Фантазии о будущем ИИ обычно сводятся к образам отполированных самоуправляемых автомобилей или сверхинтеллектуальных роботов в качестве наших помощников или коллег. Это фантастическое понимание ИИ часто приводит к идеям о развитии самосознания машин и опасениям, что машины откажутся подчиняться нашим командам и в конце концов восстанут против нас. Ошибка этих иллюзорных представлений — в том предположении, что в наивысшей точке своего развития ИИ будет вести себя как человек. Но правильнее будет признать, что ИИ уже окружает нас (хотя это далеко не всегда очевидно), постараться лучше понять, какой будет интеграция ИИ в нашу жизнь, и обеспечить ее прозрачность.

Социальные сети, системы интернет-поиска, видеоплатформы, системы навигации, службы совместных поездок и другие онлайн-сервисы не могли бы работать так, как они работают, без широкого распространения ИИ. Используя эти онлайн-сервисы в обычной жизни — для получения рекомендаций, выбора маршрутов, установления социальных связей, поиска ответов на вопросы, — все мы участвуем в этой революции. Мы позволяем ИИ решать наши повседневные задачи, не всегда понимая, как и благодаря чему он это делает. Так мы формируем новые типы отношений — между ИИ и людьми, между пользователями ИИ, между разработчиками и операторами услуг ИИ и правительствами. Это будет иметь существенные последствия для всех — отдельных людей, учреждений и государств.

Мы интегрируем ИИ в основную ткань человеческой деятельности без большого шума, почти незаметно — и с высокой скоростью. Этот процесс непосредственно связан с новым типом организаций, так называемыми сетевыми платформами, предоставляющими цифровые услуги сразу огромному числу пользователей, часто в транснациональном и глобальном масштабах. В отличие от большинства продуктов и услуг, ценность которых для каждого пользователя либо не зависит, либо снижается от присутствия других пользователей, ценность и привлекательность сетевой платформы тем выше, чем больше у нее дополнительных пользователей, — с экономической точки зрения это можно назвать «положительным сетевым эффектом». Вокруг избранных платформ концентрируется больше пользователей, в результате выживают платформы, располагающие огромными абонентскими базами — иногда с сотнями миллионов и даже миллиардами пользователей. Чем дальше, тем больше сетевые платформы опираются на ИИ — в результате взаимодействие людей и ИИ достигает поистине невиданных в истории цивилизации масштабов.

На разнообразных сетевых платформах ИИ играет все более важную роль. Растет влияние сетевых платформ как на общественное мнение, так и на геополитику — и все это становится частью нашего обычного мира. Для поддержания социального и политического консенсуса необходимы дополнительные средства объяснения, обсуждения и контроля этих процессов, соответствующие ценностям общества, — иначе возможен бунт против новых сил, которые кажутся человеку безличными и неумолимыми. В человеческой истории такое уже было — например, во время подъема романтизма в XIX в. и в ходе взрыва радикальных идеологий в XX в. Правительства, операторы сетевых платформ и пользователи должны, не дожидаясь больших потрясений, продумать, обсудить и выработать основы, параметры и цели взаимодействия с ИИ, включая будущий облик нашего мира.

Менее чем за поколение объем пользовательских баз самых успешных сетевых платформ превысил население большинства стран и даже некоторых континентов. Границы этих массивов пользователей не совпадают с государственными, а интересы сторон, контролирующих деятельность сетевых платформ, не совпадают с интересами отдельных стран. Операторы сетевых платформ не чувствуют себя обязанными мыслить в терминах государственных приоритетов или национальных стратегий, особенно если это будет противоречить интересам обслуживания клиентов. Экономические и социальные процессы, которые идут в рамках сетевых платформ, могут превосходить по объему аналогичную деятельность большинства стран — несмотря на то, что они не проводят, как государства, экономическую, фискальную или социальную политику. Таким образом, несмотря на то, что крупнейшие сетевые платформы работают как коммерческие организации, они становятся геополитически значимыми в силу масштаба, роли и влияния.

Многие из наиболее значимых сетевых платформ возникли в США (Google, Facebook, Uber) и в Китае (Baidu, WeChat, Didi Chuxing), и они естественным образом стремятся работать на рынках, имеющих коммерческое и стратегическое значение для Вашингтона и Пекина. Такая динамика привносит новые факторы во внешнеполитические расчеты. Конкуренция между сетевыми платформами может влиять на политические отношения и политическую повестку. Ситуация осложняется тем, что корпоративные культуры и стратегии операторов сетевых платформ часто разрабатываются для обслуживания клиентов из исследовательских и технологических центров, расположенных далеко от столиц.

Некоторые сетевые платформы стали в своих странах неотъемлемой частью личной жизни, национального политического поля, бизнеса, внутрикорпоративных отношений и даже государственной деятельности. 10 лет назад предлагаемые ими услуги даже не существовали — теперь же они кажутся незаменимыми. Поскольку из опыта предыдущих эпох нам неизвестны прямые прецеденты организаций такого типа, не всегда понятно, в какой степени сетевые платформы должны соответствовать правилам и ожиданиям, унаследованным преимущественно от доцифрового мира.

Стандарты сообщества, устанавливаемые для сетевых платформ их операторами (часто с помощью ИИ) и определяющие, какой контент можно создавать и распространять, а какой нельзя, — наглядный пример несоответствия современного цифрового пространства традиционным правилам и ожиданиям. В большинстве случаев сетевые платформы не обращают внимания на контент, но в некоторых ситуациях влияние стандартов сообщества оказывается не меньше, чем сила законодательного регулирования. Сетевые платформы и их ИИ могут благоприятствовать распространению одних публикаций, которые в результате быстро получают популярность, и ограничивать и даже запрещать другие публикации, которые в результате никто не видит. Материалы, которые признаны содержащими «дезинформацию» или нарушающими другие стандарты сообщества, фактически изымаются из публичного оборота.

Общественные деятели могут успешно использовать сетевые платформы и их ИИ для распространения своего контента и расширения охвата аудитории. Но если операторы платформы решат, что те или иные известные общественные или политические фигуры нарушили стандарты сообщества, их публикации могут быть подвергнуты цензуре или удалены и либо не получат распространения, либо будут публиковаться только с соответствующим предупреждением для аудитории. Это означает, что некоторые компании сегодня обладают таким уровнем информационной власти, какой есть лишь у немногих демократических правительств. Многие считают такую степень власти частных компаний нежелательной, но передача этих полномочий правительствам вызвала бы почти такие же проблемы. Текущая ситуация находится уже за рамками традиционных политических подходов. Нынешнее положение с сетевыми платформами возникло исключительно быстро, можно сказать, на ровном месте, к нему не были готовы ни пользователи, ни правительства, ни бизнес.

Изменения, вызванные сетевыми платформами (и их ИИ), произошли так быстро отчасти потому, что сетевые платформы принадлежат к цифровому миру, который выходит за рамки географии. Мало какие человеческие достижения позволяют так же успешно объединять большие группы пользователей, разобщенных в пространстве, давая им при этом мгновенный доступ к данным. Кроме того, ИИ после обучения обычно действует быстрее, чем человеческий разум. Это не хорошо и не плохо — это реальность, порожденная проблемами, которые мы стремимся решить, потребностями, которые мы хотим удовлетворить, и технологиями, которые мы создаем для достижения наших целей. Изменения, которые мы переживаем и которым мы способствуем, требуют нашего внимания — в мышлении, культуре, политике и бизнесе — и выходят далеко за рамки одного человеческого разума либо конкретного продукта или услуги.

Несколько десятилетий назад никто не ожидал от основоположников цифрового мира, что они будут разрабатывать некие философские рамки или формулировать основы своего отношения к национальным или глобальным интересам, — точно так же, как этого никто не ожидал и от большинства других отраслей. Общество оценивало цифровые продукты и услуги по приносимой ими пользе. Инженеры искали практичные и эффективные решения, обеспечивающие связь пользователей с онлайновыми сообществами, пассажиров — с автомобилями или их водителями, а покупателей — с продуктами. Царило всеобщее возбуждение относительно новых возможностей, и мало кто интересовался тем, как цифровые решения повлияют на реальные ценности и общественные модели — например, что будет с утилизацией транспорта и загруженностью дорог при совместном пользовании автомобилями или как изменятся реальные политические и геополитические тенденции в эпоху социальных медиа.

Сетевые платформы с поддержкой ИИ появились совсем недавно, менее 10 лет назад, и базовый словарь и систему понятий для их обсуждения еще предстоит сформировать (пробел, который эта книга стремится восполнить). Разные люди, корпорации, политические партии, общественные организации и правительства неизбежно будут иметь различные взгляды на то, как должны функционировать и регулироваться такие платформы. То, что интуитивно понятно инженеру-программисту, может показаться странным политическому лидеру и совсем необъяснимым философу. То, что удобно потребителю, сотрудник спецслужбы может счесть неприемлемой угрозой, а политический лидер — отвергнуть как не соответствующее национальным интересам. То, что одно государство примет как желанную гарантию, для другого государства будет равнозначно потере выбора или свободы.

Природа сетевых платформ и их масштабы существенно осложняют совместную картину перспектив и приоритетов цифрового и физического миров. Чтобы отдельные люди, целые народы и наднациональные общности могли обосновать свое отношение к ИИ и друг к другу, нам необходимо найти общую систему координат, а для начала — договориться о терминах. Даже при разном понимании сетевых платформ нам нужно сгладить имеющиеся противоречия и научиться оценивать их влияние на отдельных людей, компании, страны, нации, правительства и регионы.

Что такое сетевые платформы

Сетевые платформы по своей сути — крупномасштабное явление. Одна из определяющих характеристик сетевой платформы заключается в том, что чем больше людей она обслуживает, тем более полезной и востребованной она становится для пользователей. ИИ необходим для сетевых платформ, чтобы масштабировать услуги, поэтому почти каждый пользователь интернета постоянно сталкивается с ИИ — или как минимум с контентом, сформированным ИИ.

Например, Facebook (как и многие другие социальные сети) согласно стандартам сообщества удаляет неприемлемый контент и аккаунты. По состоянию на конец 2020 г. определены уже десятки категорий запрещенного контента. Количество активных пользователей Facebook в месяц и количество ежедневных просмотров этой соцсети в день оценивается миллиардами. Известно, что в Facebook над модерацией контента работают десятки тысяч людей, но масштабы социальной сети таковы, что удаление всего оскорбительного контента до того, как его увидят пользователи, невозможно без помощи ИИ. Такие потребности Facebook и других компаний стимулировали обширные исследования в области автоматизации анализа текста и изображений путем создания все более сложных методов машинного обучения, обработки естественного языка и компьютерного зрения.

Сейчас Facebook удаляет миллиарды фальшивых аккаунтов и спам-постов в квартал, а также сотни миллионов единиц контента с изображениями наготы и секса, запугиваниями, преследованиями, эксплуатацией, выражением ненависти, пропагандой наркотиков и насилия. Для безошибочного удаления таких материалов часто нужна человеческая оценка. Определяя, какой контент можно публиковать, модераторы и пользователи Facebook активно пользуются ИИ. Обжалуется лишь небольшая часть удалений, преимущественно автоматизированных.

В последние годы ИИ стал играть значительную роль в работе поисковой системы Google. Изначально поиск Google использовал очень сложные разработанные человеком алгоритмы организации и ранжирования информации для пользователей. Эти алгоритмы представляли собой наборы правил для обработки потенциальных запросов. Если результаты оказывались не слишком полезными, разработчики-люди корректировали правила. В 2015 г. поисковая команда Google перешла от использования алгоритмов, разработанных вручную, к машинному обучению. Это был переломный момент в истории поисковой системы — внедрение ИИ значительно повысило качество и удобство ее использования, благодаря прогнозному мышлению поисковые выдачи стали лучше организованы. Но наряду с этими улучшениями оказалось, что разработчики Google теперь не слишком хорошо понимают, почему поиск дает те или иные результаты. Люди все еще могут направлять и корректировать работу поисковой системы — но не могут объяснить результаты поиска. Чтобы добиться большего удобства и точности работы системы, разработчики пожертвовали собственным пониманием ее функционирования.

Как видно из этих примеров, предоставление услуг, обеспечение удовлетворенности клиентов и комплаенс ведущих сетевых платформ все больше зависят от ИИ. Таким образом, ИИ постепенно и незаметно становится редактором и автором нашей реальности — и, по сути, важным действующим лицом на национальных и глобальной аренах.

Потенциальное социальное, экономическое, политическое и геополитическое влияние любой крупной сетевой платформы и ее ИИ существенно повышается благодаря ее положительному сетевому эффекту. Положительный сетевой эффект возникает при обмене и распространении информации — когда ценность возрастает по мере увеличения числа участников. При таком росте ценности успех, как правило, порождает дальнейший успех, и шансы на доминирование платформы растут. Там, где уже собралось много людей, естественным образом собирается еще больше людей, количество пользователей увеличивается, и, если сетевая платформа не слишком связана рамками государственных границ, она достигает транснациональных масштабов, где у нее почти не остается конкурентов.

Положительные сетевые эффекты появились не благодаря сетевым платформам, хотя до появления цифровых технологий такие эффекты возникали относительно редко — ведь в случае классических продуктов и услуг увеличение числа пользователей скорее понижает ценность для каждого в отдельности. Если продукт или услуга пользуются высоким спросом, такая ситуация может привести к дефициту и задержкам поставок, а продукты и услуги премиального сегмента, становясь слишком доступными, теряют в востребованности, поскольку клиенты лишаются чувства избранности, которое изначально и привлекло их к продукту.

Классический пример положительного сетевого эффекта — рынки, товарные и фондовые. С начала XVII в. торговцы акциями и облигациями Голландской Ост-Индской компании собирались в Амстердаме, где стоимость ценных бумаг определялась ситуацией на фондовой бирже при активном участии огромной аудитории покупателей и продавцов. Биржа становилась все более полезной и ценной. Чем больше было участников, тем выше была вероятность того, что сделка состоится, и состоится по справедливой цене, поскольку она отражает большое число индивидуальных соглашений между покупателями и продавцами. Как только биржа набирает критическую массу пользователей на данном рынке, она становится центром притяжения новых покупателей и продавцов, обгоняя другие биржи, предлагающие такие же услуги.

Классическая телефония тоже показывала сильные положительные сетевые эффекты, поскольку чем больше абонентов появлялось в одной и той же телефонной сети, тем большую ценность это создавало для каждого из них. На заре телефонии это обеспечило значительный рост крупных поставщиков услуг связи. В США таким образом выросла огромная единая телефонная сеть, которой управляла компания AT&T Bell Telephone, — к этой сети подключались остальные более мелкие поставщики. Но технологии начала 1980-х гг. уже позволяли легко передавать вызовы между различными поставщиками телефонных услуг, и абоненты новых сетей могли беспрепятственно связываться с абонентами любых других отечественных сетей. Благодаря этому государство смогло разделить AT&T — клиенты понимали, что от появления новых крупных поставщиков ценность услуг не снизится. В дальнейшем стало возможно звонить кому угодно независимо от провайдера, и это значительно уменьшило положительный сетевой эффект.

Национальные или региональные границы не могут служить препятствием для положительных сетевых эффектов — сетевые платформы часто распространяются за пределы географических границ. Большие расстояния, национальные или языковые различия обычно не мешают расширению, поскольку цифровой мир доступен везде, где есть доступ в интернет, а услуги сетевых платформ, как правило, многоязычны. Серьезным препятствием к расширению становятся прямые ограничения, установленные правительствами, или технологическая несовместимость (причем первое иногда стимулирует второе). Таким образом, для каждого типа услуг — например, социальных сетей или онлайн-кинотеатров — обычно существует несколько глобальных сетевых платформ и, возможно, несколько местных. Их пользователи вносят свой вклад в новое, еще плохо изученное явление — работу ИИ в мировом масштабе.

Сообщество, повседневная жизнь и сетевые платформы

Наше повседневная жизнь существенно изменилась благодаря цифровизации. Мы постоянно получаем огромное количество данных и делимся информацией сами. Объем этих данных и возможности их использования слишком велики и разнообразны, чтобы мы могли самостоятельно их обрабатывать. Поэтому мы полагаемся (часто инстинктивно или подсознательно) на программные процессы для организации и отбора необходимой или полезной информации — нам предлагают новости, фильмы или музыку в соответствии с тем, что мы выбирали раньше, и с учетом наиболее популярных вариантов. Автоматизированное курирование ленты новостей не доставляет никаких неудобств и практически прозрачно — вы оцените его эффект, если попробуете полистать чужую ленту Facebook или просмотреть выборку фильмов из чужого аккаунта Netflix.

Процесс интеграции и углубления связей между людьми и цифровыми технологиями ускоряют сетевые платформы. Благодаря ИИ, обученному отвечать на вопросы человека и выполнять его запросы, сетевые платформы обрабатывают информацию — то есть делают то, с чем человеческий разум когда-то справлялся сам (хотя и менее эффективно). Они решают задачи агрегирования информации и опыта, причем в гораздо более широких масштабах, чем человеческий разум в течение одной жизни, — вот почему их ответы и рекомендации часто кажутся удивительно точными. Ведь никакой даже самый придирчивый покупатель не сможет, выбирая зимние сапоги, оценить сотни тысяч покупок аналогичных товаров в стране и регионе, учесть последние погодные тенденции и время года, просмотреть аналогичные предыдущие поиски и изучить схемы доставки, прежде чем решит, какая пара сапог будет лучшей покупкой для него, — а ИИ сможет.

Все это приводит к тому, что люди начинают относиться к сетевым платформам, управляемым ИИ, так, как они никогда не относились к другим продуктам, услугам или машинам. По мере того как человек взаимодействует с ИИ, а ИИ адаптируется к предпочтениям человека (как он просматривает интернет, как осуществляет поиск, где бывает, какой имеет доход и какие социальные связи), у людей формируется своего рода негласное партнерство с сетевыми платформами. Они становятся для человека комбинацией почтовой службы, универмага, консьержа, исповедника и друга — функции, которые традиционно возлагались на предприятия, правительства и других людей.

Отношения между человеком, сетевой платформой и другими ее пользователями выглядят как очень близкие — только в дистанционном режиме. Уже сейчас сетевые платформы просматривают значительные объемы пользовательских данных, большая часть которых носит личный характер (геоданные, контактная информация, сеть друзей и знакомых, информация о финансах или о состоянии здоровья). Пользователи обращаются к ИИ с самыми разнообразными вопросами, касающимися всех сторон жизни. Способности ИИ отвечать на эти вопросы обусловлены его способностью анализировать сотни миллионов похожих отношений и триллионы похожих запросов в пространстве (географическая широта пользовательской базы) и времени (история взаимодействий) — и реагировать на них. Контактируя, пользователи сетевой платформы и ее ИИ взаимодействуют друг с другом и учатся друг у друга.

Но ИИ сетевой платформы следует логике, которая не является человеческой и во многом непостижима для людей. Когда сетевая платформа оценивает изображение, текст в социальных сетях или поисковый запрос, человек может не понимать, что именно сейчас делает ИИ. Инженеры Google знают, что сетевой поиск на основе ИИ дает более четкие результаты, но они не всегда могут объяснить даже порядок поисковой выдачи. Пользователи ИИ оценивают скорее пользу от полученных результатов, чем процесс, который выдал эти результаты. Это означает, что по сравнению с теми временами, когда человек понимал каждый шаг в любых интеллектуальных или физических процедурах (идея, общение, бизнес-процесс) и мог их приостановить, проконтролировать и повторить, приоритеты изменились.

Например, в большинстве промышленно развитых стран мира уже мало кто помнит о той эпохе, когда, собираясь в путешествие, нужно было договориться по телефону с принимающей стороной, изучить карту города или штата, а где-нибудь по пути остановиться на заправке или у магазина, чтобы убедиться в том, что маршрут проложен правильно (или исправить ошибку). Теперь этот процесс проходит гораздо эффективнее благодаря картографическим приложениям, которые оценивают возможные маршруты и их продолжительность, зная обычную картину дорожного движения в это время суток, учитывая аварии или другие возможности задержки на маршруте, включая маршруты, планируемые другими пользователями на тот же отрезок времени.

Переход от карт, отпечатанных на бумаге, к онлайновым навигационным сервисам оказался настолько удобным, что мало кто оценил революционность этого изменения и задумался о его последствиях. Человек и общество пользуются плодами нового типа отношений с сетевой платформой и ее оператором — а именно доступом к постоянно развивающемуся массиву данных, который они дополняют своими данными (включая собственное местоположение), доверяя результатам, которые выдает ИИ. В некотором смысле человек, пользующийся такой услугой, становится частью системы, в которой человеческий и машинный интеллекты сотрудничают, чтобы направлять совокупность людей по их индивидуальным маршрутам.

Скорее всего, таких постоянных ИИ-компаньонов будет становиться все больше. Благодаря сетевым платформам меняются и здравоохранение, и логистика, и розница, и финансы, и связь, и СМИ, и транспорт, и развлечения. Меняется наше восприятие мира в целом.

Когда пользователи обращаются к услугам сетевых платформ, в их распоряжении оказываются такие возможности сбора и обработки информации, каких никогда не было в истории человечества. Благодаря масштабу, мощи и способности таких платформ находить новые решения мы получаем невероятное удобство и возможности — и участвуем в совершенно беспрецедентном диалоге между человеком и машиной. Способ, которым сетевые платформы меняют человеческую деятельность, нам непонятен и не поддается четкому определению или выражению. В связи с этим возникают важные вопросы: какие задачи имеет такой ИИ? По чьему замыслу и в рамках каких нормативных параметров он работает?

Кто управляет этими процессами, кто их регулирует, какое влияние они могут оказать на социальные нормы и институты, кто вообще имеет доступ ко всем этапам процесса? Если человек никогда не сможет охватить своим пониманием все данные или получить доступ ко всем этапам — значит ли это, что роль человека теперь будет сводиться к проектированию, мониторингу и установке параметров для ИИ? Хорошо это или плохо? Ответы на эти и подобные вопросы могут оказаться любыми — и они будут определять жизнь и общество.

Компании и государства

Сетевые платформы с поддержкой ИИ возникли случайно, по мере того как отдельные компании, инженеры и их клиенты пытались решить определенные проблемы. Целью операторов сетевых платформ было связать покупателей и продавцов, потребителей и поставщиков информации, а также людей, объединенных общими интересами или целями. Они применяли ИИ для улучшения своих продуктов, для оказания услуг, для повышения удовлетворенности пользователей и комплаенса.

По мере роста и развития сетевых платформ, управляемых ИИ, некоторые из них стали оказывать влияние, выходящее далеко за рамки их первоначального назначения. И, как уже отмечалось ранее, люди стали доверять определенным сетевым платформам информацию, которую они вряд ли показали бы друзьям или представителям власти, — включая исчерпывающие данные о том, где они были, что (и с кем) делали, какую информацию искали и просматривали на своем телефоне или компьютере.

Доступ к персональным данным обеспечил сетевым платформам такую динамику развития, что они сами, их операторы и используемые ими ИИ стали пользоваться реальным общественным и политическим влиянием. Это стало особенно заметно в эпоху пандемии, когда в условиях социальной дистанцированности и удаленной работы сетевые платформы стали важнейшим ресурсом общества — вроде социального клея, благодаря которому люди могли и дальше самовыражаться, делать покупки, получать продовольствие и пользоваться транспортом. Эти изменения происходят в таких масштабах и с такой скоростью, что общество и государства попросту не успевают осознавать степень расширения роли сетевых платформ.

Как показали недавние события, связанные с распространением политической информации и дезинформации через социальные сети, некоторые сетевые платформы взяли на себя настолько значительные функции, что потенциально могут влиять и на государственное управление. Но и эта их способность возникла фактически случайно, без соответствующих изысканий и необходимой подготовки. В правительственной сфере и в мире технологий ценятся совершенно разные умения, навыки и опыт. У них разные языки, структуры, движущие принципы и основные ценности, им не понять друг друга без переводчика. При этом сетевые платформы, функционирующие в соответствии со своими собственными коммерческими целями и для удовлетворения своих пользователей, вполне могут работать в сфере управления и национальной стратегии, и традиционным игрокам будет сложно понять мотивы и тактику платформы в отношении национальных и глобальных целей.

К тому же ИИ действует в соответствии со своими собственными процессами, которые отличаются от психических процессов человека и зачастую опережают их. ИИ разрабатывает свои собственные подходы к выполнению тех или иных задач. Результаты работы ИИ не характерны ни для человека, ни для каких-либо национальных или корпоративных культур. Благодаря всеобщему проникновению цифрового мира и способности ИИ сетевых платформ глобально контролировать, блокировать, адаптировать, производить и распространять информацию эти сложности распространяются и на информационные пространства отдельных государств.

Постоянно совершенствуясь, ИИ сетевых платформ продолжают создавать общественные и бизнес-механизмы в национальном и мировом масштабах. Сами по себе платформы социальных сетей (и их ИИ) обычно независимы от контента, но стандарты сообщества, а также способы фильтрации и представления информации вполне могут влиять на то, как эта информация создается, агрегируется и воспринимается. Поскольку работа ИИ — рекомендовать контент и связи, классифицировать информацию и концепции, а также предсказывать предпочтения и цели пользователей, он может непреднамеренно усиливать определенный индивидуальный, групповой или общественный выбор, а по сути — стимулировать распространение определенных типов информации и формирование одних типов связей за счет других. Независимо от намерений и понимания операторов платформ это потенциально влияет на социальные и политические процессы. Отдельные пользователи и группы пользователей постоянно взаимодействуют друг с другом, это происходит быстро и в огромных масштабах. Поскольку это взаимодействие зависит от сложнейших рекомендаций ИИ, сами операторы сетевых платформ могут не особенно хорошо понимать, что именно происходит на самом деле.

Итак, все эти проблемы, безусловно, существуют. Но правительства, которые пытаются реагировать на происходящее, должны делать это с большой осторожностью. Любой государственный подход к процессам сетевых платформ, будь то запрет, ограничение или одобрение, будет результатом волевого решения, выбранного оценочным путем. Требуя от платформ маркировать определенный контент как тенденциозный или вовсе блокировать его, требуя от ИИ выявлять предвзятую или ложную информацию и понижать ее рейтинг, правительства могут сильнейшим образом влиять на социальную политику. Вопрос, как решать эти проблемы, стал предметом жарких дебатов во всем мире — особенно в технологически развитых свободных странах. Любой подход гарантированно будет работать в масштабах, значительно превосходящих почти любое прошлое правовое или политическое решение, — с потенциально мгновенным воздействием на повседневную жизнь миллионов или миллиардов пользователей в многочисленных государственных юрисдикциях.

Взаимодействие сетевой платформы и государственной политики приведет к непредсказуемым и в некоторых случаях весьма спорным результатам. Скорее всего, это будут не однозначные результаты, а ряд дилемм с довольно незрелыми решениями. Будут ли попытки регулирования сетевых платформ и их ИИ соответствовать политическим или социальным целям различных стран (таким как снижение преступности или борьба с предвзятостью), приведут ли они в конечном итоге к созданию более справедливых обществ? Не появятся ли в результате еще более жесткие, авторитарные правительства, которые поставят себе на службу ИИ с неизвестной логикой, чтобы принимать решения, не подлежащие обжалованию? Будут ли глобальные сетевые платформы, управляемые ИИ, способствовать развитию человеческой культуры и поиску решений, применимых к разным национальным традициям или системам ценностей? Или результаты их работы будут неожиданными, незапланированными и противоречащими тому, к чему стремились их разработчики-люди?

Государственные границы давно уже перестали быть препятствием для новых идей и тенденций, включая созданные со злым умыслом, — но никогда распространение информации не приобретало таких масштабов, как теперь. В основном все согласны с тем, что намеренное распространение дезинформации, способной определять социальные тенденции или политические события, важно предотвращать, но делать это в реальности слишком сложно. В будущем информационными атаками и защитой от них — то есть распространением дезинформации и борьбой с ней — все больше будет заниматься ИИ. Например, генерирующий язык ИИ GPT-3 способен создавать искусственные персоны и вступать в беседы с пользователями, и есть потенциальная возможность того, что эти персоны будут внушать своим собеседникам предрассудки и даже подталкивать их к насилию. Если подобный ИИ будет развернут для масштабного распространения ненависти и раскола, люди могут оказаться не в состоянии противостоять этому. Для решения столь масштабной и сложной задачи правительствам и операторам сетевых платформ придется обратиться, как это уже делается, к алгоритмам ИИ для модерации контента.

Свободные страны используют сетевые платформы с поддержкой ИИ для создания и фильтрации контента через национальные и региональные границы. Если результатом работы этих платформ становится непреднамеренная пропаганда ненависти, такие страны сталкиваются с новой угрозой и должны рассматривать новые подходы к охране информационной среды. Подобные опасения подталкивают нас к созданию и внедрению сложных инструментов, управляемых ИИ, которые будут обнаруживать и удалять источники дезинформации, — по сути, алгоритмических патрульных для удаления вредного контента. Такие решения, основанные на использовании ИИ, будут, в свою очередь, порождать новые проблемы. В любом случае проблема дезинформации весьма актуальна — как и вопрос о сохранении баланса между человеческим суждением и решениями, принимаемыми ИИ.

Перспектива использования ИИ для оценки и, возможно, цензуры информации приводит привыкшие к свободному обмену идеями общества к сложным и фундаментальным дебатам. Поскольку мощь и автономность инструментов для борьбы с дезинформацией растет, процесс выявления и подавления дезинформации становится важной социальной и политической функцией. У частных корпораций или демократических правительств в результате появляется необычная и не слишком желательная степень влияния на социальную и культурную сферы, которые ранее никем не управлялись и не контролировались, естественным образом развиваясь в физическом мире.

Некоторые склоняются к тому, что эту задачу должен выполнять ИИ, предназначенный для выявления и пресечения дезинформации, свободный от человеческой предвзятости или пристрастности. Но как правильно поступать с малоизвестным контентом, который практически никто не видел, — по сути, несуществующим? А если оборонительный ИИ совершает ошибку, удаляя контент, который не несет вреда, — как это исправлять? И что делать с дезинформацией, сгенерированной ИИ? Возможность обучить некий оборонительный ИИ определенному стандарту дезинформации и контролировать его работу станет функцией фундаментальной важности и влияния, не менее сильного, чем у правительства. Небольшие различия в задачах таких ИИ, параметрах обучения и определениях дезинформации могут изменить общество в целом, ведь сетевые платформы используют ИИ для предоставления своих услуг миллиардам людей.

TikTok, сетевая платформа с поддержкой ИИ для создания и обмена короткими забавными видео, неожиданно оказалась примером проблем использования ИИ для коммуникаций — особенно в тех случаях, когда видео произведены в одной стране, а просматриваются в другой. Пользователи TikTok снимают и размещают видео с помощью своих смартфонов, а собственные алгоритмы ИИ рекомендуют контент, который может понравиться пользователям, основываясь на предыдущих просмотрах. Платформа разработана в Китае и популярна во всем мире, она не создает видео сама и не модерирует его создание и размещение — не считая ограничений на хронометраж и запретов на дезинформацию, экстремальную жестокость и определенные виды контента. Теоретически в TikTok можно показывать все, что угодно, — например, видео водопада, чтение стихов или выдержки из Канта. Но на практике в TikTok такое не смотрят. Как и на других сетевых платформах, пользователи TikTok смотрят то, что рекомендует ИИ платформы. ИИ TikTok берет в расчет предпочтения пользователей и, используя собственный алгоритм выбора контента, рекомендует к просмотру одни видео и оставляет без внимания другие, что в итоге формирует у пользователей определенную картину мира.

Для обычного зрителя TikTok — не более чем массив забавных коротких видеофрагментов, изображающих танцы, шутки или необычные навыки. И тем не менее в 2020 г. платформа TikTok была запрещена или ограничена правительствами Индии и США из-за опасений насчет персональных данных пользователей и скрытых возможностей цензуры и дезинформации. Кроме того, Вашингтон добивался продажи американского подразделения TikTok американской компании, которая могла бы хранить данные пользователей внутри страны, не допуская их экспорта в Китай. В свою очередь, Пекин запретил экспорт кода, поддерживающего алгоритм рекомендаций, который и лежит в основе эффективности и привлекательности TikTok. В перспективе возможно, что, даже если платформа TikTok будет управляться местной компанией в США или Индии, работа сервиса все равно будет зависеть от ИИ, точные цели и функции которого известны только в Китае.

Какими будут политические, юридические и технологические последствия этих действий, пока неизвестно. Тот факт, что забавное развлекательное приложение с поддержкой ИИ вызвало такое беспокойство на государственном уровне, говорит о том, что в ближайшем будущем нас ждут еще более странные геополитические и нормативные ребусы. А тем временем все больше сетевых платформ, использующих все более сложные ИИ, — и в первую очередь те платформы, которые обеспечивают связь, развлечения, ведение бизнеса, финансы и промышленные процессы, — будут проникать через государственные границы.

Правительства и регионы

Новые культурные и геополитические загадки сетевых платформ касаются не только отдельных стран, но и — поскольку такие технологии не имеют границ — отношений между правительствами. Даже при существенном и продолжительном вмешательстве государства большинство стран — включая технологически развитые — не смогут создать компании, производящие или поддерживающие независимые версии важных сетевых платформ (например, используемых для социальных сетей, веб-поиска и т.д.). Темпы технологических изменений слишком велики, а количество высококвалифицированных программистов, инженеров, специалистов по проектированию и разработке продуктов ограничено. Учитывая рыночный спрос, темпы технологического развития и существующие тенденции формирования стоимости продуктов и услуг, все страны не смогут поддерживать независимые версии всех сетевых платформ. Чтобы оставаться на передовой технологического развития, нужно иметь более существенный интеллектуальный и финансовый капитал, чем у большинства компаний и чем тот, который в состоянии выделить правительства. В любом случае многие пользователи не станут ограничиваться национальной сетевой платформой с исключительно местным контингентом и созданными внутри страны приложениями и контентом. Динамика положительных сетевых эффектов будет поддерживать лишь самые передовые платформы.

Многие страны находятся в зависимости от сетевых платформ, разработанных и физически размещенных в других странах, — и такая зависимость будет сохраняться еще долго. Это означает, что в вопросах непрерывности обслуживания, развития и международных обновлений платформ они будут зависеть (по крайней мере частично) от регуляторов других стран. Поэтому правительства многих стран будут требовать гарантий непрерывной работы зарубежных онлайн-сервисов, важных для общества. В частности, они будут пытаться регулировать деятельность владельцев или операторов сетевых платформ — например, требуя от разработчиков мер по предотвращению определенных форм неравноправия или решения конкретных этических проблем (неизбежных, поскольку ИИ взаимодействует с такими аспектами общества, как здоровье, безопасность и национальный дискурс). То, что может восприниматься как ценная функция в одной стране, в другой стране может быть воспринято с предубеждением или даже нарушать местные законы или этические нормы.

Растущее геополитическое влияние сетевых платформ — новый ключевой аспект международной стратегии, и это касается не только правительств. Правительства могут стремиться ограничивать использование таких систем или пытаться помешать им вытеснять местных конкурентов в ключевых регионах, чтобы внешние соперники не могли влиять на промышленное, экономическое, политическое или культурное развитие страны. Но правительства, как правило, не создают такие сетевые платформы сами и не управляют ими, так что разработчики платформ, корпорации и отдельные пользователи будут оказывать не менее серьезное влияние на ситуацию, а в целом все это будет формировать динамичную и труднопредсказуемую стратегическую арену. К этому и без того сложному уравнению добавляется еще один вид культурной и политической обеспокоенности. Китай, США и некоторые европейские государства открытым текстом выражают тревогу (другие страны делают это более завуалированно) относительно того, что их экономическая и социальная жизнь в рамках сетевых платформ анализируется и используется для обучения ИИ, разработанных потенциальными противниками. Это технологическое и политическое брожение порождает новые геополитические конфигурации.

США создали глобальный, технологически передовой набор частных сетевых платформ, роль ИИ в которых растет. Корни этого достижения — академическое лидерство и привлекательные для лучших мировых талантов университеты, приносящая прибыль своим участникам экосистема инновационных стартапов и государственная поддержка передовых научных исследований (через такие агентства, как NSF, DARPA и др.). Фундамент благополучия операторов американских сетевых платформ — широкое распространение во всем мире английского языка, американских или разработанных под влиянием США технологических стандартов, а также значительная национальная база индивидуальных и корпоративных клиентов. Некоторые из этих операторов избегают внимания со стороны правительства и рассматривают свои интересы вне национальных интересов, в то время как другие принимают участие в государственных контрактах и программах. За рубежом к этим платформам все чаще относятся как к представителям США — хотя роль правительства США, как правило, сводилась только к тому, чтобы не мешать разработчикам.

Рассматривая сетевые платформы как аспект международной стратегии, США уже начали ограничивать деятельность некоторых иностранных платформ и экспорт некоторых программ и технологий, которые могут способствовать росту иностранных конкурентов. При этом крупные американские сетевые платформы становятся объектами внимания антимонопольных органов. Эти разнонаправленные тенденции могут подтолкнуть развитие США в противоречивых направлениях.

Китай аналогичным образом поддерживает развитие собственных глобальных сетевых платформ и готовит расширение их сфер влияния. Китайский подход к регулированию поощряет жесткую конкуренцию между отечественными технологическими игроками, конечной целью которых являются глобальные рынки, но при этом он исключает или существенно ограничивает появление иностранных компаний внутри страны. В последние годы Пекин также предпринял шаги по формированию международных технологических стандартов и запрету на экспорт важных отечественных технологий. Китайские сетевые платформы доминируют в Китае и соседних регионах, а некоторые из них лидируют на мировых рынках. Некоторые китайские сетевые платформы особенно интересны для общин китайской диаспоры (например, китайскоговорящие общины в США и Европе продолжают активно использовать финансовые услуги и обмен сообщениями WeChat), но этим их привлекательность не ограничивается. Во многих случаях ведущие китайские сетевые платформы не только доминируют на внутреннем рынке Китая, но и способны конкурировать на глобальном рынке.

Правительства некоторых стран, например США и Индии, все чаще говорят о китайских сетевых платформах и других китайских технологиях как о средстве достижения политических целей китайского правительства. В некоторых случаях это может быть правдой, но проблемы некоторых операторов китайских сетевых платформ свидетельствуют о том, что на практике в отношениях компаний с партией все не так просто. В реальности китайские операторы сетевых платформ вряд ли могут автоматически становиться проводниками интересов партии и государства. Скорее нужно говорить о функциях конкретных сетевых платформ и о том, насколько их операторы понимают и соблюдают негласные правительственные ограничения.

Юго-Восточная Азия — родина глобальных компаний, снабжающих мир ключевыми технологиями, такими как полупроводники, серверы и бытовая электроника, а также родина сетевых платформ, созданных на местном уровне. По всему региону среди различных слоев населения более или менее пользуются популярностью китайские и американские сетевые платформы. С одной стороны, страны региона тесно связаны с американской технологической экосистемой — как в своих отношениях с сетевыми платформами, так и в других экономических и геополитических аспектах. С другой стороны, имеет место существенное использование китайских сетевых платформ и в целом более широкое взаимодействие с китайскими компаниями и технологиями, которые естественным образом связаны с этим регионом и активно работают в нем.

Европе, в отличие от Китая и США, еще предстоит создать собственные глобальные сетевые платформы или развить ту отрасль цифровых технологий, которая должна способствовать их развитию. Тем не менее Европа привлекает внимание основных операторов сетевых платформ благодаря своим ведущим компаниям и университетам, традициям эпохи Просвещения, заложившим важнейшие основы компьютерной эры, обширному рынку и эффективному регулятивному аппарату. Масштабирование новых сетевых платформ для всего европейского рынка затруднено многоязычностью и разнообразием национальных регуляторов — при том, что сетевые платформы США и Китая могут сразу начинать свою деятельность в национальном или континентальном масштабах, что делает их более привлекательными для инвестиций, необходимых для дальнейшего масштабирования.

В последнее время ЕС уделяет особое внимание регулированию условий присутствия операторов сетевых платформ на европейском рынке, включая использование этими операторами (и другими организациями) ИИ. Как и в других геополитических вопросах, касающихся Китая и США, в отношении технологических стандартов и взаимоотношений между американскими и китайскими сетевыми платформами Европа стоит перед выбором — выступать в качестве союзника Вашингтона или Пекина в каждой из основных технологических сфер, принимая одну из сторон, либо сохранять нейтралитет.

В этом вопросе предпочтения традиционных стран Евросоюза и более новых его участников из Центральной и Восточной Европы могут различаться, что отражает их различный геополитический и экономический опыт. До сих пор исторические мировые державы, такие как Франция и Германия, ценили независимость и свободу маневра в своей технологической политике, однако периферийные европейские государства, такие как постсоветские страны Балтии и Центральной Европы, скорее демонстрируют готовность идентифицировать себя с американской техносферой.

Индия — страна, которая еще только становится силой на этой арене, — обладает значительным интеллектуальным капиталом, относительно благоприятной для инноваций деловой и академической средой, а также огромными технологическими, инженерными и экономическими возможностями поддержания независимых сетевых платформ (как в случае интернет-магазинов). Население и экономика Индии имеют такие масштабы, что они могут поддерживать потенциально независимые сетевые платформы без помощи других рынков. При этом разработанные в Индии сетевые платформы потенциально могут стать популярными и на других рынках. В предыдущие десятилетия большая часть индийских разработчиков программного обеспечения занималась оказанием ИТ-услуг или работала в компаниях-операторах неиндийских сетевых платформ. Сейчас Индия переоценивает свои региональные отношения и свою зависимость от зарубежных технологий и может либо выбрать независимый путь, либо занять главную роль в международном блоке технологически совместимых стран.

Россия, возможно, пока не производит существенного объема цифровых продуктов и услуг, привлекательных для международного потребителя, но она уже доказала свои возможности работы в глобальных сетях и должна считаться одной из великих технологических держав мира. Россия также создала некоторые сетевые платформы национального масштаба (например, интернет-поиск), пока не слишком привлекательные для нероссийских потребителей. В настоящее время эти платформы функционируют как альтернатива доминирующим провайдерам, а не как серьезные экономические конкуренты.

Под влиянием этих правительств и регионов уже разворачивается конкуренция за экономические преимущества, цифровую безопасность, технологическое первенство, достижение этических и социальных целей — но основные игроки пока не определили ни характер этого соревнования, ни правила игры.

Один из подходов заключается в том, чтобы рассматривать сетевые платформы и их ИИ в первую очередь как вопрос внутреннего регулирования. С этой точки зрения главная задача правительств — не давать платформам злоупотреблять своим положением и уклоняться от исполнения законодательных норм. Развитие и обсуждение этих концепций характерно в первую очередь для США и ЕС. Из-за того, что положительный сетевой эффект увеличивает ценность для пользователей с ростом масштаба, регулировать деятельность платформ становится все труднее.

Другой подход заключается в том, чтобы рассматривать возникновение и деятельность сетевых платформ как вопрос международной стратегии. С этой точки зрения популяризация иностранного оператора в стране становится своего рода культурным, экономическим и стратегическим прецедентом. Правительства опасаются, что сетевая платформа может способствовать (пусть пассивно) росту зарубежного влияния на граждан страны, поскольку она порождает такой уровень взаимодействия с иностранцами, который раньше был возможен только в тесном союзе. Полезная и успешная сетевая платформа становится опорой для более широких коммерческих или промышленных функций — это может привести к тому, что она станет незаменимой на государственном уровне. Угроза отключения от такой сетевой платформы (или от ее ключевых технологических компонентов) может служить потенциальным инструментом давления. Эта гипотетическая возможность также создает проблемы для правительств.

Странам и регионам, не создавшим собственные сетевые платформы, в ближайшем будущем, похоже, придется ограничивать свою зависимость от платформ, чтобы не предоставлять рычаги влияния иностранным правительствам, и ликвидировать уязвимости, такие как возможность доступа к данным о гражданах страны, — или создавать ответные угрозы. Такие правительства могут решить, что возникающие риски неприемлемы или что они должны быть уравновешены созданием конкурирующих сетевых платформ. Если правительства обладают достаточными ресурсами, они могут попытаться вырастить отечественного конкурента иностранным платформам, но такой выбор потребует значительного и продолжительного участия, причем риск неудачи будет достаточно велик. Более развитые страны не будут зависеть от продуктов какой-либо одной страны для обеспечения неких важных функций (например, социальных сетей, торговли, совместного использования транспорта) — особенно в тех областях, в которых существует несколько глобальных сетевых платформ.

Сетевые платформы с поддержкой ИИ, созданные в одной стране, могут функционировать и развиваться в другой стране, становясь неотъемлемой частью экономики и национального политического дискурса этой страны, — в предыдущие эпохи ничего подобного не было. Раньше источники информации и коммуникаций, как правило, были национальными — и, конечно, не обладали независимым разумом. Теперь же, например, транспортная платформа может стать основой сети перевозок целой страны — в соответствии с данными о том, какие потребители нуждаются в тех или иных продуктах, такая платформа будет автоматизировать логистику их доставки. Из таких сетевых платформ будет формироваться экономическая инфраструктура.

В тех случаях, когда правительство решает сохранить дистанцию между иностранной технологией и своей экономикой, это может препятствовать как распространению этой технологии, так и ее дальнейшей коммерческой жизнеспособности в целом. Кроме того, правительство может идентифицировать определенные иностранные сетевые платформы как угрозы и запретить своему населению использовать их. Ряд стран предпринял такие шаги как в отношении определенных продуктов, так и в отношении сетевых платформ. Такой подход к регулированию может противоречить ожиданиям населения и вызывать вопросы о надлежащем объеме государственного регулирования.

В ответ операторы сетевых платформ должны будут принимать решение о том, готовы ли они вести себя как национальные или региональные компании, потенциально находящиеся в нескольких отдельных юрисдикциях. Или, наоборот, они, как глобальные компании, будут следовать своим независимым ценностям, которые могут не совпадать с приоритетами какого-либо конкретного правительства.

На Западе и в Китае стали осторожнее воспринимать цифровые продукты и услуги «другой стороны», особенно если это касается сетевых платформ с поддержкой ИИ. В других странах правительства и пользователи могут увидеть в главных сетевых платформах выражение американской или китайской культуры или интересов. Обычно операторы платформ не считают себя представителями своей страны или региона и не чувствуют себя обязанными действовать в национальных интересах, определенных правительствами. Ценности и организационные принципы операторов сетевых платформ могут отражать ценности и организационные принципы стран, из которых они вышли, но по крайней мере на Западе такого требования не существует. В западных корпоративных культурах самовыражение и универсальность часто ставятся важнее национальных интересов или соответствия устоявшимся традициям.

Даже там, где не произошло технологического разделения между странами или регионами, правительства начинают распределять компании по отдельным лагерям, которые обслуживают определенные группы пользователей, занимающихся определенной деятельностью. Работая с различными группами пользователей, ИИ получит разного рода уроки, которые будут по-разному менять его поведение. Это значит, что в исходно глобальной индустрии со временем может начаться процесс регионализации — объединение пользователей в блоки, находящиеся под влиянием различных ИИ, которые развиваются в разных направлениях. Постепенное разобщение, выраженное в появлении различных API, ИИ с отличными друг от друга целями и разных стандартов доступа и поведения пользователей, может привести к взаимно непохожим, несовместимым и непонятным результатам. Со временем могут сформироваться сферы региональных технологических стандартов, в которых различные сетевые платформы будут развиваться по параллельным, но совершенно отличным друг от друга направлениям, а общение и обмен между ними будут затруднены.

Взаимодействие отдельных лиц, компаний, регуляторов и национальных правительств, стремящихся сформировать и направить сетевые платформы, будет становиться все более сложным, в нем будут появляться элементы стратегического соревнования, торговых переговоров и этических дебатов. Не менее сложные дилеммы, вероятно, будут вызваны геополитическими и экономическими факторами применения сетевых платформ. Актуальные вопросы будут устаревать к тому времени, когда официальным лицам удастся собраться для их обсуждения, — например, потому что сетевая платформа уже научится новому поведению, которое сделает первоначальные условия дискуссии неактуальными. Создатели и операторы могут лучше понимать цели и ограничения сетевых платформ, но вряд ли смогут заранее предугадывать возможные опасения правительств или более широкие философские возражения. Диалог между ними об основных проблемах и подходах крайне необходим — и он должен состояться по возможности до того, как ИИ станет частью глобальных сетевых платформ.

Сетевые платформы с поддержкой ИИ и будущее человека

Человеческое понимание реальности уже давно определяется человеческим восприятием, человеческим опытом и человеческим разумом. Но до сих пор человеческий опыт восприятия реальности был индивидуальным и ограниченным, широкое соответствие достигалось только в понимании некоторых важнейших вопросов и явлений, такой опыт крайне редко мог быть глобальным или универсальным — разве что в вопросах религии. Теперь благодаря сетевым платформам, объединяющим огромные массивы пользователей, повседневная реальность стала глобальной. Человеческий разум больше не является единственным навигатором по реальности — ему помогают (в некоторых областях, возможно, вытесняя его) континентальные и глобальные сетевые платформы.

Сегодня нужны новые концепции взаимопонимания и взаимных ограничений между регионами, правительствами и операторами сетевых платформ. Человеческий разум никогда не функционировал так, как того требует эпоха интернета. ИИ начинает оказывать комплексное воздействие на оборону, дипломатию, торговлю, здравоохранение и транспорт, ставя слишком сложные стратегические, технологические и этические дилеммы для того, чтобы их кто-либо мог решить в одиночку или в рамках какого-либо одного направления деятельности. Появление сетевых платформ создает вопросы, которые не следует рассматривать исключительно как национальные, партийные или технологические.

Правительства будут пытаться взаимодействовать с миром сетевых платформ и менять его. При этом они могут практиковать несколько возможных подходов. Они могут создавать свои собственные сетевые платформы, чтобы с их помощью доминировать в глобальном масштабе. Также они могут пытаться сдерживать технологический рост других сетевых платформ. Наконец, они будут искать способы сосуществования с платформами стран-соперниц вдоль географических или технологических границ, устанавливая для них ограничения, основанные на этических стандартах и требованиях национальной безопасности.

Стратеги должны учитывать уроки предыдущих эпох (мы поговорим о них в главе 5) и не рассчитывать на полную победу в любом коммерческом и технологическом соревновании. Они должны признать, что для победы нужно — достаточно надолго — договориться с обществом о том, что считать победой. Это, в свою очередь, потребует ответа на вопросы, которые не давали покоя политическим лидерам и специалистам по стратегическому планированию в эпоху холодной войны: какой запас превосходства потребуется? В какой момент превосходство перестает иметь смысл? Какая степень неготовности будет иметь значение в случае войны?

Соответственно, операторы сетевых платформ неминуемо столкнутся с принятием решений, выходящих за рамки обслуживания клиентов и развития бизнеса. До сих пор им, как правило, не приходилось устанавливать для себя какие-либо этические нормы (например, национальные), если это не было связано с естественным стремлением развития продукта, расширения аудитории и удовлетворения интересов пользователей и акционеров. Однако по мере роста популярности и влияния сетевых платформ, включая влияние на деятельность правительств, они будут сталкиваться со значительно более серьезными проблемами. От них потребуется помощь не только в понимании возможностей и конечных целей созданных ими виртуальных миров, но и в определении принципов их взаимодействия друг с другом и с прочими общественными сферами. Так возникнет новая концепция отношений между сетевыми платформами и странами, в которых они действуют, — и их влияния на общественное благо и международный порядок.