16

Был момент в тот день, на протяжении примерно двух часов, когда Андре Дженсен совершенно забыл, что совсем недавно пытался зажать кровоточащую рану на шее человека, умершего прямо у него на глазах. Забыл про полицейских и их вопросы, забыл свои дикие мысли про Уимена и убийцу НДР, и про все то, что отличало его от обычных студентов; впрочем, в тот момент он едва ли был человеком.

Он был общественным оком. Андре был тем, кто документирует ход истории. Новый фотик нагрелся у него в руках – так крепко он его сжимал. Огромная толпа протестующих текла по Пенсильвания-авеню, словно гудящий пчелиный рой. Андре, взгромоздившись на верхушку почтового ящика, без устали щелкал затвором, надеясь, что где-то среди множества отснятых кадров окажется тот, что забросит его прямиком на первую полосу «Ежедневной совы». Сам он спрашивать у Ди постеснялся, эту тему поднял за него Маркус, и получил ответ: ну да, пусть присылает, и если нас устроит, то опубликуем. Среди того, что вполне можно было предложить, – девушка с широко разинутым в крике ртом (в воздух воздет крепко сжатый кулак) и с десяток кадров остроумных надписей на плакатах и транспарантах. Это был самый крупный марш протеста, какой Андре пока что доводилось видеть собственными глазами, и просто-таки изумляла мысль, что по сравнению с тем, что ожидалось в октябре, это не более чем легкая разминка.

Он зафотал младенца, едущего на плечах у отца, потом маленького мальчишку с плакатом «Гражданские права – это права человека!» Искрой, запалившей этот конкретный марш, было сообщение, что Министерство юстиции собирается свернуть расследование в отношении ипотечных компаний и домовладельцев, дискриминирующих различные меньшинства. Крепко держа фотоаппарат, Андре спрыгнул с почтового ящика. На обратном пути в кампус щелкнул еще несколько кадров, направляясь туда, где, по словам его новых друзей, все собирались после мероприятия. В огромной толпе он чувствовал себя просто отлично, хотя кругом были сплошь незнакомые посторонние люди – обилие народу дарило чувство безопасности и чего-то совершенно отдельного от его повседневной жизни.

В штаб-квартире Союза черных студентов, возле разложенного банкетного стола уже собрались с десяток людей. Маркус с завязанной вокруг шеи ярко-красной банданой (на случай слезоточивого газа, хотя этот марш проходил более-менее спокойно) приветливо кивнул ему. Андре, у которого давно пересохло в горле, взял банку колы, но едва только сладкая жидкость попала на язык, как сразу припомнился кабинет в отделе по расследованию убийств, и волной накатила дурнота. Хорошего настроения вдруг как не бывало, и не захотелось видеть никого вокруг, даже друзей.

Всеобщее внимание, которое привлекло убийство, в течение последних нескольких дней лишь ухудшило его и без того тоскливый настрой. Всем хотелось проявить сочувствие, услышав при этом смачную историю, и некоторые пытались давать неквалифицированные юридические советы, в том числе всерьез предостерегая, что полиция может повесить убийство на него – как будто он и сам об этом не думал. Где-то в глубине души какая-то иррациональная часть его гадала, уж не оказался ли он в свидетелях в качестве какой-то ужасной расплаты за собственный обман. Андре представлял, как его уводят в наручниках, телефонный звонок матери, который подкосит ее… Проигрывал в уме и альтернативный сценарий: настоящего убийцу ловят, а с него снимают все подозрения – но лишь для того, чтобы у дверей его комнаты появилась группа мрачных администраторов с вопросами, как это он пробрался в Адамс. Что тогда будет? То, что он сделал, – формально незаконно? Как может кто-то доказать, насколько честно он ответил на все те опросники?

Андре выскользнул из штаб-квартиры союза через боковую дверь и практически машинально набрал свой домашний номер – просто желая услышать голос кого-нибудь из родителей, окунуться в скучную повседневность их домашней жизни. Отец почти сразу же снял трубку.

– Пух! В новостях говорили, что в Адамсе убили кого-то из студентов!

«И тебе привет, папа».

– А-а, ну да.

– В этом университете небезопасно!

– Да ладно, в Вашингтоне каждый день кого-нибудь убивают. Это что-то, связанное с «метом».

– С наркотиками?!

Ну на хрена ему подобные разговоры, когда все, чего ему хотелось, – это услышать успокаивающий голос отца, поржать над какими-нибудь его плоскими шуточками, услышать, как Исайя где-то на заднем плане валяет дурака, а мать чехвостит его за это? Подходя к лифту в своей общаге, Андре быстро оборвал разговор, сославшись на то, что вот-вот оборвется связь.

Когда явился Шон, он притворился спящим, не обращая внимания на вздохи и жалобы соседа на стертые ноги, а потом на то, как тот с хрустом и чавканьем поедает карамельный попкорн «Кранч’н’Манч», прежде чем наконец тоже завалиться спать. Ему-то хорошо, размышлял Андре; если Шона вдруг вышибут из Адамса, то он просто возьмет годовой академический отпуск, а потом каким-то образом окажется в другом универе вроде Джеймса Мэдисона или Джорджа Вашингтона, как только все устаканится. Андре это особо не задевало, но звание второго по успеваемости в школе и еще всякие мелочи, вроде и впрямь совсем чепуховые мелочи – вроде того факта, что Шон умел кататься на лыжах и что у него была новенькая «Плейстейшн», – ясно намекали, что жизнь Шона содержит куда больше возможностей, чем у него самого.

Когда Андре стало ясно, что он слишком возбужден, чтобы заснуть, он встал, подошел к письменному столу и открыл свой лэптоп. Картина, как этот студент – Майкл – умирает у него на руках, прямо-таки встала у него костью в горле – тем, что растравляло душу и от чего было никак не избавиться. Андре постоянно следил за новостями – преступника так и не поймали. Это просто совпадение или убийство на психфаке и впрямь имело какое-то отношение к университетской программе по изучению психопатов? Насколько опасны остальные участники исследования и какова вероятность того, что Андре столкнется с ними? Если этого уже не произошло, то есть.

И еще одна мысль упорно грызла Андре изнутри. Уимен – вроде хороший, благонамеренный человек, действующий из лучших побуждений. Всякий раз, когда приходилось иметь с ним дело, руководитель программы вел себя тепло и приветливо, но его связь с Убийцей НДР до кучи с убийством начала вызывать у Андре некоторые сомнения.

А что, если Уимен просто помешался на этой своей программе – на том, что обеспечивает ему профессиональный успех и позволяет получать денежные гранты, и он поставил на карту все, только чтобы доказать, что прошедшие через его программу студенты выйдут из нее образцовыми гражданами? Что, если он ошибается – или, что еще хуже, знает, что ошибается?

Личная веб-страница Уимена оказалась достаточно лаконичной. «Леонард Уимен, области научной деятельности: аномальная психология, психопатия и диссоциальное расстройство личности, когнитивно-поведенческая психотерапия». Ни слова про это многоподходное исследование на группе испытуемых с диагнозом «психопатия». Почему здесь ничего нет про эту программу? И все же, когда Андре провел поиск по базе грантов Государственного института здравоохранения, Уимен был указан в качестве получателя значительного многолетнего финансирования – явно для этого исследования.

В адресной строке браузера Андре напечатал: «scholar.google.com». Сразу нашелся целый список статей Уимена, но ни в одной не содержался намек на что-то вроде «Я руковожу секретной программой для психопатов» или «Я защищаю реально неисправимых сумасшедших по какой-то необъяснимой причине». У его статей были названия вроде «Рецидивизм и моральные обоснования среди психопатического контингента: исследовательская модель предрасположенности к стрессу» или «Нейросемантика и моральные устои различных групп риска».

Андре поискал в реестрах о судимости, но ничего не нашел. Перепробовал все комбинации ключевых слов для поиска, добавляя к фамилии Уимена и «НДР», и настоящее имя убийцы, и другие его прозвища, но не нашел ничего такого, чего уже раньше не видел.

– А чё ты тут делаешь?

– Черт! – Андре шлепнул рукой по столу. – Шон! Нельзя так делать с тем, кто просто… кто просто…

– Ой, верно, извини. Я просто беспокоился за тебя. – Шон присел на краешек кровати Андре. – В смысле, ну как тут не волноваться за своего соседа по комнате, который стал свидетелем убийства и сидит до ночи, выискивая всякую херню про серийных убийц!

Андре потер глаза.

– Рассказать тебе кое-что реально безумное, если обещаешь держать это в секрете?

– Погоди-ка… – Шон отошел и тут же вернулся с коробкой своих любимых «Кранч’н’Манч». – Теперь давай.

– Слыхал про серийного убийцу НДР?

– Разумеется. Я тот фильм четыре раза смотрел.

– Так вот, он имеет какое-то отношение к этому универу. Один из психологов Адамса выступал в роли консультанта в его деле. Он единственный человек, который опрашивал НДР в этой роли, но нигде не упоминает об этом – я уже проверил.

– У нас в Адамсе?

– Он полный профессор на психфаке. В общем, сидит в буквально десяти футах от того места, где я видел, как убили того парня.

«Хруп!»

– И ты хочешь сказать, что штатный препод с бессрочным контрактом грохнул студента в нескольких шагах от собственного кабинета?

– А какая разница, срочный у него контракт или бессрочный?

– В смысле, тебя не могут уволить, если у тебя бессрочный.

– Нет, на убийцу он вроде не похож, хотя для простого совпадения это уж слишком. По-моему, он что-то скрывает.

Андре замешкался – он вовсе не собирался рассказывать Шону про групповое исследование. Хотя было несложно представить, как ситуация могла выйти из-под контроля. Предположим, Уимен пытается управиться с одним из своих психопатов, нынешним или бывшим, но тот кого-то убивает. Стал бы профессор сообщать об этом полиции или находился в таком ослеплении насчет успеха собственной программы, что даже не мог представить такую возможность? И стал бы он вместо этого защищать этого студента или программу?

– Вот то, что я никак не пойму: этот мужик – реальный спец в изучении психопатов. Типа как людей, у которых нет совести или способности к сопереживанию. И в то же время на суде над НДР он выступал за оправдательный приговор. Только и твердил: «Этот человек не чудовище. Он не заслуживает высшей меры наказания».

– Хм… – Шон обдумал услышанное. – Ну да, всем известно, что система правосудия у нас насквозь изъедена расизмом и классовым подходом, но, господи, чтобы НДР…

– Тот единственный случай, когда я сам, типа: «О’кей, поджарьте как следует этого мерзавца!» – это когда слышишь про уродов вроде этого НДР, или Теда Банди, или Джона Уэйна Гейси, – добавил Андре.

– А почему ты его просто об этом не спросишь?

– С ума сошел? Типа: «Помните то реально громкое дело, про которое вы никогда не рассказываете… не могли бы вы обсудить его поподробней со мной, совершенно посторонним человеком?»

Шон пожал плечами:

– Ты никогда не получишь ответы, если не будешь задавать вопросы.

Всего неделю назад Андре казалось, что затеянная им жульническая схема чревата лишь перспективой лишиться стипендии, а то и вовсе вылететь из универа. Но теперь, своими глазами увидев, как тот парень умирает у него на руках, он воспринимал это уже скорее как вопрос жизни и смерти. Его и самого могли зарезать. Безопасно ли участие в программе? А что, если преступник знает, что он свидетель, или, больше того, разозлился на него за попытку спасти жизнь Майклу? Андре как-то читал в одной статье, что психопаты частенько фиксируются на настоящих или воображаемых обидах и способны таить злобу годами.

– Не знаю. Можно рискнуть. А пока я пытаюсь нарыть как можно больше инфы про его связь с НДР. Почему-то кажется, что это как-то связано с этим убийством.

Шон заглянул ему через плечо.

– А не мог он написать работу с анализом этого конкретного случая или что-нибудь в этом духе? Что-то вроде «разбора полетов»?

– Пока что я ничего такого не нашел. Может, он дал подписку о неразглашении?

Шон покачал головой.

– Не исключено, что Уимен вообще ничего на эту тему не опубликовал, но это не говорит о том, что искать нечего. Кто уж точно стал бы без умолку перемалывать эту тему? Его аспиранты, вот кто!