2

В тот же вечер Дарелл вылетел в Лондон, где приземлился в девять утра по Гринвичу. В лондонском аэропорту было также сыро и жарко, как в Вашингтоне. Казалось, что весь мир обволокла эта неподвижная жара, характерная для середины лета. В обычно ясном и голубом небе Англии стояла дымка, и утреннее солнце казалось неестественно огромным.

Джон О'Кифи встретил его в аэропорту с папкой документов, удостоверявших его личность для голландских властей, и пачкой гульденов. Пока Дарелл дожидался самолета, вылетавшего в Амстердам, они выпили кофе.

– Очень рад снова встретиться с тобой, дружище, – сказал О'Кифи. – Я совсем погряз здесь в бумажной работе, мне так не хватает возможности отправиться с вами, ребята.

О'Кифи был рыжеголовым ирландцем с ослепительной белозубой улыбкой, чудесной женой – англичанкой, которую звали Клер, и четырьмя рыжими ребятишками – все они весело и беспечно обитали в старой большой квартире в Мейфер.

– Как поживает Клер? – спросил Дарелл, невольно улыбаясь в ответ.

– Она просто цветет. Ведет речь о пятом потомке, но я право не знаю. Мы надеялись в ближайшее время немного отдохнуть – купили коттедж в Девоне, это самое прекрасное место из всех, которые тебе когда-либо приходилось видеть...

О'Кифи невесело улыбнулся и заковылял к столу, держа чашку с кофе. Он потерял ногу в Корее, лишившись возможности заниматься оперативной работой. Но его ум был по-прежнему гибок, проницателен и склонен к анализу, так что его работа в отделе "К" приносила немалую пользу. С озабоченным выражением лица он манипулировал своей искусственной ногой, усаживаясь в кресло напротив Дарелла.

– Ты здесь, конечно, в связи с делом "Кассандры". Но нам, тем, кто корпит, не разгибая спины, это ничего не говорит, Сэм. Кстати, а что такое "Кассандра"? – О'Кифи нахмурился. – Складывается впечатление, что все здесь поглупели. Неужели все настолько плохо?

– Да, пожалуй.

– Ну, давай порассуждаем, – задумчиво протянул О'Кифи. – Кассандра – это что-то из греческой мифологии, не так ли? Троянская принцесса, дочь Приама и Гекубы, прорицательница, предрекавшая гибель, и это знание стало для нее проклятием, кажется так, – и все продолжалась до тех пор, пока Агамемнон не обратил ее в рабство, а его жена не убила ее. Наверняка кто-то выбрал это имя для названия операции, придавая ему какое-то значение и преследуя какую-то цель, Сэм.

– Не пытайся сам себя запутать, – сказал Дарелл. – Это кодовое название операции, дела по которой давно сдали в архив, и все надеялись, что их никогда оттуда не извлекут.

– Это было сделано не очень удачно. Так что я не могу не полюбопытствовать.

– Лучше не стоит, это может быть слишком опасно.

О'Кифи продолжал настаивать.

– Ведь Кассандра предсказывала ужасные вещи, в которые никто не верил, правильно?

– Будем надеяться, что наша операция так не закончится, – сказал Дарелл. – На когда вы планировали свой отпуск в Девоне?

О'Кифи скорчил гримасу.

– Клер сказала, что мы едем послезавтра.

– Мне очень жаль, Джонни, но тебе придется отложить поездку, – все это время ты мне будешь нужен. Мне хотелось бы, чтобы я мог в любой момент с тобой связаться, и ты можешь понадобиться мне в Голландии. Кстати, ты знаешь Пита ван Хорна?

– Конечно, я говорил с ним раз или два по спецсвязи. Рассудительный и педантичный человек. Торгует антиквариатом в Амстердаме.

– Это одно из его занятий, – кивнул Дарелл. – Он мой первый связной. Голландцы послали его на север, чтобы подключить к делу "Кассандры". Я встречусь с ним сегодня, чтобы послушать, что он может сказать. Позднее ты узнаешь об этом от меня или от Пита.

– Хорошо.

Дарелл встал и распрощался с О'Кифи.

– Спасибо, что встретил. Надеюсь скоро снова увидеть тебя и повидаться с Клер.

– Ты знаешь, что твои документы действительны только в Голландии, верно? – спросил О'Кифи.

– Если мне повезет, то ехать дальше не понадобится.

Он сел в следующий самолет, отлетавший в Амстердам, ежедневно из Лондона туда отправлялось одиннадцать рейсов, и незадолго до полудня приземлился в аэропорту Сипхол. В самолете он не встретил никого из знакомых. Из тех, кто той ночью пересек с ним океан, тоже никто в Амстердам не направлялся. Тем не менее, когда Дарелл оказался в Сипхоле с его современным терминалом, элегантной торговой зоной, спортивными площадками, миниатюрным экскурсионным поездом для туристов, он еще раз внимательно осмотрелся и использовал ряд хитроумных приемов, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Не то, чтобы это было так уж существенно, но если допустить хоть какую-нибудь ошибку, то скоро весь мир узнает об операции "Кассандра". И тогда ситуацию просто невозможно станет контролировать.

Дарелл был рослым мужчиной с хорошо развитой мускулатурой, жестким лицом и черными волосами, подернутыми преждевременной сединой, хотя он едва разменял четвертый десяток. Шел он легко и настороженно. Он всегда был очень внимателен. Он научился быть внимательным еще в самом начале своей работы, так как если не успеть научиться этому сразу, то позднее такой возможности уже не предоставлялось. Зато можно было умереть. Умереть самыми разными способами – от гарроты в марсельской аллее, от толчка в спину на платформе лондонского метро, от ножа в отеле Бангкока. Его работой была молчаливая и беспощадная война секретных служб, и он занимался ею уже давно. Иногда он размышлял над тем, что его запас живучести наверняка уже давно исчерпан. Иногда он чувствовал себя похожим на ту старую лису, за которой охотился в детстве в болотах Луизианы. Та лиса была мудрым зверем, изучившим все уловки, нужные, чтобы остаться в живых. Ему так никогда и не удалось ее поймать, и в душе он был даже доволен, что лиса оказалась хитрее. Будучи искусным игроком, Дарелл тоже умел привлекать удачу на свою сторону.

Взяв такси, Дарелл отправился в Амстердам, но так как до назначенной встречи еще оставалось время, решил прокатиться через Аальсмеер, чтобы бросить взгляд на небольшие зеленые островки, сплошь покрытые цветами, выращенными на продажу, он их полюбил в свои прежние приезды в Голландию. Он был влюблен в эту страну, ее словно сошедшие с почтовых открыток живописные ветряные мельницы, песчаные берега, длинные узкие каналы, обсаженные деревьями, луга, старинную средневековую архитектуру. Он почти забыл о преимущественных правах велосипедистов, несущихся по специальным велодорожкам, проложенным вдоль проезжей части улиц.

Ему доставляла удовольствие новая встреча с Амстердамом, с его прохладными, выложенными кирпичом улицами и обсаженными деревьями концентрическими каналами. Он попросил таксиста перед тем, как свернуть от центра безупречно чистого города к отелю, в котором обычно останавливался, проехать мимо королевского дворца на Дем-сквер и вдоль Кальверстраат с ее великолепными магазинами.

Отель "Спаанягер" был расположен в тихом тупичке, именовавшемся Меерхофплейн, который так и располагал к мирной спокойной жизни. Номер, заказанный ему О'Кифи, был уже готов и ждал его, хотя он заметил, что Амстердам буквально наводнен туристами.

Поставив чемоданы, он привычно проверил комнату. Два окна со створчатыми рамами выходили на обсаженный буками канал, у которого играли дети. Велосипедисты крутили педали на улице, полный туристов катер со стеклянной крышей неторопливо миновал поворот канала.

Он вернулся в комнату, глубоко вздохнул и решил, что она ему подойдет.

Затем Дарелл надел темно-синий летний костюм, белую рубашку и галстук спокойных тонов. Его одежда покроем и стилем вполне соответствовала моде жителей европейского континента, что давало возможность незаметно слиться с толпой в деловой части Амстердама. К тому же он достаточно хорошо говорил и понимал по-голландски, чтобы не слишком выделяться.

В два часа дня он подошел к кафе, расположенному возле деловой Лидсестраат, и заказал чашку кофе и еду, хотя по голландским стандартам для обеда было несколько поздновато. Поджидая связника, Дарелл принялся разглядывать толпу. Перед вылетом из Лондона он хотел было позвонить Дедр, но Макфи запретил все контакты. Чаще всего на задании, – пришло ему в голову, – он так же одинок, как вчистую разорившийся игрок, поставивший свой последний доллар на последнюю раздачу карт.

Давным-давно дедушка Джонатан научил его всем уловкам и приемам, нужным человеку, посвятившему себя искусству азартной игры. Старый Джон был одним из последних профессионалов, игравших на миссисипских пароходах, и детство Дарелла, проведенное в дельте реки, в испещренных солнечными бликами болотах Пеш Руж, было заполнено изучением премудростей, которые преподавал ему старик. Дед научил его всему, что следовало знать о разумном риске, безжалостной охоте, постановке ловушек и особенно уловках и хитростях, присущих человеку.

Дарелл улыбался, потягивая крепкий голландский джин и поджидая, когда подадут обед. С тех пор ничего не изменилось, – думал он, – кроме него самого. Много лет назад, когда дед послал его из края болот на север, в Йель, в Нью-Хейвен, он собирался стать юристом. Полагал, что станет судьей – и возможно даже будет заседать в Верховном суде. Но началась война, и все изменилось. Потом была служба в УСС и Джи-2, а позднее его пригласили пройти курс тренировок на ферме в Мериленде для последующей работы во вновь образованном отделе "К" в ЦРУ. Эта работа стала для него образом жизни, ее цель управляла всем остальным.

На ферме он научился убивать свернутой газетой или просто ребром ладони, если удар был направлен в жизненно важный нервный центр. Там его научили не доверять никому, ни мужчине, ни женщине, ни другу, ни врагу. Научили, что на земле нет мест, которые можно считать безопасными. Со временем все эти вещи стали просто рефлекторными. Всегда следовало оглядываться через плечо. Полагалось избегать личных привязанностей, так как те могли закончиться смертельным исходом. Когда верх начинали брать чувства – жалость, любовь, сентиментальность – шансы на выживание резко падали...

Дарелл взглянул на часы. Два тридцать. Пит ван Хорн опаздывал уже на тридцать минут относительно времени, о котором ему сообщили в Вашингтоне.

Он заказал еще кофе и продолжал рассматривать запруженную людьми тенистую улицу. Велосипеды, мопеды и маленькие европейские автомашины неслись непрерывным потоком, сворачивая за кафе. За углом, где высокие кирпичные дома с остроконечными крышами в стиле голландского ренессанса смотрели на канал, были видны неторопливо плывущие моторные баржи, направляющиеся в район порта на Эйселмере. В окнах туристских автобусов мелькали глуповатые физиономии с вытаращенными глазами. Голуби медленно прогуливались по плиткам на открытой площадке кафе в поисках укрытия от жаркого августовского солнца.

В два тридцать пять Дарелл бросил на круглый столик бумажку в несколько гульденов и ушел.

Он не знал причины, по которой Пит ван Хорн мог опоздать.

По крайней мере, веской причины. Пит ван Хорн содержал для ЦРУ квартиру, расположенную над его антикварной лавкой неподалеку от Кальверстраат, на Кюпплейн 45. Та использовалась для временной остановки курьеров, как хранилище документов, одежды или оружия агентов, пробиравшихся на восток или на запад, из Англии на континент. Там же находился мощный радиопередатчик, работавший по любительской лицензии, с которого под видом светской болтовни с американским радиолюбителем можно было отправлять непосредственно на радиостанцию в Вашингтоне шифрованные послания.

К дому 45 по Кюпплейн от кафе можно было дойти пешком. Дарелл медленно брел сквозь толпу, заполнявшую тротуары, разглядывал витрины магазинов, купил газету и пачку голландских сигарет. За ним никто не шел. Убедившись в этом, он свернул в проход позади антикварной лавки, открыл дверь, разрисованную под голубоватый дельфтский фаянс и украшенную безукоризненно начищенным дверным молотком, и, пройдя по двум узким маршам покрытой ковром лестницы, поднялся на третий этаж. Из дверей в противоположном конце коридора торопливо вышла женщина и, хотя Дарелл поднимался совершенно бесшумно, она тут же его заметила. Она была невысокой и плотной, среднего возраста, белокурые волосы спрятаны под чепец. Глаза смотрели холодно и безразлично.

– Да, минхер?

– Я ищу Пита ван Хорна, – сказал Дарелл.

– Если вас интересует антиквариат, то магазин находится...

– Нет. Я предпочитаю современные вещи. Понимаете, такие же свежие, как сегодняшние новости. Минхер ван Хорн обещал проводить меня на фирму, занимающуюся изготовлением мебели...

– Я понимаю, – Губы ее были плотно сжаты, демонстрируя явное неодобрение. – Входите. Я думаю, что он вас ждет, но не уверена...

Ее тон заставил его спросить:

– Что-то случилось?

– Он болен. Когда он вернулся домой из Фрисландии, я хотела вызвать доктора, но он не позволил.

– Когда это случилось? – спросил Дарелл.

– Буквально сегодня утром, минхер. Он сказал, что доктор ему не поможет. – Светло – голубые глаза женщины осматривали Дарелла с головы до ног. Она явно беспокоилась, но голос оставался тихим и лишенным всяких эмоций. – Я надеюсь, что вы сможете как-то ему помочь.

– Постараюсь. Как он ездил во Фрисландию?

– На своей машине. У него красная "каравелла", стоит в аллее у канала за домом.

– Я понял. Спасибо.

– Вы хотите, чтобы я подождала? Я могу ему понадобиться.

– Полагаю, в этом нет необходимости, – ответил Дарелл.

Он стоял на верхней площадке лестницы, пока женщина спускалась вниз. На площадке она неуклюже обернулась и взглянула на него. Глаза ее казались молочно-белыми.

– Я много лет была его экономкой, – сказала она все тем же бесцветным тоном. – Он всегда доверял мне, до тех пор, пока не связался с вами. Я ему говорила, что не стоит гнаться за деньгами. Ведь он мог бы жениться на мне. У меня бы хватило денег и для нас обоих, и на магазин. Но он... казалось, он получал от этого удовольствие. До сегодняшнего дня. Сегодня ему не повезло.

Дарелл взглянул на нее, но ничего не сказал. Внутри старого голландского дома было тихо, лишь снаружи долетали приглушенные звуки велосипедных звонков. Наконец женщина повернулась и спустилась по лестнице. Убедившись, что она ушла, он поднялся на верхний этаж и подошел к двери Пита ван Хорна.

Прежде всего он предпринял ряд предосторожностей. Сначала достал таблетки, которую вручил ему Диккинсон Макфи – всего их было три штуки. Макфи сказал ему: "Я не знаю, принесет ли тебе этот пузырек хоть малейшую пользу. Но ты все-таки возьми его. Они не повредят, но помочь могут. Сейчас мы просто не знаем, с чем пришлось столкнуться".

Дарелл взял губами одну из таблеток, почувствовал, как пересохло во рту, и с усилием ее проглотил. Затем он достал оружие из кобуры под мышкой, которую голландские таможенники просмотрели в аэропорту и, держа в левой руке пистолет 38-го калибра со взведенным курком, правой постучал в дверь.

– Пит? – негромко позвал он.

Никакого ответа из-за толстой дубовой двери не последовало. Он снова взглянул в сторону лестницы – было такое чувство, что экономка осталась где-то поблизости и прислушивается так же напряженно, как он. Но, не видя ее, снова позвал ван Хорна.

– Пит, я ждал тебя, чтобы вместе пообедать, но ты не пришел.

– Минхер Дарелл? – прошептал слабый голос.

– Да.

– Входите. Мне очень жаль. Надеюсь, вы поймете... Я не мог с вами встретиться, я хотел, но... входите, входите.

Дверь оказалась не заперта. Дарелл осторожно нажал начищенную до блеска ручку тонкой работы, подождал немного, затем приоткрыл дверь и снова подождал. Стоя в дверях, он увидел Пита. Тот лежал на большой старинной кровати с балдахином, стоявшей возле окна со ставнями и средневековыми цветными витражами. Несмотря на дневную жару, окна были открыты и звонки амстердамских велосипедистов звонко отдавались в комнате. Поверх пыльной листвы платанов и кленов, стоявших на берегу залива, за бельгийскими плитками мостовой он увидел вдали отсветы темной воды и небольшой каменный мостик, переброшенный через канал. Разноцветные блики, падавшие сквозь створчатое окно, белые оштукатуренные стены и темные дубовые балки комнаты напомнили Дареллу картины Вермейера и де Хука. Этот голландский дом, построенный в семнадцатом веке, словно сошел с одного из музейных полотен.

– Что случилось, Пит? – мягко спросил он человека, лежащего в постели.

– Входи, Сэм. Я думаю, все будет в порядке.

Тем не менее, Дарелл быстро и настороженно осмотрел всю комнату. Кроме них в комнате никого не было, похоже, ловушкой не пахло. Он открыл большой ореховый шкаф и взглянул на висевшие там костюмы голландца, выдержанные в строгих тонах, заглянул в выложенную на старинный манер плиткой ванную, где чувствовался запах любимого Питом английского лосьона после бритья. Затем снова повернулся к человеку в постели.

– Что с тобой случилось, Пит?

– Как видишь, – слабым голосом сказал тот, – я очень болен.

– Чем болен?

– Я умираю.

Дарелл взглянул на Пита и увидел, что голландец пытается улыбнуться. Ван Хорн, человек небольшого роста, выглядел как типичный торговец антиквариатом, которым и был в действительности. Смелость и преданность могут существовать в любом облике, – подумал Дарелл. Они с Питом встречались и прежде на других заданиях в Западной Европе, и теперь он был потрясен неожиданными переменами в его облике. Ван Хорн больше не был ни бодрым, ни румяным. Его рыжеватые волосы стали тонкими и сухими; яркие голубые глаза, которые обычно светились умом, сейчас выглядели затуманенными и испуганными. На бледном лице блестели мелкие капли пота. Он лежал одетым, в темно-сером костюме, только лакированные ботинки были сняты и валялись рядом на ковре. Ковер, старинный гобелен на стене, огромная постель, маленькие, похожие на драгоценности в оправе картины маслом на белых стенах явно были принесены снизу, из антикварного магазина. Сейчас, когда Пит был при смерти, они казались еще ярче.

– Ты вызвал врача, Пит? – спросил он.

– Нет. Что проку? Это была ошибка, понимаешь... Крайне неудачное стечение обстоятельств, которое меня доконало...

– Успокойся, Пит. Ты точно знаешь, что с тобой произошло?

– Это действует на систему кровообращения – и на сердце. Сердце у меня бьется так, словно хочет разорваться на части. Оно будто молотом стучит в ребра и пытается бороться... но ему не выдержать...

– Пит, мне кое-что рассказывали в Вашингтоне...

– Я стал шестой жертвой. Посмотри... вон туда...

Мертвенно – бледная рука с трудом приподнялась с постели. Дарелл взял со стоявшего возле кровати антикварного столика свернутую голландскую газету. Провинциальное издание, выходящее во Фрисландии. Маленькое сообщение в колонке новостей было отчеркнуто красным карандашом.

Он прочел вслух:

– Пять человек умерли таинственной смертью в отдаленной деревне... – запнулся, покосился на Пита и продолжал читать.

Деревня называлась Доорн и находилась на восточном фризском острове в провинции Шеерсплаат – небольшая рыбацкая деревушка, удаленная от обычных путей отдыхающих яхтсменов и туристов. Все умершие были членами команды небольшого рыбацкого судна; подозревали, что эпидемия вызвана новой формой вируса. Однако больше пока никто не умер.

Он снова взглянул на Пита.

– Речь именно об этом? Ты уверен?

Маленький голландец вяло кивнул.

– Именно так все началось. Я думаю, это было для нас предупреждением, чтобы мы знали, что люди, с которыми придется иметь дело, безжалостны и ни во что не ставят человеческую жизнь. Невинным людям пришлось умереть, чтобы продемонстрировать нам тот товар, который они намерены продать. Больше за этим нет ничего. И если люди, с которыми нам придется иметь дело, настолько жестоки, что могут ради острастки убивать и демонстрировать трупы, тогда мы действительно столкнулись с тяжелым случаем. – Ван Хорн замолчал и неожиданно закашлялся. – Неизвестно, как далеко все зайдет и когда это можно будет остановить – если вообще можно. Похоже, дружище, что внезапно открылся ящик Пандоры с его ужасным содержимым.

– Успокойся, Пит.

– Ты что-нибудь знаешь? Я страшно испугался. Я действительно не хочу умирать, потому что мир... Все могло быть так прекрасно...

– Может быть, врач поможет тебе?

– Лучше... если мы не будем никому об этом сообщать. Ты конечно понимаешь. – Грудь Пита тяжело вздымалась и опускалась, а голова судорожно дергалась из стороны в сторону. Дарелл не подходил к нему и ничего не касался. Внезапно в глазах ван Хорна вспыхнул лихорадочный блеск. Медленным болезненным движением он облизал губы. – Ты слышишь меня, друг?

– Слышу. Расскажи точно, что случилось во Фрисландии?

– Я отправился туда, чтобы проверить информацию, которую должен был передать тебе. Вчера я поехал мимо Льювардена и озера Лауверс в сторону деревни Амшеллиг во Фрисландии. Ты хорошо знаешь местность и море в том районе?

– Только приблизительно.

– Фрисландия – это чудный край туманов и мелководья. В воздухе там такое сияние, которого не увидишь нигде в мире. Ты знаешь, это лучшее место для парусного спорта. И обширные зеленые пастбища, заполненные фризскими коровами... – Больной запнулся, лицо его сверкало от пота. – Там я и нашел Кассандру, – прошептал он.

Лицо Дарелла ничего не выражало.

– Кассандру?

– Она была там, – повторил ван Хорн.

– Но ведь это всего лишь название операции, Пит. Ты не ошибаешься?

– Но она там была! Я знаю, что она... – Голос голландца сорвался на крик, потом вдруг затих. Грудь его тяжело вздымалась, затем несколько успокоилась, словно силы его иссякли. Дарелл оставался недвижим. Снаружи доносились пронзительные крики детей, игравших в тени кленов вдоль берегов канала. Мимо, тарахтя мотором, проплывала баржа. Он снова взглянул на грудь Пита. Тот не дышал, глаза его закатились. Дарелл ждал. Затем грудь Пита еще раз дрогнула в последнем усилии и выпученные глаза вновь нашли Дарелла. – Ты должен поехать в Амшеллиг, а оттуда на остров в провинции Шеерсплаат. Тебе понадобится лодка. В этом сумеречном свете... ты увидишь, что это дикая страна в странном море... ты должен найти его и женщину, Кассандру...

– Кого найти, Пит?

– Уайльда. Джулиана Уайльда. И его брата Мариуса.

– Кто они такие?

– Джулиан открыл ящик. И он готов разнести смерть по всему миру. Пять человек там умерли, чтобы подтвердить его могущество. Причем люди не знают, почему они умерли. Никакой врач не смог бы им помочь. Он нашел бункер, то место, которое мы все это время разыскивали. Жители деревни перепуганы... и плотина рухнула...

Какое-то время он бормотал нечто неразборчивое.

– Этот ящик, или бункер, он находится в Шеерсплаат? Где это, Пит?

– В море... когда поднимается туман... и когда загорается свет Гроот Керк...

Последовала пауза.

– Пит! Как же это с тобой случилось? Ведь тебе говорили, чтобы ты был осторожен. Ты же знал об опасности, правда?

– Да, я знал, – донесся до него усталый шепот.

– Тогда как же ты допустил, чтобы с тобой это случилось?

– Это был... я думаю, что это был несчастный случай.

– Ты уверен?

– Мне сказали, что... относительно безопасно... попытаться передать тебе пузырек с образцами культуры...

– С образцами? Они у тебя?

Голова на подушке отрицательно качнулась из стороны в сторону.

– Когда я заболел... я их уничтожил...

– Как?

– Они на дне моря.

– Ты должен был попытаться спасти их, – сказал Дарелл. – Это могло пригодиться.

– Это погубило бы тебя, дружище, точно так же как убило меня. Несчастный случай... если это был несчастный случай... произошел потому, что пузырек должен был быть надежно запечатан. Но он оказался незапечатанным. И Джулиан с Мариусом знали это! Я уверен, что они знали! Они хотели сколотить свое бесчестное состояние на жизнях невинных людей по всему миру. Они... они...

Снова последовала пауза.

– Пит?

Губы больного шевельнулись. Глаза его стекленели и с трудом вырывавшееся хриплое дыхание, казалось, протестовало против царившей в комнате духоты.

– Под газетой... старая карта... она может тебе пригодиться...

Дарелл поспешно вернулся к столу. Там лежала свернутая карта, – обычная карта автомагистралей Голландии издательства "Мишлен", – и он не смог найти там никаких пометок, имевших хоть какое-нибудь значение.

– Ты сказал о старой карте, Пит. Старом издании? Эта карта датирована 1938 годом.

– Страна изменилась. Она же была наводнена нацистами... во время оккупации. Из прежнего уже ничего не осталось. Но новая плотина... она наконец-то была закончена... чтобы восстановить землю. Ты увидишь на карте... ты увидишь...

– Да, Пит?

Умирающий тяжело закашлялся.

– Будь осторожен... из-за Кассандры. Она... она убьет и тебя.

Его грудь конвульсивно поднялась. Все тело выгнулось и на какое-то мгновение застыло дугой, опираясь на затылок и пятки, окаменев от непереносимой муки. А затем рухнуло вниз.

И Пит ван Хорн умер.