Когда Леона скрылась за дверью ресторана, Митараи задержался и шепнул мне на ухо:

– В следующий раз, когда соберемся ждать отправившуюся в душ актрису, чтобы вместе пообедать, стоит прихватить с собой бэнто, а то обед имеет все шансы быть отложенным до ужина. Который сейчас час? Половина шестого? Хорошо, если мы наконец поедим хотя бы в восемь вечера!

Однако Леона пришла на встречу, опоздав всего на пятнадцать минут. Она по-прежнему носила очки в черной оправе и почти не красилась.

Столик у окна в ресторане морепродуктов, расположенном на склоне холма на полпути к клинике Фудзидана, снова был свободен. Из-за плохого освещения в заведении и скрывавших пол-лица очков никто не узнал в девушке, сидевшей с нами, всемирно известную Леону Мацудзаки.

Заняв место за столом, девушка отложила сумочку в сторону.

– Кто такая Марико Мори? – первым делом спросила она.

Митараи демонстративно молчал, поэтому я неохотно объяснил. Леона рассмеялась в ответ. По ее поведению казалось, что она не сильно пострадала от произошедшего. Я, в свою очередь, почувствовал облегчение: все закончилось и мои ужасные опасения не оправдались.

Я искренне наслаждался ужином. Когда солнце село, освещение в ресторане приглушили: зажглось пламя в латунных фонарях за окнами.

В ресторане играла тихая музыка, а за белыми оконными рамами открывался вид на тихое, темное святилище через дорогу и заросли бамбука по обе стороны от его каменных ступеней. Это напомнило мне о темном склоне холма в период Эдо. Прохожие, втянув головы в плечи, быстрым шагом спускались с холма.

Отвернувшись от окна, я посмотрел на Леону Мацудзаки. Интересно, будет ли это последний вечер, когда мы вот так, по-дружески, обедаем? Ведь она – всемирно известная знаменитость…

Долгое расследование подошло к концу. Все это казалось мне бесконечным кошмаром – долгий сон, пугающий, но в то же время прекрасный. Сможет ли он когда-нибудь превратиться в радостное воспоминание, например о поездке в Англию? Мне бы очень этого хотелось.

– Спасибо за все, что вы для меня сделали! – закончив с заказом блюд, Леона неожиданно поблагодарила нас с Митараи и поклонилась.

– Что? Мы же были непрошеными гостями, – ответил мой друг.

– Вы спасли мне жизнь.

– Не припомню такого. Это была воля Небес.

– Нет, – девушка покачала головой. – Я не просто выжила, вы буквально спасли меня из пучины отчаяния!

Митараи с молчаливым восхищением смотрел на Леону. Маленькое желтое пламя фонаря за окном мерцало, освещая серьезное лицо девушки.

– Весь мир сходил с ума от произошедшего; вы могли бы собрать толпы репортеров, журналистов всех мастей и стать настоящим героем, рассказав им всю правду!

Слушая Леону, Митараи закатил глаза.

– И правда, а я и не подумал…

– Я из тех людей, которые не умеют скрывать то, что у них на уме. Мне это никогда не удавалось. Это расстраивает до слез.

– Тогда вам не стоит и сейчас об этом говорить.

– Нет, сейчас я хочу рассказать! Я почувствовала, что пожалею, если промолчу на этот раз. Все благодаря вам. Если б вы той осенью рассказали журналистам всю правду, бесчувственные СМИ ополчились бы на меня, начали преследовать и осуждать – и я наверняка покончила бы с собой! В конце концов, это было последнее желание моей матери…

В этот момент я все понял. Я наконец осознал истинные причины поведения Митараи. Если бы правда вышла наружу, то Леона не смогла бы жить спокойно. Сегодня она была обычной девушкой, а не мировой знаменитостью. Митараи скрыл правду от Тангэ и Татэмацу, чтобы защитить девушку от преследований возмущенной общественности.

– Очевидно, вы знали, кто преступник, – предположил Митараи.

Леона кивнула.

– Да, я узнала это на прошлой неделе. Мне в руки попал дневник, который вела моя мать. Директор больницы Фудзидана хранил его для меня, но на прошлой неделе он скончался. В его предсмертной записке содержалось поручение передать мне надежно запечатанный конверт. И я прочла обо всем. Я была потрясена! Узнав, что моя собственная мать хотела убить меня, потому что в моих жилах течет кровь моего психопата-отца, я поняла, что не смогу дальше жить. Самоубийство казалось мне единственным выходом… Но я всего лишь слабая женщина, мысль о самоубийстве пугала меня. Я боюсь смерти! От мыслей о том, что мне все же придется умереть, у меня началась жуткая депрессия. Несколько дней я не могла подняться с постели. Казалось, я осталась совсем одна в кромешной тьме – совсем как в том ужасном, заполненном пугающими вещами подвале, который я видела сегодня… Но ваши героические действия помогли мне наконец встать на ноги. Оставшись совсем одна, я проклинала свой дом, свою семью и родную страну; собиралась уехать в Соединенные Штаты, где обрекла бы себя на еще большее одиночество. Именно ощущение общности с такими людьми, как вы, помогло мне выбраться из непроглядной тьмы одиночества!

Сидящему рядом Митараи явно было не по себе. Мой друг молчал, но, зная его много лет, я мог представить, что он сейчас чувствует.

– Отношение людей к идее наследственности – крайне увлекательная штука! – Тон Митараи выдавал осторожность, с которой он говорил. – Я написал несколько работ на эту тему. Например, в послереволюционной России отвергалась и высмеивалась идея о том, что выведение сельскохозяйственных культур может происходить лишь медленно и постепенно – ее объявили удобным аргументом капиталистов, пообещав совершить революцию в генетике. Человек по фамилии Лысенко не был великим ученым, но обладал даром убеждения. Его идеи пришлись по вкусу Сталину, который поставил его во главе советской сельскохозяйственной академии. С этого момента прогресс в советской генетике остановился, а один ученый, Вавилов, и вовсе был убит. Подобное происходило и при нацистском режиме в Германии. В то время существовало множество теорий о расовом превосходстве. Европейцы, отдаленно похожие на горилл, были готовы признать азиатов, на их взгляд, имеющих сходство с шимпанзе, менее развитой расой, чем они сами.

Митараи скрестил руки.

– Иными словами, даже сейчас человечество мало что знает о наследственности. На вооружении до сих пор остаются классические теории Дарвина, не подозревавшего о существовании ДНК. Такие фундаментальные вопросы, как роль мутаций в процессе эволюции, остаются неразрешенными, несмотря на все усилия передовых специалистов в области генной инженерии. Поэтому так легко было манипулировать данными в угоду политической идеологии. Разговоры о генетике дают много свободы человеческой фантазии. Получается, госпожа Ятиё тоже любила пофантазировать об этом.

Эти слова Митараи, кажется, обрадовали Леону: на ее лице наконец появилась улыбка. Митараи, обычно говоривший очень прямолинейно, умел в нужный момент скрыть сложные эмоции и найти очень правильные для собеседника слова.

– Вы готовы начать работу завтра? – спросил я.

– Конечно. Благодаря вам у меня появилось столько сил! Раньше мне казалось, что я родилась, чтобы страдать и испытывать боль…

– Но такие люди всегда вдохновляют других, – заметил я.

– Сомневаюсь в этом. Мне всегда казалось, что окружающие только и ждут, когда я умру.

– Как будто на вас натравили кредиторов.

– Кредиторов?

– У вас есть талант, – сказал Митараи. – Но вы получили его, собрав, как налог, с множества обычных людей – безымянных и безголосых – небольшими порциями. Ваш талант – это долг. Вы должны жить, чтобы отплатить всем этим людям.

Леона задумалась.

– О… Досадно, что я не в состоянии понять то, о чем вы сейчас говорите. Но, уверена, однажды я смогу понять! Вот бы вы могли спасать меня время от времени… В конце концов, я унаследовала ужасные черты своего отца, а это…

– Это всего лишь ваше воображение. У современной науки нет доказательств подобных идей. Не более чем фантазия. ДНК – весьма стабильная структура, которая редко меняется: ошибки при ее копировании возникают с частотой один на десять миллиардов раз! Это и есть вероятность естественной мутации. Однако если посмотреть на эволюцию живых организмов, то видно, что они не меняются с такой скоростью. Значит, вполне вероятно, что мутации могут не передаваться следующим поколениям.

Леона медленно кивнула.

– Я планирую исполнить последнюю волю матери. Я не выйду замуж и не заведу детей.

– Решать только вам, – заключил Митараи.

Закончив ужин и выйдя на улицу, мы обнаружили, что поднялся ветер – легкий ветерок, не слишком холодный, освежающий после приятного ясного дня. Я шел, перекинув через плечо сумку с обувью и прочим барахлом.

Спускаясь по склону Темного холма, я вспомнил о Марико Мори. Где она сейчас? Леона не хотела выходить замуж. А Марико Мори, одержимая мыслями о скором замужестве, вряд ли сможет найти себе пару, пока будет помнить о Таку Фудзинами, погибшем при таких ужасных обстоятельствах. Я стал немного понимать, как тяжело в этом мире быть женщиной.

Мы прошли торговую улицу Фудзидана; впереди показался перекресток у станции «Тобэ». Когда-то мы расстались здесь с Марико Мори, чтобы подняться по склону вместе с Тэруо и Юдзуру.

Леона предложила подбросить нас обратно на Басямити, но Митараи отказался – он хотел пойти домой пешком. Было решено попрощаться здесь.

Леона достала из сумки слегка потрепанную тетрадь.

– Ее оставила мне мать. Думаю, это прольет свет на оставшиеся тайны. – Она протянула тетрадь Митараи.

– Вы позволяете нам прочесть?

– Я бы хотела, чтобы вы оба прочли ее дневник. Но у меня все же есть просьба. Не могли бы вы не публиковать правду о произошедшем еще три года? Потом моя нынешняя работа подойдет к концу, и жизнь окончательно нормализуется.

– Понимаю. Думаю, Исиока-кун сможет вам это пообещать, – ответил Митараи.

– Конечно обещаю! – сказал я.

– Большое спасибо за вашу помощь! Я никогда этого не забуду, – сказала Леона и пожала руку Митараи.

Затем была моя очередь. У нее была тонкая, изящная рука. Коснувшись ее, я вдруг вспомнил ночь пожара в доме Фудзинами, когда Леона вела себя странно. Плача, как ребенок, она не переставая твердила, что хочет пойти за дерево и спуститься вниз. Я тогда решил, что в нее вселился злой дух. Что же это было?

Ночью на Темном холме стояла непроглядная тьма. Уличных фонарей почти не было, мы никого не встретили по пути. В магазине игрушек было тихо, ставни плотно закрыты.

Леона, переставляя свои стройные ноги, пошла вверх по склону. Глядя на нее, я думал, что эта прекрасная девушка, должно быть, была не из нашего мира. Некоторое время мы провожали ее взглядами, затем развернулись и пошли к станции.

– Митараи-сан! – раздался сзади голос Леоны.

Мы остановились. Девушка стояла немного позади магазина игрушек.

– Я не сдамся! – гордо заявила она, стоя у подножия холма. Затем резко развернулась и убежала прочь.

Я не видел выражения лица Митараи в тот момент. Было темно. Небо усеялось звездами, но луны не было видно.