14

Едва детектив Бентли успел нажать на кнопку звонка, как Леонард уже открывал дверь. Бентли он не видел уже довольно давно, так что неудивительно, что мужчины обнялись. Он хорошо знал отца Бентли и помнил, как детектив еще ребенком лазал по всему его дому в Фогги-Боттом. А через несколько десятков лет Бентли пошел по следам своего отца, став вначале простым патрульным, а потом и детективом.

Спутник Бентли – очевидно, его напарник – бросил на них нетерпеливый взгляд.

– Заходите, – пригласил Леонард, проводя обоих в гостиную. Бентли встал перед старым раскладным креслом, стоящим у камина, изумленно качая головой.

– Господи, у вас до сих пор это кресло! Помню, как тогда лазал по нему.

– Хорошие вещи успешно проходят испытание временем, – отозвался Леонард с печальной улыбкой, присаживаясь на диван. Обстоятельства их встречи опять были не слишком-то радостными.

Последние тридцать лет Леонард выступал в роли консультанта Столичного департамента полиции, еще во времена старшего детектива Бентли, и это сотрудничество во многом помогло ему получить одобрение университета и его КБЭ – комиссии по биомедицинской этике, когда возникла идея организовать многоподходное исследование на группе испытуемых с диагнозом «психопатия» на базе Адамса. Если перехватить тех, кого еще можно спасти, пока они молоды, доказывал он, они никогда не пойдут по преступному пути. Управление полиции тоже порекомендовало нескольких молодых людей для участия в программе – полных негодяев, на их взгляд, – но ребята, которых Леонард в итоге отобрал, были действительно светлые головы и не представляли опасности для остальных студентов. Некоторые из прошедших программу стали полноценными членами общества: мужьями, женами и родителями. Были среди них успешный адвокат, аудитор и даже владелец малого бизнеса.

– Это мой напарник, Дивер.

Леонард кивнул и взмахом руки пригласил их сесть. Обычно такие встречи проводились у него в кабинете, но теперь его интеллектуальная святыня оказалась местом преступления.

– Я полностью подавлен, – произнес он, потирая усталые глаза. – Не понимаю, кто мог это сделать.

– Мы надеялись, что у вас есть какие-то мысли на этот счет, – сказал Бентли. – Майкл не упоминал, что у него в последнее время были с кем-то какие-то сложности? У него имелись денежные проблемы? Проблемы с наркотиками?

– Майкл выпивал, но не больше любого среднего студента. Обычный парень из семьи среднего класса, никаких проблем вроде игромании или всего такого прочего. Не пойму, зачем кому-то понадобилось его убивать.

– У кого есть ключи от этих комнат для экспериментов?

– Только у меня и у моей ассистентки, Елены – насколько я понимаю, вы с ней уже общались, – и у нескольких наших лаборантов из тех, что постарше. Студенты, участвующие в программе, могут попасть туда только в том случае, если эксперимент значится у них в расписании – их смарт-часы автоматически отпирают дверь.

– С учетом диагноза Майкла, мог он вести себя так, чтобы нажить врагов? Просто пересекаясь с другими людьми? – спросил Бентли.

Леонард покачал головой, впервые за двадцать лет вдруг с тоской подумав о сигарете.

– Вообще-то за время участия в программе Майкл довольно основательно продвинулся. Парень действительно всерьез работал над собой. Пара мелких стычек с соседом по комнате из-за готовки и тому подобной чепухи не в счет. Кирби Гурганус – вот как его зовут, – произнес он, предвосхищая следующий вопрос. – Соседа. Он тоже на третьем курсе.

– Вот эта ваша программа, которой, как мне сказал Бентли, вы руководите… – начал Дивер. Леонарду вдруг сразу не понравился его тон. – Вы приглашаете в один и тот же универ кучку психопатов, чтобы они дали прикурить толпе ни в чем не повинных студентов? Какой в этом смысл?

– Забавно, но в данном случае как раз кто-то другой дал прикурить одному из моих психопатов… Это студенты, которых мы обучаем адаптироваться к моральным нормам и справляться со своим неадекватным поведением.

– И все-таки, зачем было собирать их именно там?

– Эти молодые люди проходят интенсивную терапию. Если у вас есть восемь тысяч студентов, то как минимум триста из них наверняка психопаты, которым просто не поставили соответствующий диагноз. Мои ребята из тех, кто хочет жить лучшей жизнью и чьи родственники готовы внести свой вклад в их совершенствование.

Дивера, похоже, эти слова ничуть не впечатлили.

– Итак, он был объектом вашего исследования почти три года, – произнес он, начиная новую тему. – Вы должны хорошо разбираться в том, как устроена его психика.

Дивер, осознал Леонард, относился в точности к тому разряду людей, которые, узнав, что ты психолог, криво ухмыляются и начинают вести себя так, будто ты тайком подвергаешь их психоанализу.

– Что творилось у него в голове? Что вы нам можете рассказать о нем как о личности?

Леонард немного помедлил, ощущая странное стремление оградить личную жизнь Майкла от посторонних посягательств, но тут вспомнил, что парня больше нет в живых и что, более того, его убили.

– Он был мизантропом, но не в той степени, какую можно было бы назвать антиобщественной. Майкл много читал, мнил себя поэтом. Ему хотелось восхищать людей, но… Мои пациенты вообще-то часто склоняются к манипулятивному поведению, и, может, Майкл в этом смысле не был исключением, но его попытки манипулировать людьми были довольно топорными… Ему далеко не всегда это удавалось.

– Есть и еще кое-что, что нам, наверное, стоит обсудить, – вмешался Бентли. – У нас есть свидетель, оказавшийся на месте преступления практически в момент убийства, – другой студент, который позвонил в «девять-один-один» и попытался оказать первую помощь. И он в том списке, который вы мне дали.

Леонард так и застыл. Где-то среди многочисленных страниц стандартных форм информированного согласия и договоров крылась одна крошечная оговорка: имена участников программы с криминальным прошлым могут быть при необходимости выданы полиции. Ему пришлось пойти на такую уступку в качестве жеста доброй воли, чтобы убедить руководство университета дать пристанище своей программе.

– Андре или Келлен? – только и спросил он.

– Андре Дженсен.

Вот же не повезло парню – как будто и без того мало насмотрелся на смерть в столь юном возрасте… Во время первой вступительной беседы Андре проявлял просто-таки невероятную скрытность, отделываясь односложными ответами, и постоянно задавал вопросы касательно прошлого Леонарда, будто не доверял уровню его подготовки.

– Как он отреагировал?

– Мальчишка был практически в шоке. Когда это все произошло, он пытался остановить кровотечение, а когда мы привезли его в отдел, чтобы взять показания, постоянно сетовал, что этого могло бы и не произойти, если б он лучше умел оказывать первую помощь.

Леонард едва успел переварить эту бесценную информацию, прежде чем Дивер перебил своего напарника.

– Не слишком ли большое совпадение, что еще один из ваших студентов вдруг оказался в том же месте в то же время? Что можете сказать про этого парня?

– Да какое же это совпадение! Два студента, участвующие в программе, которая базируется на факультете психологии, будут неизбежно так или иначе там пересекаться, – отозвался Леонард, пытаясь не выдать своего раздражения. – Я не думаю, что Андре на что-то такое способен, если вы об этом. В четырнадцать или пятнадцать он действительно наделал глупостей, но ничего такого, что в дальнейшем могло привести к убийству.

– Глупостей, связанных с насилием?

– Формально нанесение телесных повреждений, но все это скорее из оперы «Сегодня после школы ты у меня получишь». Угоны машин без цели кражи, мелкий вандализм…

Дивер лихорадочно записывал. Леонарду же было ясно, что угнать чью-нибудь машину, чтобы просто покататься, и время от времени набить морду однокласснику – это проступки совсем иного класса, чем убийство.

– Детектив, а зачем ему было помогать Майклу и звонить в «девять-один-один», если он это и сделал?

Дивер пожал плечами.

– Не думаете же вы, что, когда тут бегает полдюжины социопатов, я закрою глаза на такой факт в деле об убийстве?

– Психопатов, – поправил его Леонард. – И я надеюсь, что вы и вправду чего-нибудь не проглядите, поскольку убили моего студента.

– Насчет этих смарт-часов, которые они все носят, – вы собираете данные об их местоположении? – не отставал Дивер.

– Эти смарт-часы постоянно фиксируют местоположение, практически как любой смартфон, но, в соответствии с нашими правилами защиты личных данных, мы храним сведения о местоположении только за те моменты, когда участники проходят мониторинг настроения; остальное удаляется. – Леонард глянул на экран своего компьютера. – Андре как раз заполнил такой мониторинговый опросник в двадцать тридцать примерно в том же месте, – добавил он, переписал координаты на листок бумаги и демонстративно вручил его Бентли, а не Диверу.

Бентли сказал, что они наверняка еще раз с ним свяжутся, и оба полицейских встали, чтобы уходить. Дивер первым вышел из комнаты, направившись от двери к их машине без опознавательных знаков, в нарушение правил припаркованной прямо перед домом. Маленький исторический микрорайон Фогги-Боттом втиснулся между комплексом «Уотергейт» и обширным кампусом университета имени Джорджа Вашингтона. Просто в голове не укладывалось, что весь этот хаос и гневные нападки в адрес правительства, вызванные уотергейтским скандалом, похоже, готовы повториться по новой. Бентли легонько коснулся руки Леонарда.

– Вы как?

Леонард покачал головой.

– Я понимаю, что это не поддается рациональному объяснению, но похоже, что история повторяется. Я, ты вместо своего отца и полицейская лента. – Он прищурился, всматриваясь в ночь, из которой доносились трели сирены «скорой помощи». – Не люблю вспоминать те дни.

– Это всего лишь одно убийство. И мы обязательно прищучим гада. Поверьте мне.