Снаружи
Этгар Керет
Через три дня после снятия карантина стало ясно, что на улицу выходить не намерен никто. По непонятным причинам люди предпочитают сидеть дома, в одиночку или с семьей, и от других держаться подальше. После столь долгой отсидки дома они отвыкли таскаться на работу, разгуливать по магазинам, болтать с подругой в кафе, отвыкли от того, что на улице кто-то вдруг противно бросится к тебе на шею только потому, что вы когда-то вместе служили в армии.
Правительство дало людям еще несколько дней, пусть, мол, оклемаются, но когда стало ясно, что ситуация не меняется, решило действовать. Полицейские и солдаты стали стучать в двери. И приказывать гражданам выйти наружу и вернуться к нормальной жизни.
Но что тут поделаешь! Проведешь в одиночестве 120 дней, а потом попробуй вспомни, чем ты раньше-то занималась. И не то чтобы не пробуешь. Вроде была там куча народу, возмущенного тем, что им не добиться какого-то разрешения. То ли школа? То ли тюрьма? Смутное воспоминание о парнишке с пробивающимися усиками, который швыряет в тебя камень. А может, ты вообще была социальным работником?
Ты стоишь на тротуаре напротив собственного дома, и солдаты, которые вывели тебя на улицу, машут тебе, мол, давай-давай, двигайся. А куда двигаться, ты не знаешь. Ты просматриваешь свой смартфон в поисках чего-то, что могло бы помочь разобраться. Предыдущие встречи, пропущенные звонки, адреса в контактах… По улице вокруг тебя снуют люди, некоторые с совершенно потерянным видом. Они тоже не помнят, куда им нужно идти, а то помнят, но уже не знают, как дотуда добраться и что по дороге следует делать.
Ты умираешь по сигаретке, но пачку забыла дома. Когда солдаты вошли и заорали, что пора выходить, ты едва успела схватить ключи и кошелек, даже про солнечные очки позабыла. И можно бы, конечно, попробовать вернуться в квартиру, но солдаты все еще там, нетерпеливо стучат в соседские двери, и потому ты заходишь в угловую лавчонку и обнаруживаешь, что в кошельке-то у тебя всего одна монетка, пять шекелей. Продавец, высокий парень, от которого разит потом, отбирает у тебя пачку сигарет, которую только что тебе протянул, и говорит: «Я тут придержу ее для вас возле кассы», и когда ты спрашиваешь, можно ли заплатить кредитной карточкой, он улыбается, мол, ну и прикол. Он забрал эту пачку, а рука волосатая и шмыгнула по тебе, как крыса. 120 дней прошло с тех пор, как кто-то к тебе прикасался. Сердце у тебя стучит от страха, воздух в легких свистит, и ты не знаешь, как все это вынести. У банкомата сидит истощенный старик в грязных обносках и рядом с ним жестяная кружка. Но что делать в подобных случаях, это ты как раз помнишь. Ты быстро проходишь мимо него, и когда он надтреснутым голосом говорит тебе, что уже два дня крошки во рту не держал, ты очень умело отводишь взгляд в сторону. Никаких встреч глазами. Тут бояться нечего. Это как езда на велосипеде, тело, оно само все помнит, и сердце, что размякло, пока ты сидела в одиночестве, за пару секунд вновь твердеет.
