После относительно понятного, более или менее исторического Олега мы снова попадаем в зону сомнений. Со вторым правителем, Игорем, в Летописи явно какая-то путаница. Годы его жизни и основные ее события вроде бы точно названы, но как-то всё это не складывается.

Итак, это вроде бы сын Рюрика, осиротевший в очень раннем (считается, что трехлетнем) возрасте и потому оказавшийся на попечении своего старшего родственника Олега. То, что, повзрослев и возмужав, княжич не стал владетельным князем, допустим, не особенно удивительно. Государство пока не очень похоже на монархию в привычном смысле. Это всё еще варяжское воинское общество, просто обзаведшееся собственной территорией, и, как во всяком подобном социуме, управляет им сильнейший. Ни о каких конфликтах между «регентом» и «кронпринцем» (назовем их так) Летопись не упоминает. Игорь смирно «хожаше по Олзе» («ходит за Олегом»). Отправляясь в поход на Царьград, правитель без опаски оставляет Киев на своего питомца. Про собственных детей Олега тоже нигде не говорится – допустим, их не было.

В 913 году, то есть в сорок три года (не забываем про то, что в девятом веке Летопись на шесть лет обсчитывалась и Рюрик умер не в 879 году, а в 873-м) Игорь Рюрикович наконец становится киевским князем. Погибает он в 945 году, то есть, выходит, семидесятипятилетним. В те времена до такого возраста доживали очень редко, а кому удавалось, были ветхими старцами. Ни один из российских монархов задокументированной эпохи не дотянул и до семидесяти (дольше всех жила Екатерина Великая – до шестидесяти семи), а «Повесть временных лет» начинается с двух подряд рекордсменов-долгожителей: Олега и Игоря. Маловероятно.

К тому же, как мы увидим, в глубокой старости Игорь вдруг ни с того ни с сего очень активизировался и окончил жизнь при весьма бодрых обстоятельствах. Что ж, в конце концов могло быть и такое, все старятся по-разному. Но у Игоря остались трехлетний сын и вдова Ольга – достаточно молодого возраста, чтобы к ней сватались. При этом «Повесть» уверенно сообщает, что на Ольге княжич женился еще в 903 году. Вот это уже совершенно невозможно. Версия о том, что у Игоря было две разных жены – обе Ольги, – не работает. Специально указано: «приведоша ему жену от Плескова [Пскова], именем Ольгу» – речь безусловно идет об Ольге-Хельге, будущей киевской правительнице, которая была родом из-под Пскова.

Резоннее предположить, что было два Игоря. На ту же мысль наводит и уже упомянутая странная особенность этого правления. Оно напоминает двугорбого верблюда: после активности 913–920 годов Игорь на двадцать лет будто засыпает, а затем – получается, что в более чем семидесятилетнем возрасте – опять преисполняется кипучей энергией. Он затевает один за другим два колоссальных похода на Константинополь, а потом не может угомониться и еще отправляется в последнюю, роковую экспедицию.

Если бы Игорей было два – один Игорь Рюрикович, а второй, допустим, его сын, тоже Игорь, но Игоревич, всё встало бы на свои места. Разумеется, это совершенно произвольное, никакими фактами не подтвержденное предположение, но оно объяснило бы несостыковки «Летописи».

Исходя из этой гипотезы, Игорь-1 занимался в основном внутренними проблемами. Сразу же после смерти Олега взбунтовались древляне, отказавшись признавать власть Киева. В следующем году Игорю пришлось на них «идти». Он подавил мятеж и в наказание обложил лесное племя более тяжелой, чем прежде, данью.

На старинных гравюрах Игоря изображали несколько абстрактно – бог знает, как он выглядел

Еще через год, в 915-ом, на Русь впервые нагрянули печенеги. Это был кочевой народ тюркского корня, пришедший из Великой Степи в результате извечного «эффекта домино», как это случалось и прежде, и позднее. Из родных краев, с территории современного Казахстана, печенегов вытеснили более многочисленные огузские орды; печенеги двинулись на восток, к Волге, и, в свою очередь, погнали угров. Те, как мы помним, откатились к Киеву, но Олегу каким-то образом удалось спровадить пришельцев дальше на запад. Прошло около двадцати лет, и вот теперь до Днепра добрались новые незваные гости.

Достоверных сведений о печенегах – народе, канувшем в Лету, – сохранилось немного. Кажется, они были черноволосыми, но не узкоглазыми, бороды брили и даже по тем временам слыли нечистоплотными («пожирали вшей», пишет византийский источник). Государства у печенегов не было, они кочевали восемью ордами, иногда орды объединялись, и тогда соседям приходилось туго.

Но в тот раз кочевники «створивше мир с Игорем» и отправились за добычей на Дунай, где приняли участие в болгарско-византийской войне.

Однако так удачно, как с уграми, удалившимися за Карпаты, на сей раз не получилось. Печенеги вернулись и прочно обосновались на богатых травами просторах северного Причерноморья. Они надолго станут соседями Киева и, увеличившись численно, будут доставлять ему много неприятностей.

Первую по счету печенежскую войну пришлось вести в 920 году. Очевидно, киевский князь без труда сумел отбить нападение – «Повесть» лаконично констатирует лишь: «Игорь же воеваше на печенегы».

Больше гипотетический Игорь-1 потомкам ничем не запомнился.

В 940-е годы после длинного ряда «пустых» лет «Повесть» вдруг становится многословной. Начинаются большие события. «Пассивного» Игоря-1 (возможно) сменяет «активный» Игорь-2.

В 941 году состоялся большой морской поход на Константинополь. Сведения, сообщаемые Летописью, можно сопоставить с византийскими источниками. Это первое крупное событие русской истории, так сказать, доступное верификации.

«Повесть» рассказывает о фактической стороне дела довольно подробно.

Князь собрал флот в десять тысяч кораблей. Это, конечно, безбожное преувеличение. Собралось бы 400 тысяч человек – всё население тогдашней киевской Руси могло не достигать такой цифры. Византийцев о нашествии предупредили болгары, мимо чьих берегов должна была проследовать армада. Русы разграбили побережье, творя всяческие зверства: распинали пленных, вбивали им в голову гвозди, «стрелами растреляху» и прочее. Собственно, Летописец тут почти дословно воспроизводит текст византийских хроник, ничего не смягчая. Интересно психологическое раздвоение автора: он вроде бы русский, но не может быть на стороне язычников, которые «мьного же и святых церквий огьневи предаша».

Потом византийцы стянули к столице войска. Произошло сначала сухопутное сражение, в котором греки с трудом «одолеша», отогнав русских к кораблям, а затем и морская битва, где императорский флот одержал уже окончательную победу, используя свое секретное оружие – огнеметы, спалившие игоревы ладьи «якоже молонья» [как молния]. Кажется, русские тогда впервые столкнулись с «греческим огнем», не гаснувшим даже в воде.

Греческий огонь. Скилица. «Хроники»

Всё это, в общем, соответствует иноземным источникам. «Первым вышедший на своем дромоне патриций [Феофан] рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнем, остальных же обратил в бегство». Часть ладей спаслась тем, что, имея низкую посадку, ушла по мелководью, куда не могли заплыть византийские корабли.

После жестокого разгрома князь не отказался от своего намерения захватить столицу тогдашнего мира. Он начал готовить новый поход.

Скорее всего это упорство объяснялось государственной необходимостью. Условия Олегова договора, определявшего жизненно важные для Руси отношения с империей, по-видимому, больше не соблюдались византийской стороной. Это предположение подтверждается тем, что поход 944 года, на сей раз удачный, завершился не нападением на Царьград, а заключением нового договора.

Как уже говорилось, дело обошлось военной демонстрацией, но она была чрезвычайно масштабной. Про «десять тысяч кораблей» Летопись на сей раз не фантазирует, но перечисляет славянские племена, которые князь мобилизовал для экспедиции, присоединив к войску варягов (раз они упоминаются отдельно, то речь видимо идет о специально нанятых пришлых викингах).

Шли и по морю, и по суше. Из Крыма в Константинополь донесли: «Се идуть Русь, покрыли суть море корабли». Из Болгарии сообщили, что русы наняли и печенегов, которые к тому времени превратились для придунайских областей империи в серьезную угрозу.

Византийцы, как в аналогичной ситуации с Олегом, решили, что выгоднее откупиться. Они заплатили Игорю (и отдельно печенегам) дань, а также, по-видимому – опять, как в тот раз, – согласились подписать новый договор.

Игорь отпустил наемных печенегов пограбить Болгарию, а сам вернулся домой.

В следующем 945 году (по византийским, более надежным источникам, это произошло в 944 году) в Царьград прибыло большое посольство. В сохранившемся перечне из полусотни имен подавляющее большинство явно скандинавские (Вуефаст, Шихберн, Шибрид, Стегги, Алвад, Турбрид, три Турберна, два Роальда и так далее). Это дает нам представление об этническом составе ранней киевской аристократии.

«Великый князь рускый и бояре его да посылають… к великым цесарем грецкым корабли, елико хотять, с послы своими и гостьми», – говорилось в договоре, из чего можно заключить, что ранее имелись какие-то ограничения, ныне отменяемые. Однако новый договор, кажется, был менее выгодным, чем предыдущий, и в нем появились нотки неравноправия. В случае нападения болгар (враждебных империи) на византийский Крым, кесарь мог «повелеть» князю русскому «да их не пущает». Более того: если император потребует военной помощи против любых своих врагов, то имеет право запросить воинов «елико хощем». По сути дела, право торговли сопровождалось чуть ли не вассальными обязательствами. И все равно для Киева это было выгодно.

Но своим относительным успехом Игорь попользовался очень недолго.

Осенью того же 945 (или 944) года в Киев вернулся Свенельд, предводитель наемных викингов, которые на обратном пути с Дуная куда-то свернули и хорошенько там поживились. Дружина Игоря обзавидовалась тому, в какие «порты» разоделись «свенельдовы отроки», и стала требовать тоже какой-нибудь добычи. Чтобы далеко не ходить, князь повел их «в Дерева», то есть в соседние леса, к древлянам. Обложил их вдобавок к прежним поборам еще и новыми, для чего пришлось применять насилие. Потом пошел с добычей обратно, но ему показалось мало, и неугомонный князь вернулся за новой поживой, причем взял с собой только часть дружины, должно быть, уверенный в том, что древляне запуганы и не посмеют сопротивляться. Он ошибся. Терпение лесных жителей иссякло. Они перебили свиту Игоря, а самого его убили – по преданию, привязали к двум согнутым деревьям и разорвали надвое.

Убийство Игоря древлянами. Неизвестный художник XIX века

В деятелях ранней русской истории очень трудно разглядеть черты личности – сохранившиеся сведения обычно слишком лапидарны, но в Игоре-2 характер вполне угадывается. Судя по всему, это был человек упрямый, алчный и нерасчетливый. В первом византийском походе он попусту потратил время на грабежи, дав грекам возможность стянуть войска. Договор, который он заключил с империей, как мы видели, получился подмоченным. Поведение князя в древлянской истории выставляет его и вовсе человеком недалеким. Можно также догадаться, что Игорь не пользовался авторитетом у собственных приближенных. Дважды он уступает их давлению: сначала во время второго византийского похода, когда дружина не хочет биться с греками и довольствуется подарками («послуша их Игорь»), и потом, когда воины фактически вынуждают его отправиться в роковую древлянскую экспедицию.

Но трагически закончилась не только жизнь второго (или третьего?) киевского правителя.

Гибель государя поставила под угрозу и само молодое государство. Ведь наследнику Святославу, согласно Летописи, в это время было всего три года.