Целеустремленная полицейская, доводящая любое дело до конца, – есть. Молчаливый, таинственный и крутой незнакомец, преследуемый мрачным прошлым, – есть. Коренастый, неряшливый и продажный детектив – есть. Маниакальная девушка-мечта – есть. Воинственная деваха, которая никому не дает спуску, – есть. Очкастый компьютерщик с толстыми линзами и ограниченными коммуникативными навыками – есть. Чопорный картонный злодей с обязательным британским акцентом – есть.

Если бы груда стереотипов была еще хоть немного выше, то получилась бы серия «Теории Большого взрыва». Как, бляха-муха, настолько ходульный кусок дерьма оказался таким чертовски интересным?

Ну, поначалу он таким и не был. CBS утверждает, что «В поле зрения» на тестовых просмотрах показал себя лучше, чем пилот любого другого сериала за 15 лет, и нельзя отрицать, что он основан на отличном допущении: всевидящая богоподобная машина, оракул, созданный из кода и камер, следит за миром через миллиарды трансляций и делает выводы, выходящие далеко за пределы понимания простых смертных. Как и у любого оракула, ее предсказания – это бесконечный поток загадочных предостережений, большинство из которых слишком незначительны, чтобы обеспокоить ее одержимых терроризмом хозяев из правительства. Поэтому отважная команда «белых ворон» берет на себя задачу разбираться с теми неизбежными мелкими убийствами, которые правительство считает не имеющими значения. «За вами наблюдают, – произносит создатель Машины в начале каждой серии. – Правительство разработало секретную систему – эта машина следит за вами ежедневно и ежечасно…» Премьера сериала состоялась за несколько лет до разоблачений Сноудена, и в его завязке было все, чего только можно пожелать: экшен, драма, сложные сюжеты, философия, ИИ.

И все это они отправили на помойку в первой же серии.

Весь этот чарующий потенциал – исследование проблем секретности, конфликт индивидуума и общества, рождение машинного разума – немедленно ушел на второй план, освобождая место для скучной череды (неизменно харизматичных, в основном белых) жертв недели. Машину с самого начала низвели до автомата по выдаче печенек с предсказаниями, чьей единственной функцией было предоставить нашим героям необходимую для их еженедельного приключения подсказку; с тем же успехом ее мог бы заменить обычный аналитик из плоти и крови, держащий ушки на макушке. Игра актеров была в лучшем случае приемлемой, в худшем – деревянной (Иисуса Кэвизел сыграл куда лучше), хотя, по справедливости говоря, реплики им доставались настолько заштампованные, что их и Патрик Стюарт бы не спас.

Мы сдались через месяц. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сериал, которому суждено неизбежное закрытие.

Вот только «В поле зрения» не закрылся. Его продлили на второй сезон, а потом на третий, и на четвертый. Если подумать, это было не так уж и неожиданно – «Друзья», в конце концов, протянули десять мучительно долгих лет (а вряд ли можно найти лучшее доказательство утверждению, что никто еще не разорялся, недооценив умственные способности американской публики). А вот что меня поразило – так это все возраставшая частота, с которой отдельные люди – люди, которые должны бы в таких вещах разбираться, – начинали заявлять, что «В поле зрения» не так уж и плох. Что он теперь даже хорош. Актеры, госслужащие, настоящие ученые повылазили из нор, чтобы пропеть хвалу сериалу, который я давно уже списал со счетов как неудачную перезагрузку жанра историй про частных сыщиков, процветавшего в семидесятые.

Конечно, если на них нажать, они признавали: первые серии были полным дерьмом. Первые два сезона были полным дерьмом. А пропустить их нельзя; в тридцати с лишним часах беспощадной лажи разбросаны важные, необходимые детали канона. Но если зажать нос, стиснуть зубы и перетерпеть эти два ужасных сезона, в третьем сериал становится очень хорош. Это все искупает.

Я сомневался, что есть хоть что-то, ради чего стоит добровольно смотреть два сезона говна. С другой стороны, разве я не делал того же самого с первыми двумя сезонами «Звездного пути: Следующее поколение»? Разве я не принуждал себя смотреть «Вавилон-5» даже после той головокружительно идиотской серии, в которой чувак превратился в гигантского навозного жука?

И вот несколько месяцев назад мы с НПЕ решились. Мы снова начали с пилотной серии и стали, держа под рукой противорвотное средство, по паре вечеров в неделю смотреть «В поле зрения», пока не наверстали упущенное.

Вот наша история.

Градиент был не такой очевидный, как нас убеждали.

Мы замечали проблески гениальности даже в первом сезоне: флешбэки и кадры с точки зрения самой машины, маленькие тактические подсказки, мелькавшие в углу экрана, не притягивая к себе внимания. То, как Машина училась распознавать лица. То, как зритель постепенно понимал, для чего нужны эти тактические иконки, которые накладываются на объекты, находящиеся в поле зрения системы, и что означают различные их формы и цвета. Маленькое окошечко статуса, документирующее переоценку потенциала угрозы в контексте подслушанного разговора. Флешбэки о детстве Машины в дни после одиннадцатого сентября, маленькие кусочки компьютерной науки и философии, куда более интересные, чем истории, в которых они завязли. Упустить эти крошечные достижения в потоке формульных сюжетов и затасканных реплик нетрудно, однако, если вы терпеливы, их можно найти.

А кусочки говна остаются даже сейчас, когда сериал набрал обороты. Почти в каждой серии найдется приличная доза неуклюжей экспозиции – то Финч позвонит своим оперативникам посреди задания, чтобы запоздало открыть имя и профессию человека, за которым они следят уже несколько часов, то Риз подробно разъяснит идиотам-зрителям, не способным на долгую концентрацию внимания, какую-нибудь важную информацию, и без того уже очевидную. Навязший в зубах формат с жертвами недели остается преобладающим, хотя идеи и предыстория давно уже окрепли настолько, что могут нести на себе сериал без подобных костылей. «В поле зрения» не был стопроцентным дерьмом, когда начинался, и не вышел на уровень «Во все тяжкие» или «Правосудия» теперь.

Но при этом он стал, возможно, самым тщательно продуманным и достойным внимания исследованием искусственного интеллекта, которое я видел.

Осознание этого застает тебя врасплох. Те маленькие подсказки при взгляде через глаза Бога поначалу легко упустить. И вся система в целом сперва кажется шаткой: Машина выдает страховые номера? По таксофону? Вот так она сообщает, что кто-то должен умереть через 24 часа? И не может открыть парочку из множества известных ей деталей, чтобы помочь нашим героям?

Ответ на этот вопрос – «нет», и в конечном итоге мы узнаем, почему. Финч не дает никому, даже себе, возможности следить за всеми постоянно. Что делать, если без «Паноптикума» не получается предотвратить теракты, а доверить его правительству нельзя? Собрать всезнающую машину. Сделать ее такой, чтобы она могла лишь указывать на опасность, не описывая ее, не выдавая всех тех мелких подробностей, которые могут быть использованы нечистыми на руку людьми, чтобы навредить невинным. (А тем, кто думает шире, расскажут также, что Финч скупил все эти устаревшие таксофоны, чтобы поддерживать их в рабочем состоянии.)

Но даже тогда внимание сосредоточено на политике и паранойе, а не на искусственном интеллекте. С Машиной очень долго обращаются как с переусложненной базой данных; сценарий в основном игнорирует элемент ИИ почти до самого конца первого сезона, когда хакерша Рут замечает, что нельзя создать нечто, предсказывающее поведение человека, если оно каким-то образом не понимает поведение людей. Рут не очень нравится то, как Финч обращается со своим изобретением: она обвиняет его в том, что он создал Бога и поработил Ее, не дал Ей даже голоса. И даже тогда мы не до конца понимаем, насколько серьезно нам стоит воспринимать этот НФ-элемент, обряженный в поношенные шмотки сериала про копов. Рут не из тех, кого можно назвать классическим надежным рассказчиком.

И насчет голоса она ошибается. Выясняется, что Машина умеет говорить – мы об этом знали, она все это время шептала на ушко Финчу милую чепуху, – и, признаюсь, я не жаждал услышать, как звучит этот голос. Трудно представить себе более затасканный троп, чем Голос фантастического компьютера. Будет ли он как у HAL-9000 или бесстрастный, механический и монотонный, как у форбиновского «Колосса»? А может, Машина будет говорить громогласным баритоном, присущим всем тем планетарным компьютерам, с которыми состязался когда-то Джеймс Т. Кирк? Сделается ли ее голос высоким и писклявым, когда Спок прикажет ей вычислить пи вплоть до последнего знака после запятой? Или, может, она будет похожа на Сири?

Все вышеперечисленное оказалось неверно. Это почти идеальная сцена. Риз встает на углу улицы, заглядывает в линзу камеры наблюдения – один мертвый взгляд встречается с другим – и говорит: «Сейчас он в опасности, потому что работал на тебя. И ты поможешь мне его найти». Мигает красная лампочка: рядом начинает звонить таксофон. Риз берет трубку, слышит писк модема, потом хор разрозненных голосов —

и звонок обрывается.

Вот и все. Ни убаюкивающего подражания HAL, ни театральности «Звездного пути»: реплики Машины – это звуковой эквивалент старомодных записок с требованиями выкупа, она склеивает слова, позаимствованные у разных людей. И даже не составляет предложения, а использует какой-то кривой радиоалфавитный код, мешанину внешне случайных слов, которую приходится расшифровывать. Она говорит по-английски – вроде бы – однако множество парсеков отделяет ее от ленивого клише о компьютере, который очеловечивается, едва включившись, и начинает задумываться о сострадании и этой че-ло-ве-чес-кой штуке под названием «любовь». Пусть она и разумна, но совсем на нас не похожа.

Мы были в начале второго сезона, в целом сезоне от переломной точки, после которой сериал вроде как должен был сделаться хорошим; и да, действительно, нам предстояло одолеть еще множество часов фигни. Но именно эта сцена меня зацепила.

Экранное воплощение Машины можно похвалить за очень многое. Есть, разумеется, очевидные, бросающиеся в глаза вещи: разъяснительные диалоги, споры Рут и Финча о непрозрачности машинных приоритетов, вопрос того, мясо или железо должны принимать решения (клянусь, некоторые из этих диалогов были потянуты прямиком из публикаций в журнале H+). На удивление трагическое открытие, что эта программа-Бог умирает каждую ночь ровно в 00:00, только чтобы раз за разом рождаться вновь. Все эти прежние, неудавшиеся версии из тех времен, когда у Финча не получалось создать программу, которая не пыталась бы его обмануть или убить, преследуя собственные цели. Неизбежный парадокс вагонетки, возникающий, когда Машина, запрограммированная защищать человеческие жизни, решает, что лучший способ этого добиться – устранение конкретных людей. Сам ум этой штуковины, то, как она обставляет своих врагов-людей: меня особенно порадовал тот случай, когда она общалась с пойманной Рут, посылая с лежащего неподалеку мобильника морзянку на частоте, слишком высокой для того, чтобы ее услышала пытавшая хакершу тетка в возрасте за сорок. Не говоря уже о том чудесном моменте, когда ты понимаешь, что эта чертова железяка переехала в неизвестное место (или места) сервер за сервером, обдурив FedEx и федералов фальшивыми платежками.

Но больше всего впечатляют, пожалуй, мелкие детальки, всплывающие без фанфар и комментариев. Хаотический палимпсест взаимосвязанных, наложенных друг на друга окошек, изображающий взгляд Машины на мир, который при перезагрузке восстанавливается в виде идеально ровной сетки рядов и столбцов. Иконки и наложения, меняющие цвет по ходу того, как программа анализирует новый фрагмент подслушанного разговора; фрактальное размножение ветвей и вероятностей, прорастающих из этого файла с голосовой записью по мере обновления сценариев будущего. Проходных персонажей зовут Тьюринг и фон Нейманн – в одном эпизоде есть даже Иэн Бэнкс. Не все отсылки настолько очевидны: сколько среди вас тех, кто заметил оммаж «Нейроманту», когда Финч проходил мимо ряда таксофонов, каждый из которых звонил, привлекая его внимание, а потом умолкал?

А когда противник Машины, Самаритянин, загружался под музыку из радиохэдовского «OK Computer»? Я чуть не обмочился.

Сегодня этот сериал служит, по сути, воплощением фразы «утром в газете – вечером в куплете». Возьмите любую из недавних серий – и найдете истории о киберсталкинге и высокочастотном трейдинге; найдете остроумные отсылки к тому, что Yahoo и Google – это тылы поисковых систем АНБ. В одной неприятно реалистичной серии небрежно завуалированная Сири, запрограммированная формулировать свои ответы так, чтобы максимизировать продажи для корпоративных спонсоров, выдает человеку, запросившему номер линии помощи самоубийцам, рекламу книги «Пять безболезненных способов покончить с собой». Упоминания о «дерьмовом PRISM» возникли так быстро после разоблачений Сноудена, как будто были сымпровизированы на месте.

Теперь легко списать подобную актуальность как банальную спекуляцию на передовицах, забыв, что «В поле зрения» появился за два года до того, как об Эде Сноудене узнали все. (Хотя это и произошло через десять лет после того, как Уильяму Бинни надавали по рукам за то, что он пытался добиться позитивных перемен в рамках системы; впрочем, в то время это осталось почти незамеченным.) Легко забыть, насколько провидческим оказался сериал. «В поле зрения» подготовил почву еще в 2011-м; то, что мы видим сейчас, – не просто смена курса, вдохновленная текущими событиями. Он был таким сразу. Он был готов впитать разоблачения Сноудена, когда они появились, потому что изначально двигался в этом направлении.

Мы, фэны, заключаем с телевизионной НФ сделку. Мы прощаем ей мучительные диалоги, дурацкую игру актеров и мелодраматичные саундтреки, если взамен нам дают Большие Идеи. Если надо будет, мы откажемся от тонкой игры и сложных характеров «Правосудия» и «Безумцев» – в конце концов, искусство и литература и так уже тысячи лет исследуют человеческую натуру. Каковы шансы, что ты скажешь что-то новое, перезапустив «С возвращением, Коттер» в виде истории законника из Кентукки, который возвращается к своим реднековским корням? (Довольно велики, как оказалось; но выслушайте меня до конца.)

А вот ИИ. Генная инженерия, экзобиология. Они все офигенно блестящие и новенькие в сравнении с побитыми молью штампами о развращенных королях и семейных неурядицах. Есть больше шансов нарыть что-нибудь оригинальное в той песочнице, в которой люди копошатся не со времен строительства Парфенона. Так что мы простим второсортную канадскую постановку, если идеи у вас будут свежими.

Проблема в том, что жанровые сериалы слишком часто не исполняют свою часть сделки. «Звездный крейсер „Галактика“» не особенно-то исследовал научно-фантастические концепции вроде ИИ (по крайней мере, не слишком успешно); он был о политике, религии и геноциде. Как бы ни кишели «Рухнувшие небеса» и «Терра Нова» скиттерами и машинами времени, эти сериалы – как и почти любой сериал, к которому прикоснулся Спилберг, если уж на то пошло, – на самом деле просто говорят о том, Как Важна Семья. А у «Остаться в живых» – глянцевой, высокобюджетной постановки, в которой были сложные персонажи и невырвиглазная постановка – как оказалось, внятных идей не нашлось. Они просто громоздили всякую херню, пока крыша не обвалилась.

Поймите, я вовсе не игнорирую те выдающиеся сериалы, которым удается совместить фантастические идеи и убедительную человеческую драму. Напротив, я наслаждаюсь ими. Но почему на каждых «Ходячих мертвецов» приходится по двенадцать чертовых «Обезьян»?

Я чуть ли не вопреки самому себе привязался к персонажам «ВПЗ». К нелепому военному псу Медведю, к ехидной социопатке Шоу – даже писклявый монотонный голос Кэвизела не раздражает меня так, как прежде. То ли персонажи со временем стали глубже, то ли я к ним просто привык. Но все равно. «В поле зрения» до сих пор не из тех сериалов, которые смотришь ради глубоких характеров или блестящих диалогов.

Но это жанровый сериал, который чтит заключенную с нами сделку. Он поставляет идеи об искусственном интеллекте и делает это с умом. Он не притворяется, что «умный» равно «человек», он не обряжает своих богов-машин в сексуальные красные платьица и не делает из них бледнолицых Пиноккио, которые не умеют пользоваться стяжениями. Его сценаристы не боятся иногда по-настоящему закопаться в источники.

Я могу вспомнить еще лишь один сериал, шедший похожей дорогой, – «Хроники Сары Коннор», который начался неровно, потом стал хорошим, потом блестящим, а потом его закрыли – и все это за тот же срок, который потребовался «В поле зрения», чтобы перейти из разряда «неисправимой лажи» в разряд «есть кое-какие проблески». Но теперь «В поле зрения» просуществовал в два раза дольше «Хроник» – и в плане их общей задачи превзошел своего предшественника. Возможно, НПЕ сформулировала это лучше всех, сказав, что «В поле зрения» – своего рода идиот-савант среди телесериалов: с коммуникабельностью беда, зато в уме ему не откажешь.

И как я могу с этим не согласиться? Обо мне ведь люди, случалось, говорили ровно то же самое.