Тамара (3)

В кармане лежала баночка из-под детского питания. Тамара любила иногда побаловать себя яблочным пюре. Но сейчас в баночке плескалась жидкость, вытекшая из трещины в бетоне. Божья слюна.

Прозвенел звонок, дети покинули коридоры. В столовой одиноко пил чай учитель рисования.

От счастья кружилась голова. Улыбаясь, Тамара вошла в пищеблок.

– Привет, девочки.

– Здравствуйте, тетя Тамара.

На кухне пахло корицей. Повариха Оля Зайцева чистила картошку. Ее сестра Катя нарезала лук. В сотейнике кипели голубцы, в печи румянились булочки.

– Что сегодня на первое?

– Суп с курицей.

– Вкуснотища.

Тамара ощупала баночку сквозь карман. Близость Бога придавала сил.

Забот у Тамары теперь было множество. Кормить Господа – самая сложная, ел он плотно. С молочка перешел на кровушку. Сначала Сан Саныч привел в подвал проститутку, потом Игнатьич заманил бывшего ученика Рязана. С Рязаном случилась оплошность – едва не убег. Но Бог хранил, удалось предотвратить.

Благо Господь не оставлял объедков. Стена, как губка, впитывала кровь, мясо, волосы. Перетирала кости. Труп уходил в бетон за ночь, утром Тамара находила лишь изодранную окровавленную одежду. Уносила в лес и сжигала.

Ей было жаль и девку, и балбеса Рязана, как бывает жаль человека, которому даешь тяжелую, но выполнимую работу. Бог обещал воскресить их, как только покинет стену. А это – чувствовала Тамара – произойдет в скором времени.

И тогда весь мир преобразится, как преобразилась она сама, и Сан Саныч, и пьяница Игнатьич.

Недавно внучатая племянница родила деток. Троих, по очереди. Семя приживалось сразу, живот рос на глазах. Детки были сладкоежками: беременная Лиля питалась одной халвой. Неделю вынашивала каждого, рожала легко. Черная жижа брызгала из чрева, малыш выползал, помогая себе лапками. Улыбался, в свете ночника блестели зубы. Тройняшки были ангелами, посланными защищать Бога от недоброжелателей, от тех, кто с дьяволом заодно. Когда школа закрывалась, они носились по этажам, хихикали и скреблись. Дополнительные хлопоты: до прихода учителей убрать дерьмо, катышки крысиного помета, валяющиеся тут и там.

«Негодники», – ласково охала Тамара.

Лиля хорошо держалась. Девятнадцать лет была слепым несмышленым котенком, а испив слюны, прозрела. Увидела, как устроено все и кто это создал.

А другие слепцы? Они же тоже детишки Тамары – каждый школьник.

Тамара сняла крышку с крупногабаритной, помеченной цифрами, кастрюли. Вдохнула аромат. Стоя к поварам спиной, в кармане откупорила баночку, осторожно вынула.

Это было ее собственное решение. Проявить инициативу, услужить волшебному Лицу. Чтобы не только она, не только Игнатьич, но и малыши, и учителя впустили в свою душу свет.

Тамара улыбнулась и вылила в бульон слюну.

– Что вы делаете? – спросила Оля Зайцева.

– Ничего. – Она спрятала в карман пустую банку. Повернулась. Повариха преградила путь. Сдула выбившуюся из-под шапочки прядь, уткнула кулаки в бока.

– Что вы туда вылили?

– Я только понюхала, – оправдывалась Тамара. Сердце заколотилось учащенно, забегали глазки.

– Кать, она какую-то дрянь в суп плеснула.

– Девочки, вы чего…

– Дай сюда банку! – потребовала повариха.

– Это водичка была. Густоту разбавить.

– Дай! Сюда! Банку!

Зайцевы наступали, хмурясь.

– Хорошо, хорошо! – Тамара подошла к столу. Во рту пересохло. Что же она наделала? Зачем не послушала Господа, поторопилась, побежала впереди паровоза? А если они не поймут? Из-за ее глупой нетерпеливости откажутся принимать Бога? Если узнают о Боге, а Он не будет готов?

«Господи, прости меня! – взмолилась Тамара. – Я как лучше хотела!»

Она схватила за ручки тележку для противней и толкнула в сестер.

– Ах ты ж…

Тамара ринулась к выходу. Катька Зайцева вцепилась в плечо.

«Ради тебя, Господи, живу, и умру ради тебя!»

Взгляд уперся в висящие над столом ножи. Она пихнула Катьку локтем, так что у той клацнула челюсть. Сорвала с крючка тесак. Лезвие рассекло воздух… и подставленную ладонь Катьки. Брызнула кровь. Эх, ею бы Боженьку напоить…

Катя верещала, прижав кисть к груди.

Оля ошарашенно моргала.

На мгновение Тамара очутилась в подвале. Лицо вздувалось и шевелилось на стене. Нарисованные зрачки вращались в глазницах.

– Убей их, – проскрежетала трещина рта.

Тамара крепче стиснула рукоять.

– Убью вас!

«Убей».

– Убью!

Она наступала, чертя острым лезвием зигзаги.

Оля ринулась к печи. Тамара атаковала, чиркнув тесаком. Наточенная кромка распорола белый халат и плечо. Тамара зарычала, тыкая ножом в дернувшуюся было Катьку – та отпрыгнула.

«Режь! Режь! Режь!»

Тамара накрутила волосы Оли на кулак, впечатала повариху в посудомоечную машину. Занесла лезвие.

Она не слышала, как учитель рисования Прокопьев влетел на кухню, мигом оценил ситуацию и схватил первое попавшееся под руку – разделочную доску.

Тесак пошел вниз, метя в горло кричащей Зайцевой.

Разделочная доска рубанула по затылку, останавливая лезвие на полпути. Нож выпал, звякнув о плитку. Тамара повернулась к Прокопьеву профилем, вытаращенным глазом. Учитель ударил; доска плашмя врезалась в висок, накрывая Тамару багровой мглой беспамятства.