– Госпожа Тинацу в порядке? – спросил я, когда мы остались вдвоем.

– Она в квартире, уже спит, – спокойно ответил Юдзуру. – С ней всегда так. Я давно перестал переживать из-за этого.

Комната Юдзуру находилась в северной части дома на втором этаже, прямо под комнатой с пианино.

В коридоре по пути в его комнату я столкнулся с Миюки, выходившей из спальни для гостей.

– Кровати готовы! – радостно сообщила она.

– Большое спасибо, – поблагодарил я, склонив голову.

Девушка быстро поднялась по лестнице на третий этаж. Юдзуру указал на дверь комнаты, из которой она только что вышла.

– Комната посередине была моей, когда я был ребенком, а нынешняя принадлежала брату. Но после постройки многоквартирного дома Фудзинами Хэйм брата по моей просьбе переселили. Комната куда больше подходит для кабинета или лаборатории, ведь в ней есть камин… Проходите, пожалуйста! – Юдзуру толкнул дверь и пропустил меня вперед. Свет уже был включен.

– Какой прекрасный интерьер! – невольно вырвалось у меня.

Эта комната действительно отличалась от других в этом доме. Обои были не белыми, а темно-красными, с золотыми линиями и мелким узором, – возможно, именно из-за темного цвета пятна от влаги на них были незаметны; гардины на окнах из тяжелой ткани того же цвета, с золотой бахромой. Размер комнаты был намного больше, чем у любой на третьем этаже.

По левую сторону от входа стоял встроенный книжный шкаф высотой до самого потолка, заполненный книгами. Большинство из них были иностранными.

В стене напротив находился камин, огонь в нем уже развели. Перед камином стояла темная металлическая сетка, похожая на ширму, по бокам от которой лежали дрова и жидкость для розжига. Справа от камина располагались окна, из которых наверняка тоже был виден лавр, но гардины были плотно задернуты.

Пол был застелен узорчатыми персидскими коврами в оттенках обоев, а между окнами встал великолепный письменный стол. У книжного шкафа находился небольшой диванчик с изящными ножками в стиле рококо, на котором вполне можно было вздремнуть.

Коллекционирование антиквариата – неплохое хобби. Что, это было у Юдзуру в крови благодаря безупречному вкусу отца-англичанина? Может, это в крови у всех англичан?

Но мое внимание почти сразу привлекло другое. Стена с камином, пространство между окнами, стена по обе стороны двери – все они были завешаны рамами разных размеров, в которых были картины и фотографии, сильно отличавшиеся от изображений на первом этаже, лестничных площадках и в коридорах.

Меня буквально потянуло к изображению над камином.

– Это что, фотография? – испуганно спросил я.

– Да, о ней я и рассказывал вашему другу. Эту фотографию сделал англичанин по имени Фэликс Бито в 1869 году. На фото, кажется, грабитель, напавший на ломбард и убивший владельца…

– Снимали здесь?

– Да, в тюрьме на холме Кураями. Думаю, он случайно забрел туда.

На фото я увидел распятие. Из дерева был построен каркас в форме огромного слога катаканы «ки», напоминающего крест с двумя поперечными перекладинами, к которому были привязаны конечности молодого человека.

Кажется, с момента казни прошло несколько дней. Запястья мужчины были странно вывернуты. Но самой странной деталью была его голова – она была помещена под углом в девяносто градусов к телу, зафиксированному на столбе ровно вертикально. Голова покоилась на левом плече – вероятно, из-за того, что шейные позвонки были сломаны.

– Кажется, профессор права Асатаро Окада нашел этот снимок в ярмарочном киоске на празднике Бисямона в Усигомэ-Кагура-дзака. Купил всего за тридцать пять сэн еще в период Тайсё. На обороте была надпись «год Змеи», поэтому это мог быть либо 1857, либо 1869 год. В итоге было решено, что снимок был сделан сразу после эпохи Кэйо, в 1869 году, британцем по имени Фэликс Бито.

– Но это пугающее фото… Неужели даже в 1869 году подобное можно было встретить прямо здесь, в Йокогаме… – Я лишился дара речи.

Но Юдзуру, подойдя ближе, заглянул мне прямо в глаза.

– Вас пугают эти головы? Да? Ха-ха-ха! Но у смерти, хе-хе-хе, есть своя уникальная красота! – с жаром говорил он, пискляво посмеиваясь. – Посмотрите на эту!

Мы перешли к следующей фотографии.

– Говорят, ее тоже сделали на склоне холма Кураями. Это подставка для голов перед воротами тюрьмы, а на ней три головы выстроены в ряд. Три головы в ряд! Это снимок из ателье Макино. Думаю, его сделали в одно время с распятием, недалеко от него.

На заднем плане стояли два бумажных фонаря, орудия для поимки преступников и корзины для голов, а здесь, похоже, в кадр попала сторожка и особый забор – бамбуковый тын. Все это выносили каждый раз после публичной казни.

Толстые губы Юдзуру стали влажными и блестели.

– Головы опасных преступников из камер смертников после казни выставляли на всеобщее обозрение на подставках, подобных этой. По бокам их подпирали глиной, чтобы ровнее стояли. Увидев подобное на обочине дороги, путешественник вроде Бито наверняка удивился. Такое возможно только в Японии! Японцы – потрясающий народ; они способны создать произведение искусства из такой будничной вещи, как смерть. Японское обезглавливание, пожалуй, лучшее в мире, в нем не может быть ошибок. На Западе головы рубили топором – и есть много примеров, когда все шло не по плану. Полно историй о промахах. После первого удара преступник продолжал мучиться, с криками заливая все вокруг кровью, и был готов сам броситься на топор, чтобы окончить свои страдания. Начинались волнения и беспорядки из-за зевак, никакого изящества! Вот почему практика рубить головы вручную не прижилась на Западе, и в конце концов им пришлось построить странную машину для убийств – гильотину. А виной всему руки не из того места, ха-ха-ха! Отсечь человеку голову – это вам не шутки, европейцу такое не по силам, хоть из кожи вон лезь. Смотрите сюда! – Речь Юдзуру становилась все быстрее и путанее. – А вот гравюра с изображением казни клана Канадзава – разрубание на три части! Настоящее мастерство обезглавливания, которое есть только в Японии. Божественная техника! Метод заключается в том, чтобы, связав руки преступника у него за спиной, подвесить край веревки к одной из ветвей высокого дерева. Под собственной тяжестью голова и ноги свисают вниз, верно? Мастер медитирует с занесенным над головой мечом и в момент духовного просветления с чувством разрубает туловище прямо пополам! Голова перевешивает, и верхняя часть туловища, лишившись равновесия, поворачивается в воздухе – теперь голова оказывается внизу. В этот самый момент голову отсекают одним точным ударом меча! Преступника делят на три части! На дереве остается висеть только верхняя половина тела, а голова и ноги падают на землю. Все происходит мгновенно! История гласит, что впервые эту казнь провели публично, чтобы продемонстрировать изысканное мастерство исполнителя. Шедевр, согласитесь? Хи-хи-хи! Есть записи, которые гласят, что из разрубленной шеи приговоренного могла выпасть гречневая лапша, представляете? Это все потому, что заключенный мог попросить что угодно на свою последнюю трапезу, и многие часто просили лапшу соба. А свидетели казни, наверное, потом долго не могли есть лапшу после такого-то, хи-хи-хи!

Пока я слушал его рассказ, мое лицо кривилось в гримасе ужаса.

– Люди – это существа, действительно наслаждающиеся моментом убийства! И на Западе, и в Японии публичные казни всегда были многолюдны. Говорят, публичная казнь на гильотине, прошедшая в период Парижской всемирной выставки 1889 года, была куда популярнее Эйфелевой башни!

– А здесь что? – превозмогая себя, спросил я, указав на следующую картину. На первый взгляд казалось, что это карикатура или поучительная картинка, случайно затесавшаяся среди пугающих фотографий, но, к сожалению, я ошибся.

– А-а, это называется «колесование». Эта гравюра появилась в Швейцарии, кажется, в 1548 году. В Европе людей, приговоренных к смерти, раздевали догола, как здесь, иногда оставляя набедренную повязку, и привязывали к клиньям, вбитым в землю на определенном расстоянии. Затем брали большое колесо, здесь – в половину человеческого роста, с металлическим тяжелым ободом вокруг него. Подняв его высоко над приговоренным, колесо резко опускали на его голени. Кости ног, естественно, ломались. Все конечности приговоренного ломали одну за другой, пока не наносили последний смертельный удар – прямо по шее или в грудь, в сердце.

Я с трудом сглотнул.

– Такое существовало на самом деле?

– Конечно, это исторический факт! Но это еще не конец. Обмякшее тело преступника привязывали к колесу и устанавливали на высокий шест обращенным прямо в небо! Иногда те, кому не посчастливилось умереть от удара, вынуждены были страдать, умирая долго и мучительно. Более того, тела долго не убирали, оставляя на растерзание хищным птицам и воздействию непогоды, дожидаясь, пока останки не превратятся в голые кости. И подобное случалось довольно часто, хи-хи-хи-хи!

Свет от камина отражался в капельках пота, выступивших на висках Юдзуру.

– Посмотрите сюда! Это гравюра XVII века. Пример смертной казни в Италии, для которой устанавливалась вот такая деревянная конструкция в форме буквы П. Правые руку и ногу преступника привязывали к верхней перекладине этой конструкции, оставляя несчастного умирать, терзаемого воронами и ветром, пока тело окончательно не распадалось и не отваливалось от перекладины. Хе-хе-хе!.. А вот еще шедевр. Иллюстрация из той же швейцарской газеты тысяча пятьсот сорок восьмого года, изображение казни еврея. Этот вид казни часто применяли по отношению к евреям в Европе. Заключенных, ожидавших смертной казни, привязывали вверх ногами к деревянной конструкции, аналогичной предыдущей, – тоже походит на букву П. Затем с обеих сторон от него подвешивали за задние лапы живых собак – те, взбесившись и паникуя, кусали и царапали осужденного, принося ему неимоверные страдания, к огромному удовольствию всех наблюдателей. В одном из случаев – кажется, в Шаффхаузене – еврей, подвешенный вместе с собаками, прожил три дня и все это время говорил с женой и детьми! А во Франкфурте еврей прожил семь дней, а собаки, собаки умерли раньше его! А-ха-ха-ха-ха!.. Практику подвешивания вверх ногами, похоже, применяли в основном к евреям, стараясь провести различие между ними и христианами. Да и идея подвешивать грешников вместе с волками изначально носила религиозный смысл – они были своего рода искупительной жертвой Богу, – но когда волков стало сложнее поймать, вместо них стали вешать обычных собак, чтобы восполнить недостаток.

– Неужели такая жестокость действительно имела место в реальной жизни? – спросил я, не в состоянии справиться с потрясением.

– Это только начало! Вот, например, четвертование, или разрыв деревьями. Четыре ствола деревьев пригибали к земле таким образом, чтобы привязать к каждому руку или ногу преступника, а затем деревья отпускали разом, разрывая человека на части… Но и это еще не самое замечательное, хи-хи-хи! Вот здесь приговоренного раздевали догола и привязывали к доскам, сколоченным в форме креста, а палач внезапно вспарывал несчастному живот и грудную клетку!

– Пока тот был еще жив?

– Конечно жив! Поочередно ломали все ребра и, достав один за одним внутренние органы, бросали их на землю, пока зеваки осыпали преступника оскорблениями и проклятьями. Тело клали на бревно и отрубали голову, после четвертовали и прибивали к столбам на разных участках дороги всем на потеху, хи-хи!

Я с трудом мог поверить, что цивилизованные люди могли быть способны на подобную жестокость, пусть даже во имя справедливости.

– В Средние века были казни, во время которых по очереди вынимались все внутренности осужденного или же внутренности вынимали и жарили на огне, хе-хе-хе… Еще удивительнее было, когда с дерева снимали кору, а потом, вспоров живот еще живого преступника, вытаскивали его кишки и обматывали ими ствол дерева! Смотрите, вот работа Лукаса Кранаха, немецкого гравера эпохи Возрождения, который оставил изображение этого крайне изобретательного наказания. В прошлом люди относились к деревьям с магическим благоговением. В Англии до начала девятнадцатого века любой, кто умышленно срубил дерево, считался виновным в тяжком преступлении! Не просто считался виновным, а непременно преследовался по закону. А все потому, что в прошлом люди по какой-то причине полагали, что в деревьях обитают духи умерших, хи-хи-хи…

В комнате стало тяжело дышать. Юдзуру, в отличие от меня, похоже, наслаждался – он действительно любил убийства и кровопролитие! Мне было невыносимо находиться рядом с ним – даже едкий запах камина вызывал у меня чувство тревоги. Я надеялся сменить тему разговора, но Юдзуру продолжал оживленный рассказ высоким, странно женственным голосом, то и дело облизывая свои толстые влажные губы:

– Люди так эгоистичны, не думаете? Деревья не двигаются и не говорят, поэтому находятся в полной власти людей. Если б их считали куда важнее жизни любого человека, то не стали бы вырубать так активно и жестоко для освоения территории или жилой застройки. Конечно, такие древние деревья, как наш камфорный лавр, обладают индивидуальностью, характером, своей волей! В нем все это есть! Древние люди хорошо это понимали, поэтому были готовы даже на такой страшный поступок, как убийство одного из своих. Так или иначе, деревья живут куда дольше людей, поэтому любой, кто не испытывает перед ними трепета – бесчувственный глупец! Знаете, я слышал множество подобных историй… Один мой друг, американский ботаник, рассказывал, что в болотах Флориды есть растение семейства росянковых, которое здесь называется «Хаэ-дзигоку» – это «ад для мух» по-японски. Это ловушка для насекомых, похожая на захлопывающуюся пасть с зазубренными зубами по краям…

Юдзуру крепко прижал запястья друг к другу и согнул пальцы так, чтобы их кончики слегка касались друг друга.

– Когда муха или другое насекомое пролетает между створками, те захлопываются, удерживая жертву внутри. Даже если насекомое попытается выбраться из ловушки, у него ничего не выйдет, ведь створки слишком близко прилегают друг к другу. Мой друг давно выращивает их в университетской лаборатории, а недавно ему начали сниться странные сны об этих растениях. Это удивительно, но в одной из ловушек каким-то образом застрял кусочек ракушки, не давая растению закрыться как следует. Поэтому «ад для мух» хотел, чтобы люди достали его, заставив их видеть об этом сны! Мой друг говорил, что у растений не просто есть чувства, некоторые из них обладают сверхспособностями. Тому есть множество доказательств! Возможно, вы слышали, что кактус будет расти куда лучше, если включить его любимую музыку, или что-то в этом роде… Помню, был еще эксперимент, показанный по телевидению. Десять человек стояли рядом с горшком с растением эпипремнум, но только один из них рвал на нем листья. Затем к растению подвели электроды, соединенные со звукоизлучателем, – при прохождении через него тока он начинал шуметь. Затем люди по одному подходили к горшку с эпипремнумом, и звукосниматель сработал тогда, когда рядом оказался сорвавший листья человек!

– Правда? – спросил я.

– Правда! Это известный эксперимент. В общем, у растений – нет, вернее, у некоторых из них – явно есть чувства. Так что представления древних людей были верными. Даже сегодня многие японцы верят в это. Но, знаете, люди хотят заработать все больше денег, поэтому вырубают леса, вот и пытаются себя убедить, что у деревьев нет души. Иначе они не занимались бы вырубкой! Люди – эгоистичные существа. Мне тоже много раз, пока я жил здесь, снился камфорный лавр…

– О чем были эти сны?

– Нет, это ерунда; вы будете смеяться надо мной, если я расскажу.

– И все же?

– Будто у дерева есть большая пасть на верхушке ствола, как ловушка у «ада для мух», и когда она закрывается, то заглатывает ребенка и переваривает его, хи-хи-хи.

Мне было не до смеха.

– Понимаете, это все из-за тех историй, что рассказывают люди, поэтому такие образы и возникают в моей голове… Но, знаете, эгоизм людей, он повсюду. Взять хотя бы гильотину!

– Гильотину? – Я испытал отвращение, поняв, что разговор снова вернулся в прежнее русло.

– Когда голову человека отрезáло гильотиной, то она падала в специальную корзину. Окружающие не видели, как выглядит голова, хи-хи-хи. Кроме того, еще несколько часов после казни никому не позволялось прикасаться к ней или вынимать из корзины, так что все это время нельзя было увидеть выражение лица преступника. Знаете, люди думают, что при обезглавливании человек умирает мгновенно. Нет, они, наверное, хотят так думать, чтобы чувствовать себя в безопасности! Возможно, чтобы не ощущать вину. Но, как вы думаете, действительно ли жизнь мгновенно прерывается, когда голову отрезают? – Юдзуру посмотрел мне прямо в глаза, придвинув свое потное лицо вплотную к моему.

Я ужаснулся, внезапно задавшись вопросом, о котором никогда раньше не задумывался. По спине у меня пробежал холодок.

– Нам некого спросить, что человек чувствует после обезглавливания, ведь медицине не известны случаи, когда кто-то вернулся после этого к жизни! Но мозг не может умереть мгновенно; доказано, что смерть наступает через минуту или две, когда кислород перестает поступать в мозг. Это научный факт. Значит, мозг остается живым и продолжает мыслить! Однако западные ученые предпочитают не говорить об этом из соображений морали, хи-хи-хи-хи! – Юдзуру странно двигал головой взад-вперед. – Разве вам не хотелось бы взять только что отрубленную голову и спросить ее, жив ли мозг? Я изучил множество произведений литературы и научных исследований, полагая, что должны быть врачи и писатели, которые думают так же, как и я. И они есть! Я нашел записи об экспериментах, пусть и немногочисленных.

Мне было тяжело слушать рассказы Юдзуру о казнях, но, должен признаться, смерть и тайны, что ее окружают, обладают некоторой притягательностью.

– В 1875 году два врача во Франции получили разрешение осмотреть голову казненного на гильотине, но они не обнаружили каких-либо признаков жизни – ведь прошло более пяти минут. Примерно через год другой врач спустя три часа после казни закачал в голову кровь, перелитую от живой собаки. Лицо стало красным и напряженным, а губы и брови подергивались несколько секунд! Но все же уже успело пройти целых три часа после казни… А вот самый замечательный эксперимент! В 1905 году наконец удалось осмотреть голову сразу после казни. Согласно отчетам, после ампутации голова удачно приземлилась строго вертикально, поэтому не было необходимости в ее правильном расположении, хи-хи-хи! Брови и губы казненного мужчины заметно подергивались в течение пяти или шести секунд, затем мышцы его лица расслабились, веки приоткрылись так, что стали видны белки глаз. Когда врач позвал человека, пребывающего будто в полусне, по имени, его веки слегка поднялись! Хи-хи-хи! Преступник уставился прямо на врача. Тот описал его глаза, как глаза живого человека… Глаза постепенно закрылись, а когда врач назвал имя еще раз, то слегка приподнялись брови, хи-хи-хи! В третий раз тот уже не откликнулся, а когда врач поднял его веки, то глаза выглядели остекленевшими. Согласно отчету, прошло каких-то тридцать секунд! Хи-хи-хи! Итак, получается, что голова полностью осознает, что произошло, – при условии, конечно, что вы достаточно сильны духом. Хи-хи-хи!

В этот момент я услышал звуки пианино. Звучала странная мелодия – уникальная, незнакомая музыка, непохожая на западные или японские мелодии, к которым я привык.

– О… – неожиданно отреагировал Юдзуру. – Эта мелодия… Исиока-сан, вы же слышите пианино?

– Да, – я кивнул.

– Звучит смутно знакомо…

Короткая мелодия повторилась дважды.

– Должно быть, Митараи извлек музыкальную часть из механизма наверху. Поднимемся туда ненадолго?

Я двинулся в сторону коридора. Меня радовала возможность наконец сменить тему.

Юдзуру тоже заинтересовался и проследовал за мной в коридор. По пути мы снова услышали звуки пианино. Игравшие мелодию пальцы, похоже, наловчились, и звучание стало более плавным и похожим на связную музыку. Митараи находился не в комнате с механизмом для танцующего петуха, а в соседней детской, в окна которой стучали ветви камфорного лавра.

Мы быстро пошли по коридору. В конце его виднелось небольшое окно. Шторы на нем были опущены, но я знал, что снаружи должно было быть гигантское дерево – сейчас мы с Юдзуру шли прямо к его стволу. Позавчера, прямо над нашими головами, сидя на крыше, погиб Таку Фудзинами.

Оказавшись у двери в комнату с пианино, я постучал. Митараи, вероятно, был так поглощен игрой, что не ответил. Я открыл дверь.

Мой друг сидел за пианино, не отрывая глаз от записной книжки, раскрытой на пюпитре. Он раз за разом играл мелодию в две руки – ноты менялись, перескакивая между высокими и низкими, не переставая.

На полу лежали почерневшие от масла и пыли детали, извлеченные из механизма в соседней комнате. Латунная пластина с прорезями и металлический цилиндр, грязный и ржавый, покрытый похожими на когти шипами, лежали отдельно. Рядом были разбросаны инструменты, болты и гайки, настолько грязные, что к ним не хотелось прикасаться.

Я подошел к Митараи и заглянул в записную книжку, изрисованную двумя нотными линейками со скрипичным и басовым ключами на них.

– Юдзуру-сан, вам знакома эта мелодия? – спросил Митараи, не оглядываясь.

– Да, я сразу понял, как услышал ее. Я помню, что уже слышал ее в детстве. Она играла в обеденное время. Это навевает воспоминания, – высоким голосом ответил Юдзуру.

– Весьма необычная мелодия, не так ли? – спросил я.

– Похоже на народную музыку из Африки или с Ближнего Востока.

– Верно, – сказал Митараи и, убрав руки с инструмента, обернулся. – Есть что-то еще, что вы можете вспомнить?

– Что-то… еще? – переспросил Юдзуру.

Мой друг не отвечал, глядя в потолок.

– Что ты имеешь в виду, Митараи?

– Возможно, это фрагмент какого-то известного музыкального произведения или мелодия, хорошо известная или близкая членам семьи Фудзинами, наделявшим ее особым смыслом…

– Нет, не припоминаю ничего такого. Я запомнил мелодию только потому, что слышал ее каждый день на протяжении около шести месяцев, когда мне было три или четыре года. Но больше я ничего не помню, – ответил Юдзуру.

– Похоже, что ее сочинил мистер Пэйн. Юдзуру-сан, не говорили ли вы с отцом об этой мелодии?

Юдзуру скрестил руки на груди и задумался.

– Не-ет… – ответил он спустя какое-то время. – Не помню такого.

– Понятно, – ответил Митараи, тоже скрестив руки.

– Почему ты спрашиваешь об этом? – спросил я.

– Потому что в мелодии есть какая-то тайна, – ответил он, бросив на меня косой взгляд.

– Но какая?

– Трудно сказать наверняка, все слишком запутанно.

– Но почему же эта мелодия привлекла ваше внимание… что в ней такого? – спросил Юдзуру. – По-вашему, она звучит странно, и поэтому не нравится?

– Нет, дело не в этом, – задумчиво ответил Митараи. – Если вам не по душе сутры, то это ваше личное дело. Их религиозный смысл не обязательно связан с вашими эмоциями. Но, будь то китайская народная музыка или окинавские песнопения, каждый композитор создает свои произведения, опираясь на музыкальный вкус и принципы гармонии. Мелодия может звучать странно, только если автор использует нестандартные принципы или особую тональность в качестве основы для своей музыки. Однако, Исиока-кун… – Митараи снова подошел к пианино и сыграл странную мелодию. – Какой композитор мог бы сочинить такую мелодию? В ней нет эмоций, лишь абсолютно механические звуки.

– Но ты правильно ее подобрал? – уточнил я.

– Правильно. Вот… – Митараи поднял с пола латунную пластину с прорезями, к которой все еще был прикреплен шнур. Затем взял шариковую ручку и постучал по пластине, демонстрируя издаваемые ею звуки. – Вот мелодия, которая звучит при вращении этой пластины. – Указал на нотный стан, нарисованный на странице записной книжки: – Я не был до конца уверен, что у меня получится сыграть ее на самом деле. На первый взгляд это очень странная мелодия. Но это именно то, что нужно. Бывший художник Джеймс Пэйн написал ее… Юдзуру-сан, в каком году?

– Думаю, мелодия появилась, когда мне было три или четыре года, так что, вероятно, это было в пятидесятом или пятьдесят первом…

– А до этого?

– Петух просто хлопал крыльями в тишине.

– Хм…

Митараи положил пластину обратно на пол и, обхватив голову руками, почерневшими и покрытыми маслом, присел, чтобы подумать. Спустя какое-то время он поднял голову и сказал:

– Не понимаю. Мистер Пэйн поместил на крышу механического петуха, но в пятидесятом или пятьдесят первом году вдруг решил добавить к нему эту мелодию. Он хотел, чтобы каждый день в полдень вся округа – школа и Темный холм Кураями – слышала эту музыку. Странная мелодия, обращенная ко всем и каждому… так? – сказал Митараи, поднимаясь на ноги. – Люди вокруг – его соседи, японцы. Люди в школе – иностранцы и англоговорящие дети. Кто именно? Юдзуру-сан, в школе все говорили по-английски?

– Да. И дети, и учителя были из Великобритании и Штатов.

– Говорил ли кто-то на французском или немецком?

– Думаю, что нет.

– Каждый день люди слышали эту мелодию. Но зачем?

– Митараи, если она создана по не известным тебе музыкальным канонам, то что это такое?

– Полагаю, что это послание, – ответил мой друг, откинувшись назад в кресле. – Это не ноты, а слова.

– Слова?

– Да, думаю, что это шифр, созданный мистером Пэйном. Но пока не знаю, что он пытался тайно сообщить окружающим… В любом случае сегодняшнюю ночь я планирую провести, пытаясь разгадать это шифр, – глядя на меня, ответил Митараи.