Глава 1
— Контр-адмирал Васильков, Военной следственной комиссией вам вынесено обвинение по следующим статьям:
1. Дезертирство на корабле из расположения собственной дивизии...
2. Угроза убийства должностного лица...
3. Срыв эвакуации промышленных модулей системы «Бессарабия»...
4. Передача трофейного военного линкора неизвестным людям...
5. Уничтожение космической крепости «Измаил», приведшее к гибели двух тысяч защитников её гарнизона...
По всем пяти вышеперечисленным пунктам членами комиссии вы признаны виновным и понесёте суровое наказание...
Голос главного военного прокурора звонко разносился по просторному полупустому отсеку линкора «Громобой» – флагмана Черноморского Императорского космического флота. В его главном аудиенц-зале, таком огромном, способном вместить в себя не менее тысячи членов экипажа, в данный момент находилось всего шесть человек.
Пятеро из них сидели за полукруглым столом в центре помещения, а напротив них стоял я – тот, кому так важно и торжественно зачитывали сейчас расстрельный приговор...
— Признаёте ли вы себя виновным, Александр Иванович? — спросил прокурор, из-под очков посмотрев на меня.
— Идите к чёрту, господин Веригин, — устало огрызнулся я в ответ.
По крайней мере, четверо из пяти сидящих за столом были ошеломлены и обескуражены моим резким ответом.
— Васильков держите себя в руках, вы адмирал российского флота, как-никак, — возмущённо произнёс адмирал Самсонов – командующий Черноморским флотом, — и находитесь сейчас не на сходке местных авторитетов! К чему эти оскорбления в адрес господина военного прокурора? Попробуйте вести себя цивилизованно и спокойно выслушать до конца текст обвинения...
— Он спросил – я ответил, — коротко бросил я, решив окончательно перейти к манере общения контингента из мест не столь отдалённых, раз уж меня собрались к этому контингенту причислить.
— Я же говорил, что перед нами абсолютно неуправляемый, наглый и безответственный человек, — усмехнулся в ответ на мою фразу, контр-адмирал Гуль – командующий 27-й линейной дивизией и мой непосредственный начальник. — Как ему только такое высокое звание могли присвоить, это для меня остаётся большой загадкой. Но уверен, что по окончании следствия, подобное недоразумение будет устранено...
— Хочу напомнить, что сегодняшнее заседание комиссии не является заключительным и окончательным обвинением, — сразу же перебила говорящего, Таисия Романова. — Как бы вам, господин Гуль, не хотелось снять погоны с контр-адмирала Василькова, этого вы сделать не сможете без приговора Военного Трибунала на «Новой Москве».
Я с нежностью посмотрел на мою маленькую защитницу, с которой был знаком уже много-много лет, хотя последнее время мы встречались очень редко. Вот кого мне действительно приятно было видеть сейчас, даже при таких скверных обстоятельствах...
Я так назвал эту девушку, потому как знал её очень хорошо и любил всем сердцем, будто свою младшую сестрёнку. Конечно, называть Таисию Константиновну – маленькой защитницей я на людях не мог, она же как-никак – великая княжна и дочь нашего досточтимого императора. Но когда нас не слышали окружающие, наедине, я любил каким-нибудь хлёстким прозвищем окрестить мою подружку, а потом наслаждаться её смешной реакцией на это. Забыв на время о комиссиях и обвинительных приговорах мои мысли вернулись на шесть лет назад, когда я первый раз увидел Тасю...
Это был 2209 год, звёздная система «Лида». Обстоятельства, при которых мы встретились и в дальнейшем подружились, достойны отдельного рассказа, и когда-нибудь я обязательно вам его опишу во всех красках. А пока могу лишь сказать, что неожиданное приключение, свалившееся на нас обоих, сблизило меня с этой девушкой невероятно сильно. Не думал я тогда, что дочь императора станет мне другом и верным боевым товарищем…
Ладно, о нашем знакомстве расскажу как-нибудь потом, а сейчас к более насущной повестке. Итак, ваш покорный слуга стоит в данный момент перед следственной комиссией в качестве, как вы уже сами догадались, козла отпущения. По вековой российской традиции такого человека, на которого можно списать все беды, найти нужно было обязательно. Так самому спокойней и перед высшим руководством легче оправдаться. Не так ли господин Самсонов?
Я вздохнул и пристально посмотрел на командующего. Где тот флотоводец, которым мы все восхищались три года назад, когда Иван Фёдорович стал для нашего флота спасителем и героем. Он практически в одиночку перевернул ход войны с османами, остановил и погнал в изначальные координаты флот Северных Сил Вторжения султана Селима.
А кого я вижу сейчас перед собой? Адмирала, который проспал вторжение, который разделил Черноморский флот и разбросал его на расстоянии в шесть звёздных систем. Сколько раз я обращался к нему последнее время с просьбой обратить внимание на самое слабое место в нашей обороне – систему «Бессарабия». Что он мне на это отвечал? Устав от моих запросов на личную встречу и попыток доказать очевидное, Самсонов просто отмахивался от меня, как от надоедливого комара. Я то, не обидчивый, господин усатый адмирал, но здесь речь не обо мне, а о выживании всего флота.
И что мы видим? Я сейчас даже испытывал некое злорадство, наблюдая за растерянностью командующего. Кто оказался прав в итоге? Что теперь ты намерен делать, как спасать флот? Ведь дивизии Белова ещё далеко, а Дрейк уже на подходе…
В глаза мне посмотри, — хотел было я ему сказать, но благоразумно промолчал. — И теперь у тебя Иван Фёдорович хватает наглости обвинять меня, того кто предупреждал об опасности вторжения, и делать меня виноватым!
Самсонов действительно старался в мою сторону не смотреть и выглядел очень хмурым и озабоченным от всего произошедшего. Сам он на флагмане с двумя крейсерами поддержки и 2-й гвардейской дивизией появился у перехода «Бессарабия–Таврида», у сектора, где несколько часов назад шёл бой, как раз в тот момент, когда «Абдул Кадир» с группой кораблей совершил прыжок и погнался за мной и гражданскими транспортами.
У разрушенного «Измаила» в тот момент остались, сильно потрёпанные огнём батарей нашей крепости: дивизия адмирала Корделли и сильно поредевшая эскадра адмирала-паши Озкана. Когда неожиданно на радарах их кораблей появилась гвардейская дивизия русских, адмиралы сильно призадумались. Соотношение количества вымпелов по-прежнему оставалось за союзной американо-османской эскадрой, но вот качество…
Корделли и Озкан видели какие линкоры и тяжёлые крейсеры идут сейчас на них. А в эскадре, которую вёл Самсонов, действительно были только корабли этих двух классов. Никаких лёгких крейсеров и эсминцев поддержки, только огромные дредноуты прорыва. Так вот, союзники прилично испугались, что не смогут сдержать такой бронированный кулак, который приближался к ним из глубины космоса.
Тут же один из кораблей Озкана нырнул в соседнюю «Тавриду» с приказом для группы капудана-паша Каракурта – срочно возвращаться назад для усиления союзного флота. К тому моменту как такой приказ группе поступил, Яман Каракурт, как вы уже знаете, лежал с перерезанным горлом в одном из отсеков своего флагмана, который он называл «гаремом». А его «Абдул Кадир» был полностью захвачен моей разношёрстной абордажной командой. Приказ адмирала Озкана – немедленно возвращаться, выручил нас. Четыре османских крейсера, которые уже было окружали «Одинокий», развернулись и полетели назад на выручку своим.
Я, как и обещал Го Фэню и его гопкоманде, передал им управление над «Абдул Кадиром» и распрощался с этими шумными ребятами. Го Фэнь тогда сильно расчувствовался и в благодарность даже пообещал не вешать меня при следующей встрече… Да, можно обвинить вашего покорного слугу в таком опрометчивом поступке, как передача пиратам боевого корабля, тем более такого высокого класса. Но и без помощи хунхузов «Абдул Кадир» я бы захватить не сумел, и «Одинокий» бы просто погиб в неравном бою…
Мог бы я не выполнить обещание после абордажа, наверное, тоже нет, так как с этим мне пришлось бы жить. Слово офицера, даже если оно дано вынужденно и врагу, не должно быть нарушено…
В общем, мы с пиратами разлетелись в противоположных направлениях. Я повёл крейсер к центральной планете системы, Го Фэнь поспешил к ближайшему переходу от того, с которого мы недавно прыгнули, чтобы успеть покинуть данный сектор, пока в нём не собралось еще большее количество боевых кораблей. Дальше, скорее всего, хунхузы постараются вообще оставить российские пограничные системы и уйти в нейтральное пространство. Но их дальнейшая судьба меня мало интересовала, я был рад уже тому, что мой корабль и экипаж выбрались из этой страшной переделки практически невредимыми.
Однако Военная следственная комиссия была другого мнения и выставила мою передачу трофейного корабля третьей стороне, отдельным пунктом обвинения. Что ж, если следовать букве закона, они имеют на это основания. Ай, одной расстрельной статьей больше, одной меньше, сейчас это уже не важно… Но обвинять меня в уничтожении «Измаила»! Этого я вам господа не забуду…
Что касается военных действий. Османские корабли, вернувшиеся из «Тавриды», подоспели вовремя. Они вышли из портала как раз в тот момент, когда русская гвардия уже начинала теснить Корделли и Озкана. Появление у себя в тылу нескольких тяжёлых крейсеров, пусть даже без «Абдул Кадира», стало для Самсонова неожиданностью, и тот прекратил атаку. Противоборствующие стороны, потеряв по несколько вымпелов каждая, разошлись на безопасное расстояние для перегруппировки и выработки планов, что делать дальше.
Союзники решили не рисковать в данной ситуации. Многие из американских и османских кораблей нуждались в ремонте, к тому же захват «Абдул Кадира» стал для них шоком, для экипажей султана уж точно. Поэтому на совете, Корделли, который в отсутствии капудана-паши Каракурта, теперь уже окончательно взял на себя бразды командования авангардом, решил начать отход от межзвездного перехода, к планете Тира-7, для соединения с остальными кораблями своей эскадры.
Сектор сражения остался за Самсоновым, который тут же разослал приказы всем резервным подразделениям Черноморского флота, находящимся в системе «Таврида», идти к нему в «Бессарабию». Так же он первым делом послал срочное сообщение вице-адмиралу Белову, находящемуся во главе трех дивизий, на расстоянии в четыре звёздные системы от нас, немедленно идти на соединение с основными силами флота. Вся заварушка в «Бессарабии» произошла в первую очередь, потому что американцы хотели разрубить Черноморский флот пополам, отсекая именно группу Белова от остальных дивизий…
В общем, спор за данную звездную систему был еще далек от завершения, и стороны начинали бешено копить свободные силы для решительного сражения…
Что касается меня, то, как видите, я без нагрудного знака, благо пока не в наручниках, стою сейчас перед столь уважаемыми людьми, лишённый командования собственным кораблем. Звания, как я понимал, похоже, также меня собирались лишить, да и жизнь потерять по таким обвинениям в условиях военного времени не стоило особого труда. Сколько же таких расстрельных пунктов расписали эти кляузники Веригин и Гуль.
Ладно – первый, он военный прокурор и за это его хлебом кормят. Странно было бы не получить от Веригина по голове. А вот контр-адмирал Аркадий Эдуардович Гуль, почему так яростно взялся меня топить? Нет, я знаю, что повод для этого у него имелся и не один…
С самого начала приписки «Одинокого» к 27-ой линейной дивизии, которой командовал данный адмирал, между нами пробежала кошка. Ни он мне, ни я ему, не понравились с первой нашей встречи. Причём особого повода для взаимной ненависти не было, но если вы знаете, бывает такое, посмотришь на человека и чувствуешь необъяснимое отторжение и неприятие. То ли это внешность, то ли запахи какие, черт его знает…
Господин Гуль сразу подтвердил мои догадки в его сторону своим поведением и действиями. В общении первое время он был вежлив и подозрительно обходителен. Но по мере того, как Аркадий Эдуардович узнавал меня и между нами происходили словесные перепалки, свою ненависть и презрение ко мне этот персонаж уже не скрывал.
Дело в том, что командующий 27-ой дивизией был плоть от плоти служака в самом плохом смысле этого слова. Устав, чьи бесчисленные пункты описывали, как мне казалось, абсолютно все, являлся для контр-адмирала Гуля настольной книгой. Въедливый до жути, пунктуальный там, где в пунктуальности не было необходимости, Гуль прикрывался предписаниями Устава когда ему это было выгодно. Очень удобно если других способностей у тебя не наблюдается. Можно тыкать остальных в буквы этой книжицы и чувствовать себя вечно правым…
Как дивизионный командир Аркадий Эдуардович был очевидно слаб. Это не только мое мнение, но и мнение большинства каперангов и кавторангов кораблей 27-ой дивизии. Как досталась ему эта должность – история умалчивает. Знаю только, что кто-то из ближайшего окружения императора тянул карьеру Гуля наверх. Что ж, не мне быть судьей в этом деле, ибо связей и у меня при дворе и во флоте было и есть немало…
Хуже то, что подобные контр-адмиралу Гулю пролезали на высокие посты, не обладая теми качествами, которые требуются на этих должностях. Так, мне кажется или я действительно становлюсь похожим на ворчливого, вечно чем-то недовольного деда?
В общем, он и я любили друг друга, как кошка с собакой, уже давно. А после моего демарша с самовольным отбытием в систему «Бессарабия» и оставлением расположения дивизии, Гуль попросту приписал меня к врагам народа и своим личным. Видимо, после того, что произошло, мне не отвертеться и мой смертельный друг уже потирал ручки… Ладно с этим тоже всё ясно, прощения от него не жди. А кто же являлся пятым из сегодняшних вершителей моей судьбы и карьеры?
Ну конечно, беда не приходит одна. Пятым членом Комиссии был ещё один мой старый знакомец – его императорское высочество, великий князь Михаил Александрович. Этого только мне здесь не доставало. Хотя находился князь в данном секторе пространства закономерно, ведь Семеновская дивизия была подчинена именно ему, как командующему и шефу императорской Гвардейской эскадры. Не знаю, куда князь Михаил подевал вторую половину гвардии, а именно 1-ю Преображенскую дивизию, но присутствовал на этом заседании он вполне законно.
То, что от великого князя ожидать для себя не стоило ничего хорошего, я знал наверняка. В отличие от контр-адмирала Гуля, с которым нелегкая меня свела менее года назад, с Михаилом Александровичем мы были знакомы столько же, сколько я знал и Таисию. И знакомство это не отличалось взаимной любовью и уважением. В отличие от своего родного брата, великий князь, всегда державшийся холодно и пренебрежительно в отношении с нижними по званию чинами, заслуженно был нелюбим в среде флотского офицерства.
Наш конфликт начался с того, когда я в жёсткой форме, без лишнего пиетета в отношении «царственной» особы, поставил его на место в присутствии большого количества людей. Ссору удалось погасить, сам император вступился тогда за меня и перевел все в шутку, сохранив лицо своему брату. Как не интерпретировать эту фразу, сохранил он ему лицо в обоих случаях. Но как вы понимаете, высокие персоны, почему-то мнящие себя избранными и какими-то особенными, не забывают подобных оскорблений в свой адрес. И всё последующее время, как я знаю великого князя, от него постоянно прилетала в мой адрес какая-нибудь пакость. Спасало всегда меня то, что Михаил Александрович был ума недалекого и натурой ветреной и непостоянной, поэтому все его гадости не приводили к желаемому результату. Я и сейчас невольно улыбнулся, смотря на него и вспоминая моменты, когда князь пытался мне в очередной раз насолить.
Итак, что мы имеем? Четверо из пяти членов Комиссии являются моими мягко сказать недоброжелателями. При одном, вернее одной, защитнице. Хотя, наверное, зря я приписываю Самсонова в свои враги… Просто мне не вериться, что этот отважный и уважаемый адмирал опустится до добивания упавшего. К упавшему я причисляю себя, как вы понимаете. Единственное, я боялся, что командующий, прикрывая свои промашки и несостоятельность, смалодушничает и переведет все стрелки на меня.
В любом случае расклад в данном заседании не в мою пользу. Все члены Комиссии имеют право голоса и равные полномочия, вне зависимости от рангов и званий. Так что три против двух не в мою пользу, это максимальный результат, на который я мог рассчитывать и который в итоге ничего мне не давал. Единственное, как уже сказала Тася, решение следственной пятерки было не окончательным, и вердикт по моему делу будет принимать Главный Военный Трибунал на столичной планете. Но это меня мало успокаивало, потому как в любом случае я буду отстранен от должности и командования собственным кораблем. Черт, и это в то время когда вот-вот начнется решающее сражение за «Бессарабию»!
— Иван Фёдорович, вы хоть не будьте как эти, — я обратился к своему командующему, кивая в сторону трех других, сидящих за столом.
— Как «эти»?! — влез в разговор великий князь, заметно краснея. — Что вы хотите сказать подобным обращением в нашу сторону, контр-адмирал? А ну-ка объяснитесь немедленно!
— Не нукайте, князь, не запрягали, — отвернулся я от Михаила Александровича, перед этим смерив того презрительным взглядом.
Мне очевидно начинало нравиться вести себя как дворовый хулиган. Осталось ещё смачно плюнуть в ухоженную физиономию брата императора и отправляться на каторгу.
— Нет, вы слышали господа?! — стал подвывать Гуль. — Это просто неприкрытое хамство!
— Так, Васильков, ты давай полегче, — устало буркнул Самсонов, от которого требовали меня приструнить. — А лучше всего, выйди и подожди снаружи… Все обстоятельства дела нам известны, так что мы и без твоего присутствия примем решение…
— Решать судьбу контр-адмирала, не давая даже право ему самого себя защищать, это немыслимо! — возмущенно воскликнула Таисия, вскакивая с места.
Самсонов под её суровым взглядом немного стушевался, тем более что он изначально робел перед этой девушкой, о чём она и сама догадывалась. Командующий уже хотел было пойти на попятную и оставить меня в зале, но тут возмутился Михаил Александрович.
— Племянница, зная твою всепоглощающую любовь к подсудимому, я не сомневаюсь что лучшего адвоката, чем ты, ему не найти, — ехидно ответил великий князь, смотря прежде всего на Самсонова и ища у него поддержки. — Поэтому контр-адмирал Васильков может смело нас покинуть, не опасаясь, что его точку зрения некому будет до нас донести. Я поддерживаю ваше решение, господин адмирал, и так же настаиваю, чтобы подсудимого вывели из зала.
— Иди Александр Иванович, мы тебя пригласим, когда закончим, — опустив глаза, подытожил командующий.
Я, как пламенный революционер, захваченный в плен проклятыми буржуинами, с гордо поднятой головой покинул аудиенц-зал, перед этим успев подмигнуть Тасе, чтобы та сильно за меня не беспокоилась. Девушка грустно и немного обреченно улыбнулась в ответ, провожая меня взглядом до дверей…
Я был спокоен, как человек уже знающий свою дальнейшую судьбу. Заранее понимая, чем окончиться заседание Военной Комиссии, иначе бы её вообще не собирали, я выкинул из головы все ненужные мысли, и даже был рад тому, что меня выставили за дверь. В десятый раз доказывать, что ты невиновен, людям, которые это прекрасно знают и все равно желают тебя наказать, дело неблагодарное.
Я вышел в коридор, прошел в холл аудиенц-зала и сел у одного из панорамных иллюминаторов. Кроме нескольких офицеров и охранников здесь сейчас никого не было, и мне никто не мешал побыть одному. Мысли невольно устремились на день назад, к сражающемуся из последних сил «Измаилу», к его отважной 155-ой «железной» эскадрилье, к Янине, которую я знал со времен Военной Академии, к Фёдору Афанасьевичу – моему верному другу и боевому товарищу…
Я не терзался в этом момент, не рвал не себе рубаху и не взывал к несправедливости небес. Нет, я спокойно, тихо и даже улыбаясь, прощался сейчас с близкими мне людьми, которых ценил, любил и уважал. Я вспоминал сейчас нашу первую забавную встречу с Волынцом на Вендене-4, когда тот служил полковником республиканского флота одной из планет Конфедерации. Смешно же он тогда выглядел, напялив на себя казацкий кафтан и опоясанный широким кушаком, в который были воткнуты два стилизованный под старину пистолета… Да, это было забавно наблюдать, то так мило… Его бахвальство и бесшабашность и в простом разговоре и в жестоком бою, все это я вспомнил и снова заулыбался…
А Янина Дибич – отважная и дерзкая до крайности еще со времен, когда она была простым курсантом. Уже тогда я оценил ее качества и уже тогда понимал, что лишь вопрос времени, когда будущий пилот истребительной авиации Дибич будет уничтожена в очередном боестолкновении. Такая она была злая до врагов и жадная до битв, что я был уверен, до капитана эта дамочка не дотянет. К счастью я ошибся, и Янина получила звание подполковника, но от судьбы летчика-истребителя не уйдешь…
Вечная память вам мои дорогие, я обещаю вспоминать вас, в том числе каждый раз, когда буду смотреть на ту, ради которой вы жили и ту, кого вы до последнего защищали. Может слёз у меня и не было, потому, как я знал, что не напрасно все произошедшее, если бегает сейчас по коридорам моего «Одинокого» маленькое рыженькое чудо восьми лет от роду. Жизнь продолжается, так должно быть…
