Глава 8 Безумный день с продолжением. Часть первая
Пожав друг другу руки в знак скрепления намерений, друзья договорились отложить обсуждение первоначальных планов по отлову упыря до вечера. Следовало правильно расставлять приоритеты, и рабочие задачи всё же имели наивысший.
К тому же, обоим требовалось время обдумать, обоим хотелось сжиться с мыслью о предстоящем злоупотреблении служебным положением, пусть и во благо; принять её со всеми плюсами и минусами, поймать верный настрой.
Никто из инспекторов не верил в добровольное согласие на помощь от пока неизвестного вампира. Зачем ему это? Древняя нечисть и без посторонних прекрасно смогла дожить до наших светлых дней, а тут — здрасьте, мы из Департамента. Вы нас не ждали, а мы припёрлись и желаем получить множество услуг...
Мозгам требовалась разрядка, телам — действие. Только так казалось возможным избавиться от закольцевавшихся на самоповтор рассуждений о проценте законности при реализации намерений, правильном и неправильном.
Старые, позабытые кладбища для этого вполне подходили.
Первое оказалось здоровенной автомобильной стоянкой, укатанной асфальтом, обнесённой проволочным заграждением и достойно охраняемой сторожем, зорко бдящим из будки-скворечника, возвышающейся на добрые три метра над территорией.
Близко подходить напарники не стали. Прошлись вдоль ограждения, внимательно вслушиваясь и всматриваясь. Пусто. Словно и не было здесь ничего. Если бы не полная уверенность Антона в том, что здесь раньше хоронили людей, можно было бы пройти мимо тысячу раз и ни за что не догадаться об этом.
— Не самый плохой вариант, — на обратном пути к общественному транспорту заключил Швец. — Всё лучше, чем стройка с экскаваторами. Лежат себе косточки спокойно в земле, никто их не копает, не теребит.
— Нам спокойнее, — поддержал его Иванов. — Тихое место. Поехали дальше. День к вечеру близится.
Со вторым кладбищем вышла знакомая всем любителям древностей накладка — его попросту не удалось найти.
Когда-то территория захоронений почти прилегала к небольшому селу, давным-давно поглощённому городом.
Волею судеб, границы мегаполиса и мелкой административной единицы совпали, обойдя могилы давно почивших людей стороной. А дальше по покосившимся крестам и надгробиям тракторами прошлась цивилизация, превратив их в сельхозугодия...
Миновав последние дома окраины, друзья вышли к ветреному, перепаханному на зиму полю и призадумались. Толковых координат с ориентирами у Швеца не имелось, за исключением вечного «где-то тут» а шлёпать по раскисшим, глубоким бороздам в поисках случайных костей или иных следов упокоения, удовольствие ниже среднего.
Пространство же перед инспекторами открывалось изрядное. Километра три в длину и не менее полутора в ширину. Дальний край кокетливо, чем-то напоминая коряво нарисованный пунктир, обрамляла жиденькая лесополоса, из-за расстояния казавшаяся не выше спичечного коробка.
— Масштабы... — вырвалось из Серёгиной груди.
Почти посредине поля, немного ближе к жилью, торчал невысокий, пологий холм, поросший по-осеннему жёлто-серой, высокой травой. Его трудолюбивые фермеры поленились разравнять бульдозерами для удобства вспашки и просто объезжали стороной при сельхозработах. А ещё он чем-то манил друзей.
Сколько они ни пытались рассматривать пашню, выискивая хоть какие-то намёки на старое кладбище — их внимание неизменно возвращалось к холму, и Иванов уже всерьёз подумывал прогуляться туда, игнорируя последствия в виде грязной обуви и брюк. Швецу тоже было неспокойно. Копошился в нём червячок чего-то опасливого при виде обыкновенного земляного пупка, чесалось под ложечкой.
— Пойду, — отбросив сомнения, провозгласил Антон. — Осмотрюсь. В случае чего — маякну.
— Валяй.
Больше ни о чём говорить не стали. Призрак, перекинувшись в нематериальную форму, уверенно зашагал по пахоте, заставляя друга скрипеть зубами от зависти к таким паранормальным возможностям.
У напарника вообще имелся обалденный талант. Где бы он ни ходил, в какую бы погоду ни передвигался по улицам — грязь к нему не липла. Лишь иногда на туфлях оставались капельки серой жижи. Одежда оставалась чистой, даже низ брюк максимум слегка намокал в особо сильный ливень. Материален Антон был или нет — без разницы.
Прирождённый чистюля.
Иванову в этом плане жилось гораздо сложнее. Где ни пройдёт — к обуви обязательно приставали всевозможные субстанции из числа трудно оттираемых и плохо отмываемых, штаны сзади уверенно покрывались влажными серыми лепёшками при малейшей непогоде, рукава куртки вечно собирали на себя побелку и пыль.
Назвать Сергея свинотой, при всей его склонности к пачканию, было бы верхом несправедливости — за собой инспектор следил постоянно и в уходе за вещами поблажек себе не давал. Постоянно таскал в карманах влажные салфетки, носовые платки размером с маленькое полотенце, и при любом удобном случае приводил внешний вид в порядок.
Но... при всём усердии выходило вот так. Объяснение данному феномену отсутствовало, что несказанно злило парня.
... Цели Антон достиг минут через десять. Остановился у подножия холма, наклонился, потрогал плотный дёрн. Потопал по нему ногой, будто проверяя на прочность. Набрал друга.
— Я тебе рассказывать буду, что вижу. Ощущения у меня... нехорошие.
— Принял.
Фигура в костюме и лёгкой курточке, оскальзываясь, поднялась по склону к вершине.
— Ого! Тут яма, — зазвучало в динамике. — Приличная... Метров пятнадцать в диаметре. Чашу напоминает. Глубина маленькая, нам по пояс... И воды в ней нет. Удивительно! Должна же тут лужа собраться, по всем законам физики должна. Последние дни дождливые стояли...
— Печать активируй, — посоветовал Иванов другу, на всякий случай наблюдая за окрестностями.
— Сам бы не догадался, — обиделся Швец. — Я спущусь, посмотрю. После отзвонюсь. Неудобно...
Новый звонок последовал почти сразу.
— Иди сюда.
— Не хочу, — признался Сергей, определившись с внутренними колебаниями по поводу прогулки. — Меня дома потом поедом сожрут за загаженное имущество.
— Иди, — настоял напарник. — Моих умений не хватает. Для понимания — плохое тут место. Шкурой чую, а понять, в чём прикол, не могу.
Ругнувшись сквозь зубы, инспектор закатал брюки до колен, с большим сомнением надеясь сохранить их в относительной чистоте, ощутил голой кожей ног октябрьскую прохладу, тоскливо обернулся к домам, точно ища в них поддержку и повод остаться здесь, на относительно чистой дороге.
Выглядывающие из-за заборов коробочки частного сектора не отозвались, равнодушно посматривая влажными стёклами окон на чудаковатого парня, вознамерившегося гулять по непригодным для этого просторам.
... Брёл Иванов долго, тщательно выбирая комья земли посуше и потвёрже, дабы не увязнуть в тянущихся поперёк шагу бороздах. Срабатывало слабо. Прочные на вид комки расползались через один, заставляя стопу по щиколотку съезжать во влажную, липкую почву.
Порядком перепачкавшись, вдоволь наматерившись, полепроходец наконец-то добрался до подножия.
— Вверх, — подсказал Антон, невидимый снизу.
Пришлось подниматься, благо, непаханый склон оказался гораздо удобнее для передвижения.
Вершина холма действительно представляла собой широченную неглубокую впадину в форме почти правильной окружности, в середине которой стоял Швец. Сердитый, поворачивающийся корпусом то вправо, то влево с выставленной вперёд правой рукой, сочащейся служебным светом департаментской метки.
— Помогай, — бросил призрак другу, не прекращая маятникообразных движений. — Будем искать.
— Подробнее.
— Шут его знает... Печать на что-то реагирует. Дёргает, будто нарыв.
Удивлённо присвистнув, Иванов спустился к другу. Осмотрелся.
Пожухлая трава, кое-где расползшиеся окурки, клочок тряпки, след от костра, ну и вечная деталь любого пустыря — пластиковая полторашка из-под пива. Этикетка хоть и стала почти однотонной, но название всё же читалось нормально. Бросивший пустую тару поддерживал местного производителя и уважал крепкие, дешёвые сорта из тех, от которых поутру черепушка напополам раскалывается.
Сконцентрировавшись, инспектор ощутил на языке привкус гнили, смешанный с тухлятиной — верный признак «плохого места». Присел, коснулся пальцами земли, попытался определить площадь испорченного скверной участка. Не смог. Похоже, весь холм эманациями пропах. Тут смешались и смерть, и ненависть и... Сергей затруднился ответить. Многое переплелось на этом ни к чему не пригодном пятачке, создавая заковыристую гамму тошнотворных чувств.
— Принесла же нас нелёгкая... — вздохнул начинающий колдун. — В ведьмин круг, что ли, угодили?
— Сомневаюсь, — призрак не отвлекался, продолжал сканировать приглянувшийся кусок котловины. — Ведьмины круги — это городские легенды, как и крысы размером с волкодава. Сюда топай. Попробуй Печатью...
Проделав предложенные Антоном манипуляции, Иванов убедился, что тот прав. В полуокружности радиусом около пары с хвостиком метров служебная метка отдавала в руку тонкими толчками и никак не могла определиться с точным направлением, дёргаясь, будто стрелка компаса вблизи магнита.
Пришлось снова садиться на корточки, класть ладони на прохладную почву, заранее морщась от накатываемых ощущений, предварительно предупредив коллегу:
— Тоха! Не мельтеши и Печать вырубай. Мешает...
... Земля отозвалась недовольным, скрытым от посторонних волнением. Прогудела в глубине, мелькнула чахлыми потоками жизни в уснувшей под поверхностью корневой системе, за которыми оказалась едкая чернота и мерзкая, зовущая к себе воронка, пребывающая в медленном, тягучем вращении.
— Чё за хрень...
Зажмурившись от избытка старательности, максимально обострив внутренне чутьё, Иванов принялся изучать находку. Ну да, так и есть! Под землёй находилось что-то неведомое, чавкающее, жадное, тянущееся к поверхности тонкими, слабенькими протуберанцами ненависти. Чернота работала как прикрытие, пряча основную погань от любопытных исследователей.
Ах, ты так?..
Из рук инспектора вглубь холма полилась Сила. Дозированно, равномерно, постепенно проникая всё ниже и ниже, сквозь плотный грунт. Вокруг Сергея зазеленела трава, успевшая урвать кусочек жизненной энергии и, вовсю пользующиеся нежданной удачей, распушили лепестки полевые цветы.
Чернота скукожилась, словно опытный боксёр, пережидающий мощную атаку противника, но отступать и не подумала. Воронка под ней превратилась во взведённую пружину.
Предплечья начало печь. Сила упёрлась в незримую чёрную преграду и теперь требовалось решать — наращивать мощь или отступить. Рассудив, Сергей выбрал последнее.
— Я не знаю, что под землёй, — с расстановкой произнёс он, отрывая ладони от почвы. — И гадать не возьмусь. Злое, полуживое... я его Силой — а оно выделывается, к драке готовится. И, вроде как, оно двигается, ёрзает...
Неподалёку, заставив инспекторов вздрогнуть, завыла собака. Протяжно, дико, душераздирающе. Ей ответили другие, подхватив вразнобой.
— Псы... — растерянно констатировал Швец, взбегая на край холма. — Где — не вижу.
— А... не до них сейчас. Тут в каждом дворе по зверюге обитает. Делать им нечего, вот и развлекаются, как умеют... Копать будем? Сдаётся мне, под землёй или клад, или захоронка какая, с проклятием.
— Клада нам не надо, — Антон продолжал выискивать источник воя. — От них одни неприятности. Зачаруют сокровища на кровь или болячку — бегай потом, очищайся... Иные заговоры похлеще чесотки пристают.
— Бросим?
— Зачем же? Выкопаем, но по уму. Пробьём про этот холм у этнографов на предмет исторической ценности, шефа выдернем на мероприятие, подготовимся как следует. Нам же не горит? Сюда до весны даже охотники не сунутся. Пускай лежит... Серый, а ты с этой штукой справишься? — в глазах Антона засверкал огонёк алчности. — Как друга спрашиваю. Забудь, что я раньше наболтал... Может, погорячился я Карповича звать? Вдруг там горшок с золотом? Мы же с него ни шиша не получим, начальство до копеечки конфискует выявленные в ходе оперативно-розыскных мероприятий ценности, с него станется... Нам же, в лучшем случае, руку пожмут и по плечу похлопают, да копать по любому припрягут. Сами нашли, сами достали, сами сдали, сами дураки.
Извивы логики Швеца выглядели для друга кристально прозрачными: деньги на исходе, новых поступлений не планируется; под землёй спрятан относительно реальный шанс поправить материальное положение; не получится продать — сдать начальству находку никогда не поздно.
— Попробуем. Завтра, — осторожно ответил Сергей. — Лопаты понадобятся, лом обязательно. Но без гарантий.
Обнадёженный ответом, призрак поднял над головой сжатые руки в знак благодарности и хищно оскалился.
— В «Первый тайм»? По пивку?
Раздумывал инспектор недолго.
— Следует. Насыщенная программа для одного дня получилась. То голый дядя-врунишка с парализованным тельцем, то схрон под холмом, покрытый тёмным дерьмищем... Депресняк сплошной... Я, посреди поля, в штанишках по колено загораю, типа австриец. Осталось йодль на всю округу пропеть... Не-ет... Надо стресс снять. Надо!
***
С баром друзьям не повезло. Едва полный энтузиазма Антон сбежал по ступенькам к заветной двери в полуподвал, за которой находились бильярд, пиво, транслируемые футбольные матчи и приличная компания, как из его горла раздался вопль разочарования.
«Сандень»
Подло гласил распечатанный на принтере листок формата А4, пришпиленный на уровне инспекторского носа.
Словно не веря глазам, он несколько раз, с силой подёргал дверь за ручку — не открылась.
— Заперто? — участливо озвучил суть надписи Сергей, останавливаясь на первой ступеньке.
— Ага... Вот паразиты! Как назло... — размахивая руками от негодования, почти выкрикнул призрак и протестующе пнул ногой преграду.
— Пошли куда-нибудь ещё, — альтернатива родилась сама собой. — Бухло везде одинаковое, если заведение поприличней выбрать... Побереги нервы.
— Ты не понимаешь, — на чело раздосадованного Швеца набежала вселенская печаль. — Мне именно сюда хотелось. Нравится мне этот барчик...
Почему-то ему показалось, что друг не проникся всей глубиной внезапной драмы и почитатель «Первого тайма» с излишней горячностью принялся объяснять:
— Представь — ты с пелёнок любишь барбариски и тебе бабушка пообещала их купить, специально в магазин зайти после работы. Целый день ждёшь, слюни пускаешь, уроки толком делать не можешь, а на языке — знакомый привкус. Нежный такой, почти неуловимый... Кажется, ещё чуть-чуть, и лопнешь от нетерпения. И вот тебе принесли конфетное ассорти, а в нём ни одного леденца с нужным вкусом. Мятные — есть, шоколадные — полно, помадки всевозможные — хоть ухом ешь. А барбарисок нет. Не оказалось их в магазине, не завезли. Ты, конечно, благодаришь бабушку, а самому реветь охота... И всё, что тебе остаётся, либо печально жрать нелюбимые конфеты, заедая горе, либо не жрать. — у Сергея подкатил комок к горлу, а Антон, устало тряхнув головой, закончил. — Разбегаемся... Не хочу я в другое место топать. Настроение пропало... — щёлкнула зажигалка, в воздух унёсся табачный дымок. — Пока не забыл! По поводу вампира для нашей темы... Ты из этой братии знаешь кого-нибудь?
— Нет. Думал у Ерохи спросить.
Швец поднялся обратно, на тротуар, попыхивая сигареткой.
— Отставить Ероху. Нам огласка не нужна. Решили же помалкивать, а белкооборотень, сам знаешь, вполне может нашему горячо любимому шефу подстукивать. С другого края попробуем подобраться... У меня тоже знакомых кровососов на примете не имеется, штучная публика... Но ниточка есть! Помнишь, брат Ленки рассказывал, что отец покойной полукровки приезжал к ней? Возможно, контакты остались. Номер или адрес...
Предложение Сергею понравилось.
— Он где сейчас?
— В СИЗО. Проникнуть туда я, конечно, могу, но пацан наверняка сидит в общей камере, а там народу, как сельди в бочке. Поговорить не получится. Лучше я завтра с утра официальным лицом заявлюсь. Печатью пожонглирую, бумажки нужные подпишу, если потребуется. Выдерну пацанёнка на тет-а-тет в допросную. Прямо с утра и займусь... Потом попробую в институт забежать, на истфак... На тебе лопаты, лом и прочие тонкости. Про холм не запамятовал?
— Обижаешь.
— Тогда давай к часу дня подтягивайся. Прямо туда. Посмотрим, чего земля-матушка от всех скрывает. По службе у нас затишье, слава нам, трудолюбивым, потому можно немножко и пофилонить.
— Это точно... — Иванов целиком и полностью разделял мнение друга. — Случись что, мы на связи. Шеф найдёт.
С нечистью, особенно после службы в органах, работать оказалось одно удовольствие. Жили они подолгу и главное, что усваивали за ушедшие годы — науку сосуществования. Притирались, приспосабливались, учились решать конфликты бескровно, а проблемы обходить стороной. Параллельно овладевали мудростью, терпением и гибкостью.
По ходу изучения всей этой братии Сергей всё больше склонялся к мысли, что они с Антоном по должностным обязанностям не столько оперативники, сколько участковые, основной целью которых стоит не раскрытие преступлений, а их профилактика.
Как говаривал один знакомый патрульный, матёрый мужик, прослуживший на улицах почти пятнадцать лет и навидавшийся всякого: «Ты считай не только задержания. Ты считай, сколько дерьма не случилось из-за того, что очередной паскудник увидел мента и сдрейфил. Неважно — бобик мимо него проехал или документы тормознули проверить. Главное, он от замысла преступного отказался. И дошёл очередной нормальный человек домой без приключений, с деньгами и целый. Ну и прочее».
Думать о службе в таком разрезе было приятно, ощущение значимости возрастало в разы.
... Происшествия на вверенной территории, конечно, случались, но не как в полиции — с утра пришёл: подрезы, грабежи, квартирные кражи, телесные, хулиганки. Не знаешь, с чего начинать. До обеда бумаги по каждому обращению пишешь, с людьми общаешься, после — по району гарцуешь. Ловишь, кого получается и попутно план по раскрытиям выполняешь. Норма ежедневная, без послаблений на выходные и общественные мероприятия, куда полицейских регулярно загоняли в качестве охраны.
Отделению, в котором Иванов некогда служил, план назначался простой: за сутки опера были обязаны раскрыть не менее двух тяжких преступлений, четырёх краж и одной хулиганки. Хоть из пальца высасывай, а сводку сделай, порадуй главк показательным рвением в борьбе с криминалом.
Для любого адекватного гражданина подобные указания звучали бы маразматично, но не для силовиков. Начальству требовались показатели эффективности служб, и плановая система подходила для этой цели как нельзя лучше. Это не книжные расследования, ограниченные исключительно фантазией автора, это суровая реальность. К вечеру должны выдать требуемую норму на-гора! И по барабану, как!
Периодически, в различных СМИ, выходили гневные статьи, размазывающие в пух и прах «палочную систему». Ухоженные граждане в больших погонах демонстративно делали политически верные выводы, обзывали сложившиеся устои в МВД «пережитком прошлого» и обещали «повернуться лицом к людям», заставляя последних скабрезно хихикать, представляя, чем органы повёрнуты к ним в данный момент.
Реформы, согласно чиновническим традициям Государства Российского, всегда оставались только на словах. Изредка менялись формулировки в командах сверху, прагматично не затрагивая сути укоренившихся порядков, и всё текло своим чередом.
Почему? Да потому что система РАБОТАЛА, заставляя изо дня в день весь личный состав выходить на улицы и выискивать показатели.
В ущерб нормальному розыску матёрых злодеев? — да.
Возводя в абсолютный кретинизм сам принцип оперативной работы? — да.
Выталкивая вонючей пеной на поверхность всё самое гадкое в сотрудниках и выливающееся в нездоровый цинизм по отношению к людям? — да.
Хотя с последним можно было сильно поспорить. Народ у нас далёк от ангельской терпимости и законопослушания, так что одни других стоили.
Ну а мнение рядовых сотрудников по поводу организации и эффективности их труда ожидаемо никем не учитывалось, потому полицейские будни на фоне Департамента с его задачами инспектором вспоминались как страшный сон...
— ... По поводу холма — я на форумах кладоискателей вечерком посижу, — внёс свою лепту Иванов в подготовку к изъятию невесть чего из недр. — Полезные ссылочки на них изредка встречаются.
— Одобряю, — Антон в последний раз с сожалением посмотрел на запертую дверь. — Ты куда двинешь?
— В экзотариум. На змею смотреть.
— Куда?!
— Я же сказал. В экзотариум. Типа зоопарка для пресмыкающихся и другой экзотической живности. Тренируюсь. Фрол Карпович посоветовал. Упрусь взглядом в холоднокровную, а она в меня. Так и гипнотизируем друг друга. Хочу научиться без прикосновений чужую жизнь чувствовать.
— О-о-о! — уважительно протянул призрак. — Учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! И как успехи?
— Отсутствуют.
— Змея против? — беззлобно подначил Антон напарника.
— Наверное... А ты куда собрался?
По физиономии Швеца пробежала лёгкая рябь недовольства.
— В парк пойду, погуляю, раз уж посиделки отпали. Буду учиться привыкать к потерям. Жалко стволы... Сроднился я с ними. Всё! — он протянул пятерню. — Давай прощаться. До завтра!
— До завтра! — пожал руку Сергей и поспешил к остановке.
До закрытия экзотариума оставалось полтора часа...
***
— Вот он! — прошипела Нина Ивановна дочери, едва «молодой принц» вошёл в помещение и уверенно направился к гоферовой гадине. — Видишь, какой настырный! Ни дня не пропускает!
Разговор происходил в подсобке, где до поры пряталась незамужняя девица, дабы не афишировать родственные отношения с билетёршей и, перед запланированным знакомством, для начала тайно рассмотреть предложенного ей кандидата.
— У него обувь грязная, и брюки, — сварливо парировала она, подсознательно выискивая в крепком, приличном парне недостатки.
— На свои сапоги посмотри, — не полезла за словом в карман мать. — Вон, какая слякоть на улице. Сама же у меня в чистое переобувалась. Привередничаешь ты, Юлька...
... Пришедшая на негласные смотрины по-своему была права. После того как Иванов вернулся обратно, с холма к дороге, повторно преодолев распаханное поле, он долго сокрушался по поводу комьев грязи, покрывавших ботинки по самый верх, прилипших к обнажённым икрам и достигших подкатанных брюк.
Пачка влажных салфеток закончилась почти сразу, кое-как оттерев кожу ног. Пришлось идти к ближайшему магазину, очищать о бордюр подошвы и приобретать полторашку питьевой воды с обувной щёткой под незамысловатые шутки призрака, демонстративно щеголявшего лаковыми туфлями.
Оттереть ботинки до приемлемого состояния оказалось занятием бестолковым. Вода быстро закончилась, щётка превратилась в ручку с покрытым слизистой субстанцией концом, а непосредственно обувь, избавившись от наносного почвенного слоя, украсились рыжевато-серыми разводами и требовала полноценного ухода с кремом.
Повторно идти в магазин, копошиться с салфетками и водой не хотелось радикальным образом. Опять же, в свои законные права вступал вечер, предлагая сумерками и темнотой нивелировать цветовую гамму инспекторских «колёс» (*).
У Иванова, за недолгое путешествие туда-обратно, вообще закралось подозрение, что фермеры в борозды глину подмешивают. Особую, повышенной липкости, разработанную Оборонпромом для застревания вражеских танков на бескрайних просторах отечества, и он принял участие в её испытаниях.
Понадеявшись на спасительный вечер, Сергей прекратил возню с обувью и благополучно про неё забыл...
— ... Глаза разуй, дурёха! — тормошила Нина Ивановна дочь. — Нормальный парень. Он мне говорил — на производстве работает. А на производстве чисто не бывает. Это тебе не в офисе сидеть, ногти красить... На руки глянь.
— В смысле?
— Руки у него сильные. Кулаки в полголовы. Для мужчины самое оно. Не хлюпик какой...
Юля плохо поняла связь между необходимостью познакомиться с присмотренным Ниной Ивановной молодым человеком и его верхними конечностями, однако придираться по этому поводу не стала. Хватало и других причин противиться назойливой матери, основой для которых являлось банальное упорство ребёнка в послушании родителям и нежелание что-то менять по-настоящему.
Дочь билетёрши и не представляла толком, для чего ей замужество. Сильную любовь она благополучно пережила в шестом классе и больше с ней не встречалась, в продолжении рода пока более привлекал сам процесс, чем коляски-распашонки. Мыкаться с избранником по съёмам, утешаясь «раем в шалаше» — жертва не для каждого.
Меркантильности в девушке не было ни на грош, но и рассудка она не теряла. Верила в золотую середину, считая, что достойно зарабатывать должны все.
Пережив гормональную волну подросткового бунтарства, Юлька поняла, что сосуществование с матерью под одной крышей имеет ряд неоспоримых преимуществ перед узами законного брака, начиная от готовых завтраков-обедов-ужинов до безвозвратного одалживания денег на различные житейские мелочи.
Существенную роль сыграло и наличие жилья с персональной комнатой.
Вокруг всё родное, с детства привычное; о коммунальных платежах никто не зудит, в холодильнике всегда найдётся, чем заморить червячка.
Она и на сайтах сидела больше от скуки да любопытства, лениво выискивая «того самого», будоражащего девичьи фантазии красавца мачо, с которым по-настоящему захочется дышать одним воздухом, раствориться в нём, слиться в экстазе...
А попадались одни козлы.
Однако заботливой родительнице иногда требовалось бросать кость в виде дочерней покорности, иначе совсем заклюёт в попытках поудачнее пристроить кровиночку замуж... Ежедневно про «часики тикают» напоминает, «скоро тридцатник, а у тебя ни семьи, ни деточек»... Вчера вечером словно с цепи сорвалась — пела оды посетителю экзотариума, взывала к инстинктам жены и матери, обещала на свадебное платье не поскупиться... Повелась, лохушка, на сладкие сказки, заинтересовалась. Теперь вот думай, как выкручиваться...
Maman не слезет.
— Скучный он, — Юля без особой надежды попробовала задвинуть Нине Ивановне новую отмазку. — У меня бы терпение давно закончилось на змеюку неморгающую пялиться.
Попытка оказалась провальной.
— Угомонись! — приобретя заметное сходство с подопечной королевской коброй, взъярилась билетёрша. — Приличный юноша! Трезвый. Усталый. Деньги зарабатывает, а не на каруселях катается! Хорош беситься! Иди! Мне скоро закрываться!
В поясницу девушки ткнулась материнская ладонь, выталкивая незамужнее чадо навстречу своему счастью. Чадо же, прекрасно понимая, что противиться бессмысленно, недовольно фыркнуло, плавно приоткрывая дверь подсобки, и неуверенно шагнуло в зал с пресмыкающимися и прочими тварями...
***
... Гоферовая гадина и не думала откликаться. Замерла, держа голову на весу и отражая отблески ламп в глазах-бусинках.
Замер и Сергей, до рези всматриваясь в змею.
Нитка не получалась. Обвисала, норовила бесконтрольно оборваться и ухнуть под ноги.
Да и с необходимой сосредоточенностью в упражнении имелись проблемы. Посторонние думы постоянно отвлекали инспектора, мешая предаться обучению со всей ответственностью и заставляли размышлять о чём угодно, кроме налаживания незримой связи с пресмыкающейся.
... Наложившийся на утреннюю бодрость Стас с его мрачным бытием перемежался с котловиной холма, скрывавшей в глубинах тошнотную черноту; расстроенный Швец, изо всех сил пытающийся особо не рефлексировать по утраченному оружию, вертелся калейдоскопом с неким настоящим вампиром и полукровкой Ленкой; падающая в приступе благодарности на колени Елизавета Владимировна состязалась за приоритет яркости образа с подготовленным к зиме, размокшим полем...
Все требовали внимания, все норовили затмить друг друга.
— Скорее бы этот безумный день закончился, — беззвучно проныл Иванов гоферовой гадине. — Дурдом... Домой пойду. Спать. И ужинать не буду.
— Простите? — мягко прозвучало сбоку. — Я вас не расслышала.
Погружённый в себя инспектор вздрогнул, обернулся к источнику звука. Перед ним стояла девушка. Его лет, миловидная, круглолицая, с собранными на затылке в конский хвост русыми волосами и несколько напряжённая.
— Я не вам, — глупо ответил Сергей, продолжая разглядывать незнакомку.
Пухленькая, но аппетитная фигурка, наряженная в брючный костюм, состоящий из куцего, приталенного пиджачка, призванного подчеркнуть узость стана в нужном месте и третий размер бюста хозяйки; широкие, до середины голени брюки, по правильному именуемые то ли бриджи, то ли капри (инспектор никогда не заморачивался подобными тонкостями, деля нижнюю часть гардероба на брюки, если требовалось выглядеть официально, и на штаны с джинсами при повседневных нарядах), органично подобранные туфли на высоких каблуках.
Под пиджачком проглядывала светлая футболка, правильно именуемая лонгсливом (а вот тут Иванов мог поручиться за название — у Машки имелась похожая), поверх которой красовалась золотая цепочка с кулончиком в виде сердечка.
Со сгиба руки свисала умеренно-модная сумочка.
Надо признать, девушка выглядела привлекательно. Этакая милашка из офиса средней руки.
— Со змеёй разговариваете? — ласково улыбаясь, уточнила она, в свою очередь так же разглядывая парня.
— Да... Нет... — путаясь, промямлил Сергей, взял себя в руки и уверенно закончил. — Нет. Мысли вслух. Не больше.
— Ясненько, — нейтрально протянула незнакомка, поворачиваясь к гоферовой гадине. — Какая интересная змея... Чем она вас так привлекает?
Холоднокровная, заметив новое человеческое лицо, приподняла голову и начала плавно раскачиваться.
— Нравится.
— Мило...
Разговор не клеился. Особа в костюме произнесла несколько ничего не значащих фраз о погоде, Иванов отвечал что-то невнятное. Потом следовала продолжительная пауза.
Инспектор, чуть ли не впервые пожалев о воспитанности, не уходил из зала только потому, что едва он начинал посматривать в сторону выхода, как девушка, точно догадываясь о намерениях собеседника, произносила очередной пустяк и внимательно ждала ответа.
Складывалось впечатление, что ей что-то нужно, вот только не понятно, что.
***
Переживая за дочь, билетёрша подслеповато всматривалась в щель между дверью и косяком, определив подсобку как наблюдательный пункт. В зале всё равно никого, кроме Юльки и парня, не было, так что опасаться за вверенных тварей она считала излишним.
Чадо заботило больше. Хотелось стать рядом, услышать, увидеть, подсказать, однако здравый смысл удерживал женщину на месте, а угол террариума с черепахами, расположенного прямо у выхода из помещения, сильно мешал обзору.
Слышимость тоже подкачала — возрастная глухота начинала одолевать сотрудницу экзотариума. Пока исподволь, заставляя делать звук телевизора чуть громче, чем привыкла дочка, но тем не менее. До Нины Ивановы долетали всего лишь обрывки фраз, заставляя надеяться на Юлькину сообразительность и очарование.
***
... Пытаясь догадаться об истинных мотивах привязавшейся незнакомки, инспектор повторно её осмотрел с профессиональной точки зрения: туфли, колготки или чулки, брюки, пиджак, сумка, лонгслив, мордашка в макияже. Аура в порядке, на ведьму или иную нечисть — ни намёка.
Обычный человек...
Старая знакомая, чьё имя позабылось за давностью лет? — это утверждение Сергей отбросил сразу.
В том, что они не встречались раньше и с ним не играют в запутанные дамские игры из серии «догадайся, кто я» — уверенность была стопроцентной.
Пиджак, сумка, брюки, колготки или чулки... Стоп!
Недобро ощерившись, Иванов жёстко ухватил девушку за локоть и зло процедил:
— Вы кто? Что вам нужно? Зачем я вам понадобился?
— Что вы себе позволяете?! — негромко попробовала возмутиться незнакомка, испуганно оборачиваясь в сторону подсобки и неуклюже пытаясь освободиться. — Я полицию вызову!
Нина Ивановна оказалась прозорлива — руки у парня действительно отличались крепостью, цепкостью, потому вырваться из них без подготовки или достаточного усилия шансов у Юли имелось крайне мало.
— Вызывай, — переходя на «ты», согласился инспектор. — Заодно и документы им покажешь. И расскажешь, кто велел меня преследовать!
— Да с чего вы взяли?! — хладнокровие давалось девушке из последних сил. — Вы сумасшедший?
«Не орёт. Странно... Другая бы на её месте сиреной корабельной вопила» — отметил Сергей, всерьёз вознамерившись докопаться до правды.
— У тебя чистая обувь, а на улице слякоть. Отсутствует куртка или пальто, а раздевалки здесь нет. Оставила в машине — не поверю. Здесь не кинотеатр и не ресторан. Все в верхней одежде ходят, за исключением, — инспектора начал разбирать смех, едва он припомнил билетёршу и внезапно нашёл некоторое сходство между ней и девушкой. — Мама? — женский локоть обрёл свободу. — Знакомиться привела? То-то я думаю, кто же на шпильках по экзотариумам гулять станет?
— Да иди ты, — принимая предложенную манеру общения, полушёпотом ответила навязавшаяся собеседница. — Почему сразу мама?
— Похожи.
В подтверждение своей догадки Иванов покосился на вход в подсобку, откуда ему приносили стул. Ну да, дверь приоткрыта, из щели виднеется глаз Нины Ивановны. Пытливо округлившийся, жадно следящий за ними.
— Мама, — утвердительно повторил он и задумался.
Чудаковатая встреча определённо таила в себе знак. Завуалированный подарок, посланный судьбой во искупление за этот сумбурный день. И как им распорядиться — оставалось на усмотрение владельца. Можно послать подальше и уйти домой, к любимому дивану. А можно...
К тому же, постоянно тянуло пропеть Цоевское «Застоялся мой поезд в депо», вот только подтекст у песни получался какой-то... пошловатый. Сказывалось долгое отсутствие женского внимания и немудрёных радостей молодости.
Вечер, девушка, деньги есть...
— Тебя как зовут?
— Юля, — новая знакомая не стала разыгрывать из себя оскорблённую невинность.
Имя ей подходило идеально. Бывает так: узнаёшь паспортный позывной человека и мгновенно осознаёшь — в масть. Точнее не назовёшь. Прикипает оно к владельцу, откладывается в подсознании и потом, если решишь от нечего делать примерить другие — Оля там, или Кристина — на полпути отказываешься от причуды. Не то, будто шапка не по размеру...
А ещё почему-то хотелось звать её по-простецки — Юлька.
Озорная, с лукавинкой, с ямочками на щеках... Так и ждёшь — дразняще сведёт глаза к переносице, высунет кончик языка и убежит вприпрыжку, предлагая догонять.
— Хочешь развеяться? Культурно, в клубе? И от мамы убежать? — позабыв про стандартные правила обхождения с девушками, нагло поинтересовался Иванов, из озорства посчитав, что если их встреча дар судьбы, то нечего миндальничать.
Или да, или нет. Пятьдесят на пятьдесят. Пополам на пополам.
Затылком ощущая взгляд матери, та хитро улыбнулась и, не повышая голоса, ответила:
— Легко. Только в подсобку сбегаю. Соберусь.
(*) — название обуви на уголовном и молодёжном сленге.
