Пятница, 7 июня, 21:07
День пролетел незаметно. Утром Броган немного похозяйничал в доме Фейрбрайтов, затем перерыл тюки у них на чердаке. Нашел только елочные игрушки, книги, походное снаряжение, всякий декор и прочий хлам, который достают на свет дай бог если раз в год. В обед он съел пару бутербродов и пачку печенья, которой снабдила его Элси. К вечеру успел проголодаться, но за волнением этого не заметил. Тем более Элси скоро его накормит.
Зачем идти так рано?
Боюсь пропустить веселье.
Сегодня же конец рабочей недели. Кто в пятницу вечером идет домой?
Может, они не любят тусовки. И спешат покувыркаться в постели.
Ну, если так…
Однако в доме оказалось тихо, и за глазком царила непроглядная тьма. Было уже около десяти вечера, но хозяева не возвращались. Броган начинал нервничать.
Где, черт возьми, их носит?
Откуда мне знать?
Может, вообще уехали на выходные?
Отлично. Еще что обнадеживающего скажешь?
Время шло к одиннадцати, и с каждой минутой Броган все больше убеждался, что хозяев, видимо, можно не ждать. Его гениальный план рухнул, не успев толком реализоваться.
Он неуклюже встал и сделал пару упражнений на растяжку. Броган был в прекрасной физической форме, но долгое лежание на деревянных балках с острыми гранями доконает кого угодно.
Наконец где-то в полдвенадцатого снизу донесся шум. Подъехала машина. Хлопнула дверь, раздался голос. Мартин позвал Колетт, но та не отозвалась.
Броган вернулся на свой наблюдательный пункт. Вскоре дверь хлопнула снова. В коридоре вспыхнул свет. Через несколько секунд в спальню вошла Колетт и зажгла лампу. Она была одета в старый свитер и джинсы — не самый подходящий наряд для вечеринок — и на вид мрачнее тучи. Плюхнулась на край кровати и уставилась в стену, очевидно, сама не зная, зачем поднялась в спальню.
Появление Мартина вышло куда более эффектным. Он какое-то время стоял в дверях, глядя жене в спину так, будто никогда прежде ее не видел. Слегка качнулся на ногах, явно нетрезвый, и спросил:
— Как отдохнула с Эмили?
— Никак. Она только что потеряла работу, и у нее умирает собака. Поэтому, в отличие от тебя, нам было не до веселья.
Мартин завис, осмысляя свой промах, — видимо, хотел поднять жене настроение, но облажался.
— Кол… — начал он. — Давай поговорим.
— Нет, — буркнула та.
— Нет, давай. Правда. Прямо сейчас, пожалуйста.
Колетт перевернулась на кровати к нему лицом.
— Мартин, уже поздно, я устала, а ты пьяный. Не самое удачное время для разговоров.
— Я вовсе не пьяный. Выпил пару бутылок пива, и все.
Колетт покачала головой.
— Ты ведь знаешь, что это не так. И, если честно, хорошо было бы, если б ты врал только в этом.
Мартин в притворном удивлении вскинул голову и чуть было не упал.
— Ты о чем? Разве я врал?!
— Ты сказал, что ненадолго встретишься с парнями в баре.
— Ну да, ненадолго. Всего-то на пару часов.
Колетт громко вздохнула.
— Я не о том, что ты поздно. Ключевое слово здесь — «с парнями».
— Я был с парнями. Сама видела, когда меня забирала. Я был с Терри и Лайамом.
Колетт в изумлении распахнула глаза.
— Мартин, я не знаю, каким магическим заклинанием вы спрятали четвертого участника вашей попойки, но вас явно обманули.
— А! — понял Мартин. — Ты про Габриэль.
— Да, я про Габриэль. Мне кажется, еще не изобрели такую гормональную терапию, чтобы она сошла за «парня». Так что, может, хватит притворяться?
Мартин в знак капитуляции вскинул руки.
— Я не знал, что она будет, правда. Богом клянусь. Лайам не говорил, что притащит ее с собой.
— Допустим, — вздохнула Колетт. — Но это ничего не меняет. И это ведь еще не самое страшное, правда?
— Ты о чем?
— Я о том, что будет завтра. Ты всерьез пригласил их к нам на ужин?
Мартин завис, старательно подбирая слова.
— Это вышло случайно. Мы давно не собирались вместе…
Колетт, потеряв терпение, вскочила.
— Мартин, ужин с гостями «случайно» не бывает! Завтра я планировала отдохнуть. А вместо этого придется драить весь дом снизу доверху, таскать пакеты из магазина и четыре часа стоять у плиты. Так что спасибо тебе большое!
— Не-не-не, ничего такого не надо. Как-нибудь по-простому. В дружеской обстановке. Пиццу, например, закажем.
— Пиццу?.. Да, разумеется. А как иначе? Придут твои коллеги с работы, расфуфыренные и при полном параде, а я выставляю им на стол тарелку с пиццей… Может, еще хот-догов рядом положить? И пончиков на десерт?
Броган у себя в убежище покачал головой.
«Уймись уже, Мартин, — подумал он. — Лучше прислушайся к жене и закрой на сегодня рот».
Однако под парами алкоголя Мартин совсем забыл о здравомыслии.
— Я тебе помогу, — предложил он.
— Естественно, ты поможешь. С утра первым же делом поползешь на коленях оттирать дочиста ковры. Это самый минимум, который тебя ждет.
«Вот, — подумал Броган. — Отличная точка для спора. Хватит уже».
Мартин не желал прислушиваться к телепатическим советам сверху.
— Говоришь так, будто предстоит адский денек.
— Нет, что ты. Давай просто назовем это «серьезным испытанием».
Мартин задумчиво качнулся. Потом задал вопрос, от которого Броган чуть было не взвыл в полный голос:
— Почему тебе так не нравится Габриэль?
Колетт взглянула на часы.
— Ты никуда не торопишься?
— Нет, правда. Что с ней не так?
— Ты всерьез рассчитываешь услышать честный ответ?
— Да. Ну же, говори.
— Мартин, она вертихвостка!
— Вертихвостка? — переспросил тот, словно не понимая, о чем речь.
— Да. Вешается на шею, строит глазки… Как там еще принято говорить? При каждой встрече пытается залезть тебе в штаны. И, что хуже всего, даже не замечает, что я вообще-то рядом и все вижу.
Мартин сдавленно хихикнул:
— Да, она такая. Причем со всеми.
Колетт предупреждающе выставила палец.
— Нет, не со всеми. С Терри она себя так не ведет, а уж с Лайамом — тем более, хотя знает, что он по ней сохнет.
— Ну… они оба вольные пташки.
— Ты ее вдобавок защищаешь? Что, мол, ее развязное поведение — и это еще мягко сказано — вполне естественно, потому что к заядлым холостякам она в трусы не лезет?
Фраза получилась настолько длинной, что ее смысл не сразу дошел до Мартина. Когда же он наконец в ней разобрался, то выдал фееричное:
— Терри с Лайамом — не заядлые!
Колетт покачала головой.
— Ты как хочешь, а я спать. Но позволь предупредить в последний раз. Завтра вечером Габриэль заявится к нам в платье с вырезом до пупка, с торчащими сиськами и такими ядрено-красными губами, будто яйца из куриных поп высасывала. Она начнет…
— Какие яйца, ты что…
— Не перебивай! От нее будет вонять духами так, что носорога свалит. И она сядет к тебе так близко, что не поймешь, где твои ноги, а где — ее. И я тебя предупреждаю, Мартин: если хоть раз глянешь ей ниже шеи, если у тебя в штанах хоть разок шевельнется, я возьмусь за ножницы, отчекрыжу все под самый корень и повешу твои бубенцы вместо дверного звонка. Тебе все ясно?
Хотя тирада вышла еще длиннее прежней, Мартин осознал ее смысл гораздо быстрее.
— Получено и принято. Завтра вечером увидишь, что я веду себя как пастор.
— В свете последних событий не сказала бы, что это хорошо. В любом случае я тебя предупредила. На этом все.
Колетт принялась расстегивать блузку. Броган, пялясь на нее во все глаза, вдруг понял, что Габриэль — это та брюнетка с фотографии, в декольте которой пялился Мартин на вечеринке в честь награды. Этот снимок был для Колетт своеобразной уликой — она могла предъявить его, если б Мартин отнекивался от обвинений в распутстве.
Кстати, о распутстве…
На Колетт оказалось очень красивое белье. Понравилось не только Брогану.
— Ты сегодня секси, — сказал Мартин.
Столь неуклюжая попытка вернуть ее расположение вызвала у Колетт лишь презрительную гримасу. Она погрозила Мартину пальцем:
— Не-а. Не думай даже. Я тебя не подпущу, пока у тебя в мыслях другая девка.
Она взяла ночную рубашку и вышла, решив переодеться в ванной.
Мартин какое-то время стоял один, покачиваясь на пятках. В конце концов принялся раздеваться. Натянул пижамные штаны и залез в кровать. Отключился он прежде, чем уронил голову на подушку.
Вернувшись, Колетт постояла немного, глядя на храпящего в отключке мужа. Буркнула:
— И думать о таком больше не смей, Казанова.
Она обошла кровать, забралась под одеяло. Еще раз посмотрела на Мартина, нахмурилась и взяла книгу.
Да! Книгу! Наконец-то!
Сам вижу, не слепой.
Молодец. Просто я волнуюсь за нас обоих.
Броган смотрел, как Колетт переворачивает страницы в поисках закладки. На лице у нее пронесся целый спектр эмоций: от удивления и замешательства до отчаяния и гнева.
Колетт покосилась на комод. Потом на книгу. И на Мартина.
— Вот сволочь… — прошипела она. И повторила уже громче: — Сволочь!
Пихнула его в грудь.
Тот заворочался, недовольно фыркая.
— Что такое?..
— Тварь! — едва ли не выкрикнула Колетт.
Мартин потер лицо и заморгал.
— Что еще я натворил? Если опять из-за Габриэль, то, клянусь…
— Нет, долбаная Габриэль ни при чем. Вот!
Колетт вытащила закладку из книги и потрясла ею перед затуманенными глазами мужа.
— Фотография, — догадался тот. — О, Джереми…
— Именно! — рявкнула Колетт.
— И?..
Броган зажал рукой рот, чтобы не засмеяться вслух. До чего здорово вышло.
— И что? — переспросил Мартин. — Я-то тут при чем?
— Мартин, не смешно! Не знаю, что за игру ты затеял, но…
— Постой-ка, — начал Мартин. Он сел, моментально протрезвев, словно спирт у него в крови вдруг разом выгорел. — Ты о чем вообще говоришь?
— О фотографии! Зачем ты засунул ее мне в книгу?
— В книгу?.. Прости, Колетт, но ты меня совсем запутала. Фотография Джереми лежала у тебя в книге?
— Да! И ты единственный, кто мог ее туда положить!
Мартин недоуменно нахмурился.
— На хрена мне класть фотографию Джереми тебе в книгу?
— Откуда мне знать! Не знаю даже, зачем ты вообще доставал ее из коробки.
Мартин привстал на колено, с каждым словом повышая голос:
— Я не лазил в твою гребаную коробку!
— Кто-то же лазил. Вчера вечером я нашла ее на полу. Ты уронил, наверное, и не заметил.
— Я уронил? А почему именно я? И что значит «нашла на полу»?
— Ровно то, что значит. Фотография лежала на полу.
— Где именно?
Колетт откинула одеяло, встала и, чеканя каждый шаг, подошла к комоду.
— Вот здесь!
— В этой щели? Там ты нашла фотографию?
— Да!
— И куда ты ее дела?
Из Колетт, казалось, выпустили весь воздух. Из обвинителя она вдруг стала обвиняемой и принялась оправдываться:
— Я… подняла ее. И положила в ящик.
Колетт замялась перед ответом, и Мартин, как умелый адвокат, сразу это заметил.
— Так, давай-ка еще раз с самого начала. Вчера вечером ты нашла фотографию, которая могла валяться там бог знает сколько времени, не первый месяц. И вместо того чтобы…
— Не бог знает сколько. Позавчера ее там не было.
— Уверена?
— Да. Я бы заметила.
Слабенькое доказательство. Колетт заметно проигрывала.
— Не факт, — сказал Мартин, еще сильнее подрывая ее позиции. — Но как бы там ни было, ты ее подняла. Что потом?
— Я же сказала. Положила в этот ящик.
— К белью?
— Да.
— Но почему? Почему просто не убрать ее в коробку?
Брогану тоже хотелось услышать ответ.
— Не знаю, ясно тебе? Вопрос в том, что вчера она лежала в ящике, а сегодня оказалась в книге, и сама перепрыгнуть туда никак не могла.
— Нет, не могла. Но…
— Что «но»?
— Может, ты просто забыла, куда ее засунула? И сразу положила в книжку? Согласись, ящик для белья — это как-то странно…
— Нет, Мартин, я убрала ее в ящик. Ты как раз вернулся из ванной и, кажется, видел. Поэтому решил на мне отыграться.
Колетт так сильно разволновалась, что на глазах выступили слезы.
— Кол, ты говоришь глупости.
— Нет, все так. Ты заметил, как я что-то прячу, посмотрел сегодня, что именно, увидел фотографию Джереми и решил меня проучить. Специально засунул ее туда, где я сразу найду.
— Что за…
— Хватит, Мартин. Не смешно! Будь там любая другая фотография, я бы тоже посмеялась. Но с этой… Ты же знал, как мне будет больно.
Она рыдала уже в открытую. Броган ошеломленно наблюдал за спектаклем. Мартин перелез через кровать и подошел к жене.
— Тихо, успокойся.
Он обнял ее. Колетт, вместо того чтобы вырваться, прильнула щекой к груди мужа, обильно смачивая ее слезами.
А потом сказала нечто такое, что Броган опешил и сперва решил, будто ему послышалось.
— Я ведь убила его, Мартин. Убила…
