XX. Музей редкостей
Стоял невыносимо жаркий солнечный день. На небе не было ни облачка, и только приятный приморский воздух обдувал улицы у станции Басямити.
По указанию Митараи я надел свои самые старые джинсы, которые давно собирался выбросить, и резиновые сапоги – наряд, больше подходивший для похода на рыбный рынок Цукидзи. Митараи был одет так же, поэтому мы, в компании всемирно известной актрисы, были едва ли не самой заметной троицей на улицах современного города Йокогамы. Мы быстрым шагом направились к «Мерседесу» Леоны, припаркованному недалеко от станции. В наплечной сумке я нес большой фонарь, свечи и еще одну пару обуви – предметы, о которых попросил Митараи.
Еще в лифте Леона надела солнцезащитные очки и, сев на водительское сиденье, не стала их снимать. Как только она начала движение, к машине, показывая пальцем, направились несколько молодых мужчин и женщин.
– Ох, как жаль, нам даже в кафе не посидеть спокойно, – холодно заметил Митараи, глядя через окно автомобиля на собравшуюся группу людей. – Может, они решили, что идут съемки фильма? Исиока-кун, похоже, можно больше не утруждаться написанием книг.
– Не шути так! Чем мне тогда зарабатывать на жизнь? – возразил я.
– Лишь бы на еду хватало.
– Леона-сан, а чем знаменитости занимаются в свободное время? – спросил я.
– Вечеринки и встречи с друзьями, – не отрываясь от руля, ответила девушка. – Строят отношения и проводят время вместе.
– Ха-ха, вы делаете так же? – спросил я.
Леона недовольно помотала головой.
– Ни за что! Ненавижу вечеринки. Жизнь и так слишком коротка, хочу проводить время со смыслом. И отношения я заведу только с тем, кто сможет сделать меня лучше! – твердо заявила девушка.
Тем временем мы свернули к Сакураги-тё.
– Я часто вспоминаю, как мы путешествовали по Шотландии…
– Да, я тоже, – ответил я.
– Прошло два, нет, полтора года? Столько всего произошло после этого, что кажется, будто это произошло когда-то очень давно… На дорогах Японии так много машин, ездить совсем невесело!
– А что стало с вашим «Порше»?
– В моем новом контракте был пункт, запрещающий мне водить спортивную машину. Поэтому пришлось пересесть на эту.
– Невыносимо! Я бы уволился на третий день, – заметил Митараи.
– Вы правы. Каждый раз на Новый год я даю себе обещание уйти через двенадцать месяцев, но все равно продолжаю работать.
– Чем хотите заняться, когда уволитесь? – спросил я.
– Собираюсь написать книгу. Стихи или, может, рассказы для детей. А еще сочинять музыку, снимать кино… да много чем хочу заниматься. И, конечно же, стать женщиной-детективом!
– Ах да, точно…
Управляемый Леоной «Мерседес-Бенц E300» проехал мимо станции «Тобэ»; в окне промелькнуло здание полицейского участка. В поле моего зрения попал транспарант «Соблюдайте правила дорожного движения», висевший над входом в участок. Детективы Тангэ и Татэмацу, должно быть, как раз внутри. Я задумался, не стоит ли в такой важный день взять с собой представителей власти?
Я посмотрел на Митараи. Его глаза были сощурены, губы скривились; он безразлично кивнул несколько раз.
Я не заметил, как мы оказались на дороге, идущей по склону Темного холма. Машина двигалась по дороге с односторонним движением мимо магазина игрушек и здания бани Фудзидана.
– А?! – невольно вскрикнул я.
Темный холм Кураями повидал на своем веку предостаточно. Казни бесчисленных грешников в период Эдо сменились стройными рядами солдат оккупационных войск, отрубленные головы и патриотические песни проложили путь строительству стекольного завода, иностранной школы и бани, уступившим свое место многоквартирному дому и заасфальтированной парковке.
Вид на холм сильно изменился. Огромное заброшенное здание бани Фудзидана-ю окончательно превратилось в груду обломков: целыми остались только дымоход, печь и сарай для дров.
Когда машина выехала на гравийную дорогу между зданием бани и домом Фудзинами Хэйм, я увидел гигантский камфорный лавр. Главный дом семьи Фудзинами снесли. Участок земли, когда-то принадлежавший Джеймсу Пэйну, превратился в опустевшую поляну с несколькими деревьями на ней. Со времени нашего расследования прошло не больше двух лет, но перемена была настолько разительной, что, казалось, все случилось очень давно.
Припарковав машину и выключив двигатель, Леона сказала, что зайдет домой переодеться в джинсы. Она предложила нам сходить с ней, но Митараи незамедлительно отказался, сказав, что подождет у машины.
Она уже собиралась уйти, как вдруг спросила:
– Мне позвать Тэруо и Икуко?
– В этом нет необходимости, – ответил Митараи, – мы сделаем это втроем. Остальные смогут прочесть книгу, когда Исиока ее напишет.
Кивнув, Леона ушла к себе в квартиру, оставив нас в автомобиле. Я смотрел за ее удаляющейся фигурой – происходившее напоминало сцену из кинофильма.
– Леона не упомянула Миюки, – заметил я.
– Она учится в университете в Токио, – ответил Митараи.
Я посмотрел на небо. Погода была по-прежнему отвратительно прекрасной – ни облачка. Полтора года назад, в наш прошлый приезд, не было ни дня хорошей погоды: тайфуны, пасмурно и мелкий дождь. Хорошая погода была большой редкостью в этих краях. С момента нашего путешествия в Шотландию стоял первый ясный день – как раз, когда все должно было закончиться.
Приятный ветерок, подхвативший запах растений, ласкал мое лицо, пока я стоял, прислонившись к серому «Мерседесу». Вдалеке был виден обгоревший фундамент дома Фудзинами – бóльшая его часть заросла густыми сорняками. Прошло много времени, и произошедшее все больше походило на сон. Я стал сомневаться, вправду ли здесь случилось нечто столь ужасное. Неужели во время войны здесь высились руины стекольного завода, похожего на дом с привидениями, а в период Эдо по всему холму разносились крики преступников, многие из которых должны были быть обезглавлены? Сегодня в это было особенно трудно поверить. Казалось, те времена унеслись вместе с порывами ветра. Будет ли настоящий момент похожим на сон спустя несколько лет? Смогу ли я, простой человек, за отведенное мне короткое время стать свидетелем этой перемены? Или подобного удостоен только он – гигантский камфорный лавр?
– Простите за ожидание, – раздался голос Леоны.
Девушка вернулась, переодевшись в джинсы и переобувшись в красные резиновые сапоги. Митараи, взяв сумку, вышел из машины и, не издавая лишнего шума, закрыл дверь.
– Детектив, куда вы хотите меня отвести?
– Мы пойдем к камфорному лавру. Вы никого не встретили по пути?
– Нет, никого.
– Очень хорошо. Исиока-кун, не мог бы ты принести пару палок с развалин бани? – попросил Митараи.
Искусно изготовленный муляж, когда-то закрывавший дерево, куда-то исчез – вероятно, сгорел во время пожара. Настоящий ствол – раньше он был черным, мокрым и склизким – высох и стал похож на обычное дерево. Все это время находившийся на открытом воздухе, теперь лавр выглядел вполне привычно – с шишками в разных местах, с отверстиями, пусть и не такими большими, как на поддельном стволе.
Корни, кажется, разрослись еще сильнее. Обнаженные, они скользили по земле, словно толстые змеи. Земля между ними высохла, папоротника видно не было – вместо него все заросло сорной травой. Было ли это связано с пожаром? Или, возможно, с отсутствием ухода за садом?
Фундамент, на котором стоял дом Фудзинами, почти целиком утопал в сорняках. Пока я подбирал палки, Митараи стоял в высокой траве, рассматривая камфорный лавр.
– Это дерево совсем не изменилось, да? Оно начало немного гнить, но наверняка протянет еще тысячу лет… Бедняга, – сказал мой друг, словно подтрунивая над деревом. – Исиока-кун, неси их сюда. Спасибо. Зажгите эти свечи. Пора отправиться в Страну чудес!
– Что? Куда?
– В царство Аида. В лучший музей редкостей, доступный человечеству. Нам несказанно повезло. Мы – те немногие, кто сможет стать свидетелями работы гения! – сказал Митараи, воткнув палку в землю у корней дерева.
Затем он вытащил ее и воткнул снова. Так повторилось несколько раз. Это походило на то, будто мой друг доставал сорняки, покрывавшие мягкую землю. Я изумленно наблюдал за его действиями, подозревая, что он снова сходит с ума.
– Не мешкай, Исиока-кун, свечи! – сказал Митараи, пиная землю носком ботинка.
Я достал свечу и поднес к ней зажигалку. Свечей было около десяти, я зажег четыре.
Митараи с силой воткнул палку в землю и хорошенько налег на нее всем телом.
Раздался странный звук, словно камни терлись друг о друга. Земля у нас под ногами задрожала, донесся слабый рев ветра. Митараи приложил еще больше усилий, и бетонная плита размером около одного квадратного метра слегка приподнялась над уровнем земли, сдвигая сорняки.
– Что это?
– Помоги, Исиока-кун, – сказал Митараи.
Я схватил край плиты и потянул вверх.
– Подними выше! Тогда мы сможем отодвинуть ее к дереву… вот так, хорошо!
В земле, прямо у подножия ствола гигантского камфорного лавра, раскрыла свой черный зияющий рот дыра площадью примерно в один квадратный метр.
Раздался гул. Спутанные тонкие корни дерева, свисая вниз, преграждали путь, похожие на потрепанные старые кружева.
– Это…
– Спустимся вниз. Осторожнее со свечой. В воздухе могут быть опасные газы, нельзя использовать открытый огонь.
Митараи достал из кармана лист бумаги и поджег его от пламени свечи. Затем он бросил горящий лист в отверстие – крохотный язычок пламени, освещая себе путь, медленно опустился на дно и коснулся его, продолжая гореть.
– Судя по всему, скопления метана там нет. Спускаемся, – сказал Митараи и смело, держа по свече в каждой руке, опустил ногу в отверстие. Он с большим трудом начал спускаться, расчищая дорогу от корней. Вот уже и его голова скрылась в отверстии.
На первый взгляд пространство внизу уходило в сторону главного дома, прочь от дерева. Я набрался смелости и, взяв фонарь, пошел следом. Я не мог позволить Леоне идти передо мной.
Ступив в дыру, я оказался на склоне, и меня потащило вниз. Опираясь на левую руку, я медленно сполз на дно – в нос сразу ударил аромат прелой земли и сильный, влажный запах, напоминавший о рыбе или гниении.
Внизу царила кромешная тьма. Фонарь освещал небольшой участок вокруг меня: я увидел лишь затылок Митараи. Не имея представления, куда идти дальше, я хотел было повернуть назад. Меня охватило чувство тревоги. Было неясно, насколько далеко нас заведет этот узкий подземный лаз. Сперва я думал, что мы шли по петляющему коридору целую вечность – путь оказался куда длиннее, чем я ожидал. Интересно, Митараи совсем не боялся идти вот так в неизвестном направлении? Или он точно знал, какова была цель его пути и что ждало нас в конце?
За мной шла Леона. Обернувшись, я бросил взгляд на ее красные сапоги и, сказав себе, что пути назад нет, твердо решил пройти весь путь до самого конца.
Мы долго шли по коридору, пока Митараи наконец не остановился; я чуть было не столкнулся с ним. На полу лежал обгоревший листок бумаги, который Митараи бросил в отверстие. Внезапно раздался громкий хлопок. Я вжал голову в плечи, решив, что на нас сейчас обрушится потолок.
Митараи исчез во тьме! Раздался плеск воды. Пока я соображал, что могло произойти, к моим ногам хлынула вода – я стоял абсолютно невредимый на ровном твердом полу, покрытом ее тонким слоем.
Посветив фонарем себе под ноги, я заметил повсюду вокруг темную, покрытую рябью поверхность воды. Влажность заметно повысилась. Я находился в большом просторном помещении. Было темно, поэтому я не мог оценить его размеров. Подняв фонарь выше, я крикнул:
– А-а!
Потолок выглядел ужасающе – спутанные корни дерева покрывали его полностью, свисая вниз, подобно костлявым пальцам. Казалось, я попал в утробу великана!
Снова раздался хлопок, и рядом появилась Леона – сидя на полу и шаря лучом фонаря по сторонам, она беспокойно оглядывалась.
Я помог ей подняться на ноги и громко спросил:
– Митараи, что это?
– Это подвал дома Фудзинами. Он был заполнен водой. Свечи не гаснут, значит, с воздухом всё в порядке, – эхом в темноте разнесся голос Митараи.
– Подвал? Леона-сан, вы знали о нем? – спросил я.
Девушка энергично покачала головой в темноте подземного пространства, освещенного лишь нашими фонарями.
Я ступал осторожно, опасаясь чудовищ, скрытых под поверхностью воды. Шум воды, многократно усиливаясь, заполнил все пространство. Каждый шаг заставлял меня дрожать все сильнее.
Я подошел к Митараи, стоящему неподвижно. Перед ним был деревянный стол на четырех тонких ножках, полностью накрытый непромокаемой тканью.
Подождав, пока мы с Леоной подойдем ближе, Митараи сказал:
– Исиока-кун, держи за этот конец ткани, а я возьму тот. Аккуратно поднимем его и переложим на тот жестяной короб. Готов?
Отдав фонарь Леоне, я взялся за край брезента правой рукой.
– Поднимаем, – скомандовал Митараи.
Леона фонарем посветила на наши руки.
Успевшая затвердеть водонепроницаемая ткань медленно поднялась вместе с облачком пыли. Из-под нее показались довольно миленькие куклы. Японские куклы. Я ощутил облегчение – ведь готовился к чему-то куда более пугающему.
Положив ткань на стоявшую поблизости жестяную коробку, мы вернулись к столу.
Четыре очаровательные японские куклы довольно большого размера стояли в ряд в ящике черного цвета в полтора метра шириной и метр в высоту. Глубина ящика составляла около шестидесяти сантиметров.
Бледное личико каждой куклы, размером чуть больше кулака, было скрыто длинными волнистыми волосами. Все четыре куклы были примерно одного роста, около пятидесяти сантиметров. Они были одеты в кимоно – яркие, но покрытые таким толстым слоем пыли, что было абсолютно невозможно угадать их цвета.
– Это тот самый музыкальный механизм, чертеж которого мы нашли в одной из книг. Мистер Пэйн все-таки построил его, – тихо сказал Митараи.
Я кивнул.
– Исиока-кун, поставим свечи на стол. – Мой друг опустил две свечи по углам стола, с них на деревянную поверхность капнул воск.
Я разместил еще две свечи на противоположном конце, чтобы источники света окружали кукол с четырех сторон.
– Сбоку должна быть ручка, повернув которую, мы заставим кукол петь, – сказал Митараи, нащупывая ручку.
Однако мы не услышали пения, когда он ее повернул. Механизм был слишком старым, и воздух с трудом просачивался сквозь щели внутри ящика. Куклы, купаясь в мягком свете свечей, поочередно поднимались и опускались, подобно поршням в двигателе, приоткрывая рты. Впечатляющее зрелище!
Я посмотрел на Митараи. Похоже, тот ожидал сделать куда более пугающее открытие. Думаю, Леону он тоже предупредил. Но разве могли нас напугать эти куклы?
– Такие милые, правда? Что здесь…
Я заметил, что Митараи резко поднял правую руку. В тишине послышалось тихое шипение ветра.
– Действительно милые, Исиока-кун, – Митараи говорил только со мной. – Но только это не куклы.
– Что? Что ты хочешь сказать? Почему это не куклы?
– Ааа! – Темноту подвала заполнил пронзительный женский крик.
Кричала Леона. Я не мог понять, что ее напугало.
Пока Митараи не сказал бесстрастно:
– Это человеческие лица, Исиока-кун.
– Человеческие?! – закричал я. – Что? Это же не… – мой голос сорвался на шепот.
– Маленькие, как куклы. Их лица сделаны из человеческой кожи, вот почему они так похоже открывают и закрывают рты.
Я ощутил холод, словно кровь во всем моем теле мгновенно застыла. И простоял молча не меньше минуты, лишившись дара речи от потрясения.
– Но, но, но… – бормотал я. Все мое тело дрожало.
Леона не произнесла ни слова.
– Головы совсем маленькие, как кукольные. Если вынуть кости черепа и поместить внутрь твердый объект меньшего размера – например, камень, – то кожа со временем тоже сожмется; тогда можно заменить объект на другой, поменьше, и так далее. Кожу можно обработать над огнем. Повторить так несколько раз. Голова будет все уменьшаться. Чем меньше объект внутри, тем больше садится кожа. Вот как это сделали. Племена каннибалов в Южной Америке до сих пор коллекционируют головы своих врагов. Встречаются записи о белых миссионерах, которых приносили в жертву и сохраняли, как напоминание или сувенир. Мистер Пэйн наверняка слышал об этом, поэтому и применил этот метод к своим куклам на музыкальной шкатулке. – Митараи объяснял все спокойно, не проявляя эмоций.
Меня сковал шок. Я пытался подавить страх, не сводя глаз с четырех маленьких лиц передо мной. Их блестящие глаза-шарики смотрели на меня в ответ. Это был пустой взгляд кукол, но морщинки вокруг глаз, пухлые носики и губки были слишком точными – даже самый искусный мастер не смог бы достичь такой достоверности! Голова у меня кружилась; я хотел присесть на землю, чтобы справиться с охватившими меня ужасом и омерзением. Неужели человек правда способен на такое? Захлестнувшее меня отвращение к человечеству заставило усомниться, смогу ли я жить дальше с самим собой. От мысли о том, что как человек я способен на нечто столь же ужасное, волосы у меня встали дыбом.
– Смотри, Исиока-кун, это нечто большее. Если забыть о морали, то это – великое искусство! Искусство смерти.
Митараи направил луч фонаря в темноту, осветив другой причудливый объект.
На первый взгляд стоявший в воде объект походил на человека, но я решил, что это может быть пластиковая анатомическая модель, используемая в школьных классах биологии или учебных лабораториях. Туман в моей голове сгущался, я терял способность логически мыслить.
Я медленно двинулся к нему, чувствуя, как не переставая дрожат мои колени.
Невысокий, он не доставал даже до плеча Митараи.
– Ааа!.. – удивленно вскрикнул я.
Мне вдруг вспомнилась поверхность потолка этого подвала. Весь объект тоже был опутан сложной, похожей на корни паутиной. Кровеносные сосуды, похожие на прожилки листьев, плотно прилегали к костям и тонкой мумифицированной плоти, тесно переплетаясь между собой. Поверхность воды, играя бликами, отражала мягкий свет свечей.
– Это… настоящее?
– Настоящее тело ребенка. Вот, смотри. – Митараи поднес фонарь поближе к черепу. Из потемневших глазниц на нас смотрели черные стеклянные глаза.
– Что это? Кровеносные сосуды?!
– Да, верно. Все артерии и вены прекрасно видно. Ценнейший экспонат для студентов-медиков любой медицинской школы! На нынешнем уровне технологий пока довольно сложно получить такой образец кровеносной системы.
– Сложно получить? – спросил я, тут же пожалев об этом. – Тогда как это стало возможно здесь?!
– Это чудо. Чудо, которое не должно быть позволено совершить ни одному человеку.
Я не понимал, о чем он говорил, – это чудо было прямо передо мной!
– Причина, по которой это невозможно, заключается в том, что, как бы вы ни старались, бальзамирующий раствор нельзя доставить в каждый уголок тела, в каждый сосуд, если сердце уже остановилось.
– О… – Я кивнул, до конца не понимая, к чему он клонит.
– Однако есть один способ. Он известен с незапамятных времен.
– …
Меня парализовал страх. Я знал, что сейчас услышу нечто ужасное.
– Пока человек еще жив и его сердце активно бьется, в артерии вводят большое количество ртути, чтобы та… Исиока-кун, держи! – крикнул Митараи, но я растерялся, не понимая, что произошло.
Раздался плеск воды. Митараи присел рядом со мной. Леона упала в обморок!
Мой друг поднял девушку из воды. Я взял фонарь и осветил ее лицо.
Ее прекрасное, как произведение искусства, лицо было измазано грязью. Даже белые зубы, слегка выглядывавшие из-под полураскрытых губ, были испачканы. Это было жуткое зрелище!
Митараи приподнял ее и усадил на жестяную коробку – это было единственное сухое место, на которое тут можно было присесть.
Леона, вытерев лицо носовым платком, перевела дыхание.
– Вы в порядке? Не хотите подняться наружу? – спросил Митараи.
– В порядке, – тихо ответила девушка. Ее глаза наполнились слезами. Соленые капли стекали по ее испачканным грязью щекам, словно омывая их. Слезы текли все сильнее, и девушка, задрожав, разрыдалась, крепко стиснув зубы. Я понял, что именно такой реакции и боялся Митараи.
– Не стоит нам оставаться здесь надолго. Мы оставили вход открытым; кто-нибудь может нас обнаружить, – пробормотал Митараи. – В таком случае Леона Мацудзаки, безусловно, окажется втянутой в громкий скандал, который явно не ограничится одной только Японией.
Думаю, Леоне было все равно. Этот невообразимый акт жестокости, результат которого мы наблюдали собственными глазами, был делом рук ее родного отца. Никто в мире, каким бы стойким человеком он ни был, не смог бы избежать потрясения.
– Простите, Митараи-сан, Исиока-сан, – сказала девушка, вытирая слезы платком. – Всё в порядке. Я уже успокоилась. Помогите мне, пожалуйста… Давайте покончим с этим поскорее.
Продемонстрировав чудеса выдержки, Леона встала, опершись на руку Митараи. Тот, мельком взглянув на Леону, передал ее руку мне и вернулся к стоящему в воде телу. Я притянул девушку к себе, приобняв за плечи. Запах ее духов и мелкая дрожь, постепенно сходящая на нет, успокаивали и меня тоже. Рябь от шагов Митараи распространилась по поверхности воды, касаясь наших ног.
Круг света от фонаря в его руках, освещая пространство впереди, упал на другой пугающий объект.
Мумия, облаченная в изорванную одежду.
Насмотревшись в тот день на разные ужасы, я должен был, наверное, уже выработать иммунитет. Но от вида этого объекта у меня буквально перехватило дыхание.
Все дело было в причудливой позе. Одна нога стояла в воде, вторая была согнута и поднята вверх, руки вытянуты, а голова откинута назад. Казалось, что мумия застыла в танце.
Я не понимал, как человек вообще мог стоять в подобной позе. Тело не было прислонено к стене и ни на что не опиралось – просто стояло в воде, как чучело.
При ближайшем рассмотрении я обнаружил свисающий с шеи изорванный галстук и ребра, выступающие по бокам от него. Голова окончательно превратилась в потемневший от времени череп. Рот был широко распахнут, словно в бесконечном крике, обнажая два ряда зубов. Вместо глаз были темные отверстия; из одного из них, подобно змее, свисал корень дерева.
Тело было полностью опутано корнями, приподнимавшими его над полом, как большую марионетку. Невероятно! Камфорный лавр, растущий на заднем дворе дома Фудзинами, имел корни, уходящие глубоко под землю и питающиеся человеческими трупами! Слухи не врали. Это было ужасное дерево!
Митараи, ни секунды не колеблясь, подошел к танцующей мумии. Неожиданно та оказалась с ним почти одного роста. Значит, это было тело взрослого. К тому же он был слишком высоким для японца.
– Это Джеймс Пэйн, – спокойно сказал Митараи, коснувшись рукой подбородка мумии, словно перед ним был живой человек.
– Что?! – закричал я. – Но… ведь он жив! – Голова у меня снова закружилась.
Мое поле зрения постепенно сужалось. Казалось, все вокруг мчалось по кругу с бешеной скоростью. Было слишком темно, чтобы я смог хоть что-то разглядеть.
В какой-то момент я засомневался, не закрыты ли мои глаза вовсе. В ушах стоял металлический звон. Сознание покидало меня. Место, где я находился, и ужасы, которые я обнаружил, перестали казаться мне реальными. Это все был сон. Пугающий и опасный сон. Ловушка, постепенно затягивавшая меня в безумие. Какое-то неврологическое расстройство. Я должен был оставаться сильным. Я должен был выбраться оттуда!
– Исиока-кун!
– Исиока-сан!
Вернувшись к реальности, я обнаружил, что сижу на полу, прямо в воде. Надо мной склонились два лица. Меня медленно подняли на ноги.
– Раз и ты не выдержал, значит, дела совсем плохи, – заметил Митараи.
Я, пошатываясь, поднялся, борясь со смущением.
– Подойди сюда, осторожно.
Митараи отошел в сторону. Борясь с подступающей тошнотой, я приблизился к мумии, постепенно различая корни, поддерживавшие тело мистера Пэйна на весу. Я ощущал слабый запах. Возможно, это был запах смерти?
Обойдя мумию, я подошел к противоположной стене и увидел старую бетонную лестницу, идущую вверх. Митараи, поднявшись на три ступеньки, стоял над водой.
– Эта лестница ведет наверх, в кабинет мистера Пэйна. Но входа в дом больше нет, он зацементирован. – Митараи направил фонарь в потолок: несколько кусков цемента затвердели, струи застывшего раствора стекали по стенам на ступени. Вокруг крышки, подобно сталактитам, свисали вниз бетонные сосульки. Очевидно, никто не беспокоился о красивом виде из подвала – крышку явно зацементировали в спешке.
– Это вход в подвал. Тот, кто зацементировал его снаружи, думал, что сделал достаточно. Но он не знал, что у корней камфорного лавра есть еще один вход. Это приводит нас к еще одному важному выводу. Джеймс Пэйн не был похоронен здесь заживо. Будь он жив, мужчина спасся бы через запасной вход, который мы использовали, чтобы проникнуть сюда. Пэйн был либо убит здесь, либо убит и сброшен сюда позднее.
Я задержал дыхание. Леона молча застыла.
– Не могу в это поверить… – пробормотал я. – Значит, подвал оставался нетронутым с момента пожара…
– Намного дольше. Вероятно, он оставался запечатанным, как капсула времени, с 1970 года.
– И во время пожара…
– Это место наверняка напоминало ад. Грунтовые воды закипали, наполняя подвал горячим паром.
– Это грунтовые воды?
– И вода из шланга пожарной бригады, – серьезно продолжил Митараи. – Я давно знаю о существовании этого пространства под домом и планировал спуститься сюда, но неожиданно случился пожар – пришлось ждать неделю или около того, чтобы место остыло. Пока я ждал, успел передумать. Его все равно не найдет никто, кроме меня. Поэтому я был готов подождать год и больше. И вот мы здесь, полтора года спустя, когда лучшим детективам города надоела игра в угадайку, и они отчаялись раскрыть это таинственное дело об убийствах на склоне Темного холма Кураями.
Я вздохнул, ощутив сильный приступ головной боли. Может, воздух здесь все же был отравлен чем-то? Пламя свечи мерцало и становилось все слабее.
Закончив рассказ, Митараи прошел мимо мумии и двинулся в сторону выхода, через который мы пришли сюда. По пути он открыл крышку жестяной коробки, заглянул внутрь и, неразборчиво бормоча, положил ее на место. Похоже, мой друг решил изучить здесь все, чтобы не упустить ни одной мелкой детали.
Я следил за его движениями, крепко сжимая в руке фонарь.
– Митараи, что в коробке?
– В ней инструменты. Скальпель, пила, шприц, какие-то ампулы с лекарствами и камни разных размеров. А еще волосы и ногти. Похоже на Освенцим. Здесь есть еще мобильный крематорий, а это – банка с желатином.
– Желатин! Значит, ненужные ему тела, найденные внутри дерева, были с черепами, покрытыми желатином и волосами?
– Да.
– То есть в поддельный ствол дерева он прятал все части тел, которые были больше ему не нужны…
– Именно. Используя тот запасной выход.
– Но кто эти дети?
– Полагаю, в основном это сироты войны, их в городе после сорок пятого года было достаточно. Никто не заботился об этих детях, пропавших без вести, убитых и изуродованных… бедные несчастные души! У них не было родителей. А другие взрослые отчаянно пытались выжить сами. Это было тяжелое время для нашей страны. Самое подходящее время для того, кто любил красть и убивать детей.
Я с трудом выдохнул.
– Надеюсь, мы видели все ужасы, что можно найти в этом месте? – спросил я. Хотелось как можно скорее выбраться оттуда. В том страшном месте, наполненном смрадом смерти, у меня начинался приступ клаустрофобии.
– Еще кое-что, – ответил Митараи. – Вот.
Он сместил круг света от фонаря так, что тот теперь освещал одну из стен. Мои мысли окончательно перепутались, поэтому я не мог определить, куда смотрела эта стена – на север или юг.
– Ааа! – одновременно закричали Леона и я.
На стене была величественная фреска, написанная умелой рукой человека, достигшего определенного мастерства в своем деле. Смелые мазки точно принадлежали не любителю.
– Это дерево, дерево-людоед! – разнесся по подвалу эхом мой крик.
Снова гигантский камфорный лавр. Это изображение поразило меня.
Ствол камфорного лавра был разрезан посередине, совсем как живот человека на операционном столе хирурга; из дыры вывалились человеческие тела. По моим подсчетам, их было четыре. Весьма точное изображение реальности!
В верхней части ствола находился еще один человек; часть его тела от головы до пояса утопала в стволе, торчали лишь ноги, расставленные в форме латинской буквы V.
Еще удивительнее был тот факт, что рядом с деревом был нарисован главный дом семьи Фудзинами, на крыше которого в позе наездника сидел человек, смотрящий вниз на ужасное дерево!
– Что это?!
– Да, невероятная картина. Фреска была написана мистером Пэйном в сороковых годах, а значит, это – пророчество о ряде страшных событий, которые произойдут спустя… сорок лет.
Воистину. Пророчество. Конец всего. Неужели фреска была инструкцией к осуществлению всех этих ужасных событий?
На изображении не было многоквартирного дома Фудзинами Хэйм или здания бани. Неудивительно, ведь в сороковых их еще не построили. Я стоял, затаив дыхание, изучая фреску под звуки свистящего вдалеке ветра.
На небе были нарисованы облака – длинные, рваные, словно из ваты. Форма у них была странная и напоминала свернутые в брюшной полости кишки. Облака, похоже, были нарисованы белой или светло-серой краской, но небо не было голубым. Я смотрел на фреску, используя лишь рассеянный свет фонарика, но мне показалось, что его цвет был коричневым.
Фигура на крыше была в одежде грязно-розового цвета, а торчащие из ствола брюки были темно-зеленым. Цвета не гармонировали с другими объектами. По всей видимости, чувство цвета у мистера Пэйна отличалось от других людей. Возможно ли, что он страдал дальтонизмом?
– Вот еще одна, – сказал Митараи, переведя круг света на противоположную стену.
– А! – снова вскрикнул я.
Нашим взглядам предстала ностальгическая картина.
Некрасивое, похожее на игральную кость здание, казалось, было сложено из кирпича. Со всех сторон его обступал густой лес.
Цвета тоже казались странными. Кирпичи были темно-зеленого цвета морских водорослей. Листья на деревьях, к моему удивлению, выглядели вполне нормально.
У подножия холма была изображена поверхность озера в форме полумесяца. Это было озеро Лох-Несс. Несомненно, на фреске представала деревня Фойерс в Шотландии.
– На этой стене он изобразил свой родной край. Именно этот дом теперь известен как «Дом великанов». Посмотрите сюда. Это портрет светловолосой девушки. Ее руки, ноги, шея и голова отделены от тела, между ними пространство в несколько сантиметров. Она словно пригвождена к стене.
Это изображение является прямым доказательством непосредственной причастности мистера Пэйна к трагедии в «Доме великанов». Только он знал об убийстве Клары во всех деталях. Это – его тайное признание!
– Ты сам говорил об этом, Исиока-кун. Для художника находиться в чужой стране и не брать в руки кисть – невозможно жестокая пытка! Каждый день он тайно спускался в этот подвал в определенное время суток и писал фрески. Или создавал свое искусство смерти. Каждый день он проживал четко по часам, потому что не хотел, чтобы кто-то застал его в эти ужасные часы безнравственности, чтобы кто-то обнаружил все это. Установив время, которое он проводил один в своей комнате, Пэйн обеспечил себе алиби – никто не подозревал о его истинном местонахождении. Все ждали, когда он снова выйдет из комнаты. Это ли не лучший способ спрятаться, будучи у всех на виду?.. Ладно, пришло время вернуться наверх. Вы видели всё, что нужно. Мы трое еще слишком молоды, чтобы оставаться в этом царстве смерти, – сказал Митараи и направил круг света на отверстие, через которое мы вошли.
– Эй, Митараи! – крикнул я.
– Ах! – тоже закричала Леона.
Стена, освещенная моим фонарем, медленно менялась: словно масло, просачивавшееся сквозь японскую бумагу васи, белые области постепенно поглощали изображение. Фреска исчезала у нас на глазах!
Я коснулся стены. Мы были не в силах ее спасти. Белые участки, пожирающие причудливые краски изображения, покрыли весь открытый участок стены. Ветер свистел все громче.
– Это воздействие сухого воздуха, – с сожалением пробормотал Митараи.
Я сделал шаг назад. Чудесные фрески конца света исчезли, превратившись в обычные серые стены. Никто никогда не поверит в то, что на них были прекрасные изображения, предсказывавшие будущее на сорок лет вперед.
Я перевел свет фонарика на противоположную стену. Шотландский пейзаж померк, превратившись в безвкусную бело-серую поверхность. Чудеса исчезли. Бесследно исчезли. Навсегда.
– Исиока-кун, ты ничего не можешь поделать. Просто продолжай помнить картину, что была здесь нарисована, – тихо сказал Митараи.
* * *
С большим трудом я выбрался на поверхность, и солнечные блики сперва на время ослепили меня. Когда мои глаза наконец привыкли к свету, я обнаружил, что вокруг не было никого из посторонних – к счастью, обошлось без свидетелей.
Солнце успело опуститься к горизонту. Стоял прекрасный сухой и солнечный день.
Объединив усилия, мы втроем поместили бетонную крышку на место, плотно закрыв вход. Затем засыпали ее землей, набросав сверху сорняки и траву, и аккуратно притоптали. Из-за разливавшегося вокруг теплого солнечного света трудно было поверить в то, что происходящее было реально – казалось, что перед нами не что иное, как коллективная галлюцинация.
Я присел на один из оголенных корней, чтобы немного отдохнуть. Поток сухого ветра коснулся моего лица. Перед глазами все плыло.
– Но почему… – не выдержал я. – Почему никто до сих пор не заметил? Почему никто не знал о входе в подземный туннель?
– Потому что над ними было фальшивое дерево, – небрежно ответил Митараи.
– Точно, вход был внутри фальшивого ствола!
– Это так, – смеясь, подтвердил мой друг.
– Действительно, получается, что муляж дерева должен был скрыть вход в подвал…
– Наконец-то понял, Исиока-кун? – раздраженно ответил Митараи.
Как обычно, я соображал куда медленнее, чем он.
– Но тогда для чего…
– Подозреваю, что это мог быть просто запасной выход на случай чрезвычайной ситуации. Думаю, мистер Пэйн был очень осторожным человеком, поэтому заранее построил аварийный выход на случай, если окажется заперт в подвале.
Вот почему в тот дождливый день, когда я на глазах детектива Тангэ ударил ледорубом по муляжу ствола, тот так легко сломался – его как будто изготовили специально для этих целей. Он разлетелся на куски, потому что был изготовлен таким образом, чтобы его можно было быстро открыть, надавив изнутри. Таким и должен быть запасной выход!
– Наконец понимаю, – сказал я. Я был впечатлен.
– Мистер Пэйн вынес ненужные ему тела из подвала и сложил у выхода. Вот и всё. Либо его эстетика не позволяла ему оставлять трупы в подвале, либо это была простая предосторожность на случай незваных визитов в подвал. Но те два тела, что остались внизу, обработаны так искусно, что никто, мельком увидев их в тусклом освещении, не смог бы понять, что они настоящие и когда-то принадлежали людям!
– Ого… – Я вздохнул.
Леона, не говоря ни слова, в ответ скривилась – то ли от шока, то ли от усталости.
– Между муляжом и настоящим стволом остался небольшой зазор, в который задувал ветер – если приложить ухо к дуплу, то раздававшийся свист можно было легко принять за далекие крики людей.
– И правда… Но как ты узнал, что здесь есть вход… вернее, запасной выход?
Митараи скорчил гримасу.
– Исиока-кун, кажется, ты забыл о мелодии механического петуха?
– Шифр! Точно!
– В нем говорилось «под деревом». Не внутри, а именно под ним. Пэйн объявил всем вокруг о своей главной радости и гордости – омерзительном музее удивительных редкостей, который он построил под камфорным лавром! И местонахождение четырех выброшенных тел здесь ни при чем.
У меня снова сильно закружилась голова, и я чуть не упал.