Глава 26
— Ты мог остановить его в любой момент, — сказал Лев. — Почему ты все это не прекратил?
Из его ноги уже достали пулю, рана была обработана, зашита и перевязана, а Ольга вкатила ему еще одну дозу обезболивающего. Он мог даже ковылять по комнате, опираясь на принесенную кем-то из соратников палку. В данный момент он доковылял до диванчика и тяжело плюхнулся на него.
— Я задумался, — сказал Ломтев.
— Ты задумался, а мне теперь хромать весь остаток жизни.
— Смени тон, — посоветовал Ломтев. — А то остаток окажется куда короче, чем ты думаешь.
— Да что уж теперь, — мрачно сказал Лев. — Мной заинтересовалась СИБ, я в розыске, мне надо уходить за границу, а я не уверен, что я настолько ценный кадр для организации личного коридора. А теперь я еще и ходить полноценно не могу.
— Печальна твоя участь, — равнодушно сказал Ломтев. — Но ты всегда можешь обратиться к целителю.
— Для этого в любом случае надо выбраться за пределы империи.
— Революция — это жертвы, — сообщил Ломтев. — Это тебе не фонариками во дворах светить. Это опасная игра, и когда ты в нее включаешься, ты должен правильно оценивать все риски и быть к ним готовым. Или тебе стоит поиграть во что-то другое.
— Тебе легко говорить.
— Да, — согласился Ломтев. — Мне легко говорить, потому что я уже потерял все. Почти все. И единственное, что у меня осталось важного, это жизнь мальчика.
— Которую ты сам поставил под угрозу, ликвидировав этого жалкого…
— Я дал ему слово, — сказал Ломтев. — Когда-то очень давно. Я привык держать свое слово.
— Любой ценой?
— Послушай, Лев, — сказал Ломтев. — Обнаружение — это был вопрос времени. За последние ночи случилось так много разрушений, что они и так скоро бы узнали о моем возвращении в город. В нашем плане это ничего не меняет.
— А если император уедет из города?
— Нет, — сказал Ломтев. — Не уедет.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я знаю этого человека, — сказал Ломтев. — И я понимаю, какую систему власти он все эти годы выстраивал. Если он побежит, это будет признанием, что он не контролирует ситуацию, и тогда те, кто ниже, получат сигнал. Как только Акела промахивается, стая начинает задавать вопросы.
— Кто промахивается? О чем ты?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — сказал Ломтев. — Местные пирамиды власти держатся при условии, что на вершине стоит самый страшный, а Менщиков — не Романов и не Виндзор, которые могли — а в случае Виндзоров могут и до сих пор — полагаться только на силу, задействуя мозг лишь по минимуму. Дар Меншикова, скажем так, менее зловещ и менее ультимативен, что делает его более зависимым от князей. И как только князья начнут сомневаться, тут все и зашатается. Он не побежит.
— К тому же, у него есть личное убежище, которое, хоть и выключает его на время из большой игры, но делает неуязвимым.
— Да, и я понимаю, что вас устроит и этот вариант, — сказал Ломтев.
— Он устроит всех, кроме тебя.
— В любом случае, он не побежит, — сказал Ломтев. — Ему нужно победить меня в бою. Своими ли руками, или руками своих вассалов — это здесь не столь важно.
— И ты сделал все, чтобы обеспечить ему такую возможность.
— Ваша тактика обречена на провал, — сказал Ломтев. — Громить склады, лаборатории, военные базы и научно-исследовательские центры — это все, конечно, хорошо и наносит империи урон, но урон не критический. Все, что я разрушил, они смогут возместить за пару месяцев. Нужно поднимать ставки.
— Еще немного и ты расскажешь, что с самого начала так все и планировал.
— Я ничего не планировал, — сказал Ломтев. — В такой ситуации планировать бессмысленно, слишком много вводных, слишком много неучтенных факторов и тех, что зависят не от тебя. У меня есть цель, и я к ней иду.
— Да, я вижу.
— Так ты дашь мне посмотреть компромат на Кислицкого?
Лев застонал. Может быть, просто обезболивающее понемногу прекращало действовать.
— На самом деле, никакого компромата нет? — уточнил Ломтев.
— Да там его тонны, — сказал Лев. — Но там нет ничего такого, чего император бы не знал или не мог бы простить с учетом того, что Кислицкий для него делает. Мы можем попытаться вызвать скандал, можем запятнать его репутацию в обществе, но реальная опасность для него может возникнуть только со стороны власти, а эта сторона как раз надежно прикрыта. Даже если бы у нас была видеозапись, как он пьет кровь похищенных младенцев, императора мы бы ей пронять все равно не смогли.
— Путь разведчика — это путь лжеца, — сказал Ломтев.
— Да какой я разведчик?
— Скажем прямо, не очень хороший.
Лев обвел взглядом окружающую их разруху.
— Ресурсов пока выделяется недостаточно, — сказал он.
— А больше их никогда и не выделят, — сказал Ломтев. — ДВР — не очень богатое государство, знаешь ли.
— У республики хороший потенциал, но ее душит империя.
— Она ее и задушит, — сказал Ломтев. — Давай начистоту. В случае успеха нашей операции вы выиграете для республики пару лет. Может быть, десять. Император мертв, начнется очередная борьба за власть, кланы вцепятся друг другу в глотки и отзовут свои войска от границ, наступят очередные смутные времена. Но смутные времена все равно когда-нибудь заканчиваются, и у вас нет никаких гарантий, что новый правитель, имя которого вы сейчас, скорее всего, даже угадать не сможете, оставит вас в покое. Территориальная целостность — это кровоточащая рана любой империи, и колония — или бывшая губерния или что там еще — может отстоять свою независимость только силой.
— Так и будет, — сказал Лев.
— Да ни хрена, — сказал Ломтев. — Китай решил свои проблемы и больше не заинтересован в очаге напряженности у границ, так что его поддержка будет, в лучшем случае, только моральной. Британцы сейчас хлебнут очередных проблем за океаном, и когда повстанцы окончательно договорятся с местными племенами, старые семейства будет ожидать большой сюрприз. Мелкие европейские государства, конечно, осудят агрессию, но исключительно на словах. Может быть, пришлют вам пару сотен бронежилетов, ящик с патронами и два громоотвода, но драться за вас они не станут. По факту вы останетесь с врагом один на один, а весовые категории у вас все-таки разные. Не сомневаюсь, что ДВР будет биться храбро и доблестно, по крайней мере, первые пару месяцев, а потом ее просто сомнут.
— А может быть и нет.
— Я удивлюсь, если будет не так.
— Ты не веришь, что за это время сама империя может измениться?
— Нет, — сказал Ломтев. — Пять-десять лет — это не срок для таких перемен, даже если их будут насаждать сверху. А этого никто делать не будет. На самом деле, нужно, чтобы сменилось несколько поколений, и то не факт, что не найдется достаточное число людей, которые будут скучать по сильной руке, которая их самих никогда не душила.
— И ты так думаешь, потому что…?
— Потому что у меня есть определенный жизненный опыт, — сказал Ломтев.
— Твой внук в общении определённо приятнее, — сказал Лев. — Даже несмотря на то, что он прострелил мне ногу.
— Он — хороший мальчик, — сказал Ломтев. — И я хотел бы, чтобы он таким и остался.
— Почему ты с ним больше не говоришь? — спросил Лев. — Почему ты сам ему не рассказал?
— Не знаю, — сказал Ломтев.
Он взял со стола пачку сигарет, выбил одну, прикурил от лежащей рядом зажигалки, с наслаждением несколько раз затянулся, а потом бросил недокуренную сигарету на пол и тщательно ее затоптал.
— Может быть, мне просто стыдно за то, что я… вот такой, — сказал он. — И не нашел другого способа ему помочь. Может быть, я просто боюсь, что общение со мной сделает его хуже. Сам видишь, я — не самый приятный собеседник.
У Льва была еще одна версия, которая бы все объяснила, но он оставил ее при себе.
***
Ник пришел в себя.
Он лежал на кровати, судя по виду из окна, на первом этаже того же полуразвалившегося здания, и его правая рука наручниками была пристёгнута к массивному изголовью. Рядом на стуле сидела Ольга.
— Вот так значит, да? — спросил Ник, для наглядности звякнув наручником.
— Это для безопасности.
— Моей, разумеется?
— Не только, — сказала она. — Ты прострелил Льву колено.
— Я не специально, — сказал Ник. — Но не могу сказать, что мне очень жаль. Он врал мне.
Она промолчала.
— Впрочем, мне всю жизнь врут, — сказал Ник. — Что уж тут жаловаться на посторонних людей, если мой отец лгал мне, глядя в глаза? Оба моих отца, если быть точным. И биологический, и приемный.
— Я об этом мало что знаю, — сказала Ольга.
— А почему я вообще здесь? — спросил Ник.
— В этом доме? Здесь безопасно.
— Нет, — сказал Ник. — Почему я здесь вообще? Вам же нужен не я. Вам нужен Ломтев, так какого черта меня вернули?
— Это он настоял, — сказала Ольга. — Говорит, что не хочет занимать тело дольше, чем это необходимо.
— Почему же?
— Потому что это может тебя убить, — сказала Ольга. — По крайней мере, он так считает. А твоя жизнь для него на самом деле важна и он пытается тебе помочь.
— О, как я это ценю, — сказал Ник. — Дед, ты не хочешь появиться, чтобы я мог сказать тебе, как я ценю твою заботу? Или ты и так все слышишь? Хотя бы кивни в ответ.
Ломтев не появился.
Впрочем, на самом деле Ник этого и не ждал.
— И какой план? — спросил он. — Кого будете убивать следующим?
— Я не знаю, — сказала Ольга. — Меня в это не посвящают.
— А тогда зачем ты здесь?
— Чтобы наблюдать, — сказала она. — Может быть, ты захочешь есть. Или пить.
— Или в туалет, — подсказал Ник.
— Еще слишком рано, — сказала Ольга. — Он… сделал все дела, перед тем, как уйти.
— Как здорово, — сказал Ник.
Разумеется, он смотрел приключенческие фильмы, в которых герои запросто избавлялись от нежелательных браслетов. Общеизвестно, что любой наручник можно открыть скрепкой. Нужно только где-то раздобыть скрепку, а потом пару часов ковыряться в замке, надеясь, что тебе повезет.
Или можно вывернуть большой палец из сустава, протащить кисть через кольцо, а потом вправить его обратно. Наверняка существуют и более экзотические способы, но что потом?
Допустим, Ольга сопротивляться не будет, Лев сейчас явно не боец, а его прибежавших коллег можно будет огреть вот этим самым стулом, отобрать у них оружие, и…
Какой во всем этом смысл, если враг не только снаружи, но и внутри, и перехвативший контроль Ломтев можем вернуть Ника в исходное состояние меньше, чем за минуту, сведя в ноль несколько часов усилий?
Нет, эта битва была проиграна еще до ее начала.
Ник посмотрел в окно. На улице было еще светло, и, скорее всего, это все тот же день. Значит, Ломтев приходил ненадолго, и если и совершал какую-то вылазку, то очень недалеко.
Скорее всего, еще не совершал. Ждет ночи.
Беспомощность угнетала. И не столько физическая, сколько вообще.
Не было никакого смысла быть Кларком, расстреливающим десятки врагов, если главный враг живет у тебя в голове и вот с ним-то ты как раз ничего сделать не можешь.
Сам Ник даже не замечал того момента, в который Ломтев перехватывал контроль над телом. Для него это было, как один миг.
Период, просто выпадающий из памяти. Из жизни. Как в принципе можно такому противостоять? Может быть, и существуют какие-то техники ментальной борьбы, в этом безумном мире может существовать вообще что угодно, но как их найти и изучить так, чтобы сосед по черепной коробке ничего не заметил?
Кларк, пожалуй, был единственным, кто Нику не врал. Он просто говорил ему, что делать, и объяснял, что будет, если Ник этого не сделает. Но Кларку было практически на все наплевать, у него была задача — вывезти Ника из Австралии — и худо-бедно, и не без помощи Ломтева, он эту задачу таки решил.
Но в этой задаче Ник был условием, а для всех остальных он стал средством для достижения целей. Прокрутив в голове разговор с отцом еще несколько раз, Ник понял, что им манипулировали, подталкивая его к единственному выгодному для СВР решению. И даже если бы он выбрал бегство в Европу или жизнь на Дальнем Востоке, вне всякого сомнения, отец что-нибудь бы придумал, и в конечном итоге Ник бы все равно оказался в Москве.
Заложником у людей, которым нужен разрушительный дар Ломтева. И им все равно, что Ломтев будет делать, лишь бы он навел шороху и убил как можно больше людей. А за дедом, как Ник помнил из его истории, не заржавеет.
Ник не знал, чем Ломтев занимался в своем мире, но вряд ли это был уход за садом, проектирование домов или какая угодно еще мирная профессия. Слишком уж легко он срывался в насилие. Слишком легко начинал платить кровью там, где можно было бы поискать и другой способ.
— Ты его видела? — спросил Ник.
— Да.
— И как он тебе?
— Сложно сказать. Он одержим местью. И он на самом деле хочет тебе помочь.
— Вопрос только в том, чего он хочет больше, да?
— Он пытается совместить одно с другим.
— Но получается не очень, — сказал Ник. — Знаешь, как погано, когда ты больше не хозяин своей жизни и не можешь принимать решений?
— Знаю, — сказал Ольга. — Многие так живут.
— Ну, все же не совсем так, — возразил Ник. — Ты говоришь про внешние обстоятельства, про всякие там вассальные обязательства, долг перед обществом и прочее. А у меня тут проблема в собственной голове.
— Да, — согласилась она. — Наверное, твой случай уникальный. Но я не думаю, что твое положение более тяжелое, чем у детей, умирающих от голода или рака, чем у людей, которых сейчас выгоняет из их домов Освободительная Армия Китая, чем у тех, кого угораздило поселиться на спорных территориях и они годами живут под обстрелами, чем у тех, чьи жизни отнимает очередная грызня древних родов. Жизнь жестока и несправедлива.
— И я должен это принять?
— Ты должен надеяться на лучшее, — сказала она. — У тебя-то есть все основания для такой надежды. Скоро все кончится…
— И дед ускачет в закат при помощи человека, с которым мне так и не дали встретиться? — уточнил Ник. — Я уже даже не уверен, что он на самом деле существует. Не говоря уж о его чудесных способностях по переносу чужого сознания.
— Он существует, — сказала она. — И он на самом деле может переносить сознания.
— Откуда ты знаешь?
Ольга помолчала, выбирая формулировки.
— Я здесь уже восемь лет, — сказала она наконец. — Я родилась не здесь. Возможно, в тот самом мире, из которого пришел твой дед. Меня переместили сюда, чтобы шантажировать моего брата, который оказался в теле главы этого рода. С тем, чтобы он сделал… Чтобы он привел весь род вот к этому…
Она обвела комнату рукой.
— И где сейчас твой брат? — спросил Ник.
— Убит, — сказала она. — На дурацкой дуэли, от вызова на которую он не смог уклониться.
— Мне жаль, — сказал Ник.
Значит, старая схема все еще работает. Работала все это время, может быть, с небольшим перерывом в то время, когда Менщиков был… не здесь.
И много ли семейств он таким образом уже контролирует?
— И твоя сила…
— У меня нет никакой силы, — сказала она. — Я при переходе не получила ничего. И мне пришлось убить предыдущую владелицу этого тела.
— Значит, ты тоже не знаешь, как дед получил такое могущество, — сказал Ник.
— Наверное, уже никто этого не узнает, — сказала она.
Ник погрузился в размышления. История Ольги, конечно, довольно печальная, но она внушала ему надежду. Из нее следовало, что Проводник на самом деле существует и не утратил своего дара и по сей день, и значит, что он действительно может помочь.
Главное, правильно его попросить, но у Ломтева наверняка найдутся аргументы для этого спора.
Если, конечно, все пройдет так, как он задумал.
Через полчаса приковылял Лев.
— Как ты? — спросил он.
— Бывало и лучше, — сказал Ник, позвенев наручником.
— У меня тоже, — сказал Лев и скосил глаза на свою ногу.
— Такое случается, — сказал Ник. Сожалений он по-прежнему не испытывал. В конце концов, Лев тоже в него стрелял, и вообще…
— Это да, — согласился Лев и притянул Нику тонкую папку, которую держал в свободной от палки руке. — Решил принести тебе немного позитива.
Ник открыл папку, неуклюже орудуя одной рукой, и оттуда выпали несколько фотографий. На них был запечатлён молодой человек, лежащий на больничной койке. Лет ему, на вид, было примерно столько же, сколько и Нику, правильные черты лица, в чем-то даже симпатичный, только стрижка дурацкая…
— Это и есть тот самый знаменитый компромат? — недоверчиво спросил Ник. — И что в этом такого компрометирующего?
— Это не компромат, — сказал Лев.
— Тогда кто это человек?
— Неважно, кто он, — сказал Лев. — Важно, что у него почти идеально здоровое тело, но из-за перенесенных в детстве психологических травм он абсолютно безумен и практически не осознает себя. Он уже несколько лет в кататоническом ступоре, что делает его идеальным донором для переноса сознания.
— Здорово, — без всяческого энтузиазма сказал Ник.
— Так что ты сейчас смотришь на свое новое тело, — сказал Лев. — Конечно, оно немного не в форме, но пара месяцев зарядок и правильного питания, и…
— Постой-ка, — сказал Ник. — Что значит «мое»? Я думал, что если вы выполните свою часть этой сделки, то уйдет он…
Лев тяжело вздохнул.
— А ты уверен, что это лучший вариант? За кем, по-твоему, будут охотиться спецслужбы всего мира, если твой дед выполнит свою часть сделки? За князем Ломтевым или никому не известным молодым человеком, который чудесным образом излечился от психической болезни и уехал на юг Италии для поправки здоровья? Ты уверен, что захочешь влезть в это противостояние, не имея деда для подстраховки?
— Я… Мне нужно время, чтобы все это осмыслить.
— Конечно, — лучезарно улыбнулся Лев. — Мне оставить фотографии?
— Пожалуй, не надо, — сказал Ник.
Лев убрал фотографии в папку, на мгновение задержавшись на крупном плане лица несчастного.
— Наступит день, и ты откроешь вот эти глаза, — пообещал он.
