3

Открыв дверь, Леонард пригласил Хлою Севр в свой кабинет.

– Я доктор Уимен, директор программы, но можете называть меня просто Леонард.

Девушка прошла внутрь, с любопытством оглядывая обстановку.

– Садитесь, где вам будет удобно, – произнес он, указывая на несколько стоящих перед письменным столом разномастных стульев и кресел. Роста она была небольшого – где-то пять футов пять дюймов, с чистой кожей, немного бледноватая. Большие голубые глаза. В легинсах и просторной рубахе вроде туники, темно-каштановые волосы стянуты в конский хвостик на затылке. Выглядит моложе своих восемнадцати – или, по крайней мере, в данный момент. Доктор Уимен уже видел и другие ее версии в соцсетях – броский макияж, коротенькие облегающие платья, высокие каблуки. К своим аккаунтам она явно относится с большим разбором – якобы «спонтанные» и «небрежные» фотки слишком уж безупречны, чтобы быть таковыми.

Выбрав просторное кресло, девушка уселась на него, поджав под себя ноги.

– Это нечто вроде обычного психотерапевтического сеанса? – спросила она.

– Более или менее, хотя мы в основном сосредоточимся на вашем диагнозе и попробуем обучить вас методам, которыми с ним можно управиться. Как прошла первая неделя?

– Как в тумане, – ответила Хлоя, поднося руку ко рту и прикусывая ноготь. – Я познакомилась с такой кучей народа, что едва помню, как кого зовут. Впрочем, на все нужные мне лекции я уже записалась.

– Подружились с кем-нибудь?

Девушка кивнула.

– С соседкой по комнате – она просто классная, – и еще с кое-какими ребятами из нашего коридора. Мы ходили танцевать. Вы ведь еще не отправляли какие-то опросники, насколько я понимаю?

– То, что вы имеете в виду, – это не опросники, а мониторинг с оценкой по стандартной шкале. Развернутый ответ не требуется – нам нужно просто знать, как вы себя чувствуете в какой-то конкретный момент.

Хлоя опять кивнула, шаря взглядом по толстым томам на стеллаже у него за спиной.

– А когда я познакомлюсь с остальными?

– Тут у нас не группа в детском саду! – пошутил Уимен.

Она показала на свои часы.

– Вы используете их вместе с университетской полицией или как? Чтобы знать, где мы?

Леонарду пришлось тщательно сформулировать ответ.

– Ну конечно же нет. Хлоя, нет ничего незаконного в том, чтобы иметь подобный диагноз.

Та угрюмо пожала плечами.

– Люди ведут себя так, будто мы какие-то чудовища. Мой психолог в школе, мама…

– Никакое вы не чудовище.

– Тогда почему вы поставили мне более серьезный диагноз, чем тот, что ставили мне в школе? Это ведь хуже?

– Психопатия ничем не «хуже» диссоциального расстройства личности – это разные вещи, – но люди, к сожалению, частенько путают эти понятия. По-моему, вы, равно как и множество других людей, относитесь к той группе, которым вначале ошибочно поставили ДРЛ, в то время как это должна быть психопатия – а я не убежден, что она относится к «расстройству личности» в классическом понимании этого слова. К несчастью, термин «психопат» прочно связан в общественном сознании с преступностью, поскольку один из основоположников изучения этого вопроса – Роберт Хейр – начал свое исследование именно с преступников и в дальнейшем сосредоточился исключительно на них. Мне бы хотелось, чтобы мы пересмотрели этот термин с более конструктивной точки зрения.

– Так что вы не считаете, что я представляю собой какую-то опасность?

Леонард уже привык к тому, что поступающие к нему пациенты чаще всего ошибочно понимают свой диагноз, наверняка насмотревшись чернушных полицейских телесериалов и фильмов ужасов. Большинство из них были диагностированы и направлены к нему врачами, которые просто уже не знали, что с ними делать, но для намеченного многоподходного исследования подходили лишь немногие избранные. Главные критерии: молодость, достаточно высокий уровень интеллекта и желание испытать свои силы.

– Это очень распространенное заблуждение. По моим собственным прикидкам, психопаты составляют где-то два-три процента всего населения Америки – представляете, какой хаос воцарился бы, если б все они были опасны? В этом смысле я сильно отличаюсь от большинства практикующих психиатров – ну, для начала хотя бы тем, что действительно всерьез занимаюсь исследованием этого вопроса, что делают очень немногие, но также и по той причине, что не рассматриваю это как нечто, отличное от прочих физиологически обусловленных расстройств вроде шизофрении.

– То есть рассматриваете это как обычное сумасшествие, – произнесла Хлоя без всякого выражения, словно недовольная услышанным.

– Ладно, тогда давайте скажем, что это скорее биологически обусловленное ограничение способности понимать и лично испытывать весь спектр человеческих эмоций или же держать под контролем свои импульсивные побуждения.

– В ваших устах это звучит, как дислексия или что-то в этом роде. Моя мама называет это «патологический эгоизм».

– Я не стал бы использовать слово «патологический». Ваш недостаток эмпатии вызывается тем, как функционирует ваш мозг. Из-за того, что наряду с прочими эмоциями вы точно так же не испытываете чувства страха, то в итоге неосознанно ищете каких-то сильных ощущений. В данном расстройстве наличествует как эмоциональная – отсутствие эмпатии, манипулятивность, напускное обаяние, – так и асоциальная составляющие, и как раз именно эта сторона больше ассоциируется с преступными наклонностями. Недостаток контроля над импульсивными побуждениями, склонность к рискованному поведению и всё в таком духе. Но в подавляющем числе случаев все это так или иначе сводится к физиологии.

– Если это физиологически обусловлено, почему вы просто не дадите мне какое-нибудь лекарство?

– Типично американский вопрос, не так ли? Но увы – никакой успешной схемы медикаментозного лечения психопатии по-прежнему не существует. Я надеюсь изменить эту ситуацию, а также то, как люди в принципе рассматривают это заболевание. А еще официальную терминологию – всякий раз, стоит появиться душевнобольному серийному убийце или «массовому стрелку», как все с ходу называют их психопатами.

– Но разве многие из нас не оказываются в итоге за решеткой? – возразила Хлоя. Не стала сразу с ним соглашаться. Это сообщило о ней кое-что интересное. Она испытывала его.

– Тюрьмы и вправду переполнены психопатами, составляющими непропорционально большую часть их контингента, но это скорее говорит об отсутствии контроля за импульсивными побуждениями, чем о чем-то еще. Большинство психопатов не оказывается в итоге за решеткой и, выбрав правильный путь, может придерживаться нормального созидательного образа жизни, не разрушая отношений с окружающими.

– А что, если они изберут неправильный путь? Что, если такие люди не считают, что с ними что-то не так?

– Если они не способны самостоятельно разобраться, как жить в этом мире, то да – они могут принимать неверные решения и в итоге закончить свои дни в тюрьме или же так и продолжат использовать в своих интересах других людей, пока не будут вынуждены покинуть родные края и остаться в полном одиночестве.

Она пожевала нижнюю губу.

– И вы думаете, что нечто подобное меня не ждет?

– Я в этом просто уверен. У вас великолепные оценки, а это свидетельствует о том, что вы и вправду способны контролировать свою импульсивные побуждения, когда вам это требуется. У вас есть друзья и увлечения и никакого криминального прошлого.

– Это всего лишь потому, что я ни разу не попалась, – с ходу пошутила она. Как и многих психопатов, ее окружала аура свободной уверенности в себе. Никакой неловкости, часто заметной у только начинающих взрослеть недавних подростков, все еще неуютно чувствующих себя в собственном теле. – Тогда какая разница между психопатом вроде меня и тем, кто оказывается в камере смертников из-за того, что собрал целую коллекцию человеческих голов?

– Ну, для начала у них недостает вашего умения выйти сухими из воды, – в свою очередь отшутился Леонард, и Хлоя громко расхохоталась. – Это не то, из-за чего вам стоит переживать, – у подобных людей обычно еще и целый букет других проблем. Необратимые последствия черепно-мозговых травм в детстве, склонность к садизму… Но можно не испытывать эмпатии, и не будучи садистом.

– О! – воскликнула Хлоя, отведя взгляд, чтобы уставиться за окно, и с самым серьезным видом нахмурилась. – А что если это как раз мой случай? Что, если моя мама в детстве уронила меня и я стукнулась головой?

– Существует множество факторов, из-за которых люди склоняются в эту сторону. Вам когда-нибудь хотелось причинить кому-нибудь физический вред?

– Вообще-то вопрос с подвохом… Любой когда-нибудь может жутко разозлиться. Порой думаешь: «Господи, так бы их всех и прибила!»

– Но вы же никогда не хотели причинить людям вред, настоящий вред, просто чтобы посмотреть, как они мучаются от боли?

Хлоя пожала плечами, опять прикусив ноготь.

– Только в собственном воображении.

– Вам когда-нибудь приходилось мучить или убивать животных?

– Нет, – твердо ответила она.

«А твоя мамочка совсем другое мне рассказывала», – подумал доктор Уимен, молча помечая в блокноте точное время. Она сказала «нет» с совершенно открытым и честным лицом, ни секунды не колеблясь. Посмотреть переданные в этот момент данные со смарт-часов можно будет и позже – проверить, не изменился ли у нее пульс. Это едва ли детектор лжи – да и не особо-то верил он в подобную технику, – но физиологические особенности психопатов давно интересовали его.

– Я просто хочу жить обычной жизнью. Хочу стать врачом, найти себе достойную пару, завести кучу друзей и, может, вести собственный видеоблог.

– Как и очень многие люди вроде вас. Вы наверняка встречали таких в своей повседневной жизни – журналистов, врачей, учителей, даже руководителей высшего звена.

Хлоя робко улыбнулась. Леонард получил еще одно напоминание, почему он так любит свою работу – из-за таких вот перспектив.

– Так что я все-таки могу стать врачом?

– Если изучите и как следует освоите ту технику, которой мы вас обучим, и не будете нарушать закон, то почему бы и нет? Вы можете стать абсолютно кем угодно.