Воскресенье, 16 июня, 9:36
Ночь в который раз выдалась ужасно долгой. Бо́льшую ее часть Броган провел, лежа на спине, глядя в темноту и отгоняя подкрадывающийся сон. Пару раз, кажется, он все-таки задремал — а может, только почудилось. Местная фауна по-прежнему сводила его с ума своим жужжанием, царапаньем, шуршанием и прочей возней. К утру отчаянно хотелось чесаться от одной только мысли, сколько тварей сейчас может ползать в волосах и под одеждой.
Снова нарастала жара вместе с вонью. Невольно представилось, как миазмы впитываются в кожу, неся с собой ядовитую заразу. Интересно, нельзя ли с этими парами подхватить какую-нибудь болезнь? Не получится ли так, что Броган сам сляжет рядом с покойником?
А ты нынче весел.
Я устал и хочу пить. Что тут веселого?
На самом деле тебя волнует не это.
А что же?
Тебе нужен не сон, не еда, не вода. А то, о чем я говорил вчера. Элси. И Колетт.
При чем тут Колетт?
При том. Ты и сам знаешь. Я просто проверяю твои логические способности. Это, как его, силлогизм.
Какой еще силлогизм?
Такой. Ты волнуешься за Элси. Колетт волнуется за Элси. Следовательно, ты волнуешься за Колетт.
Самое странное логическое умозаключение на свете.
Я тоже так думаю, но это же твоя логика, не моя.
Заткнись. Мы вчера все обсудили. Участь Колетт предрешена. Как и Мартина.
На которого ты вчера здорово разозлился.
Почему?
Потому что он обижает твою прелестную Колетт.
Знаешь что? Заткнись. Мне не до тебя. И без того проблем навалом.
Снизу донесся шорох, и Броган подполз к глазку. Колетт все еще лежала в постели, а Мартин подносил ей чашечку чая.
Колетт заставила себя сесть.
— Надо же какой сюрприз! Чем обязана такой милости?
Нечистой совести.
— Это вместо извинений. Я был с тобой вчера слишком резок. Перенервничал, так и не дождавшись звонка.
Колетт улыбнулась.
— Все нормально. Надо было и впрямь позвонить. Просто…
— Что?
— Не знаю. Трудно объяснить. Я будто впала в прострацию. Вроде с Элси мы не так уж и близки, но она мне нравится. Помнишь, как на новоселье она принесла нам яблочный пирог?
— Помню.
— И как присматривала за домом, когда мы уезжали?
— Да.
— Хотя мы ни о чем ее не просили. И я вот подумала: а почему мы ничего не делали взамен? А теперь, наверное, уже поздно…
— Кол, мы же не знали, что она заболеет.
— Я не про вчера, нет. Но мы же понимали, что рано или поздно этот день настанет. Она такая старенькая… Надо бы проявить к ней участие.
— Это как?
— Ну… приглядывать за ней. Заходить почаще в гости. Приглашать на чай. — Колетт указала на свою кружку. — Болтать о всяком, расспрашивать ее о жизни. Знаешь, что самое грустное? У нее ведь совсем никого нет. Ни семьи, ни друзей. Если б я не поехала с ней в больницу, она осталась бы там совершенно одна, потому что сиделка собиралась уходить.
— Но ты ее не бросила. И когда старушку выпишут, она будет тебе очень рада. И да, ты права, стоит чаще к ней заглядывать.
Колетт потягивала чай. Мартин ни капельки ее не успокоил. На лице у нее так и было написано: «Вряд ли ее выпишут, а если она и выздоровеет, ты-то в гости к ней ходить не станешь».
Колетт вдруг запрокинула голову, и на мгновение Брогану показалось, что она заметила его взгляд.
— Не обращай внимания, ладно? — протянула она. — На меня просто что-то нашло. Вся эта история с Джереми заставила задуматься, что происходит с людьми после смерти.
Мартин поскреб в затылке.
— М-да, неожиданно… Не самый простой разговор для воскресного утра, но ладно.
— Скорее наоборот: воскресенье — самый подходящий день для подобных размышлений. Но я не об этом. Я о том, что бывает перед смертью. О том, что надо извлечь максимум пользы из этого времени и помочь другим сделать то же самое.
— Понятно.
Колетт нахмурилась.
— Что тебе понятно?
— Это не из-за Элси, это больше из-за Джереми. Ты снова мучаешься чувством вины.
— Нет. Ну, может, чуть-чуть.
— Тогда хватит. Тебе и так в последние дни нехорошо. Нельзя, чтобы из-за Элси стало хуже.
Колетт вздрогнула при упоминании своей якобы «болезни». Значит, в глубине души она все-таки сомневалась.
— Я постараюсь. — Снова глотнула чаю. — Днем я хотела бы еще раз съездить к Элси.
Мартин ответил не сразу, будто сперва хотел возмутиться, что его ставят перед фактом, не спросив мнения.
— Да, конечно, — отозвался он нарочито бодрым тоном. А потом, чтобы накинуть себе немного очков, добавил: — Знаешь, что? Почему бы тебе не поваляться в постели? Давай я сам съезжу за покупками.
— Что на тебя нашло? — удивилась Колетт.
Я же говорю. Взыграла нечистая совесть.
— Да так… — протянул Мартин. — Просто хочу помочь. Может, тебе сэндвичей сделать перед тем, как я уеду?
Колетт рассмеялась.
— Нет, спасибо. И вообще: куда ты дел моего мужа?
Мартин улыбнулся и вышел из комнаты. Едва он скрылся из виду, как с Колетт мигом слетела маска добродушия. Броган пригляделся к ней внимательнее, пытаясь за мимикой разгадать мысли.
Хватит!
Что хватит?
Это — хватит! Можешь пялиться ей на сиськи и на задницу, сколько влезет, но в башку лезть не вздумай. Ты понятия не имеешь, что там творится.
Можно же угадать.
Нельзя. Если только ты не собираешься обратить эти мысли потом против нее.
Она много думает о смерти. Сама так сказала.
И что? Мы тоже много думаем о смерти. Особенно о ее.
