Андрей Муравьев (1806–1874)

Праздник Рождества Христова в Вифлееме

Посещал я Вифлеем для праздника латинского, теперь же для родного православного празднества. Много было восточного в торжественном шествии Наместника Патриаршего, с двумя архиереями и другими духовными лицами от Иерусалима до Вифлеема. Им предшествовала конная стража Паши Иерусалимского с бубнами, и на каждом открытом месте всадники пускали коней своих взапуски или кружились, метая копья. Около обители Пророка Илии все шейхи вифлеемские, в красных нарядных мантиях, на статных лошадях, встретили поезд архиерейский, и толпы христиан выбежали ему навстречу из Вифлеема, повсюду слышались выстрелы – изъявление почести и радости на Востоке, и песни детей во славу идущих. Но пред стенами священной обители возвратилось прежнее благочестие и восстановился порядок церковный.

Митрополит Вифлеемский встретил Наместника с крестом и хоругвями; двенадцать священников с иноками и шесть диаконов в облачениях, с кадильницами в руках, следовали за хоругвями и при каждых девяти шагах останавливались, чтобы кадить архиереев; так вступили внутрь великолепного храма Вифлеемского, правда сквозь тесные и низкия двери, как входят и в Царство Небесное; но здесь такая предосторожность необходима, страха ради: зато внутреннее величие собора вполне вознаградило это минутное смирение. Нам открылись четыре ряда мраморных столбов, которые поддерживают стройные деревянные стропила, с остатками мозаик над колоннадой, достойной лучших зданий древнего Рима; между ними потянулся крестный ход, доколе Наместник не стал на Патриаршее место и не возгласил начало вечерни. Шум народа производил на меня впечатление неприятное во все время ее продолжения, хотя духовенство всячески старалось унимать дикую толпу, но зато утреня и ранняя обедня оставили в душе сладкое чувство.

Как величественны и вместе умилительны наши церковные обряды, хотя им вредит иногда дурное исполнение или терпят они от неблагоприятных обстоятельств, как, например, в Вифлееме, где невозможно было усмирить толпу. Счастливо еще, что она шумела за перегородкой, в нижней части храма, между столбов. Во время полиелея облачились три архиерея со всем клиром и двинулись с иконами и хоругвями из главного алтаря, чтобы спуститься в пещеру Рождества для чтения там Евангелия. Все воспели хором: «Приидите, видим вернии, где родися Христос; последуем прочее, аможе идет звезда, с волхвы восточными цари; его же Ангели поют непрестанно тамо, пастырие свиряют песнь достойную: слава в вышних, глаголюще, днесь в вертепе Рождшемуся от Девы и Богородицы, в Вифлееме Иудейстем». Я невольно дрогнул от священного ужаса, потому что мы действительно сошли к тому месту, где родился Господь. Наместник после благоговейного целования звездицы на помосте стал у престола Рождества и прочел с умилением Евангелие об ангелах и пастырях, хотя не оно поставлено в ряду служебном, но таков чин Вифлеема, потому что оно более других изобразительно. Невыразимо сладко было слышать простой рассказ о чудных событиях над местом событий.

Вся пещера горела огнями и блеском священной утвари; драгоценная икона над престолом, искусства венецианского, изображала звезду, руководившую волхвов, и пастырей, вторящих Ангелам, и поклонение тех и других повитому в яслях Младенцу (все это дорогими камнями на золотой ризе). Когда же возгласили: «Всяческая днесь радости исполняются, Христос в Вифлееме», – поистине взоры верных искали в яслях повитого Младенца. При громком пении ирмоса: «Христос рождается, славите; Христос с небес, срящите; Христос на земли, возноситеся» – духовенство вышло из священного вертепа, чтобы идти крестным ходом вокруг всего храма, между столбов, по длинной колоннаде царя Иустиниана, где водворилось в сию минуту благоговейное безмолвие, так что ясно слышны были все умилительные стихи канона. Белые чалмы арабов почтительно преклонялись пред шествующим клиром, во всем великолепии церковном, и это зрелище было в высшей степени трогательно; можно ли сравнить с ним убогие обряды латинские?

Я только один раз обошел церковь с крестным ходом, который совершает троекратное шествие вокруг храма. Приблизившись к священному вертепу, опять я в него спустился и опять услышал внутри его, уже на сладостном родном наречии: «Христос рождается, славите». Два русских священника с диаконом и нашим клиром готовились совершить там раннюю литургию, но прежде, по обычаю местному, пропели все ирмосы чудного канона и потом: «Слава в вышних Богу». О как трогательна слава сия, воссылаемая в горние жилища из глубины вертепа, где нас ради смирил себя Вышний! Я имел утешение приобщиться его Божественных Тела и Крови, у самого престола Рождества; подле меня были ясли, где возлежал некогда Младенец Вифлеемский; поистине я мог воспеть: «Таинство странное вижу и преславное: небо – вертеп, престол Херувимский – Деву, ясли – вместилище, в них же возлеже невместимый Христос Бог!» Все тут сказано, что только можно сказать в такие минуты! Как только совершилась ранняя литургия внутри вертепа, уже поверх его, пред царскими вратами алтаря соборного, три облачившихся архиерея, возвысив тройственные светильники, возгласили опять, как пастыри, Ангельскую песнь, ознаменовавшую начало литургии: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение».

Признаюсь, я не был так доволен совершением поздней литургии, как раннею, от шума народного и беспорядка при служении многолюдном, привыкши к тому благочинию, какое видим у нас. Но я подумал: Господь благоволил на самом этом месте возлечь в вертепе, в яслях бессловесных, и мы ли еще будем роптать, находясь тут под кровлею великолепного храма? Если же существа словесные, по дикости своей, возвратились как будто к состоянию бессловесных, здесь некогда окружавших ясли Божественного Младенца, то забудем о них ради стольких ангельских ликов и богодухновенных песней, еще гласящих здесь устами человеческими: «Слава в вышних Богу и на земли мир».

Скажу в заключение несколько слов о великолепном соборе в Вифлееме, основанном императором Иустинианом на месте древней небольшой церкви Св. Елены и обновленном при императоре Мануиле в XII веке, как о том свидетельствует надпись с правой стороны алтаря: «Совершися дело сие рукою Ефрема монаха, мозаиста и живописца, при державе Мануила Комнина Багрянородного, при Святейшем Епископе Св. Вифлеема Рагуиле, во дни Амори (Амальрика) Царя Иерусалимского, в лето 6677, от Христа же 1169». Остатки сих мозаиков, довольно изящных, сохранились немного по обеим сторонам алтаря: налево – уверование Фомы и вознесение Господне; направо – молитва на Элеоне и вход в Иерусалим; прочее обвалилось и покрыто белою штукатуркой, обезобразившею стены храма; много вредит красоте его перегородка, отделяющая верхнюю часть от нижней ветви креста, которая, однако, необходима для безопасности, чтобы собственно церковь не была всем открыта. Поверх великолепной колоннады сохранились также, хотя и весьма немного, мозаики: изображение Соборов Вселенских по правую, и поместных по левую, с фигурами цветов между каждых двух Соборов.

Самые Соборы представлены храмами, на основании коих надпись гласит о времени собрания, лицах и определениях догмата. Второй только Собор уцелел вполне, и под ним видны лики всех Маккавеев, в день коих он соединился; вероятно, так было и под всеми. Есть малые остатки третьего, четвертого и шестого, а от поместных уцелели только два, Сардикии и Антиохии; имена сих городов начертаны ясно. Поверх же всех Соборов были Ангельские лики, но теперь только над поместными сохранилось шесть Ангелов, мозаикою искусно изображенных. Молитвенно осеняют они собрание Св. Отцов, которые сами были Ангелами своих Апостольских Церквей, и нигде так не утешительны сердцу Ангельские лики, как в Вифлееме, отколе небесная их песнь распространилась по Вселенной: «Слава в вышних Богу и на земли мир».

Вифлеем, 25 Декабря 1849