Вечерняя разгрузка капусты принесла в мой бюджет дополнительный рубль. К тому времени солнце уже садилось за горизонт и, умываясь после работы, я подумал о том, что мне предстоит снова провести ночь в каком-нибудь подъезде.

Однако помощь пришла неожиданно, в лице моей работодательницы.

– Ну ты как, определился с ночлегом? – как бы невзначай поинтересовалась Валентина, прислонившись плечом к дверному косяку и скрестив руки под своей аппетитного вида грудью.

– Да что-то пока не срастается. Похоже, снова придется по подъездам ныкаться.

– Ты это… хватит ерундой-то заниматься. Пойдешь ко мне постояльцем? Женщина я одинокая, с мужем развелась, дочь в Москве на первом курсе историко-археологического учится, так что стесняться тебе некого. Кровать есть, харчи имеются, а свой заработок пока можешь себе оставить. А там уж, как определишься с будущим, тогда и вернешь.

Ну и что мне было делать? Отказываться и ночевать на жестком подоконнике, дергаясь при каждом подозрительном звуке? Я не ханжа, не единожды хаживал в походы, по молодости и в палатках ночевать приходилось, но все же в последнее время предпочитаю проводить ночи в постели. Да и чем, собственно, я рискую? Терять мне было нечего, кроме, как говорится, цепей.

– Признаться, весьма неожиданное предложение. Даже не знаю, как вас благодарить…

– Да ты прекращай «выкать-то». Чай мы с тобой ровесники, где-то так. Тебе сколько, помнишь?

Я изобразил мыслительную деятельность, наморщил лоб, подвигал бровями, после чего выдал:

– Не знаю, но почему-то в голове всплывают цифры 35.

– Ну, значит, так оно и есть. А я в таком случае, выходит, всего на год тебя постарше. Так что давай заканчивать выкать.

– Ну как скажете… скажешь, – улыбнулся я, натягивая на себя куртку. – В принципе, я готов следовать куда прикажешь.

– Магазин через час закрывается, можешь пока прогуляться, а в семь чтобы как штык. Иначе без тебя уйду, ждать не буду.

Оставшееся до закрытия магазина время я посвятил изучению пензяков. Любопытно, а ведь я вполне мог встретить здесь кого-то из своих родителей. Бабушку – маму моей мамы – вряд ли, она живет сейчас в селе Саловка. Мама рассказывала, что с моим отцом она познакомилась за год до моего рождения, то бишь в 1979-м. Значит, сейчас ей должно быть 17 лет, и она этой осенью поступит на первый курс педагогического училища. А отцу 18 лет, то есть он должен уже этой весной отправиться отдавать долг Родине, и вернется спустя два года… И вновь вспомнился тот ноябрьский день 1996 года, когда мы с онемевшей от горя матерью поехали в морг на опознание. Сестренка – ей было тогда 15 – осталась у соседей. Как, кстати, звали хоть того урода, который кинул отца, да и всю нашу семью? Имя какое-то чудное… А, вспомнил, Герман, ишь ты, с претензией на аристократизм что ли? А фамилия была наоборот простая. Иванов… Нет, не Иванов. И не Петров тоже. Так-так-так… Точно, Семушкин! Вот бы найти эту гниду и раздавить, пока она не нагадила нам в будущем. Надо запомнить – Герман Семушкин. Может, попадется, если я задержусь в этом времени. С другой стороны, неужто смогу вот так взять и лишить жизни человека, который еще даже не знает, что окажется таким поддонком? Может, сейчас он вполне нормальный человек, может, это его 90-е так испортят?

С такими мыслями к семи часам вечера я вернулся к магазину. Для рядовых покупателей он уже был закрыт, но дверь черного входа оказалась приоткрыта. Подойдя к ней, я услышал голоса. Разговаривали Валентина и Татьяна.

– Завидую тебе, Валька, видного мужичка отхватила.

– Ой, ладно, Татьян, скажешь тоже… Пусть поживет пока, а там посмотрим, на что он годится.

– Да уж, думаю, годится. Совсем и не старый, где-то даже симпатичный… Только история у него темная. Неужто веришь, что он памяти лишился? Может, уголовник какой, беглый?

– Ты где ж таких уголовников видала? Видела, как одет? А лицо какое… Интеллигентное, – чуть не по слогам выговорила Валентина. – Нет, Танюха, точно не сиделец.

Подумав, что пора пресечь обсуждение моей персоны, я деликатно кашлянул и толкнул дверь. Подруги тут же захлопнули рты, вперившись в меня одинаковыми остекленевшими взглядами, в которых читался один и тот же вопрос: слышал или нет?

Изображая простачка, я кивнул Татьяне и с улыбкой обратился к Вале:

– Ну что, идем? Я, собственно, готов…

Идти было недалеко. Шли мы неторопясь, тем более что мои руки оттягивали две сетки с отборной картошкой. На ужин Валентина обещала пожарить картошечку с мясом, и у меня уже заранее текли слюнки и выделялся желудочный сок.

– Мы тут с подругой как раз про тебя говорили, – созналась моя попутчица, пиная носком сапожка попавшийся под ногу камешек. – Я ее заверила, что человек ты вроде неплохой, на преступление не способен, разве что от алиментов скрываешься, пытаешься замести следы, перебравшись в Пензу… Да не смотри ты так на меня, шучу я. А с документами вопрос надо решать, рано или поздно они тебе понадобятся. На работу в любом случае придется трудоустраиваться, тут у тебя и паспорт спросят, и трудовую книжку. Да и военный билет может где-то понадобиться.

Я обдумывал ее слова. Действительно, очень многое пока, если не все, упирается в документы. Как хорошо книжным попаданцам, которые умудряются оказываться в своих мальчишеских или девчачьих телах, но со знаниями зрелого человека. А тут – крутись как хочешь…

– Чего задумался? Все «психушки» боишься? Может и правильно, там хорошего мало, у меня двоюродный брат как-то попал туда, когда от армии косил. Правда, не в Пензе дело было, но какая разница! Насмотрелся страхов – мало не показалось…

Некоторое время Валя шла молча, вдыхая полной грудью свежий вечерний воздух. А затем неожиданно произнесла:

– Жаль, свежего хлеба не купишь в это время, придется доедать вчерашний… Кстати, мы уже пришли.

Валентина жила в коммуналке на втором этаже 2-этажного дома на улице Урицкого, рядом с Сурой. В то время, казалось, весь центральный район города состоял из домов в два этажа, а вот Арбеково, если не ошибаюсь, в середине 70-х уже вовсю застраивали многоэтажками. Что, впрочем, неудивительно для спального района. Соседями Валентины, по ее словам, были одинокая старушка, практически не покидавшая свой угол, больше похожий на узкий пенал, и татарская семья, состоявшая из четырех человек.

– Бабуля одинокая, дети с внуками в Киргизию, кажется, умотали еще лет пять назад, что-то строили, и с тех пор там и осели. Иногда я Анне Павловне хлебушка или молочка куплю, а то она сама стесняется, не попросит никогда, а ноги у нее больные. Сидит, целыми днями телевизор смотрит.

Татары, те повеселее, мужик у них – Ринат – в «Мясном пассаже» рубщиком работает, а жена его Айгуль с детьми все время дома. Носки и варежки в основном вяжет, а подруга ее возле рынка продает. Так что не бедствуют… Сын их старший Равилька в 3 классе учится, а младшей Динарке 4 года, в садик ходит.

Вроде про всех рассказала… Хотя нет, кошка у нас еще там живет, кличка у нее Крыса, общая, мы ее все понемногу подкармливаем. Равилька ее притащил с улицы еще котенком, так и прижилась.

Крысу мы обнаружили первой из живых существ коммунальной квартиры. Она сидела в проеме форточки и настороженно смотрела, как мы раздеваемся. Увидев кошку, я понял, за что она получила такое странное прозвище. Животное и впрямь сильно смахивало на грызуна, учитывая вытянутую вперед морду и облезлый хвост, который, похоже, никогда не страдал излишками шерсти.

Миновали общую кухню с бурчащим радио, где диктор вещал о претворении в жизнь решений очередного съезда КПСС. Кажется, XXIV по счету. Валентина провела меня в свою, довольно просторную комнату, показала на раскладушку:

– На ней и будешь спать. Пока…

На недоговоренность я решил не обращать внимания. Может, Валя не имела ввиду ничего такого… этакого. С такой внешностью в принципе она может легко найти себе партнера для любовных утех, но кто знает… Если бы у нее кто-то был, вряд ли она притащила меня к себе домой.

Ладно, не мое это дело. Я согласно кивнул, осматривая обстановку комнаты. Внимание привлекал ковер над диваном, изображавший оленей на водопое. Кажется, у моей бабушки висел такой же. Стенной шкаф, стол в углу с настольной лампой, стул с мягкой обивкой рядом, на стенах портреты девочки и девушки. Как я понял, это была дочь Вали, сфотографированная в разном возрасте.

Далее трюмо, комод со слониками мещанского пошиба, книжная полка с творениями Паустовского, Тургенева, Чехова, Верна, Гюго, труды по археологии… Может быть, Валентина это и почитывает, пыли вроде не видать. Хотя археологию точно дочка должна читать по идее, раз увлеклась этой наукой. Если книги стояли внутри полки, то сверху обнаружилась почетная грамота, выданная «Победителю социалистического соревнования» Колесниковой Валентине Александровне. Ага, вот как ее полностью значит зовут. Запомним…

Две кровати – одна двуспальная, вторая явно рассчитана на одного. Цветной телевизор «Рубин-401», прикрытый ажурной салфеткой, сверху венчала раскрашенная статуэтка пастушка, играющего на дудочке. В те годы цветной телевизор не всякий мог себе позволить, это я точно помнил по рассказам родителей. Да и вот эту радиолу на ножках тоже. «Урал-114» – прочитал я название на симбиозе радиоприемника и проигрывателя пластинок. Из простого любопытства посмотрел заднюю стенку, неплотно прижатую к обоям, и разглядел синеватый оттиск: «Цена – 146 рублей». Ну да, за такой ящик вполне реальная цена по тем временам. Судя по шкале, радио ловит ДВ и УКВ.

Заодно скользнул взглядом по небольшой полочке с виниловыми дисками в картонных конвертах. О, гляди-ка, «Белый альбом» битлов. Такой же когда то был у отца, помню, одолжил винил другу, а тот так и заиграл. Я вытащил из конверта диск, проглядел список песен, освежая память. Сторона-2. Все песни указаны на русском языке. «Дорогая моя Марта», «Я так устал», «Черный дрозд»… А что на первой стороне? Хм, «Снова в СССР». То бишь «Back in the USSR». Ну точно про меня. Короткое путешествие по подвалу – и вот я волею судьбы снова в СССР!

Спрятав винил в конверт, стал знакомиться с остальной коллекцией. «Оркестр Поля Мориа», «Самоцветы», «Поет Рафаэль», почти не затертый конверт с надписью «Lara Saint Paul», не менее свежий «La Fisarmonica Indiavolata Di Gigi Botto» с аккордеоном на обложке… Господи, даже Брежнев тут есть со своей речью с XXIV съезда КПСС! Жесть! Но в целом, если станет совсем скучно – можно что-то послушать. Хотя я бы предпочел полтора десятка композиций, закачанных в свой немолодой телефон, тем более что гарнитура валялась в каком-то из отделений сумки. Интерьер завершал холодильник «Саратов», бодро дребезжащий запрятанным вовнутрь электромотором.

– Ты располагайся, а я пойду ужином займусь.

В ожидании жареной картошки с мясом я от нечего делать взял с полки роман Гюго «Человек, который смеется». Все-таки бумажные издания – особенно когда они еще пахнут типографской краской – держать в руках намного приятнее, чем электронные книги. Почему-то навеяло сравнение с занятием сексом с презервативом и без оного.

«Издательство „Художественная литература“, 1973 год», – прочитал я на титульном листе. И тут понял, что могу спокойно читать без очков. Вот те раз… Это что же получается, благодаря переносу в прошлое у меня и зрение наладилось? Пошерудил языком во рту, и что-то меня насторожило. Ну-ка, а проверю я кое-что еще.

Подошел к трюмо, раззявил рот, чтобы свет от люстры хоть как-то попадал внутрь. Так и есть! Вырванный зуб оказался на месте, причем с виду абсолютно здоровый. Мало того, оба моих прежде запломбированных зуба были целехоньки. Хо-хо, ну спасибо, неведомые благодетели!

Хм, как здорово, значит, есть свои плюсы в происшедших событиях. Еще бы документы мне сварганили. Как-то они об этом не подумали.

Удовлетворенный поверхностным медосмотром, я вернулся к книге. Роман был прочитан еще в подростковом возрасте, в целом сюжет я помнил, хотя многие подробности, естественно, подзабылись. Поэтому с интересом начал чтение заново, и только на 25-й странице в первый раз отвлекся, уловив обонянием запах жарящихся картошки и мяса. А к сотой странице был приглашен за стол.

Ужинали мы в комнате, тет-а-тет, но без свечей и вина. Валентина для себя принесла с кухни табуретку, игнорировав мое приглашение пересесть на более удобный стул. Я не мог удержаться и налегал на картошечку, пожаренную хоть и на пахучем нерафинированном масле, но от этого не менее вкусную. А мясо, по словам Валентины, ей по блату приносит из «Пассажа» Ринат. Правда, исключительно говядину, свинину он не рубит и не берет в руки по религиозным соображениям.

– А родители у тебя где? Отдельно живут? – спросил я, чтобы не выглядеть хрюном, которого интересует только еда.

– Отдельно. Причем в Целинограде, в Казахстане. Я ведь оттуда родом. Федька туда приехал по разнарядке из Пензы в местную филармонию, ее только что построили, и его пригласили помочь первой скрипкой в симфонический оркестр. Сказали, что временно, пока замена из Алма-Аты не подъедет, которая, оказывается, отправилась в кругосветные гастроли. Федору 26 было, считался восходящей звездой симфонической музыки, думали, в Москву через год-два уедет, а я в 10-м классе училась. Девять лет разницы. Случайно встретились, и все – поняли, что жить друг без друга не можем. Мои родители были против, но Федька сказал, что украдет меня, все равно я буду его. Красть не пришлось, я забеременела, и на третьем месяце сама уехала с ним в Пензу, когда алма-атинский скрипач наконец вернулся из турне. Федины отец с матерью тоже были не в восторге, ему тут другую партию готовили. А тут девочка без высшего и профессионального образования появляется, да еще и беременная. Хорошо, у Феди вот эта, своя квартира была. Правда, когда родилась Ленка, его родители вроде смягчились, нянчились с дочкой, но со мной отношения оставались довольно прохладными. А я через год после родов поступила в торгово-экономический, окончила его с красным дипломом, устроилась кассиром-продавцом в продовольственный. И так вот выросла до завмага.

Вот уже второй год стоит в очереди на 2-комнатную квартиру. Правда, после развода ее хотели было из очереди подвинуть, мол, живете с дочкой вдвоем, ни к чему вам 2-комнатная. Но начальство Валентины настояло, чтобы из очереди ударника соцтруда и кандидата в члены КПСС не исключали. Но что-то очень уже медленно очередь эта двигается.

– Ладно, заболтались мы, а картошка уже вся съедена, – улыбнулась Валя. – Пойду чайник поставлю. А то, если хочешь, в холодильнике есть холодное молоко.

Молоко из холодильника я любил, причем как раз именно после жареной картошки. Но гарантировать, что желудок меня не подведет, я не мог. Тем более что днем уже выпил местного кефирчика, после чего несколько минут провел в общественном туалете, куда, к счастью, успел вовремя добежать.

Так что в итоге я согласился на индийский чай с печеньями. Заваривала Валя его при мне, из желтой пачки со слоном. Несмотря на мой пессимизм, вкус у чая оказался недурной.

– Ой, спасибо, Валя, давно я так хорошо не ел… Ты повариха просто от Бога!

Сыто откинувшись на спинку стула, я едва не рыгнул, и похлопал себя по раздувшемуся животу, чувствуя при этом, как глаза начинают понемногу слипаться. Заметив это, Валентина постелила мне свежее белье на односпальной кровати. Уже никого не стесняясь, я разделся до трусов, рухнул в постель и провалился в глубокий сон без сновидений.