Книга: Занимательная музыкология для взрослых
Назад: Цифровая звукозапись
Дальше: И последнее… Чисто ностальгическое. Про собачку

Как живые

Слова И. С. Баха, явно сказанные им в состоянии раздражения и досады, приобрели в этом контексте новое звучание. Ведь система звукозаписи на перфоленту записывала не звук, а событие – какая клавиша и в какой момент была нажата.

«Играть на любом музыкальном инструменте очень легко: все, что для этого требуется, – нажимать в нужное время на нужную клавишу. А играть он будет сам».

Самый знаменитый афоризм И. С. Баха

Благодаря этой системе записи современные инструменты могут воспроизвести игру Сергея Рахманинова или Джорджа Гершвина, как будто они здесь, перед нами, без всяких шорохов, скрипов и искажений, напоминающих нам о том, что запись сделана сто лет назад. Это стопроцентное качество записи фортепиано без искажений, естественных для аналоговой записи фонографа или граммофона. И клавиши рояля, которые нажимаются как бы сами собой, создают впечатление присутствия духа пианистов прошлого.



Так, например, существуют записи на перфоленту, сделанные в ноябре 1919 года двадцативосьмилетним Прокофьевым, записи игры Рахманинова, Гершвин, например, с 1915 по 1926 год записал около ста сорока таких цифровых роликов, запись на перфоленту сохранила и исполнение Клодом Дебюсси пьесы Golliwogg’s Cakewalk из его сюиты «Детский уголок».

Особый случай в этом ряду – авторские записи регтаймов Скотта Джоплина. От него осталось всего семь записей на перфолентах, сделанных в 1916 году. Он был в это время уже тяжело болен, поэтому трудно сказать, насколько это исполнение соответствует уровню его пианизма в расцвете сил. Но в любом случае это интереснейший исторический документ, это дополнительное свидетельство того, и Скотт Джоплин всегда это особо отмечал, что регтаймы должны исполняться в очень сдержанном темпе. По крайней мере, не так, как мы привыкли к этому в музыкальном сопровождении к немому кино или в современных фильмах, когда крупным планом показывают раскаленные докрасна струны рояля и дымящиеся молоточки.

Более того, если говорить об историчности и документальности, то запись его исполнения на современных носителях сделана с воспроизведения перфоленты с регтаймами на реставрированном инструменте 1912 года, современнике самого Скотта Джоплина.

То есть аутентичнее некуда.

Сентиментальные мемуары, или Краткая история звукозаписи

…Я просто не спеша буду перебирать предметы, которые находятся у меня дома на разных полочках, в разных шкафчиках и разных ящичках. И когда на них падает взгляд, он становится печальнее обычного, а в памяти всплывают слова Екклесиаста о тщете сущего.

В самом дальнем углу шкафа, за дверками, которые уже много лет за ненадобностью не открывались, хранятся граммофонные пластинки на 78 оборотов в минуту. Их совсем немного, да и проигрывать их уже не на чем. Иосиф Кобзон поет «А у нас во дворе…». Они были куплены уже на излете тех времен. В СССР их перестали выпускать лишь в 1971 году, но выходить из обихода они начали гораздо раньше.





В конце пятидесятых – начале шестидесятых можно было зайти в какие-то странноватые кустарные заведения, занимающие свою экологическую нишу где-то между фотостудией и парикмахерской, и там, совершенно так, как во времена Эдисона, записать свой голос на пластинку, только не пластиковую, шеллаковую или виниловую, а на нечто близкое по консистенции к помеси картона с глянцевой фотографией, скажем, пальм, если это происходило в Сочи, или здания МГУ, если дело было в Москве. Вот на слое лака и пропечатывалась звуковая дорожка. Именно такая штука с записью моего четырехлетнего голоса, по качеству записи близкого к голосу Чайковского или Толстого, лежит в сильно деформированном виде в самом дальнем углу шкафа.





Про сотни грампластинок, которые назывались долгоиграющими, можно не упоминать. Эти сокровища тяжелым грузом (в самом буквальном смысле) занимают огромные пространства. Если бы я был фараоном, их можно было бы загрузить в мою пирамиду, и это до какой-то степени решило бы проблему свободного места в квартире, а так даже и не знаю…





Да, а ведь еще был стандарт фирмы RCA, который называли сорокапятками, потому что скорость вращения была 45 об/мин. И те, кто застал эти романтические времена, помнят, что в проигрывателе была кругленькая фетровая щеточка, которая по своему внешнему диаметру аккурат совпадала с размером центральной полуторадюймовой дырки в пластинках формата RCA. Большинство советских граждан и не подозревало о таких волшебных совпадениях, поскольку фирма «Мелодия» таких пластинок не выпускала, а вопросы особенностей функционирования «железного занавеса» выходят за рамки этой книги.





Так… Что там еще у нас завалялось?

Катушки с магнитофонными лентами. Отечественные «Свема» и гэдээровские ORWO, оставлявшие толстый ферромагнитный слой на направляющих роликах и головке магнитофона после каждого проигрывания.

…И магнитный слой у них от времени осыпался, да и самого магнитофона уже давно нет. А ведь это было окно в мир неофициально существующей музыки, на лентах были The Beatles, на лентах был Оскар Питерсон, на лентах был Александр Галич… И даже польская группа «Скальды».

Именно катушечный магнитофон позволил распираемым от гордости и счастья учителям Гнесинской десятилетки буквально на следующий день после премьеры Пятнадцатой симфонии Шостаковича показать ее учащимся старших классов. Это был январь 1972 года.





У кассетных магнитофонов уже не было духа романтики, присущего катушечным аппаратам. Пожалуй, когда вспоминаешь о кассетниках, то самое теплое, домашнее ощущение появляется от того, что в нештатных ситуациях ленту можно было перемотать вручную с помощью обычного шестигранного карандаша, засунув его в отверстие маленькой катушки, вмонтированной в кассету. Нет, молодежи этого уже не понять, тактильные ощущения – непередаваемая штука…

Да и сама эпоха кассетников, семидесятые-восьмидесятые, уже была менее романтичной… В общем, кассетный магнитофон лежит на антресолях, а самих кассет и вовсе нет.





Появление и исчезновение мини-диска вообще мало кто заметил. Фирма Sony начала его производство в 1992 году, а закончила в 2013-м. В сущности, стандарт MD повторил судьбу «Поляроида», когда достаточно высокотехнологичный продукт вчистую лишается смысла при появлении принципиально новых технологий. Причем, как правило, при неожиданном появлении принципиально новых технологий. Ты тут в течение тысячелетия собираешь урожай маиса, развиваешь узелковое письмо, приносишь ближнего своего в жертву богам, и тут вдруг ни с того ни с сего появляются испанцы на лошадях, да еще и с ружьями, и вся твоя цивилизация идет псу под хвост.

Или, в данном случае, коню.

Так и лежит у меня в ящике пишущий MD и два собственно мини-диска, потому что при появлении цифровых рекордеров, записывающих звук профессионального качества на карту памяти, смысл существования этого изделия оказался полностью утрачен.





Про компакт-диск и его судьбу можно и не рассказывать, сами видели… Музыка уходит в облако и на data-накопители.

Назад: Цифровая звукозапись
Дальше: И последнее… Чисто ностальгическое. Про собачку