в ней силы продолжать.
Он и сейчас не стал выпускать ее из-под контроля. По крайней мере, полностью. Он слишком хорошо знал, что будет, если он поддастся течению.
Ярость текла мимо него полноводной рекой, а он зачерпнул из нее всего пару пригоршен.
Сначала он убил автоматчиков, сделал это максимально жестоко, кроваво и показательно, размазав их по стенам.
Те двое не успели ничего сообразить. Они только начали поворачивать головы, и ни изумление, ни страх еще не успели искать их лиц, когда он остановил их сердца.
Ничего личного, никакого милосердия.
Просто ему нужна была одежда.
Он порвал ремни, сковывающие его тело, сел на столе. Кровотечение остановилось, он знал, что так будет, и знал, что если эта рана не убила его до этого момента, то уже и не убьет, но на всякий случай разорвал рубашку одного из этих типов и перевязал порез.
Одеваясь, он прислушивался и осматривался. Не как обычный человек, а как тогда… В старые недобрые времена.
Впрочем, добрых времен он для себя практически и не помнил.
Вокруг были люди, много людей, и часть из них уже бежала сюда, отреагировав на картинку с видеокамер. Он убил их всех, не заботясь о том, как это будет выглядеть.
Затем, он стал больше, разглядывая место, в котором его держали, с высоты птичьего полета. Люди с оружием, люди без оружия, строения, военная техника…
Поскольку подавляющая часть людей без оружия была сосредоточена вне зданий и довольно далеко от техники, он рассудил, что может особо не сдерживаться.
И ударил сильнее. Круша здания и сминая танки.
Ему это было не впервой.
Когда стены рухнули, часть людей бросилась наружу. Он знал, что территория оккупирована, и далеко сбежать им все равно не удасться, но они все равно побежали, а вслед за ними двинулись и остальные. В этом не было большого смысла, но он, что после сотворенного им ничего хорошего их здесь все равно не ждет, а так они смогут отвлечь на себя часть внимания.
Единственным уцелевшим зданием было то, в котором он находился.
Людей в нем уже не было. Ни вооруженных, ни безоружных.
Окружив себя защитой, он вышел наружу.
Ранняя ночь, прохладный воздух, звезды в пока еще ясном небе, которое только начал заволакивать дым пожарищ…
Разрушенные здания, покореженная техника, привычная пороховая гарь…
В него все-таки начали стрелять, но пули не могли преодолеть его защиту и бессильно падали на землю. Ответным ударом он растер противника в пыль.
Без жалости, но и без особого торжества.
Даже без удовлетворения от хорошо проделанной работы.
Он уже понял, что это была чужая война.
Его война еще ждала его впереди.
