7

Первый крестоносец

(565–641)

Византию осаждали враги, однако непоколебимый в своей самоуверенности император Юстин II считал, что этих врагов можно рассеять при помощи мудрости и храбрости. Он доказал свою точку зрения уже через неделю после восшествия на престол, когда принимал посольство аваров – народа, предположительно имевшего татарское происхождение и появившегося на Западе всего несколько лет назад. Его дядя согласился платить им ежегодную дань в обмен на охрану границ; Юстин же отказал им в этой плате. В течение следующего года он поступил точно так же с другими получателями щедрот Юстиниана, среди которых был и сам шах Хосров. Такая твердость заметно увеличила его популярность, однако вскоре выяснилось, что его дядя тратил эти деньги с пользой.

Однако народ, ответственный за самое серьезное бедствие, случившееся за время правления Юстина, никогда не получал от Византии денег за ее защиту. Лангобарды были германским племенем, медленно перемещавшимся на юг, на территорию, которая сегодня называется Австрией. Проникнув в Италию в 568 году, они обошли стороной Равенну и встретили на своем пути мало сопротивления, если не считать Павии. Их король Альбоин не продвинулся дальше Тосканы, но некоторые знатные лангобарды пошли дальше и основали независимые герцогства Сполето и Беневент. Таким образом, лангобарды вторглись в Италию не как захватчики, а как переселенцы. Они заключали смешанные браки с италийцами, перенимали их язык, впитывали их культуру и, несомненно, намеревались присвоить себе весь полуостров. Вероятно, они избегали Равенны и городов на побережье Венецианской лагуны по причине своей немногочисленности; Неаполь, Калабрия и Сицилия тоже оставались под властью империи. Лангобарды ни в коей мере не были разрушителями достижений Юстиниана – они стали в Италии новой мощной силой.

Юстин не мог предпринять каких-либо действий против наплыва лангобардов, так как был целиком поглощен проблемой с аварами. В 568 году они ворвались в Далмацию, горя жаждой разрушения, и через три года византийцы были вынуждены просить о перемирии. Заключенный договор стоил Юстину 80 000 серебряных монет – гораздо больше, чем изначально платил аварцам Юстиниан. В том же 571 году сложилась опасная ситуация на востоке, где армяне взбунтовались против Хосрова и обратились за поддержкой к Юстину как к брату во Христе; эту просьбу он никак не мог оставить без внимания. В начале 572 года война с Персией возобновилась. Через год персы захватили важную христианскую епархию – город Дара на реке Тигр – и одновременно опустошили Сирию, откуда, как говорят, они привели не меньше 292 000 пленников. Из их числа Хосров лично отобрал 2000 прекраснейших девственниц-христианок; однако девушки, дойдя до реки, попросили позволения искупаться, отошли подальше от солдат, объяснив это скромностью, а затем утопились, предпочтя смерть потере религии и девственности.

К этому времени император Юстин II начал открыто преследовать монофизитов. Казней и пыток не практиковалось, однако монахов и монахинь выселяли из обителей, а священников-монофизитов больше не признавали. Возможно, причиной этому было быстро прогрессировавшее безумие Юстина. Он часто впадал в неистовство, нападая на любого, кто к нему приближался, или пытался выброситься из окна; для его безопасности на окнах дворца установили решетки. Жена императора Элия София, к которой теперь перешла верховная власть, купила годовое перемирие с Хосровом. В 574 году, когда у ее мужа случилось временное просветление, она убедила его повысить военачальника Тиберия Константина до ранга цезаря, и после этого она и Тиберий правили вместе как два регента. Когда в 578 году Юстин умер, Тиберий был его явным преемником. Его регентство было непростым. Тюрки, впервые появившиеся на страницах западной истории, захватили византийскую крепость в Крыму. В 577 году огромные полчища (около 100 000) славян хлынули во Фракию и Иллирию. Еще более насущной проблемой стала сама Элия София: она все более неохотно делила власть с Тиберием и настаивала на том, чтобы ключи от казны хранились только у нее, выдавая цезарю скудное содержание для него самого и его семьи. Тиберий осмелился постоять за себя только после смерти Юстина: Элию Софию поместили под тщательное наблюдение, которое продолжалось до конца ее дней.

Новый император Тиберий II Константин оказался необычайно популярным. Преследование монофизитов прекратилось, увеличилась власть сената и обеих фракций – венетов и прасинов; армию усилили новым элитным войском из 15 000 варваров, которое через несколько веков превратилось в Варяжскую стражу. Если Тиберию Константину и не хватало величия, то виной этому была его неконтролируемая щедрость. Не удовлетворившись освобождением населения от одной четверти всех взимаемых в империи налогов, он только в первый год своего правления раздал не меньше 7200 фунтов золота. В следующие три года раздали такую же сумму, так что для казны его смерть стала удачей: он умер 13 августа 582 года – как говорят, от яда, добавленного в блюдо с шелковицей.

За неделю до смерти он назначил преемником молодого каппадокийца Маврикия. «Сделай свое правление моей лучшей эпитафией» – это были последние слова умирающего императора; и в следующие 20 лет Маврикий правил твердой и умелой рукой. Он всерьез задумался об оставшихся после Юстиниана завоеваниях в Италии и Африке. Результатом этих размышлений стали два его великих экзархата – Равенна и Карфаген. Они были организованы по строгому военному образцу, с абсолютной властью экзарха как над военными, так и над гражданскими делами, и потому служили главными западными аванпостами императорской власти. Хорошие новости приходили и из Персии. Старый Хосров Аноширван умер в 579 году; его преемником стал сын Ормизд. Однако его убили во время переворота в 590 году, и его сын Хосров II Парвиз бежал в Византию и обратился к Маврикию за помощью. Император воспользовался этой возможностью и охотно предоставил ему необходимую помощь в обмен на мирный договор, по условиям которого персидская часть Армении и Восточная Месопотамия переходили к Византии. В 591 году молодой Хосров II при поддержке Маврикия сверг оппозицию и полностью сдержал данные обещания.

Главной проблемой для Маврикия стала нехватка денег. Расточительность его предшественника практически разорила империю, а военные действия и выплата дани так и не дали ему как следует пополнить имперскую казну. Результатом стала бережливость, постепенно приобретшая навязчивый характер. Уже в 588 году уменьшение на четверть продовольственного обеспечения армии привело к мятежу на востоке. В 599 году Маврикий отказался выкупать 12 000 пленников, захваченных аварами, которые в результате всех предали смерти. В 602 году император принял самое губительное решение, приказав армии не возвращаться на зиму домой, а оставаться на негостеприимных варварских землях за Дунаем. После восьми месяцев военных походов армия была измотана. По традиции солдаты всегда возвращались на зиму к семьям. Теперь им предстояло столкнуться с холодом и другими неудобствами зимы, проведенной в палатках за счет местного населения и под постоянной угрозой со стороны варваров. Наотрез отказавшись двигаться дальше, солдаты подняли на щиты одного из своих центурионов, некоего Фоку, и провозгласили его своим вождем, подчеркивая при этом, что они не назначают его своим императором. Они не желали больше терпеть Маврикия, но охотно признали бы его преемником его семнадцатилетнего сына Феодосия либо тестя Германа.

Маврикий немедленно обвинил их обоих в измене. Феодосия высекли, а Герман укрылся в соборе Святой Софии, где успешно сопротивлялся нескольким попыткам вытащить его оттуда. К этому времени мятежи начались по всей столице, и у дворца собралась разгневанная толпа. В ту ночь Маврикий, его жена и восемь детей ускользнули из дворца и через Мраморное море добрались до Никомедии. Здесь император остался со своей семьей, а Феодосий направился на восток, в Персию. Хосров был обязан Маврикию своим троном, и у него появилась возможность отплатить ему за это.

Тем временем в Константинополе Герман вышел из храма Святой Софии и явился претендовать на трон. Однако Фока, несмотря на заявления своих боевых товарищей, тоже имел имперские амбиции. Он отправил послание, которое зачитали с амвона в храме Святой Софии: патриарх, сенат и народ должны были немедленно явиться в церковь Иоанна Крестителя, и там Фоку через несколько часов короновали как римского императора. На следующее утро он триумфально въехал в столицу, а через день с еще большим размахом наделил свою жену Леонтию титулом августы. Тем временем отряд солдат быстро выследил беглецов. Говорят, что император бесстрастно смотрел, как у него на глазах убивают четырех его младших детей; затем он сам предстал перед палачом, который убил его одним ударом. Тела бросили в море, и командир отряда вернулся в Константинополь, привезя с собой пять голов.

Во многих смыслах Маврикий оказался мудрым и дальновидным государственным деятелем. Он заново начертил административную карту империи, включив ее разбросанные владения на востоке и западе в усовершенствованную систему провинций. С этого времени главная ответственность лежала на военных, а не на гражданских властях. Если бы такая строгая организация существовала во времена Юстиниана, завоевать Италию было бы гораздо легче. Таким образом, благодаря сочетанию решительности, прозорливости и усердного труда Маврикий оставил империю гораздо более сильной, чем она была до него. Если бы он давал своим солдатам побольше хлеба, а народу – развлечений, он мог бы легко избежать своей участи. Однако и при сложившихся обстоятельствах прошло всего несколько недель, и подданные уже начали оплакивать его смерть.

Внешность императора Фоки совершенно не располагала к нему людей. У него была копна спутанных рыжих волос и густые нависшие брови, сросшиеся на переносице; лицо обезображивал огромный воспаленный шрам, который становился темно-красным, когда Фока раздражался, что делало его внешность еще более отвратительной. Однако его характер был страшнее внешности. Дебошир и пьяница, он был патологически жесток и больше всего наслаждался видом крови. До его прихода к власти пытки в империи применялись редко; именно Фока ввел в практику дыбу, ослепление и расчленение, которые широко применялись в следующие столетия. Восьмилетнее правление Фоки привело империю к низшей точке упадка. Гибель Маврикия и его сыновей оказалась лишь началом: казни и узаконенные убийства следовали одно за другим, в том числе и убийство Феодосия, старшего сына бывшего императора. Единственными выжившими членами его семьи стали Герман, которого пощадили при условии, что он станет священником, и императрица Константина, которую вместе с тремя дочерями отправили в монастырь. Всех остальных, заподозренных в верности Маврикию, зарубили, задушили или, что бывало чаще, медленно замучили.

В 603 году шах Хосров II Парвиз послал на Византию огромную армию. В империи к тому времени остался лишь один первоклассный военачальник – некий Нарсес (не имевший никакого отношения к его более известному тезке), при упоминании которого, как говорят, любой персидский ребенок плакал от ужаса. Ради Маврикия Нарсес взялся бы за оружие; ради Фоки он отказался сдвинуться с места. Он поднял мятеж, захватил Эдессу и обратился к Хосрову за помощью. Они втайне встретились и составили план. Фока бросил всю мощь армии против наступающих персов, но это не дало результата. Нарсеса заманили в Константинополь, гарантировав ему безопасность, якобы для обсуждения условий мира. Если бы император действовал честно, он смог бы даже завоевать преданность своего военачальника. Вместо этого Нарсеса схватили и сожгли заживо, и Фока одним махом лишил себя лучшего полководца. В течение следующих четырех лет персы захватили большую часть Западной Месопотамии и Сирии, Армению и Каппадокию, Пафлагонию и Галатию; они двигались безжалостной волной до тех пор, пока авангард их войска не разбил лагерь в Халкидоне, совсем близко от столицы. Тем временем на Балканский полуостров хлынули славяне и авары.

В период кризиса у людей могло бы возникнуть чувство солидарности, которое Фоке следовало бы поощрять. Вместо этого он затеял решительную кампанию по насильственному обращению евреев в христианство. Большинство его предполагаемых жертв проживало в восточных провинциях, то есть на линии фронта, перед лицом готовящихся к нападению персов. Заставить их отвернуться от империи в такое время было невероятным недомыслием. Евреи Антиохии подняли восстание и, в свою очередь, устроили массовую резню среди местных христиан, с особой непристойностью убив патриарха Анастасия II. Тысячи перепуганных жителей – и христиан, и евреев – спасались от резни и искали убежища на территории, которую контролировали персы. Империя погрузилась в анархию, последовала череда быстро сменявших друг друга заговоров. Среди бесчисленных казенных оказалась бывшая императрица Константина и три ее дочери. В столице прасины подняли мятеж и подожгли несколько общественных зданий; в восточных провинциях царил хаос. Повсюду христиане и евреи готовы были вцепиться друг другу в горло; евреи открыто заключали союзы с персами, которые принимали их с распростертыми объятиями.

В конце концов спасение пришло из Африки. Экзархом Карфагена был отставной военачальник Ираклий. Он и его брат и заместитель Григорий уже достигли пожилого возраста и были слишком стары, чтобы предпринимать какие-то решительные действия помимо отказа в поставках зерна, от которых зависела столица; однако в 608 году они собрали довольно большую армию и подготовили военный флот. Командование над армией получил сын Георгия Никита, а над флотом – сын Ираклия Ираклий Младший. К концу года Никита отправился по суше в Египет, где захватил Александрию, а затем двинулся дальше; в 609 году молодой Ираклий отправился морем в Фессалоники, где собрал еще людей и корабли, и летом 610 года отправился в Константинополь.

В среду 3 октября эти грозные силы подошли через Мраморное море к Золотому Рогу. Ираклия тайно уверили, что в городе его встретят как освободителя, и это оказалось правдой. Через два дня взятого в плен императора доставили на лодке на корабль Ираклия.

– Вот как ты правишь империей? – спросил Ираклий.

– А ты будешь править ею лучше? – с неожиданной смелостью спросил Фока.

Это был хороший вопрос, но вряд ли рассчитанный на милосердие Ираклия. Фоку, его приспешников и друзей сразу казнили. В тот же день в императорском дворце прошли две отдельные, хотя и проведенные почти одновременно церемонии. Сначала Ираклий женился: его жена, которую прежде звали Фабия, стала Евдокией. Сразу после этого его короновали.

Ираклию было около 36 лет; светловолосый, широкоплечий, он, должно быть, казался людям полубогом, когда вышел из дворца под руку с молодой женой. И все же многие из числа его подданных опасались, что он станет последним императором Византии, так как никому из его предшественников империя не доставалась в столь отчаянном положении. На западе авары и славяне захватили Балканы; на востоке, сразу за Босфором, из Халкидона были ясно видны сигнальные огни персов. Правда, Феодосиевы стены находились в хорошем состоянии, а у персов не было кораблей, чтобы переправиться через пролив; но, хотя столица была в безопасности, провинции слабели. Через год после воцарения Ираклия персидский военачальник Шахрвараз захватил Антиохию. В 613 году он присовокупил к ней Дамаск, а в 614-м – Иерусалим, где не оставил в живых почти никого из христиан. Храм Гроба Господня сожгли до основания, как и большинство других христианских храмов; Крест Господень, а также другие связанные с распятием реликвии, в том числе копье Лонгина и губку, захватили и увезли в Ктесифон. Трудно представить себе более явный знак божественного недовольства. После этого великий шах обратил свое внимание на Египет, и вскоре главный источник имперских запасов зерна превратился в персидскую провинцию. За этим последовали голод и бубонная чума.

Ираклий принялся за работу прямо в день коронации. Первой задачей была подготовка и защита оставшихся владений. Восточная Анатолия была потеряна; западную он разделил на четыре части, каждой из которых управлял стратег – военный наместник – и в каждой из которых поселили значительное число потенциальных солдат (стратиотов), дав им неотчуждаемые наделы земли при условии, что военная служба станет их семейной традицией. Эти новые правила заложили основу для появления хорошо обученной местной армии, что стало серьезным улучшением по сравнению с ненадежными иностранными наемниками. Финансовое положение тем временем улучшали через налогообложение, принудительные займы, непомерные штрафы за коррупцию в прошлом и – впервые в истории – крупные пожертвования от православной церкви. Несмотря на то что патриарх Сергий не одобрял личную жизнь императора (после смерти Евдокии в 612 году Ираклий сочетался браком со своей племянницей Мартиной), он без колебаний предоставил в распоряжение государства всю церковную и монастырскую казну.

Политическое положение Ираклия упрочилось благодаря наскоро заключенному соглашению с аварами, и к весне 622 года он был готов к собственной Персидской войне. В пасхальный понедельник он взошел на борт флагманского корабля, став первым после Феодосия Великого императором, который повел свою армию в битву, и направился вдоль побережья Ионического моря к Родосу, а затем на восток вдоль восточного побережья Анатолии к Иссу, где Александр Македонский нанес поражение персам почти за тысячу лет до этого. Там Ираклий провел лето, занимаясь интенсивным обучением войск тактике боя, проверяя подготовку военачальников и тренируя выносливость воинов. Лишь с приближением осени император двинулся на север, и две армии встретились где-то на Каппадокийском нагорье. Ираклий никогда прежде не командовал армией в полевых условиях, однако персы во главе с выдающимся военачальником Шахрваразом были обращены в бегство. После этого Ираклий вернулся в Константинополь, оставив армию зимовать в Понте. На этот раз никто не протестовал – в конце концов, они были воинами Христа и к тому же победителями.

Вернувшись следующей весной (на этот раз с Мартиной), Ираклий через Армению и Азербайджан дошел до дворца великого шаха в Ганзаке и разрушил его. Затем, оставляя после себя череду полыхающих городов, он направился в персидскую столицу Ктесифон. Шахрвараз двинулся ему наперерез, и Ираклий отступил, проведя следующую зиму на западном берегу Каспия, где Мартина благополучно родила ему ребенка. Последовало еще одно лето военных действий, еще одна зима (проведенная на этот раз на озере Ван), и 1 марта 625 года император повел своих людей в самый долгий и трудный поход из всех, что выпадали на их долю: сначала по предгорьям Арарата, затем 200 миль (321,8 км) вдоль реки Арацани до городов Сильван и Амида, которые он взял. Оттуда оставалось еще около 70 миль (112,6 км) до Евфрата, которые он преодолел, до сих пор не заметив никаких признаков врага. Наконец к северу от Аданы он обнаружил персидское войско, построенное в боевом порядке на противоположном берегу. Так вышло, что неподалеку был небольшой мост, и византийцы, несмотря на усталость после долгого перехода, немедленно бросились в бой; однако Шахрвараз притворился, что отступает, и заманил их в тщательно подготовленную засаду. В течение нескольких минут авангард императорской армии был разбит. Однако внимание персов было отвлечено от моста; Ираклий пришпорил коня и помчался вперед, ведя за собой войско и не обращая никакого внимания на тучи стрел. Даже Шахрвараз не сумел скрыть восхищения. «Взгляни на своего императора! – сказал он греку-перебежчику. – Эти стрелы и копья пугают его не больше, чем напугали бы наковальню!»

Ираклий спас положение исключительно своим мужеством; однако война еще не закончилась. До города Трапезунд, где зимовала армия, доходили зловещие сообщения и с запада, и с востока. Хосров приказал провести в своих владениях массовую мобилизацию всех годных к военной службе мужчин, включая иностранцев, и вверил своему военачальнику Шахину пятидесятитысячное войско. Шахрвараз должен был двинуться через Малую Азию в Халкидон и помочь аварам в намеченной атаке, которая теперь уже была неотвратимой. Тем временем аварский каган во главе орды, состоящей практически из всех варварских племен от Вислы до Урала, подтягивал свои осадные орудия к Константинополю.

Решительно настроенный не оставлять свою столицу без защиты и при этом не покидать позиции, от которых полностью зависело сдерживание Хосрова (не говоря уже о надежде вернуть Крест Господень), Ираклий решил разделить войско на три части. Первая немедленно отбыла в Константинополь, вторая под командованием его брата Феодора отправилась разбираться с Шахином в Месопотамии; третья, самая немногочисленная, должна была остаться с императором, удержать Армению и Кавказ и, как надеялся Ираклий, в конечном итоге вторгнуться в относительно незащищенную Персию. Пока же он обратил внимание на одно из главных кавказских племен – хазар, прельстив богатыми дарами их кагана Зиевила и пообещав ему в жены свою дочь Епифанию. Зиевил, сверх меры польщенный, предложил в обмен войско из 40 000 человек. К счастью для Епифании, к концу года он умер.

29 июня 626 года персы и авары были готовы предпринять атаку на Константинополь. Жители окраин искали убежища за городскими стенами; за ними закрыли и заперли ворота, и давно грозившая им осада началась. Воинство варваров численностью около 80 000 человек растянулось вдоль городских стен от Мраморного моря до Золотого Рога. Стены защищала византийская кавалерия численностью больше 12 000 всадников при поддержке всех жителей города, которых патриарх Сергий привел в состояние религиозного воодушевления. Днем и ночью катапульты забрасывали бастионы камнями, но стены выдерживали эти атаки, а их защитники держались стойко. Осада продолжалась весь знойный июль, и каждый день Сергий во главе процессии священников проходил вдоль всех городских стен, неся над головой чудотворную икону Богородицы. 7 августа состоявший из плотов персидский флот, который должен был перевезти войска через Босфор, внезапно оказался окруженным греческими кораблями. Экипажи на плотах либо сразу убивали, либо бросали за борт. Почти сразу вслед за этим похожие плоты, которые славяне собрали в верхней части Золотого Рога, попытались прорваться в открытое море, однако угодили прямиком в подготовленную византийцами засаду и тоже были уничтожены. Похоже, после этой второй катастрофы осаждавших охватила паника. Их осадные машины оказались бесполезными, а все тонкие военные хитрости были разгаданы. К тому же до них дошла весть о победе Феодора над Шахином и о новом союзе Ираклия с хазарами. Этому могло быть только одно объяснение: империя находилась под защитой бога. На следующее утро они свернули лагерь, а еще через день ушли.

626 год, ставший таким памятным для Константинополя, оказался невыносимо скучным для императора Ираклия, поэтому в начале следующего, 627 года он решил двинуться на дворец самого великого шаха в городе Дастагирд недалеко от Ктесифона. Продвигался Ираклий осторожно, так как персидская армия находилась недалеко. Однако персы тоже выжидали удобного момента. Их новый главнокомандующий Рахзад намеревался встретиться с Ираклием, только когда будет к этому готов, так что бой завязался лишь в самом конце года у развалин Ниневии. Сражение длилось 11 часов без перерыва. В разгар битвы Рахзад внезапно вызвал Ираклия на поединок. Император принял вызов, пришпорил боевого коня и, как рассказывают, снес военачальнику персов голову одним ударом. Сам он получил в бою несколько ран, но отказался вложить меч в ножны. Только с заходом солнца греки поняли, что врагов, которые могли бы им противостоять, практически не осталось.

Ираклий добрался до Дастагирда, где обнаружил, что великий шах бежал, а его пышный дворец пуст. Византийцы его не пощадили и предали огню со всем содержимым. Из своего убежища в Сузиане Хосров призывал своих подданных поспешить на защиту Ктесифона; однако он истощил терпение персов, и Ираклию незачем стало свергать правителя, которого вот-вот лишат трона собственные подданные. Через пару недель император и его армия отправились домой. Тем временем сын Хосрова Шируйе бросил отца в тюрьму; там ему давали ровно столько воды и хлеба, чтобы он не умер, и таким образом продлевали его агонию. На пятый день его медленно убили, выпуская в него стрелы из лука. Эта новость застала Ираклия в Тебризе. Был заключен мирный договор, по которому персы возвращали все завоеванные территории и пленников, а также Крест Господень и прочие реликвии Страстей Христовых.

15 мая, в праздник Троицы, патриарх Сергий взошел на амвон в Святой Софии и прочел послание императора народу, которое представляло собой скорее благодарственный гимн, нежели объявление о победе. Вскоре после этого Ираклий прибыл в свой дворец в Гиере, находившийся напротив Константинополя на другом берегу Босфора, и обнаружил, что все население столицы ждет его там. Во дворце находилась его семья: 16-летний старший сын Константин, дочь Епифания и жена Мартина с младшим сыном Константином Ираклием, которому уже исполнилось 13 лет. Все ждали, что теперь императорская семья пересечет Босфор и прибудет в Константинополь, однако император не хотел въезжать в столицу без Креста, привезти который как можно скорее было поручено его брату. Феодор прибыл в Халкидон лишь в сентябре, и начались приготовления к возвращению императора домой.

14 сентября 628 года Ираклий триумфально въехал в столицу. Перед ним везли Крест Господень, позади шли четыре слона, которых в Константинополе прежде не видывали. Императору было около 55 лет, но выглядел он старым и больным; его силы истощило служение империи – благодаря ему Персия больше никогда не будет угрожать Византии. Процессия медленно двигалась к собору Святой Софии; во время последовавшей за этим благодарственной службы Крест Господень медленно подняли и водрузили перед главным алтарем. Наверное, это был самый трогательный эпизод в истории храма, и многие сочли это знаком, что вот-вот настанет новый золотой век.

Увы, ничего такого не случилось. Всего за шесть лет до этих событий, в сентябре 622 года, когда Ираклий начал персидский поход, пророк Мухаммед бежал из враждебной Мекки в дружественную Медину, где и началась эпоха мусульманства; а всего через пять лет, в 633 году, исламские армии начали наступление, которое в течение одного столетия привело их почти к самому Парижу (они остановились за 150 миль (241,4 км) от него) и к воротам Константинополя. До начала VII века Аравия была неизвестна на Западе, а ее обитатели не проявляли интереса к христианскому миру, не оказывали на него влияния и, уж конечно, не представляли собой угрозы. Все резко изменилось. В 633 году арабы вырвались из Аравии, всего через три года заняли Дамаск, через пять – Иерусалим, через шесть – всю Сирию, в течение одного десятилетия захватили Египет и Армению, за двадцать лет – Персидскую империю, а за тридцать – Афганистан и большую часть Пенджаба. Затем, сделав небольшой перерыв для объединения сил, они обратили внимание на Запад. В 711 году, заняв все побережье Северной Африки, они вторглись в Испанию, а к 732 году – меньше чем через столетие после того, как они покинули свою пустынную родину – перешли через Пиренеи и двинулись на север к берегам Луары, где их наконец остановили франки во главе с Карлом Мартеллом в битве при Пуатье.

Мухаммед умер от лихорадки в июне 632 года, и правление перешло к самому надежному его сподвижнику Абу-Бакру, который носил титул халифа – буквально «заместителя» пророка. В следующем году мусульманские армии вышли в поход, однако Абу-Бакр вскоре умер, и первые исторические победы мусульмане одержали при втором халифе, Омаре. В одном отношении удача особенно сопутствовала арабам: византийско-персидская война истощила силы обеих держав. Кроме того, монофизитские народы Сирии и Палестины не питали настоящей лояльности к Константинополю, который воплощал собой чуждую им греко-римскую культуру. Мусульмане, такие же семиты и пылкие монотеисты, которые к тому же обещали терпимость ко всем христианским верованиям, вполне могли показаться монофизитам более предпочтительными.

Ко времени вторжения арабов в Сирию в 634 году Ираклий уже возвратился на Восток. В завоеванных им новых провинциях требовалось навести порядок и разрешить богословские проблемы с восточными церквами. Самой важной задачей было возвращение Креста Господня в Иерусалим. Весной 627 года Ираклий в сопровождении Мартины и старшего сына Константина отправился в Палестину. Добравшись до Священного города, он сам пронес Крест по Крестному пути до заново отстроенного храма Гроба Господня, где его ожидал патриарх. Следующие семь лет император провел в восточных провинциях, налаживая и совершенствуя систему управления. Тем временем патриарх Сергий распространял в области богословия новую формулировку, которая, как все надеялись, окажется приемлемой и для монофизитов, и для ортодоксов. Эта формулировка заключалась в том, что, хотя Христос и имел две природы – человеческую и божественную, обе они обладали единой движущей силой, или энергией. Монофизитов только просили принять то, что единая сущность Спасителя была единством энергии, а не природы. Несмотря на то что Ираклий с энтузиазмом поддержал эту доктрину, она всюду встречала сильное сопротивление, в особенности со стороны фанатичного ортодоксального монаха по имени Софроний. Он громогласно заявлял, что эта доктрина – всего лишь бастард монофизитства и предает все достижения Халкидонского собора. Когда в 634 году Софрония избрали патриархом Иерусалимским, поддержка теории о единой энергии внезапно исчезла, и император бессильно наблюдал, как все его усилия обеспечить единство веры рассыпаются в прах.

Тем временем армия пророка хлынула в Сирию; отправленное туда небольшое византийское войско было уничтожено. Через несколько месяцев мусульмане заняли Дамаск и осадили Иерусалим. Ираклия потрясли эти события, и он немедленно стал собирать полномасштабную армию; через год 80 000 человек собрались у Антиохии. Перед лицом этой грозной силы мусульмане отступили к реке Ярмук к югу от Галилеи. В мае 636 года императорская армия выступила им навстречу, однако через три месяца, 20 августа, с юга налетела сильнейшая песчаная буря; молодой военачальник мусульман Халид ибн аль-Валид воспользовался этой возможностью и напал на византийцев. Застигнутые врасплох и ослепленные летящим в глаза песком, они уступили натиску арабов и были жестоко перебиты. Борьба кончилась. Иерусалим стойко держался еще год, но осенью 637 года патриарх согласился капитулировать, и в феврале 638 года халиф Омар въехал в Священный город на белоснежном верблюде.

А что же Ираклий? Почему этот доблестный защитник христианского мира, вернувший ему Крест Господень, бездействовал, когда сам Иерусалим попал в руки неверных? Ираклия поразила смертельная болезнь, и он сильно ослаб и духом, и разумом. После битвы на Ярмуке император утратил всякую надежду. Сделав короткую остановку, чтобы пробраться в осажденный Иерусалим и забрать оттуда недавно возвращенный Крест, он вновь отправился в долгий путь до Константинополя. К тому времени, как Ираклий добрался до Босфора, его разум серьезно помутился. У него отчего-то развилась необъяснимая боязнь моря: по прибытии в Гиеру ничто не смогло заставить его пересечь пролив. Наконец, как рассказывает один из авторитетных источников, через Босфор протянули цепочку лодок, которые были прикрыты с обеих сторон зелеными ветками, чтобы император не видел моря; после этого Ираклий сел на коня и переехал через пролив «словно по земле». Последнее возвращение императора в Константинополь выглядело жалким по сравнению с его приездом туда девять лет назад. Его подданные перешептывались о том, что он явно навлек на себя гнев Господа, женившись на своей племяннице. Из девяти детей, которых родила ему Мартина, четверо умерли в младенчестве, у одного была вывихнута шея, а еще один родился глухонемым. Императрицу, которая и так никогда не пользовалась популярностью, теперь публично осыпали бранью.

Однако императрица этого почти не замечала, так как направила все силы на то, чтобы сделать своего первенца Ираклона соправителем, как и Константина – сына Ираклия от первой жены Евдокии, печального и болезненного юношу, возможно страдавшего чахоткой. Ираклий был слишком слаб, чтобы противиться жене, и 4 июня 638 года в Босфорском дворце дрожащими руками возложил императорскую диадему на голову Ираклона (Ираклия II Младшего) в присутствии Мартины и Константина.

Перед смертью Ираклий I предпринял еще одну попытку решить проблему монофизитства. Патриарх Сергий слегка изменил формулировку: Христос, обладая двойной природой, имел не столько единую энергию, сколько единую волю. Принцип монофелитства, или доктрина о единой воле, разошелся по всему христианскому миру, и все четыре восточных патриарха подписали свое согласие с ним. Удар обрушился лишь два года спустя, в 641 году, когда новоизбранный папа Иоанн IV категорически осудил эту формулировку. Вопрос, который касался практически только восточной церкви, внезапно превратился в серьезный раскол между Востоком и Западом, что также привело к последнему унижению Ираклия. В декабре 640 года ему сообщили, что к воротам Александрии подошла сарацинская армия, а теперь, всего два месяца спустя, пришла весть о поступке папы. Тело Ираклия к этому времени распухло и было почти парализовано от водянки, и у него не осталось сил проявлять мужество: испуская последний вздох, он сказал, что никогда по-настоящему не поддерживал монофелитство. Лишь по просьбе патриарха, прошептал Ираклий, он неохотно дал на это свое одобрение. Вот так, с очевидной ложью на устах, один из величайших византийских императоров скончался в мучениях 11 февраля 641 года.

Ираклий прожил слишком долгую жизнь. Если бы он умер в 629 году, когда Персидская империя стояла на коленях, а Крест Господень возвратился в Иерусалим, его правление стало бы самым славным в истории империи. Без него, однако, Константинополь вполне мог достаться персам, после чего его неизбежно поглотила бы мусульманская волна, и невозможно вообразить, каковы были бы последствия для Западной Европы.

В культурном смысле правление Ираклия тоже стало точкой отсчета новой эпохи. Если Юстиниан был последним истинно римским императором, то Ираклий нанес старой Римской империи смертельный удар – ведь именно он приказал, чтобы греческий язык, давно ставший языком народа и церкви, стал официальным языком империи, и в добавление к этому упразднил древнеримские титулы императорского достоинства. Как и его предшественники, сначала он формально именовался императором, цезарем и августом, но все эти титулы были заменены древнегреческим словом «царь» – василевс.

В течение трех дней после смерти императора его распухшее и обезображенное тело лежало на открытых похоронных носилках под охраной дворцовых евнухов. Затем его положили в саркофаг из белого оникса и похоронили рядом с Константином Великим в церкви Святых Апостолов.