Глава восемнадцатая

Я с опаской глянул на книгу.

– Мне нравятся такие трубочки, – прошептала Алена, – в них очень вкусный белый крем.

– Каноли? – уточнил второй.

– Не знаю, о какой Оле вы говорите, – смутилась моя спутница, – я у вас одну ела в прошлом году на свой день рождения. Вафельные такие, начинка с двух сторон высовывается, шоколадом обсыпана.

– Сделаем специально для вас блюдо с разными маленькими каноли, – пообещал третий, – попробуете все.

– Ой, спасибо, – восхитилась Алена. – Кофеек можно? Капучино! Большой стакан. Ой!

Она посмотрела на меня.

– Наверное, это дорого? Лучше чай простой?

Я улыбнулся и велел официанту:

– Даме самый большой бокал вашего фирменного капучино. Мне эспрессо.

– Коньяк, ликер? – уточнил первый. – Винная карта?

– Ой, я не пью, – испугалась Алена, – коньяк не пробовала, но от ликера меня сразу уносит!

– Ограничимся тем, что заказали, – произнес я.

– Музыку включить? – никак не хотел оставить нас в покое второй. – Имеется роскошная фонотека!

Я подумал, что звуки могут помешать подслушать нашу беседу, и кивнул:

– Хорошо.

Я надеялся, что, получив заказ и определившись с музыкальным сопровождением кофепития, банда официантов наконец-то оставит нас одних, но не тут-то было. Передо мной появилась новая книга, на сей раз она оказалась толще собрания сочинений Чарльза Диккенса, если бы его умудрились выпустить в одном томе.

– Изучите нашу музыкальную коллекцию, – промурлыкал второй.

Я открыл переплет, перелистнул страницы и наугад ткнул пальцем в одну строку.

– Желаете песню о хорошем настроении в исполнении автора, композитора и поэта Кирилла? – уточнил третий.

Поскольку к этому моменту официанты намозолили мне глаза, я быстро кивнул.

– Желаете торжественную подачу угощения? – вкрадчивым голосом осведомился первый и добавил: – Дамы ее обожают, потому что непременно получают подарок!

Алена зааплодировала.

– Сюрпризик! Ой! Наверное, это дорого?

Я не принадлежу к числу транжир. Поймите меня правильно, я не скупердяй. Но тратить честно заработанные деньги на ерунду не стану, кроме того, знаю, что «торжественная подача» – полная чепуха. Официант принесет в правой руке блюдо с пирожными, а в левой будет зажженная свеча. Из-за последней сумма в чеке здорово возрастет. Я всегда отказываюсь от подобной услуги. Но в глазах Алены сейчас сверкнул такой восторг вкупе с ожиданием праздника…

Вы способны отнять у пятилетней феи гребешок с «бриллиантами», который она увидела в супермаркете в стойке с ерундой у кассы и теперь нежно сжимает в кулачке, смотрит на вас глазами, полными слез, и шепчет: «У нас денежки есть?» Вот уверен, что большинство из вас, независимо от пола, возраста и наличия купюр в кошельке, ответит: «Конечно, радость моя», и купит ребенку дешевую, но очень дорогую его сердцу вещичку.

– Самую торжественную подачу, – кивнул я, увидел, что толпа кельнеров поспешила в служебные помещения, и с облегчением вздохнул.

Советские люди постоянно жаловались на грубость продавцов и официантов. Те всегда смотрели на посетителей взором волка-убийцы, который встретил на тропинке в лесу одинокого безоружного путника. Фраза: «Народу много, а я один» слетала с их языков автоматически, даже если в магазине и кафе, кроме вас, не было ни одного человека. Граждане, которые хоть раз побывали в какой-то социалистической стране, Венгрии, Польше, ГДР, потом с придыханием вещали, как их встречали в лавке: у порога здоровались, провели по залу, принесли в кабинку вещи нужного размера и посоветовали:

– Вы выбрали прекрасную рубашку. Я вам еще повесила для примерки другой вариант. Он очень похож на тот, что вам понравился, но стоит сегодня в три раза дешевле. У нас на этот товар скидка.

Сейчас иные времена. Нынче вас замучают любовью, предложат сто вариантов свитеров, будут ходить за вами, дышать в спину и бубнить:

– Не советую брать эту модель, она прошлогодняя. Цвет не ваш. Возьмите голубую. Она намного дороже, но вам так пойдет!

Если перемешать продавца советских лет с его собратом из эпохи разгульного капитализма, а потом разделить данную смесь на две части, то получится пара прекрасных консультантов, которые не виснут у вас на спине, не делают замечаний, дают советы, только когда их об этом просят, они не грубят и радуются при виде покупателей. С ресторанами та же история.

Я решил начать разговор с Аленой до того, как нам принесут кофе. Надо использовать время, пока вокруг столика не вьется рой конфетно-вежливых парней.

– Кто такой Петя? Почему вы боитесь оказаться в тюрьме?

Девушка вцепилась пальцами в столешницу.

– Петя мой сосед. Я живу в коммуналке. Сейчас расскажу! Мне так плохо! Родителей нет, подруг нет, любимого нет! Можно с вами поделиться? Больше не могу в себе это носить.

Алена схватила полотняную салфетку, начала мять ее в руках, из ее уст полился рассказ.

Отца своего Алена Волошина не знает, мать вела разгульный образ жизни, пропила квартиру. Маленькая семья, которая состояла из двух женщин и младшеклассницы, оказалась в одной комнате коммуналки. Детство запомнилось Алене холодом. Она с бабушкой постоянно сидела по вечерам в подъезде на подоконнике. Мать отняла у старушки ключи, не пускала Ольгу Ивановну и дочь домой, приводила почти каждый день разных мужчин.

Бабушка пыталась сформировать у внучки положительный образ матери, говорила:

– Аленушка, Верочка очень устает на работе, захотела отдохнуть, заснула, поэтому мы с тобой не можем домой войти.

Одно время школьница верила Ольге Ивановне, но потом глаза у нее открылись. Когда Елене, которая предпочитала, чтобы ее называли Аленой, исполнилось семнадцать лет, бабушка умерла. А летом того же года мать ушла из дома и не вернулась. Когда прошел месяц, дочь заликовала. В милицию она не побежала, об исчезновении пьяницы не сообщила. Девочка опасалась, что мать начнут искать и найдут. Если же место пребывания алкоголички окажется неизвестным, ее несовершеннолетнюю дочь отправят в интернат. Алена решила жить одна. В трехкомнатной коммуналке, кроме нее, жильцов не было. В одной комнате был прописан дядя Володя, но он обитал в другом месте, приезжал очень редко. Вторая комната была всегда закрыта, ее владельца Алена никогда не видела. Получалось, что у нее свои апартаменты. Можно жить и радоваться, была лишь одна проблема – деньги. Стояло лето, школу девочка окончила на все тройки, нанялась в кафе уборщицей, ее там бесплатно кормили, разрешали брать домой кое-какие остатки со столов, регулярно платили.

Алена ощущала себя счастливой и богатой. На первый заработок она купила себе в секонд-хенде платье и туфли. И получила в подарок куртку. Магазин открылся вскоре после смерти Ольги Ивановны. Девочка стала часто забегать в подвальчик, ей нравилось рыться в вещах. У Галины Сергеевны, владелицы, а заодно и продавщицы магазина, была дочь Наташа одного возраста с Аленой, девочки подружились. Галина живо пристроила сироту учиться в колледж, где сама преподавала.

В августе Волошина загрустила, Ната заметила, что у подружки плохое настроение, начала тормошить ее, требовала:

– Рассказывай, что случилось? Влюбилась, да?

– Нет, – заплакала один раз Леночка, – придется ходить в школу. А жить на что? Летнюю террасу кафе закроет. В зал меня не возьмут, потому что я несовершеннолетняя. Сегодня покопаюсь в вещах матери и бабули. Если найду что приличное, принесу тете Гале на продажу.