Глава 2

Миссис Джерати распахнула входную дверь дома католического священника – как обычно, резко, словно с налету. Это было похоже не столько на открывание двери в ответ на звонок, сколько на триумфальный маневр в стиле «Ну теперь-то ты мне попался!».

– И что тебе нужно? – воинственно вопросила она.

На крыльце стоял мальчик – весьма невзрачный, из тех, кого нелегко заметить и нелегко запомнить, – в общем, похожий на множество других мальчиков. Он громко шмыгал носом, потому что у него был насморк.

– Это дом священника?

– Ты про отца Гормана?

– Он нужен, – сказал мальчишка.

– Кому он нужен и зачем?

– Бенталл-стрит, двадцать три. Женщина говорит – она помирает. Вот миссис Коппинз меня и послала. Это ж дом католического священника, так? Женщина говорит – викарий не подойдет.

Миссис Джерати заверила его, что в этом существенном пункте всё в порядке, велела ждать здесь и удалилась в дом. Спустя три минуты появился высокий пожилой священник с небольшим кожаным саквояжем в руке.

– Я отец Горман, – сказал он. – Бенталл-стрит? Это возле сортировочной станции, не так ли?

– Совсем рядом, доплюнуть можно.

Они пошли рядом; священник двигался свободным, широким шагом.

– Миссис Коппинз, ты сказал? Так ее зовут?

– Она – хозяйка дома. Сдает комнаты, вот что. А вас зовет одна из жиличек. Кажись, ее зовут Дэвис.

– Дэвис? Не знаю, не знаю. Не припоминаю…

– Да она из ваших, точно. Католичка в смысле.

Священник кивнул. Они вскоре дошли до Бенталл-стрит, и мальчик показал на высокий унылый дом в ряду других высоких и унылых домов:

– Тут.

– А ты не идешь?

– Да я не отсюда. Миссис Коппинз дала мне шиллинг, чтоб я вам все передал.

– Понятно. Как тебя зовут?

– Майк Поттер.

– Спасибо, Майк.

– Не за что, – ответил Майк и ушел, насвистывая. Его не трогала надвигающаяся смерть кого-то другого.

Дверь дома номер двадцать три отворилась, и на пороге появилась миссис Коппинз, краснолицая крупная женщина, с энтузиазмом встретившая посетителя:

– Входите, входите! Совсем ей плохо, вот что я скажу. Лежать бы ей в больнице, а не здесь. Я туда и позвонила, да бог знает, когда они явятся, в нашито дни… Муж моей сестры ждал их шесть часов со сломанной ногой. Стыд и позор, вот что! Тоже мне, медицинская служба! Денежки берут, а когда они нужны, где их сыщешь?

Разговаривая, она вела священника вверх по узким ступенькам.

– Что с ней?

– Да грипп у нее. И вроде бы уже получшало. Вышла она спозаранку, вот что я скажу, а вернулась прошлым вечером страшнее смерти. Легла в постель, от еды отказалась. Доктора не захотела. А нынче утром вижу – вся огнем горит. На легкие перекинулось.

– Воспаление легких?

Миссис Коппинз, успевшая запыхаться, издала звук, похожий на свисток паровоза, – видимо, он означал согласие. Она распахнула дверь, пропустила отца Гормана в комнату и сказала через его плечо фальшиво-бодрым голосом:

– Вот и преподобный к вам пожаловал! Теперь все будет хорошо!

И удалилась.

Отец Горман сделал шаг вперед. Комната, обставленная старомодной викторианской мебелью, была чисто прибранной и аккуратной. Женщина в кровати возле окна слабо повернула голову. Она была очень больна – это священник увидел сразу.

– Вы пришли… Времени мало…

Она говорила в промежутках между тяжелыми вдохами:

– Злодеяние… Такое злодеяние… я должна… должна… Я не могу так умереть… Испове… исповедоваться в моем… грехе… ужасном… ужасном…

Полузакрытые глаза блуждали. С губ срывались монотонные бессвязные слова. Отец Горман подошел к кровати. Он заговорил так, как говорил часто – очень часто. Слова убеждения… слова утешения… слова его профессии и его веры. Мир снизошел в комнату. Мука исчезла из страдающих глаз.

А потом, когда священник закончил речь, умирающая заговорила снова:

– Остановить… Это надо остановить… Вы остановите…

Священник ответил с успокаивающей убежденностью:

– Я сделаю все, что потребуется. Можете довериться мне…

Чуть позже появились одновременно доктор и машина «Скорой помощи». Миссис Коппинз встретила их с мрачным торжеством.

– Как всегда, слишком поздно! – сказала она. – Она умерла…

Отец Горман возвращался домой в надвигающихся сумерках. Ночь обещала быть туманной, и туман быстро сгущался.

Священник на мгновение приостановился, нахмурившись. Какая странная, фантастическая история… Какая ее часть – порождение бреда и лихорадки? Есть в ней, конечно, и правда – но что в ней истинно, а что ложно?

В любом случае нужно записать фамилии, пока они еще свежи у него в памяти.

Члены Общества святого Франциска уже соберутся к тому времени, как отец Горман вернется.

Он резко свернул в маленькое кафе, заказал чашку кофе и сел. Пошарил в карманах сутаны. Ох уж эта миссис Джерати – просил же он зашить подкладку… А она, как обычно, не зашила! Записная книжка, затупившийся карандаш и несколько монет провалились в дыру. Отец Горман выудил пару монеток и карандаш, но достать записную книжку оказалось невозможно.

Принесли кофе, и он спросил, не могут ли ему дать листок бумаги.

– Это подойдет?

«Это» было рваным бумажным пакетом. Отец Горман кивнул, взял его и начал записывать фамилии; было очень важно не забыть фамилии. Вечно они вылетали у него из головы…

Дверь кафе отворилась, вошли трое молодых людей, одетых в эдвардианском стиле, и шумно уселись.

Отец Горман кончил писать, сложил бумажку и хотел убрать ее в карман, но вспомнил про дыру в подкладке. И тогда он сделал то, что часто делал и раньше, – сунул сложенный клочок в ботинок.

Тихо вошел какой-то человек и сел в дальнем углу. Отец Горман из вежливости сделал глоток-другой жидкого кофе, попросил счет и расплатился. Затем встал и вышел.

Человек, который вошел последним, похоже, передумал пить кофе; посмотрев на свои часы, он как будто спохватился, что перепутал время, встал и поспешил вон.

Туман быстро сгущался. Отец Горман пошел быстрей. Он отлично знал свой район и направился по изогнутой улочке вдоль железнодорожных путей. Может, он и слышал шаги позади, но не обратил на них внимание. А почему он должен был придавать им значение?

Удар тяжелой дубинкой был для него полной неожиданностью. Он качнулся вперед и упал…

Доктор Корриган, насвистывая «Отец О’Флинн», вошел в кабинет инспектора уголовной полиции Лежена и непринужденно обратился к нему:

– Закончил я с вашим падре.

– Результаты?

– Медицинские термины прибережем для коронера. Его от всей души шарахнули чем-то тяжелым по голове. Наверное, первый же удар его и прикончил, но неизвестный для верности добавил еще. Мерзопакостное дело.

– Да, – отозвался Лежен.

Это был темноволосый и сероглазый здоровяк с обманчиво мягкими манерами, но порой неожиданно выразительные жесты выдавали его происхождение от французских гугенотов.

Инспектор задумчиво спросил:

– Дело слишком мерзопакостное для обычного ограбления?

– А его ограбили? – поинтересовался врач.

– Похоже на то. Карманы были вывернуты, подкладка сутаны распорота.

– Они не могли надеяться на крупную поживу, – сказал Корриган. – Большинство приходских священников бедны, как церковные крысы.

– Ему размозжили голову… чтобы прикончить наверняка, – вслух подумал Лежен. – Хотелось бы знать почему.

– Есть два возможных ответа, – сказал Корриган. – Первый: действовал злобный молодой головорез, который любит жестокость ради жестокости, – таких в наши дни, к огромному сожалению, пруд пруди.

– А второй ответ?

Врач пожал плечами.

– Кто-то сознательно решил прикончить вашего отца Гормана. Такое возможно?

Лежен покачал головой.

– Вряд ли. Он был популярным человеком, в районе все его очень любили. Насколько известно, у него не было врагов. Ограбление тоже маловероятно. Если только не…

– «Не» – что? – спросил Корриган. – У полиции есть зацепка! Я прав?

– У него было при себе кое-что, что не забрали. Вообще-то, это лежало у него в ботинке.

Корриган присвистнул.

– Смахивает на шпионскую историю.

Лежен улыбнулся.

– Все гораздо проще. У него в кармане была дыра. Сержант Пайн разговаривал с его экономкой. Похоже, она слегка неряшлива. Не чинила вовремя его одежду, отлынивала от работы… Она призналась, что отец Горман время от времени засовывал бумаги и письма в ботинок – чтобы они не провалились под подкладку сутаны.

– А убийца об этом не знал?

– Ему бы такое и в голову не пришло! Если предположить, что ему нужен был именно этот клочок бумаги… А не жалкая горстка мелких монет.

– И что в записке?

Лежен открыл ящик стола и вытащил тонкую смятую бумажку.

– Просто список фамилий, – сказал он.

Корриган с любопытством проглядел записку.

Он приподнял брови.

– Вижу, я тоже в этом списке!

– Какая-нибудь из этих фамилий вам о чем-нибудь говорит? – спросил инспектор.

– Ни одна.

– И вы никогда не встречались с отцом Горманом?

– Никогда.

– Тогда особой помощи от вас не жди.

– Есть догадки насчет того, что означает этот список? Если он вообще что-нибудь означает…

Лежен уклонился от прямого ответа.

– Мальчишка зашел за отцом Горманом около семи вечера. Сказал, что женщина умирает и ей нужен священник. Отец Горман пошел с мальчиком.

– Куда? Если вам это известно…

– Известно. На проверку ушло немного времени.

Бенталл-стрит, дом двадцать три. Дом принадлежит женщине, миссис Коппинз. Больную звали миссис Дэвис. Священник пришел туда в четверть восьмого и провел с больной около получаса. Миссис Дэвис умерла как раз перед тем, как приехала машина «Скорой помощи», чтобы отвезти ее в больницу.

– Понятно.

– Следующий шаг отца Гормана мы проследили до «У Тони» – маленького третьесортного кафе. Вполне обычное заведение, никакой криминальной истории, закуски там паршивые и посетителей немного. Отец Горман заказал чашку кофе. Потом, очевидно, пошарил в карманах, не нашел того, что искал, и попросил у хозяина, Тони, листок бумаги. Вот, – Лежен показал пальцем, – этот самый листок.

– А потом?

– Когда Тони принес кофе, священник что-то писал. Вскоре он ушел, оставив кофе почти нетронутым – за что я его не виню, – закончив составлять свой список и сунув его в ботинок.

– Кто-нибудь еще там был?

– Трое пижонистых парней зашли и сели за один столик, пожилой человек уселся за другой. Этот позже ушел, так ничего и не заказав.

– Он последовал за священником?

– Возможно. Тони не заметил, как тот ушел. И не заметил, как тот выглядел. Описал его как ничем не примечательного субъекта. Респектабельного. Такого, который ничем не отличается от других. Кажется, среднего роста, в синем пальто – а может, в коричневом. Волосы не очень темные и не очень светлые. С чего бы ему иметь отношение к этому делу? Хотя кто знает… Он еще не явился, чтобы сообщить, что видел священника в кафе Тони, – но пока рановато. Мы просили всех, кто видел отца Гормана между четвертью восьмого и четвертью девятого, связаться с нами. Пока отозвались всего двое: женщина и владелец аптеки неподалеку. Я как раз собираюсь их опросить. Тело нашли в четверть девятого два маленьких мальчика на Уэст-стрит – знаете это место? Можно сказать, переулок, по одну сторону которого тянется железная дорога. Остальное вам известно.

Корриган кивнул и похлопал по листку.

– И что вы об этом думаете?

– Думаю, это важно, – сказал Лежен.

– Умирающая рассказала ему что-то, и при первой же возможности он набросал фамилии, чтобы их не забыть. Одно только «но»: стал бы он так поступать, если б ему рассказали это под тайной исповеди?

– Необязательно под тайной исповеди, – заметил Лежен. – Предположим – к примеру, – что имена связаны с… Ну, скажем, с шантажом.

– Это ваша версия?

– У меня пока вообще нет версий. Лишь рабочая гипотеза. Положим, этих людей шантажировали. Покойная либо сама была шантажисткой, либо знала о шантаже. В общем и целом идея такова: раскаяние, признание вины, желание насколько возможно загладить содеянное. Отец Горман взял эту миссию на себя.

– А потом?

– Все остальное – предположения, – признался Лежен. – Скажем, имел место рэкет и кто-то не захотел, чтобы ему перестали платить. Кто-то узнал, что миссис Дэвис при смерти и послала за священником. И вот что произошло после.

– Теперь я гадаю, почему напротив двух последних фамилий стоит вопросительный знак, – сказал Корриган, снова изучая бумажку. – Как по-вашему?

– Возможно, отец Горман сомневался, что правильно запомнил имена.

– Вместо «Корриган» могло быть «Маллиган», – согласился с ухмылкой врач. – Вполне возможно. Но уж такую фамилию, как Делафонтейн, либо запомнишь, либо нет – если вы понимаете, о чем я. Странно, что нет ни одного адреса…

Он снова перечитал список.

– Паркинсон… Паркинсонов завались. Сэндфорд… Тоже не редкая фамилия. Хескет-Дюбуа – попробуй выговори… Таких не может быть много.

Повинуясь внезапному импульсу, он перегнулся через стол и взял телефонную книгу.

– От Е до Х. Ну-ка, посмотрим… Хескет, миссис А… «Джон и Ко.», водопроводчики… Сэр Айседор… А, вот оно! Хескет-Дюбуа, леди, Элсмир-сквер, Юго-Запад-один, сорок девять. Может, позвоним сейчас?

– И что скажем?

– Что подскажет вдохновение, – легкомысленно ответил Корриган.

– Валяйте, – согласился Лежен.

– Что? – уставился на него доктор.

– Я сказал – валяйте, – точно так же легкомысленно отозвался инспектор. – И кончайте стоять с таким видом, будто вас застали врасплох. – Он сам взял трубку: – Соедините с городом. – Взглянул на Корригана: – Номер?

– Гросвенор, шестьдесят четыре – пятьсот семьдесят восемь.

Лежен повторил номер в трубку и передал ее Корригану:

– Желаю получить удовольствие.

Слегка озадаченный, доктор принялся ждать, глядя на инспектора. Гудки раздавались очень долго, но никто не отвечал. Наконец раздался женский голос, перемежающийся тяжелой одышкой:

– Гросвенор, шестьдесят четыре – пятьсот семьдесят восемь.

– Это дом леди Хескет-Дюбуа?

– Ну-у… Да… То есть… В смысле…

Доктор Корриган прервал эти нерешительные слова:

– Могу я поговорить с ней, будьте любезны?

– Нет, не можете. Леди Хескет-Дюбуа умерла в апреле.

– О!

Доктор Корриган, вздрогнув, проигнорировал вопрос: «Простите, а кто это говорит?» – и осторожно повесил трубку. Затем холодно взглянул на Лежена.

– Вот почему вы с такой готовностью позволили мне позвонить…

Инспектор злокозненно улыбнулся.

– В апреле, – задумчиво сказал Корриган. – Пять месяцев назад. Пять месяцев как ее больше не волнует шантаж – или какие там еще у вас были варианты… Она не покончила с собой, ничего такого?

– Нет. Умерла от опухоли мозга.

– Итак, возвращаемся к исходной точке, – сказал Корриган, глядя на список.

Лежен вздохнул.

– Мы вообще не знаем, имеет список отношение к убийству или нет, – заметил он. – Это могло быть обычным разбойным нападением в туманный вечер… И без случайного везения исчезающе мало надежды найти того, кто это совершил.

– Вы не возражаете, если я буду продолжать работать со списком? – спросил доктор Корриган.

– Валяйте. Желаю вам всей удачи в мире.

– Хотите сказать, что раз у вас ничего не вышло, то и я вряд ли чего-нибудь добьюсь? Не будьте так уверены. Я займусь Корриганом. Мистер, миссис или мисс Корриган – с большим вопросительным знаком.