После создания ИНО главой резидентуры в Пекин направляется Аристарх Рыльский.

В 1919–1922 г. в Пекине работал, возглавляя отделение РОСТА, А. Е. Ходоров. Когда в Китае появились первые советские представители, он активно сотрудничал с ними, ездил по их поручению на Юг, к Сунь Ятсену.

В 1922 г. в Пекине появляется Я. Давтян. Через пару недель после приезда он писал своему преемнику на посту начальника ИНО ВЧК М.Трилиссеру: «Нашу работу здесь я считаю чрезвычайно важной и полагаю, что тут можно много сделать».

Давтян работал по двум направлениям: по линии советника НКИД и резидента внешней разведки ИНО ВЧК. Причем по второй линии он практически выполнял роль главного руководителя не менее десяти региональных резидентур нашей разведки в Китае.

В 1923 г. практически были созданы резидентуры в Пекине и Харбине, которые напрямую подчинялись ИНО ОГПУ.

Через полгода работы он пишет М. Трилиссеру: «Работа здесь весьма интересная, захватывающая, огромная, но очень трудная, чрезвычайно ответственная. Отдаленность от Москвы, плохая связь, взаимное непонимание еще больше осложняют нашу работу… Я никогда (даже в ИНО) так много не работал, как здесь, и никогда мне не стоило это таких нервов». Давтян считал, что именно «здесь узел мировой политики и ахиллесова пята не только мирового империализма, но и наша». По его мнению, исключительно от России «зависит здесь завоевание прочных позиций на Дальнем Востоке». Через год работы в Пекине Давтян докладывал в Центр:

«Она (работа. — В. У.) идет хорошо. Если Вы следите за присылаемыми материалами, то, очевидно, видите, что я успел охватить почти весь Китай, ничего существенного не ускользает от меня. Наши связи расширяются. В общем, смело могу сказать, что ни один шаг белых на всем Дальнем Востоке не остается для меня неизвестным. Все узнаю быстро и заблаговременно». И действительно, мукденская резидентура через своих агентов в японских спецслужбах получила уникальный архив документов белой контрразведки всего Дальнего Востока. Это был несомненный и очень ценный для Центра успех. Давтян специальным курьером направил в Москву полученные документы и сопроводительное письмо в адрес руководства ИНО ВЧК. «Дорогой Михаил Абрамович, — писал он, — с сегодняшним курьером посылаю Вам весь архив белогвардейской контрразведки, полученный в Мукдене. Прошу принять меры, чтобы архив этот не замариновался и был использован…»

11 февраля 1923 г. он сообщает в Центр:

«Работу я сильно развернул… Уже теперь приличная агентура в Шанхае, Тяньцзине, Пекине, Мукдене. Ставлю серьезный аппарат в Харбине. Есть надежда проникнуть в японскую разведку…Мы установили очень крупную агентуру в Чанчуне. Два лица, которые будут работать у нас, связаны с японцами и русской белогвардейщиной. Ожидаю много интересного».

Однако не все шло так гладко, как хотелось бы. Возникали внутренние конфликты среди российских работников в Китае. Разные характеры, взгляды, темперамент, задачи, разные ведомства, которые они представляли, — все это накладывало свой отпечаток на взаимоотношения. Особенно непростые отношения сложились у Я. Давтяна с А. Рыльским. Его письма в Центр красноречиво говорят об этом. «О Рыльском ничего плохого сказать не могу, но и особенно хвалить также, — пишет резидент 9 декабря 1923 г. — Он сильно подтянулся с моим приездом, и есть надежда, что он будет полезен. Посмотрим…»

Однако вскоре Давтян пишет совершенно иное письмо, требуя заменить Рыльского, так как тот не справляется со своими обязанностями, ленив и вял.

«Вопреки моему прежнему мнению, Рыльский оказался более симпатичным, чем я ожидал, — пишет он через месяц 9 января 1923 г. Трилиссеру. — У него есть некоторая вялость в работе, но в общем и целом он работает недурно и ведет себя очень хорошо. Я им почти доволен и прошу его не заменять, сработался он со мной хорошо».

Но в следующем послании начальнику ИНО вновь звучат негативные нотки о Рыльском.

Я. Давтяну приходилось много работать и по линии НКИД, и не всегда положительно оценивалась в Москве эта работа, хотя его материалы направлялись В. Ленину. Так, в протоколе № 57 заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 23 марта 1923 г., подписанного И. Сталиным, говорилось следующее: «Указать НКИД на необходимость принять все меры к расторжению заключенного т. Давтяном соглашения о КВЖД (документ в архиве не обнаружен), поставив т. Давтяну на вид нарушение директив ЦК. Предложить НКИД впредь ответственных поручений не давать т. Давтяну».

Не очень хорошо Я. Давтян сработался с коллегами из НКИД. В одном письме резидент возмущался отношением некоторых из них к работникам службы внешней разведки в пекинской миссии, в другом, что ему постоянно задерживают денежное содержание по линии НКИД.

«Думаю, что Пекин будет моей последней работой в этом милом учреждении, — пишет он в третьем письме. — Хочу работать в Москве или в крайнем случае на Западе. Предпочел бы с НКИД вообще порвать, ибо все-таки не могу ужиться с ними».

Справедливости ради следует отметить, что он был часто недоволен и работой своего Центра. «Я полагаю, что в Пекине лучше видно положение дел, чем из Москвы. Если вы с этим не согласны, — сообщал он Трилиссеру 6 сентября 1923 г., — то тогда прошу освободить меня от работы совершенно». В другой раз, в связи с неприятием методов, предлагаемых из Москвы, он заявляет в Центр, что хочет отказаться от работы в ИНО. Из этих материалов перед нами встает человек большого темперамента, требовательности, работоспособности и в то же время неуживчивости.

Видимо, вместе с Давтяном в 1920–1923 гг. в советском полпредстве по линии Коминтерна и НКИД работал К. А. Михельсон-Арвис.

22 июля 1921 г. правительство РСФСР официально назначило А. Иоффе Чрезвычайным полномочным представителем РСФСР в Китае. Возглавляемая им миссия формировалась по типу полпредства и состояла из 14 человек, включая военного эксперта А. И. Геккера. Когда в начале 1923 г. А. Иоффе через Шанхай направился для лечения в Японию, его заместителем был оставлен Я. Давтян.

В середине 20-х годов в Пекине под «крышей» врача советской миссии работал Евгений Алексеевич Фортунатов.

Официальным послом России в Китае после подписания 31 мая 1924 г. «Соглашения об общих принципах для урегулирования вопросов между СССР и Китайской Республикой» и ноты Л. М. Карахана от 13 июня 1924 г. с предложением возвести дипломатические представительства обеих стран в ранг посольств стал Л. М. Карахан. В Пекине он проработал до августа 1926 г., с небольшим перерывом с ноября по октябрь 1925 г.

По заданиям Коминтерна неоднократно бывал в Китае, в том числе и в Пекине, Г. Н. Войтинский: в начале 1920 г. во главе миссии Дальневосточного секретариата ИККИ, в 1924 и 1925 гг. — уполномоченным ИККИ, в 1926–1927 гг. — как представитель Дальневосточного бюро ИККИ. Он оказывал большую помощь в создании первых коммунистических кружков в Китае и организации коммунистической партийной печати: участвовал в работе IV и V съездов КПК и наиболее крупных Пленумов ЦК КПК.Очевидцы вспоминали, что, когда однажды Войтинский подъезжал поездом к Харбину, в вагон ворвалась уведомленная провокатором китайская полиция, чтобы захватить «русского агента» с шифрами и бумагами. Но, увидев в окно полицейских, Войтинский заперся в купе и, так как жечь документы не было ни места, ни времени, проглотил их все. Полиция его увезла, определенное время продержала в тюрьме, но улик не было, ей пришлось его выпустить323.

Для улучшения всей военной работы в Китае Китайская комиссия Политбюро ЦК РКП(б) 17 апреля 1925 г. приняла решение «создать в Пекине центр в составе Председателя — полномочного представителя СССР тов. Карахана, членов — военного руководителя тов. Геккера (военный атташе при Постпредстве СССР в Китае — В. У.) и руководителя военно-политической работой тов. Воронина (Птицин)«. В составе комиссии участвовали Уншлихт, Чичерин, Войтинский, Петров, Лонгва, Мельников, Бортновский и Берзин. Таким образом, с весны 1925 г. в Пекине был создан «центр» по координации и руководству всей работой в Китае, видимо, включая и раведывательную работу. Китайской комиссией было также принято решение о «посылке некоторого количества оружия в распоряжение тов. Карахана для безвозмездной помощи генералам». Уншлихт сообщил, что оружие уже послано в количестве 2 тыс. японских и 2 тыс. германских винтовок и соответствующее количество патронов. Стоимость приготовленного к отправке оружия оценивалась в 7 710 000 руб.

Разведывательная работа в Китае во второй половине 20-х годов часто вызывала неудовлетворение Центра. На нее тратились большие деньги (по данным Г. Агабекова резидент на месте получал около 250 долларов в месяц, живя на всем готовом). Часто военные разведчики и сотрудники ГПУ в Китае работали параллельно, не информируя друг друга, скрывая добытые данные, разведывательные данные приходили в центр с большим опозданием. Посылаемые в Москву материалы часто базировались на отрывочных, случайных, непроверенных данных. Имели место провалы на местах.

В этом отношении интересна часть письма Фрунзе от 20 мая 1925 г. Карахану, посвященная работе советского военно-политического аппарата в Китае. Он обращал внимание на необходимость улучшения там работы аппарата и необходимость покончить со стремлением к его раздуванию. «Никакого Штаба в Пекине создавать не будем: допустимо лишь некоторое увеличение его разведывательной части и числа переводчиков в группах». Он ставил одной из ближайших задач работы аппарата в Китае и особенно его руководящей тройки постановку «на должную высоту информации о событиях, действующих силах и создающемся положении, а также оценки этих сил и группировок», «мы до сих пор, например, не знаем, что на самом деле происходит на Юге. Необходимо знать не голые отрывочные факты, а обстановку с фактами» — требовал Фрунзе.

Нередко возникали трения между сотрудниками различных разведывательных ведомств в Китае. Наверх поступали кляузы друг на друга.

Осложнялись условия работы советских военных советников в Кантоне из-за непростых отношений, складывающихся между генералитетом НРА и руководителем южнокитайской группы военных советников Н. В. Куйбышевым, не сумевшим адекватно оценить состояние НРА. Москву также беспокоило, что советским военным советникам не удалось наладить должным образом работу в национальных армиях на северо-западе Китая.

На II съезде Гоминьдана (январь 1926 г.) Чан Кайши в своем докладе по военному вопросу сформулировал главную цель военной политики своей партии — подготовка к Северному походу. Из Кантона в Москву поступали по разным каналам сведения, что Чан Кайши и его ближайшее окружение форсируют подготовку к походу. Мнения же советских работников в Китае о возможностях его успешного проведения были весьма противоречивы.

Все это заставило руководство ВКП(б) более серьезно заняться осмыслением как советской внешней политики в Китае в целом с учетом новых явлений, так и вопросом о целесообразности Северного похода НРА. Политбюро ЦК ВКП(б) почти одновременно создает две комиссии: одну во главе с Л. Д. Троцким, которая работала в Москве, другую во главе с А. С. Бубновым, работавшую в Китае, известна как Комиссия Ивановского (по псевдониму А. С. Бубнова).

В результате всего этого в начале 1926 г. была создана специальная «Комиссия по вопросу о разведывательной и информационной работе в Китае». После проверки дел на месте она подготовила 22 апреля 1926 г. свои предложения и направила их в Москву. В них, в частности, говорилось:

«1. Разведка и освещение обстановки в Китае (особенно в интересах нашей активной политики в собственном Китае) признается явно неудовлетворительной. Объясняется недостатком средств и организационными недочетами.

2. Комиссия признает совершенно необходимым усилить изучение обстановки в Китае, для этого надо:

а) усилить военную и политико-экономическую разведку.

б) Организовать при Полпредстве исследовательское бюро с задачей всестороннего изучения политико-экономической обстановки в Китае. Бюро подчиняется Полпреду, ответственному за общее руководство им. Заинтересованные органы и лица свои задания передают в Бюро через Полпреда.

в) Возложить на резидента Разведупра исполнение с одной стороны заданий Москвы, а с другой В. А. (Военного Атташе. — В. У.).

К этому времени пришли к выводу, что необходимо развязать руки и дать больше свободы военному атташе.

Для улучшения организации и ведения военной разведки еще летом 1920 г. РВСР принял решение об учреждении специального института военных атташе при полномочных представителях Республики в странах, с которыми Советское государство заключило мирные договоры и установило дипломатические отношения. А 3 июня 1920 г. РВСР утвердил инструкцию военным представителям РСФСР за границей. В параграфе 4 инструкции был определен круг деятельности военных атташе по сбору сведений и материалов об иностранном государстве. Указывалось, какими методами и путями военные атташе должны были собирать необходимые сведения:

а) путем изучения иностранной литературы;

б) изучения нужных данных из периодической печати;

в) непосредственным наблюдением;

г) агентурой.

В том случае, когда военным атташе назначался беспартийный работник (что в те годы отнюдь не являлось исключением), его работа сводилась к представительству, консультациям по военным вопросам и изучению вооруженных сил страны пребывания по доступным ему открытым источникам. Агентурой ведал специально выделенный партийный работник, занимавший должность помощника военного атташе. Итак, военные атташе или их помощники становились руководителями агентуры. Однако к 1926 г. уже требовалось внести некоторые уточнения и разъяснения в старые инструкции.

В специальном Решении Политбюро ЦК ВКП(б), принятом 15 апреля 1926 г., «Военно-политическая работа в Китае и необходимая реорганизация ее на ближайший период» в пункте одиннадцатом говорилось: «Учитывая опыт прошлого, необходимо дать военному атташе как руководителю всей военной работы возможность самостоятельного определения как методов военной работы, так и подходов к выполнению поставленных задач в зависимости от обстановки в данной армии в пределах общей политической линии, намечаемой Центром и Полпредом.

Военный атташе, отвечая за результаты в своей области, должен иметь возможность определять для военных работников их взаимоотношения в военной области с местным командованием и намечать план и линию их работы».

Комиссия Ивановского (А. С. Бубнова), работавшая в Китае, «также высказалась за возложение на Военного Атташе и обязанностей резидента Разведупра». «Такое решение вопроса всецело гарантирует как исполнение заданий Москвы по разведке в Китае, — говорилось в одном из сообщений И. С. Уншлихту от июня 1926 г., — так и обслуживание наших инструкторских групп. Гарантирует нас от мешающих работе недоразумений, как это было на днях в Кантонской группе, где резидент Р. У. доказывал Галину (Блюхеру. — В. У.) свою самостоятельность. В группе имеются специальные лица, ведущие разведывательную работу, имеющие возможность отчасти вести эту работу через кит. органы, — а тут приезжает резидент Р. У. и требует передачи разведки себе, заявляя о своей независимости от начгруппы. Получается нелепость».

Таким образом, судя по этой инструкции, военный атташе сам обычно являлся резидентом Разведуправления. Кто же были военными атташе в Китае в те годы?

Первым советским военным атташе в Пекине (1922–1925) был Анатолий Ильич Геккер, который вместе с А. Иоффе вел переговоры с Сунь Ятсеном в Шанхае еще в 1923 г.

Следующим военным атташе стал бывший член Реввоенсовета Туркестанского фронта Н. М. Воронин. Военный атташе руководил работой военных советников через начальников групп — крупных и авторитетных военачальников Красной Армии, таких, как В. К. Путна, В. К. Блюхер, Н. В. Куйбышев, В. М. Примаков.

С октября 1925 по февраль 1926 г. военным атташе в Пекин был назначен генерал А. И. Егоров, известный полководец Красной Армии, в марте 1926 г. был отозван в СССР.

В 1926 г. — и.о. военного атташе в Китае был латыш по национальности генерал Альберт Янович Лапин.

В эти годы при военном атташе в Пекине работал П. Ю. Боровой.

С сентября 1926 по апрель 1927 г. последним военным атташе в Китае был Р. В. Лонгва. В 1926–1927 гг. первым секретарем полпредства СССР в Китае работал Г. И. Сафаров (189—1942).

В упоминавшихся уже предложениях «Комиссии по вопросу о разведывательной и информационной работе в Китае» в пункте «г» говорилось следующее:

«Сеть резидентуры на местах для ведения агентразведки должна быть общей. Задания даются совместно резидентом Разведупра и Уполномоченным ИНО». Кстати, вопрос о подчинении всей разведывательной работы в Китае военному атташе стоял и раньше и был решен положительно. Телеграммой от 17 сентября 1925 г. Берзин сообщал военному атташе в Пекине, что он согласен подчинить ему разведывательные группы в Китае.

Пункт «г» в предложениях комиссии присутствовал не случайно. К этому времени на местах выявились противоречия и нежелание сотрудничества между резидентурами ИНО и представителями военной разведки Красной Армии, которые не всегда представляли добытую информацию другой стороне. Об этом красноречиво говорит «Рапорт» полномочному представителю СССР в Китае Карахану от И. Я. Разгона (Ольгина) от 5 февраля 1926 г. Он должен был по заданию Карахана составить документ об инструкторской работе в Китае с выявлением причин и недостатков, мешающих работе. Разгон сообщает, что он не смог выполнить работу на хорошем уровне, так как «препятствием явился ряд объективных причин», в первую очередь ему не показали всех нужных материалов. «Первый отдел» получил, в той или иной форме, наказ ограничить всякое «проникновение посторонних» и не давать никаких материалов, — говорилось в рапорте. — Сбор материала путем бесед и обмена мнений с нашими инструкторами рассматривался там же как какая-то тайная работа, имеющая предательскую цель. Создавался ряд самых неудобных положений, грозящих «служебным воздействием» моим собеседникам, вызывающих изыскивание всяких формальных зацепок. Дошло даже до приказания мне выехать в суточный срок из Пекина».

Из-за нехватки средств и специалистов, а также сигналов, которые поступали из Центра, о недовольстве работой на местах, различные разведывательные органы попытались согласовать и сблизить свои позиции, четче определить финансовую сторону дела: кто и кому платит деньги, сократить свой аппарат.

Об этом красноречиво говорит документ «Дополнение к «Соображениям о разведке», посланный из Пекина 19 мая 1926 г. и хранящийся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ). В нем говорилось, что «на периферии мы должны иметь объединенный разведывательный и контрразведывательный орган». Это поможет избежать «распылению сумм, ассигнованных на разведку различными разведорганами», уменьшению затрат «на гласный (обслуживающий) аппарат, дабы максимум сумм бросить на секретный (агентурный) аппарат», лучше и дешевле иметь один технически-обслуживающий персонал: фотограф, машинистка, дешевле обойдется информация из объединенного органа в Пекин» и обратная (ориентировки и задания на периферию). «Мы слишком бедны людьми и деньгами, чтобы позволить себе иметь двойное число резидентур на периферии, — говорилось в документе. — При разрешении этого вопроса в положительном смысле необходимо: 1) Персональная договоренность между военным и ОГПУ разведорганами в Пекине о назначении резидентов и помощников. 2) Удачная организация резидентуры: при резиденте военном товарище помощник должен быть чекист и обратно. 3) Оперативная подчиненность по отрасли работы (Пекинскому развед. Центру). 4) Административное и финансовое подчинение по принадлежности к соответствующему ведомству (резидент или помощник военный остается на учете, оплачивается и принадлежит воен. разведке, тоже в отношении чекиста). 5) Оператив. и техн. расходы также распределяются между военной и чекистской разведкой. Опер. расходы, оплата агентов определяется отраслю (так в тексте. — В. У.) разведки; технические расходы приблизительно пополам».

В этой же связи характерно одно замечание М. И. Казанина в своих воспоминаниях о китайской революции 1925–1927 гг., когда он работал в штабе Блюхера переводчиком. Как ему разъяснил его друг Мазурин, «хотя Бородин и Блюхер видятся друг с другом и служат одному делу, обе миссии — политическая Бородина и военная Блюхера — работают раздельно и взаимной ответственности не несут».

Нередко возникали серьезные разногласия среди советских работников, посланных в Китай, которые прослеживаются по документам, хранящимся в наших архивах. Они существовали между послом Л. М. Караханом (Караханяном) и военным атташе А. И. Егоровым и его заместителем В. А. Трифоновым (1888–1938 гг.) на Севере. «Если бы советское полпредство (в Пекине. — В. У.) хотя бы небольшую часть тех денег, которые сейчас тратятся на поддержку военных авантюристов, истратило на помощь Компартии, на подготовку опытных и знающих партийно-политических работников, на помощь китаеведам, на литературу, то польза для революционного движения Китая была бы неизмеримо большая, а Советская Россия сберегла бы свои миллионы, — писал в своих записках В. А. Трифонов. — Надо ведь помнить, что мы сейчас ведем работу в Китае, совершенно не зная Китая, не владея языком, располагая всего 3–4 знающими язык переводчиками. Уже одно это обстоятельство должно было внушить нашему полпредству большую осторожность, большую продуманность в его чрезвычайно ответственной работе». Он считал, в отличие от Карахана, что «влияние наших советников и вообще советское влияние на народные армии совершено ничтожно» при том огромном финансовом бремени, которое несет наша страна.

Разногласия существовали между политическим советником Гоминьдана М. М. Бородиным и главным военным советником Н. В. Куйбышевым. «Считаю, что Бородин со своими застывшими приемами работы становится все вреднее и вреднее, — писал Н. В Куйбышев А. И. Егорову. — Не отрицая, а наоборот, подчеркивая большие заслуги Бородина по нашим достижениям в Китае в прошлом, считаю, что он свое сделал и на большее не способен. Необходима присылка в Кантон нового сильного работника и обязательно партийца в лучшем смысле этого слова…За последнее время мы с тов. Бородиным мало ссорились, т. к. он, сильно сдав под моим напором, своим вмешательством мне больше почти не мешает работать…И если я считаю (необходимой) замену Бородина, то на основании своих взаимоотношений, я считаю, что в его прямой работе он сделал все от себя зависящее, и вперед за событиями и обстановкой он не поспевает».

Это тревожило Москву. Было решено срочно послать в Китай комиссию для выяснения ситуации на месте. Постановление из протокола № 3 (особый № 2) заседания Политбюро ЦК ВКП(б), подписанного И. Сталиным, гласило: «Считать необходимым срочный отъезд в Китай комиссии в составе тт. Бубнова (председатель), Кубяка и Лепсе, включив в комиссию т. Карахана». Комиссии давалось следующее задание: «1) выяснить положение в Китае и информировать политбюро, 2) принять на месте, совместно с т. Караханом, все необходимые меры, поскольку они не нуждаются в санкции политбюро, 3) упорядочить работу посланных в Китай военных работников и 4) проверить, насколько обеспечен правильный подбор посылаемых в Китай работников и как они инструктируются».

После тщательного обследования положения дел в Китае комиссия А. С. Бубнова 17 мая 1926 г. представила «Общие выводы и практические предложения» по улучшению работы. В разделе «Информационно-разведывательной работы» говорилось: «Постановку информационной работы вообще, и разведывательной (Разведупр, ИНО ГПУ) в частности, надо признать явно неудовлетворительной. Разведывательные органы, освещая удовлетворительно Маньчжурию и Монголию, крайне неудовлетворительно освещают остальной Китай и борющиеся там группировки.

Политика полпредства и наша военно-политическая работа базируется зачастую на отрывочных, случайных, непроверенных сведениях.

Кроме того, сама обработка материалов, изучение страны в Пекине организованы неудовлетворительно.

Разведупр тратит массу энергии на изучение общей экономики, ИНО не обрабатывает вообще материалов, а полпредовская информация освещает текущие события с опозданием на 1,5–2 месяца (полпредские бюллетени).

Кроме того, необходимо констатировать, что в работе Разведупра и ИНО имеется много параллелизма, приводящего к лишней трате валюты».

Для улучшения работы предлагалось:

«а) Разведработу (Разведупр, ИНО ГПУ) построить таким образом, чтобы Северный Китай (Маньчжурия, Монголия) освещались под углом интересов обороны СССР, а весь собственный Китай — с точки зрения потребностей нашей активной политики в Китае и изучения борющихся в нем сил.

б) При полпредстве создать специальное бюро, которое изучало бы и освещало политико-экономическую жизнь Китая.

в) Военведу и ГПУ предложить договориться о большей согласованности работы и устранении параллелизма».

Комиссией Бубнова предлагался более строгий подбор и обучение военных инструкторов для Китая. «Все отправляемые работники должны быть предварительно проинструктированы и пройти хотя бы краткий курс ознакомления с обстановкой в Китае в Восточном отделе Военной академии (выделено мною. — В. У.)», — говорилось в предложениях комиссии. Учитывая, что инструкторы в большинстве случаев направлялись без знания китайского языка, а это мешало «интенсивности и полезности работы», предлагалось Радеку «обратить особое внимание на подготовку» надежных и достаточно квалифицированных переводчиков в Университете Сунь Ятсена. Комиссия считала необходимым пересмотреть весь личный состав военных инструкторов в Китае и «наметить как его освежение, так и пополнение». Причем при этом подбор новых инструкторов должен быть строго персональным с учетом как их квалификации, так и состояния здоровья и семейного положения.

30 декабря 1926 г. С. И. Аралов был назначен представителем советского правительства при национальном правительстве Китая, однако там он пробыл очень короткое время и уже в 1927 г. был заведующим иностранным отделом ВСНХ СССР.

В Китай для разведработы засылались не только граждане СССР, но и других стран. Так, с февраля 1926 г. по начало 1929 г. в Пекине и в Шанхае от ГРУ (четвертое управление) помощником нелегального резидента работал болгарский разведчик Иван Ц. Винаров (1896–1969) вместе со своей шифровальщицей — русской женой Галиной Лебедевой. Они вместе с Х. И. Салнынем по линии военной разведки помогали китайской армии, где работали совесткие военные советники. После переворота Чан Кайши группа Салныня перешла на нелегальное положение и обсоновалась в Пекине и Шанхае в качестве бизнесменов. Они в больших количествах перевозили в Китаей оружие из Европы и с дальнего Востока для нужд военных структур КПК. Это оружие закупалось Салнынем и Винаровым в Европе, после сбыта там экзотических китайских товаров, пользовавшихся большой популярностью на Западе, и отбиралось на складах в Хабаровске и Владивостоке. В 1929 г. Салнынь и его группа отбыли в СССР.

В 1969 г. в Софии Винаров выпустил книгу «Бойцы тихого фронта. Воспоминания разведчика». Когда они прибыли в Китай и встретились в В. К. Блюхером, ему была поставлена задача «в оказании помощи в создании военной разведки в китайской национальной революционной армии».

Как представительница Разведупра в Китае в конце 20-х годов работала Р. С. Беннет.

В ночь на 6 апреля 1927 г. банда чжанцзолиневских солдат и полицейских при содействии полицейской охраны посольских кварталов и с ведома послов США, Британии, Японии, Франции, Голландии, Испании и Португалии учинила погром в советском посольстве в Пекине. Незадолго до этого помощник совесткого военного атташе, по данным П.Балакшина, попался при попытке проникнуть в британское посольство. Видимо у китайской полиции была информация, что в совестком посольстве скрываются некоторые китайские коммунисты, замешанные в восстаниях против национального правительства и маршала Чжан Цзолиня. Во время налета на посольство было захвачено 463 отдельных папок с делами, общим числом в три с лишним тысячи документов, которые не успели сжечь посольские сотрудники. Полицейские арестовали одного из основателей КПК, профессора Пекинского университета Ли Дачжао и 20 китайцев, проживавших на территории посольства, а также советских граждан — сотрудников аппарата военного атташе — И. Д. Тонких и Лященко. Тонких, их забайкальских казаков, бывший генерал царской армии, участник Первой мировой войны и гражданской войны в России, был военным советником бюро военного атташе в Пекине. После ареста был посажен в тюрьму, где содержался на особо строгом режиме больше года.

Советское правительство немедленно выступило с самым громким и решительным протестом, признав налет «неслыханным нарушением элементарных международных норм», а захваченные документы — ловкой подделкой чжанцзолиневской полиции. В ответ на такие заявления Чжан Цзолинь дал приказ в прессе опубликовать некоторые фотографии захваченных документов.

В 1927–1928 гг. и.о. консула СССР в Пекине работал И. И. Спильванек.

В те же годы в Китае работал окончивший в 1925 г. Военную академию резидент Наум Исаакович Эйтингон.

С 1925 по 1927 г. главным резидентом под крышей сотрудника дипломатического представительства в Пекине, а затем генерального консульства в Ханькоу под фамилией Ведерников работал С. Г. Вележев.