Книга: Тридцатилетняя борьба, или Новейшая история России
Назад: Валерий Шамбаров. Тридцатилетняя борьба или новейшая история России
Дальше: Глава 3. Как обрушить сверхдержаву?

Глава 2

Откуда берутся предатели

Брежнев дряхлел, впадал в маразм, и самой весомой фигурой в руководстве снова становился Суслов. Но в это же время идеологическое ведомство Суслова принялось раздувать «культ личности» Брежнева. Повсюду появились его огромные портреты, транспаранты с его цитатами. Газеты, телевизионные и радиопередачи наполнились славословиями в его адрес. Посыпался натуральный «звездопад» орденов на грудь дряхлого Генсека – и оказывается, что инициатором награждений обычно выступал Суслов. Были изданы «мемуары» Брежнева, пошло их массовое «изучение», им присуждались литературные премии. Неужели авторы этих кампаний могли не понимать насколько уродливо и карикатурно они выглядят? Нет, должны были понимать. Но они порочили и карикатурили не только Брежнева, а саму советскую систему.

А в Политбюро появился Горбачев. В его биографии много темных пятен. Два его деда в свое время попали под репрессии (один как кулак, второй как троцкист). Два деда его жены тоже были осуждены как троцкисты. Но на родине, на Ставрополье, семья Михаила Сергеевича имела какие-то очень солидные связи. Он еще в школе за ударный труд на уборочной был награжден орденом Трудового Красного Знамени. С такой наградой без экзаменов поступил в МГУ. По окончании вуза неведомые покровители в Ставрополе уже ждали его, взяли на комсомольскую работу, через пять лет он стал первым секретарем крайкома ВЛКСМ, потом перешел на партийные должности. На съездах и конференциях подружился с «соседом» – Эдуардом Шеварднадзе, возглавлявшим комсомол Грузии.

Закадычным другом Горбачевых со студенческих лет был чех Зденек Млынарж.

Михаил Сергеевич называл его даже «единомышленником». В 1967 г. Млынарж провел отпуск на Ставрополье, в гостях у Горбачевых. А в 1968 г. стал главным идеологом «Пражской весны», раскручивал вместе с Дубчеком чешскую «перестройку». После ее подавления превратился в диссидента, эмигрировал в Австрию, занимался там распространением «демократических» идей на Чехословакию. Естественно, при этом взаимодействовал с западными спецслужбами. Но такие знакомства никак не отразились на карьере Горбачева. Как и его собственные «слабости». На Ставрополье его прозвали «Мишка-пакет» – за конвертики, помогавшие решать через него дела.

Возвышение Михаила Сергеевича обычно связывают с Андроповым. Действительно, Юрий Владимирович сам провел юность на Ставрополье. Из-за хронической болезни почек ездил в отпуска на здешние курорты минеральных вод, и Горбачев обслуживал его в роли радушного «хозяина». Но роль Андропова в его судьбе всячески выпячивается, а в тени почему-то остается гораздо более крупная фигура. Опять Суслов. Ведь Ставрополье было его «вотчиной». Он был здесь первым секретарем крайкома с 1939 по 1944 г. После освобождения Ставрополья от немцев формировал местные органы власти из своих ставленников. Потом секретарем крайкома стал его свояк (они были женаты на родных сестрах). Кто-то из этих ставленников Суслова покровительствовал Горбачеву в юности, когда он получил орден, когда его взяли в краевое комсомольское руководство.

Суслов тоже проводил отпуска на Ставрополье и Горбачева держал в поле зрения еще с начала 1970-х. А в 1978 г. погиб член Политбюро Кулаков. Он отвечал за сельское хозяйство, получил от Брежнева разнос за полный развал. По одной версии, злоупотребил спиртным до фатального исхода, по другой – покончил с собой. На его место Андропов предложил Горбачева. Леонид Ильич колебался, но поддержали Суслов, Громыко, и Михаил Сергеевич попал в кремлевскую верхушку.

Между тем «потепление» с Западом оказалось недолгим. США и их партнерам реальное сближение вовсе не требовалось. «Разрядка» принесла свои плоды, распахнула окна в СССР для зарубежных ветров. Но для того, чтобы сломать ветку, более эффективно не тянуть в одну сторону, а дергать в противоположные. В конце 1976 г. правящие круги США спровоцировали «охлаждение» – подняли шумиху вокруг советских диссидентов, «прав человека». А в 1979 г. президент Картер вмешался в гражданскую войну в Афганистане, начал финансировать исламистов. Его советник по национальной безопасности Збигнев Бжезинский в 1998 г. откровенно признался – сделали это преднамеренно, чтобы заманить в Афганистан русских.

Подыграл Андропов. Принялся доказывать – если не ввести войска, там угнездятся американцы, разместят свои базы у наших южных границ. Это было грубейшим просчетом (если не сказать иначе). Даже если бы американцы вошли в Афганистан, они бы получили там не стратегическое преимущество, а партизанскую войну. Военные специалисты были против, и Брежнев был против. Но поддержали Суслов, Пономарев, обработали Громыко, Устинова. Большинством голосов в Политбюро решение продавили. Советский Союз оказался втянутым в тяжелую и затяжную войну – а США объявили его агрессором.

Зачем это было нужно? Только для того, чтобы дополнительно измотать СССР? Пожалуй, нет. Цель диверсии была гораздо серьезнее. Обвалить дружественную и миролюбивую державу получалось слишком уж некрасиво. Другое дело – одолеть очаг «темных сил». Именно для этого СССР за 11 лет до падения потребовалось снова превратить во «врага цивилизованного мира». Чтобы он потом выглядел жалким капитулировавшим противником, а западные державы – победителями над «мировым злом».

В январе 1982 г. скончался Суслов. А Андропов, унаследовав его «команду» в верхушке и усиливая собственную, уже вовсю рвался к власти. Через КГБ вел «подкопы» под конкурентов, выискивал компроматы. Задел даже ближайшее окружение Брежнева, его дочь Галину, очень неразборчивую в связях. Но и Леонид Ильич, судя по всему, вознамерился убрать Андропова. Перевел его секретарем ЦК, с повышением – но отобрав КГБ. Начал демонстративные разговоры о плохом здоровье Юрия Владимировича: это было очень тревожным признаком, подготовкой почвы для отставки. А в партии Брежнев задумал реорганизацию. Ввести для себя почетный пост председателя партии, как состарившийся Мао Цзэдун, а Генеральным секретарем поставить своего друга Щербицкого. Но сделать этого Леонид Ильич не успел. 9 ноября 1982 г. скоропостижно умер. От естественных причин? Или андроповская «пустышка», выпитая на ночь, оказалась не «пустышкой»?

Во всяком случае, к смерти Брежнева Андропов оказался самым подготовленным, его «партия» в руководстве успела сорганизоваться. По звонку Чазова он первым примчался к покойному, забрал «бронированный портфель» главы государства. А друг Юрия Владимировича маршал Устинов повидался с членами Политбюро и высказал «просьбу». Избирать Андропова. Позицию министра обороны поняли. Проголосовали единогласно. Новый генсек был убежденным «западником». И ни о какой приверженности его коммунизму говорить не приходилось. Через своих советников – Гвишиани, Арбатова и др. – он давно был связан с кругами международной элиты. Но и о разрушении Советского Союза он, конечно же, не помышлял. Нацеливался на «конвергенцию», на реформы по сближению с Западом. Полагал, что это поведет к дальнейшему укреплению страны, откроет пути к быстрому и эффективному развитию.

Сразу же после прихода к власти Андропов сделал предложения по прекращению вражды, возврату к «разрядке». Выразил готовность к переговорам по выводу советских войск из Афганистана (которые сам же подтолкнул ввести туда). Заместителю начальника Генштаба Ахромееву поручил разработать проект договора о полном уничтожении ядерных арсеналов СССР и НАТО. Но… Запад протянутую руку не принял! Почему-то отказал Андропову в праве стать «другом» и «миротворцем»!

Даже наоборот, президент США Рейган перешел уже к оголтелой вражде, объявил Советский Союз «империей зла». Был дан старт новому витку гонки вооружений, программе СОИ («Звездных войн»). Последовала и провокация с южнокорейским пассажирским «Боингом» (кстати, уже не первая – аналогичная была разыграна в Карелии в 1978 г.). Самолет пустили над советскими военными базами, подставили, чтобы его сбили. Во всем мире был раздут неописуемый скандал. На волне этой истерии США начали размещать в Европе ракеты среднего радиуса действия «Першинг-2» и крылатые ракеты «Томагавк».

Хотя Юрий Владимирович не оставлял попыток восстановить «дружбу».

А в Советском Союзе он готовил кардинальные преобразования. Выдвигал собственные кадры – Рыжкова, Лигачева. Создал группу для разработки реформ под руководством Долгих, Рыжкова и Горбачева. К этому делу привлекли учеников из школы Гвишиани – Шаталина, Авена, Гайдара. Привлекли и «прогрессивных» ученых из гнезда Яковлева: Аганбегяна, Заславскую, Леваду, Богомолова, «аристократов духа» вроде Арбатова, Абалкина, Петракова..

Уже прозвучали термины «перестройка», «ускорение». Не было лишь третьего тезиса, который добавит к ним Горбачев, – «гласности». Гласности Юрий Владимирович никогда не любил. Он предпочитал действовать тихо, не привлекая лишнего внимания. Но подготовку реформ он отслеживал лично, Рыжков докладывал ему еженедельно – и вспоминал, как Андропов поставил ему задачу изучить тему совместных предприятий. Указал – без этого нам не обойтись [109, с. 333]. Да, иностранный капитал заведомо намечалось запустить в советскую систему экономики. А некоторые меры уже начали осуществляться. 17 июня 1983 г. был принят «Закон о трудовых коллективах». Первый шаг к будущему акционированию от имени «трудовых коллективов» – и к приватизациям. За ним последовало постановление о расширении прав предприятий. Был объявлен «экономический эксперимент» по постепенному переводу предприятий на хозрасчет.

Как видим, Андропов готовил переход к «рыночным» механизмам. Но переход плавный, под контролем партии и государства. Некий «новый нэп» – а через него к моделям капитализма. Или государственного капитализма, как в это же время Дэн Сяопин взялся реформировать экономику Китая. Но кому и как вести «перестройку», решал не Андропов. Выбор делали внешние силы. Будущего «архитектора перестройки» Яковлева Брежнев в 1972 г. выгнал из ЦК, но по заступничеству Суслова и Пономарева он попал послом в Канаду. В 1983 г. он приехал в отпуск, добился встречи с Горбачевым. Внушал, что ему, отвечавшему в Политбюро за сельское хозяйство, крайне необходимо побывать в Канаде – там можно приобрести много полезного. Очевидно, зазывал не случайно. Впоследствии заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК В. Севрук утверждал, что Михаил Сергеевич попал в поле зрения экспертов ЦРУ еще в 1971 г., когда возглавлял делегацию в Италии. Наверное, и от его чешского друга Млынаржа про него многое узнали.

Андропов считал командировку ненужной, возражал. Но Горбачев каким-то образом настоял на своем. В Канаде у него были встречи, публичные выступления, конфиденциальные беседы с Яковлевым. У премьер-министра Трюдо по протоколу предусматривался один прием. Но Горбачев побывал у него трижды! Его спутники замечали: каждый раз на встречах присутствовали разные люди. Разумеется, это были не только канадцы. Наблюдали гостя, оценивали. По итогам визита Трюдо сообщил Маргарет Тэтчер и другим западным политикам, что «на Горбачева следует обратить внимание». А сам Михаил Сергеевич, вернувшись из Канады, принялся хлопотать за Яковлева. Доказывал Андропову, что пора вернуть его в Москву, у него «такая голова»! Юрий Владимирович кивнул: «И даже не одна, а две» [8]. Уж он-то давно знал о контактах Яковлева с ЦРУ. Но к ходатайствам подключились Арбатов, другие советники, и Андропов согласился. Только указал, что в ЦК Яковлева не допустит. Что ж, нашлось другое место. Директора Института мировой экономики и международных отношений.

А между тем, здоровье Андропова стало резко ухудшаться. Его болезнь почек врачи 16 лет компенсировали сильнодействующими препаратами. Но теперь наступил предел (и опять – случайно ли?). Лекарства больше не действовали. Почки стали отказывать [109, с. 283]. Видел ли Юрий Владимирович в Горбачеве своего преемника? Вряд ли. Интеллектуал, собиравший «аристократов духа», – а тот полуграмотный хапуга, подхалим, подкаблучник. Разве такого «наследника» мог желать Андропов? Нет, в Михаиле Сергеевиче он видел только полезный инструмент. Он еще надеялся жить и властвовать сам. Однако ему становилось все хуже.

А без него на первый план выходил Черненко. Ему было 72 года, он страдал астмой. Тем не менее бывший помощник Брежнева находился еще в неплохой форме. Но затем вдруг случились две темных истории, и обе связаны с медициной. Черненко поехал в отпуск в Крым и там вроде бы отравился рыбой. Хотя ее ела вся семья, а плохо стало только ему. С большим трудом его спасли, но добавились осложнения, сердечная и легочная недостаточность. Из больницы выписался инвалид… [133] Но и Андропов поехал в отпуск в Крым. Вечером застудился, развилась флегмона. Ему сделали операцию, но неудачно. Послеоперационная рана не заживала. Юрий Владимирович стал угасать. А без него и без Черненко председательствовать на заседаниях Политбюро и Секретариата стал Горбачев…

Андропов насовсем переселился в больницу. В декабре позвонил Лигачеву, попросил побывать в Свердловске, посмотреть на Ельцина, почему-то счел его заслуживающим внимания. Выдвинуть его Юрий Владимирович уже не успел. 9 февраля умер. Но теперь-то «старики» успели сорганизоваться. К ним примкнул и Устинов – очевидно, подчиняться выскочке Горбачеву он не желал. А на похороны Андропова приехали главы государств, в том числе премьер-министр Англии Маргарет Тэтчер. Мероприятия были сугубо официальными, но она проявила вдруг интерес к Горбачеву, постаралась познакомиться с ним.



Справка: кто есть кто?

Ельцин Борис Николаевич. Дед был крупным кулаком, при «раскулачивании» бежал. Отец отбывал наказание по политической статье, но освобожден досрочно за примерную работу. Сам Борис в детстве за плохое поведение исключался из школы. При неясных обстоятельствах потерял два пальца левой руки, из-за чего не попал под призыв в армию. Окончил строительный факультет Уральского политехнического института. Работал в различных организациях, возглавил строительный отдел Свердловского обкома КПСС. Характеризовался крайней грубостью, заносчивостью. Но задания начальства готов был исполнить во что бы то ни стало. Благодаря этому качеству стал в 1976 г. первым секретарем обкома. В 1977 г. выполнил тайное постановление ЦК о сносе дома Ипатьева.



При Черненко андроповские проекты реформ были свернуты. Новый генсек ставил совершенно другие задачи – образцом он считал экономические модели, создававшиеся при Сталине. Намечал реабилитировать и самого Сталина, его политику. Считал необходимым кардинально очистить сферу культуры, напрочь зараженную иностранными влияниями. Но к власти он пришел слишком поздно, тяжело больным. Вокруг него уже оказалось «все схвачено». Его указания не выполнялись. Разрабатывать новые проекты реформ по «сталинским» образцам никто и не думал. Генеральный секретарь восстановил в партии Молотова и лично вручил ему партбилет – но ни одна партийная газета об этом даже не упомянула. Меры по оздоровлению культуры вылились только в гонения на самодеятельные рок-группы, что злило молодежь.

А подготовить постановление ЦК об осуждении хрущевской антисталинской кампании Черненко решил сам во время очередного отпуска. Академик Чазов вместе с Горбачевым порекомендовали ему высокогорный курорт «Сосновый бор» на Кавказе. Очень его расхваливали. Но у астматика в разреженном горном воздухе пошло резкое ухудшение. Он даже не смог передвигаться, понадобилась «каталка». Примчался Чазов с врачами, заявили: «Надо менять курорт» [48]. Но после этого отпуска Черненко уже не мог ходить, ему требовались кислородные аппараты. На заседания охрана приносила его на руках, и он невнятно зачитывал несколько фраз по бумажке, приготовленной помощниками. Делами стал заправлять Горбачев.

Тут как раз и из Лондона поступило приглашение от Маргарет Тэтчер: для налаживания отношений прислать в Англию делегацию от Верховного Совета СССР. Но оговаривалось: возглавить ее должен непременно Горбачев. Дело выглядело крайне важным: шаг к «разрядке»! Михаил Сергеевич, как обычно, поехал с женой. А в качестве ближайшего советника взял… Яковлева. Не имевшего никакого отношения к Верховному Совету. Тэтчер дала личную аудиенцию Горбачеву в Чекерсе. В особой резиденции премьер-министра, где принимали лишь глав государств. А Горбачев в ходе беседы сделал жест, просто ошеломивший Тэтчер. Вдруг развернул перед ней карту советского Генштаба с высочайшими грифами секретности, где были показаны направления ядерных ударов по Англии, обозначено, откуда и какими средствами они наносятся.

Горбачев пояснил: «Госпожа премьер-министр, со всем этим надо кончать, и как можно скорее» [147]. Этот факт впоследствии подтвердили его пресс-секретарь Грачев, Яковлев и сам Горбачев [142]. Кстати, карта не могла быть подлинной. Оригинал могли выдать на руки только Генеральному секретарю, да и то со множеством формальностей. Либо у Горбачева уже и в Генштабе имелись «свои» люди, изготовившие для него неучтенную копию, либо он привез фейк. Но в любом случае Тэтчер оценила жест. Михаил Сергеевич откровенно показал, как далеко он готов пойти «навстречу» Западу. Мало того, он отдавался на волю Запада! Любое упоминание о демонстрации карты обернулось бы для него в Москве полным крахом.

Точное содержание их разговоров остается неизвестным, но в ходе визита Михаил Сергеевич еще несколько раз подтвердил репутацию «неординарного» политика. Советская делегация должна была возложить венок на могилу Карла Маркса. Но Горбачев эту миссию поручил помощникам. А сам с женой вместо кладбища отправился в одноименный универмаг Маркса, где Раиса Максимовна повышенно интересовалась ювелирными изделиями. А перед депутатами британского парламента Горбачев выступил на тему, совершенно не характерную для советского руководства: «Европа – наш общий дом». В общем, он прошел еще одни «смотрины». В 2014 г. была рассекречена переписка Тэтчер с президентом США Рейганом. Там она поставила свою оценку Михаилу Сергеевичу: «Мне он на самом деле понравился. Я уверена, что с этим человеком можно иметь дело».

Да, Михаил Сергеевич еще не был вождем партии и государства. Но уже мог себе позволить вести себя совершенно независимо. Потому что Черненко был совсем плох. 10 марта 1985 г. он скончался. Генеральным секретарем был избран Горбачев. Обращает внимание, что 11 марта, прямо в день избрания, в Нью-Йорке вышла большим тиражом брошюра с его биографией. Ни один прежний генсек такого не удостоился. Но стоит учесть и разницу во времени между Москвой и Нью-Йорком. Заседание, избравшее Горбачева, закончилось в 17:30. В Нью-Йорке было около 9:30. Чтобы брошюра в этот же день была выброшена на прилавки, ее требовалось напечатать заранее. Американские издатели уже знали – советским генсеком станет Михаил Сергеевич. Впрочем, для такой уверенности имелись весомые причины. Сейчас известны цифры, что к началу перестройки в руководящих эшелонах власти СССР было около 2200 агентов влияния Запада.

Но и почва к этому времени была уже подготовленной, разрыхленной, раскачанной. Среди советских людей было успело внедриться убеждение, что у нас «все плохо», «ничего нет», «все через задницу». А за границей – «земной рай». Среди интеллигенции (а она в СССР составляла 19 % населения!) выросло поколение циников и скептиков. Разочаровавшись в коммунизме, оно заражалось импортным ядом «общечеловеческих ценностей», охотилось за «смелыми» произведениями, за «живой» мыслью. А уж творческая интеллигенция стала настоящим «западническим» гнойником. Хотя для культурной элиты в СССР обеспечивались весьма привилегированные условия (за государственный счет). Но режиссеры, артисты, «прогрессивные» писатели грезили о положении американских и европейских «звезд», рвались к «свободе творчества». Презирать и оплевывать «совок» (за закрытыми дверями) в этой среде становилось правилом «хорошего тона».

Очень податливой на внешние влияния оказалась и молодежь. Увлекалась иностранными модами, рок-культурой. Да и «их нравы» ох как притягивали! Ведь на Западе вовсю торжествовала «сексуальная революция», а в СССР проповедовался аскетизм, слишком откровенные кадры из фильмов вырезали, в комсомольских организациях за «аморалку» следовали строгие проработки, взыскания. Студенты и старшеклассники, силясь выделиться, выпятить свою индивидуальность, слепо копировали зарубежные образцы. Появлялись советские хиппи, панки, демонстрируя «протестный» образ мысли и поведения. А партийные и комсомольские аппаратчики и подавно ни в какие идеалы не верили. По своему складу это были такие же советские интеллигенты – но вдобавок карьеристы. Готовые переориентироваться в любую сторону ради личной выгоды.

Именно из советской интеллигенции, аппаратчиков и молодежи сформировалась ударная сила «реформаторов». Точно так же, как было в Российской империи, когда в опору оппозиционных сил превратились интеллигенция, чиновники, «прогрессивные» деятели культуры, студенты с гимназистами. Хотя в данном случае предпосылки и построения были такими же ложными. Экономика действовала исправно, никаких кризисных явлений не наблюдалось. Каждый значительный город был промышленным центром. Каждую пятилетку вводились в эксплуатацию новые мощные заводы, фабрики, электростанции. Советская наука занимала самые передовые позиции. В СССР трудилась четверть всех ученых мира! В вузах обучалось 5 млн студентов, а обучало их полмиллиона преподавателей. Осуществлялись космические программы, развивалась атомная энергетика, создавалась первоклассная военная техника, делались блестящие открытия в области физики, математики, биологии, химии. Культура и искусство рождали шедевры, до которых «свободному» Западу было далеко. А положение в сельском хозяйстве вполне можно было выправить – если выполнить брежневскую продовольственную программу.

Горбачев как будто бы начал свое правление вполне здравыми шагами. Выдвинул лозунг «ускорения». Намечался рывок в области машиностроения, способный за короткий срок поднять благосостояние народа, преодолеть отставание в тех отраслях, где оно наметилось. Но сразу же наложились два фактора, подозрительно напоминающие интриги вокруг России в 1914 г. В те времена двумя главными источниками ее бюджета были винная монополия и экспорт хлеба. Но министр финансов (и масон) Петр Барк вместе с Государственной Думой провели вроде бы патриотическую инициативу, «сухой закон». А вступление в войну Турции перекрыло главную дорогу экспорту зерна, через черноморские порты. В итоге Россия попала в валютную зависимость от западных держав, вынуждена была заключать с ними невыгодные договоры.

«Двумя китами» советских финансов были та же самая винная монополия и экспорт нефти. Но в мае 1985 г. Горбачев развернул антиалкогольную компанию. Она нанесла колоссальный удар по бюджету. За год поступления от пищевой промышленности сократились на 22 млрд руб. И одновременно США и Великобритания провели переговоры с Саудовской Аравией и другими арабскими странами, добились от них значительного увеличения добычи нефти. Цены на нее на мировом рынке резко упали… И особенно опасным это стало как раз в связи с горбачевским «ускорением»! В планы был заложен колоссальный «перекос» в сторону машиностроения. Львиную долю оборудования предстояло закупить за границей. Но с финансами получался провал. Приходилось сокращать импорт продовольствия, товаров ширпотреба. Нарастали дефициты в торговле. Финансовая система пошла вразнос.

Михаил Сергеевич озаботился и кадровыми перестановками. Возвышал собственных (и андроповских) ставленников – Рыжкова, Лигачева, Яковлева. Не была забыта и рекомендация Андропова «посмотреть» Ельцина. К нему в Свердловск ездил Лигачев. Он, как вспоминал Горбачев, «оттуда аж ночью звонит, не выдержал: „Михаил Сергеевич, это наш человек! Надо брать его!“» Ельцина перевели в Москву, вскоре он возглавил столичную парторганизацию. А министр иностранных дел Громыко всегда выступал покровителем Горбачева. Но его как бы повысили. Михаил Сергеевич выдвинул его на должность председателя президиума Верховного Совета СССР. Хотя в Советском Союзе этот пост традиционно был чисто представительным, без всякой реальной власти. А министром иностранных дел Горбачев провел своего давнего приятеля Шеварднадзе. Для многих это оказалось полной неожиданностью – Шеварднадзе никогда не имел отношения к дипломатии и даже ни разу не был за границей.

Но Михаил Сергеевич знал, что делал. Посыпались его инициативы во внешней политике. США продолжали устанавливать свои ракеты в Европе. А Горбачев, наоборот, объявил мораторий на размещение ракет средней дальности в европейской части СССР. В одностороннем порядке. Потом последовал еще один мораторий – на ядерные испытания. Снова в одностороннем порядке. И, в отличие от Андропова, Михаила Сергеевича признали партнером, достойным диалога. Состоялись его личные встречи с Рейганом в Женеве, в Рейкьявике.

И вот здесь стоит задаться неожиданным вопросом. А когда Горбачев получил… масонское посвящение? Первое известие о его принадлежности к масонству было опубликовано немецким малотиражным журналом «Мер Лигхт» 1 февраля 1988 г. [96]. Но на встрече Горбачева с Рейганом в Рейкьявике в 1986 г. фотоснимки журналистов зафиксировали особое, ритуальное масонское рукопожатие. Такое же рукопожатие попало в кадр при встрече Михаила Сергеевича с телевизионным проповедником Робертом Шуллером. Значит, в ряды «вольных каменщиков» он был принят где-то раньше. В Англии, когда гостил у Тэтчер? Или в Канаде? Или еще раньше?

Учитывая это обстоятельство, стоит ли удивляться особенностям его правления? В СССР сказывались последствия антиалкогольной кампании, падения мировых цен на нефть. Доходы бюджета провалились. «Замораживались» стройки начатых объектов. И даже то оборудование, которое уже приобрели для модернизации машиностроения, оказывалось бесполезным. Часть купили, а на наладку и вспомогательную аппаратуру не было средств… Дорогие машины и станки сваливались на складах, ржавели. Для закупок продовольствия и ширпотреба страна влезала в долги к западным державам.

В ответ на требования Рейгана о «правах человека» Горбачев реабилитировал диссидентов, из лагерей и ссылок освободили 140 человек (их больше и не было). А сразу после встречи в Рейкьявике пошла сдача позиций по всем направлениям. Политбюро приняло постановление о выводе войск из Афганистана. Верховный Совет принял закон «Об индивидуальной трудовой деятельности», легализовавший частный бизнес. За ним последовало постановление о создании в СССР совместных предприятий с участием иностранцев. А пленум ЦК провозгласил «триединую» формулу: «Перестройка – ускорение – гласность».

Это еще не подразумевалось отказом от социализма. Напротив, поучали, что партия возвращается к «истинному ленинизму», который якобы порушил Сталин. Притянули за уши статью Ленина «О кооперации», и был дан старт созданию частных кооперативов. Расширялась «демократия», на заводах начали избирать директоров. Народ приучался высказывать претензии, требовать, митинговать. При этом выдвигались «правдолюбцы», демагоги, «общественники».

Вот тут-то оказались востребованы «прогрессивные» экономисты, «реформаторы». Гайдара Яковлев поставил заведовать экономическими отделами сразу двух главных партийных изданий – журнала «Коммунист» и «Правды». Редакцию журнала «Вопросы экономики» возглавил еще один убежденный «западник», Гавриил Попов. Именно он придумал и запустил в обиход термин «командно-административная система». По самому звучанию сразу чувствуется – плохая, грубая, кондовая. А ей противопоставляется «рыночная», стало быть, хорошая. Кооперативы породили волну махинаций и махинаторов, здесь проявились и начали набирать вес Гусинский, Березовский, Ходорковский, Абрамович…

В мае 1987 г. последовала темная история с перелетом Руста, давшая Горбачеву повод поснимать с постов всю верхушку военного командования во главе с министром обороны Соколовым. Началось разрушение Вооруженных сил. Что же касается «триединой формулы», то «ускорение» явно провалилось, о нем больше не вспоминали. «Перестройка» от «ускорения» повернула на единственные рельсы: «гласности». Ею руководил Яковлев. В СМИ хлынул поток «острых» откровений, всевозможного негатива, скандалов. На советских людей, совершенно не имевших иммунитета к подобным материалам, это действовало оглушающе. Сбивало с толку, мутило сознание.

Главной мишенью, как и при Хрущеве, был выбран Сталин. Из него делали козла отпущений во всех бедах Советского Союза. В качестве сенсаций вбрасывались

роман Рыбакова (Аронова) «Дети Арбата», пьеса Шатрова (Маршака) «Дальше, дальше, дальше!», фильмы «Покаяние», «Холодное лето пятьдесят третьего». Политбюро создало комиссию по реабилитации «жертв репрессий» – заправлял в ней Яковлев. И на этот раз, в отличие от хрущевской «оттепели», реабилитация была гораздо глубже, дошла до политической оппозиции, до агентов влияния в советском правительстве, связанных с масонской и финансовой «закулисой»: Бухарина, Зиновьева, Каменева, Радека, Сокольникова и прочих «оборотней». Да и сама политика Советского Союза при Сталине выставлялась неправильной и преступной. Но пошло и охаивание эпохи Брежнева, внедрялся штамп «застой». Успехи отрицались, неудачи выпячивались. Людей подталкивали к представлению, что вся прежняя система прогнила, ни на что не годилась. А Запад получался примером для подражания.

В мае 1988 г. в Москву пожаловал Рейган. На вопрос журналистов, продолжает ли президент видеть в СССР «империю зла», он ответил со скалозубой американской улыбкой: «Нет. Я говорил о другом времени, другой эре». Да, эра становилась другой. По просьбе Горбачева Рейган даже выступил перед студентами и преподавателями МГУ, поучал их ценностям «демократии» и «свободных рынков». И его приветствовали в качестве некоего «высшего» учителя. Да и сам Горбачев охотно следовал таким урокам. Вскоре он одним махом отправил на пенсию Громыко и других «стариков», еще оставшихся в руководстве. Развязал себе руки для следующего этапа реформ. Было принято постановление об акционировании предприятий. В СССР стали возникать частные банки. Но в воротил бизнеса начали превращаться и высокопоставленные советские чиновники, те же самые «прогрессивные» экономисты. За счет государственных ресурсов появлялись «Инкомбанк», «Автобанк», «Альфа-банк», «ВТБ», концерн «Газпром»…

Назад: Валерий Шамбаров. Тридцатилетняя борьба или новейшая история России
Дальше: Глава 3. Как обрушить сверхдержаву?