Глава 28
На этот раз письма Щелокову и Ивашутину с именами очередных маньяков и предателей пришлось бросать в ближайший почтовый ящик у Казанского вокзала. Думаю, тому же начальнику ГРУ будет интересно узнать, например, об Аркадии Шевченко – чиновнике МИДа самого высокого ранга, заместителе Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН, который уже вовсю делится с западными партнерами секретной информацией. Если ничего не предпринять, то в 1978-м он просто переметнется на Запад, наплевав и на жену, которая покончит с собой, и на сына. Оба письма я заканчивал просьбой вывесить новые плакаты, посвященные теперь уже решениям XXV съезда Коммунистической партии Советского Союза.
Слободкин грозился подъехать и встретить прямо с поезда, поэтому пришлось идти на хитрость, покидать «Суру» через другой вагон и бежать к ближайшему почтовому ящику. Затем, содрав с пальцев пластырь и возвращаясь к вокзалу, увидел, что худрук «Веселых ребят» стоит возле своей «Волги» и растерянно озирается, видимо, собираясь уезжать. Ну теперь-то уже можно не прятаться, дело, как говорится, сделано.
– О, привет, я-то думал, что ты не приехал, – искренне обрадовался моему появлению Слободкин. – Уже уезжать собирался, а тут ты… Какие-то планы у самого есть? В издательство не надо?
– В этот раз вроде бы нет, пока им ничего нового не привез, а все гонорары уже получены.
– А может, песню новую придумал? – не без надежды поинтересовался Павел, выруливая с площади трех вокзалов.
Вот ведь, все мало человеку… Я ему прямо сейчас мог бы навскидку спеть десяток песен, которые здесь еще никто не сочинил, но подумал, что надо бы и меру знать. Потому ограничился фразой, что нахожусь в процессе. Слободкин выразил надежду, что процесс надолго не затянется, и предложил, как и в прошлый раз, съездить на студию, где сейчас соберутся «Веселые ребята», и до обеда еще раз прогонят материал, с которым будут завтра выступать на Дне учителя. Поскольку делать мне было совершенно нечего, то я принял предложение.
Коллектив ждал своего руководителя почти в полном составе. Буйнов что-то вполголоса напевал под тихо звучавший электроорган, Барыкин лениво перебирал струны акустической гитары, Пугачева в уголке обрабатывала пилкой ногти. Музыкант восточной наружности – как позже мне объяснил Павел, это был Роберт Мушкарбарян – «бархоточкой» натирал свой саксофон. Сессионный басист, имя которого я тут же забыл, уставившись в ноты, тренькал на неподключенной бас-гитаре. Я пожал руку каждому, даже Алле, которая сама протянула в мою сторону свою маленькую отманикюренную ладошку.
– Лерман и Малежик нас только что покинули, ищем замену, – негромко проинформировал меня Слободкин. – Ничего страшного, завтра можно и в таком усеченном составе выступить… Я не понял, а где Алешин? Что значит приболел? Еще и голос пропал? Ну твою же мать…
Слободкин схватился за собственную шевелюру с такой силой, словно хотел себя оскальпировать. Со стоном выдохнул и грустно оглядел свое поредевшее воинство.
– Саша, Барыкин, поешь партии Алешина. И сейчас, и завтра на концерте. Слова знаешь? Ну и отлично. Так, друзья мои, хватит бездельничать, собрались. Сначала «Арлекино», потом «Посидим-поокаем», третьей идет «Потому что нельзя»… Что у нас четвертое? Ах да, четвертая песня «Позови меня с собой», а завершим выступление композицией «Миллион алых роз». Как бы дарим этой песней собравшимся учителям огромный букет. Я на барабанах. Все, поехали!
В течение следующего часа я наслаждался бесплатным концертом, где солировали Пугачева и Барыкин, и солировали вполне неплохо. Каждую песню прогнали по два раза, после чего Слободкин разрешил всем разбежаться, но в воскресенье в три часа дня как штык собраться у служебного входа Дома Союзов.
– Надеюсь, не нужно объяснять, где служебный вход? – обвел он своих музыкантов строгим взглядом. – Тогда все, до завтра.
Когда мы остались вдвоем, Павел предложил съездить отобедать. На этот раз не в «Прагу», а в заведение чуть попроще, под названием «Узбекистан». Я отказываться не стал, тем более что завтрак сегодня пропустил, а под ложечкой уже ощутимо посасывало.
В «Узбекистане» нас ждали блюда восточной кухни, включая изумительно вкусный плов и шашлык на углях. Наелся так, что, казалось, не смогу встать из-за стола.
– Все думал, какую тебе устроить культурную программу на этот вечер, – сказал Слободкин, вытирая жирные губы полотенцем. – Как смотришь на то, чтобы потусить в одной приятной компании?
– В приятной? В приятной можно. А что хоть за компания?
– Салон у Ники Щербаковой. Не слышал про такую? О-о, это Женщина с большой буквы! Соберутся известные личности. Вася Аксенов обещался, Игорь Холин, Генрих Сапгир, Илья Глазунов… Говорят, даже Высоцкий может подъехать.
– Серьезно?
– Ну а что, Володя человек такой, никогда не знаешь, когда может появиться. Иной раз клятвенно обещает приехать, все его ждут – а он так и не добирается до места. А в другой раз без всякого приглашения заявляется, то один, а то и вовсе с Маринкой.
– Это которая Влади?
– Ну да, она, других Маринок у него нет… Честно сказать, недолюбливают ее в наших кругах. Высокомерная, пудрит Володьке голову, да и потакает его слабостям. Говорят, Высоцкому водки уже мало, на наркоту подсел… Ладно, это между нами. Если начнут всякую ахинею нести про политический строй – не влезай. Там половина как минимум «стучат» в Комитет, я даже знаю некоторых, кто точно «стучит». Затевают беседы с таким уклоном, запоминают, кто чего сказал, а потом бегут отчитываться. И это тоже между нами… Официант, счет, пожалуйста!
Около шести вечера мы подъехали к шикарному дому на Садовом кольце, около Малой Бронной. Большая квартира Ники Щербаковой находилось на последнем этаже и, как объяснил Слободкин, имела даже выход на крышу.
Дверь нам открыла сама хозяйка – яркая женщина в возрасте под сорок.
– О, Павел, привет! – обняла она Слободкина. – Ты сегодня не один…
– Знакомься, Ника, это Сергей Губернский, тот самый – писатель, поэт и композитор. Сергей, это Ника – роковая женщина, сгубившая не одно мужское сердце.
– Да ладно уж, скажешь тоже, – рассмеялась Ника низким, грудным смехом, не забывая при этом окинуть меня оценивающим взглядом. – Как же, слышала ваши песни, особенно эта нравится… про любовь … А, вспомнила – «Потому что нельзя».
– Спасибо за комплимент, – ответил я, касаясь губами тыльной стороны ее ладони, и ощущая ноздрями запах крема, которым молодящаяся хозяйка наверняка смазывает кожу рук.
Я сделал попытку разуться, но мое действо тут же было пресечено фразой, что в салоне у Ники разуваться не принято. Достаточно как следует вытереть обувь о коврик. Я пожал плечами, и проделал необходимую процедуру. Дело-то хозяйское, как говорится.
Квартира была шикарной, выделяясь как размерами и планировкой, так и обстановкой. Стены, увешанные картинами, полные книг шкафы, дверные арки из резного дерева… Одна только люстра в просторной гостиной, куда нас провели из прихожей, тянула, не иначе, на годовую зарплату грузчика, и это по самым моим скромным подсчетам. Кем, интересно, она работает, эта Ника Щербакова? Или тоже на полном довольствии у КГБ? Так и там, думается, таких зарплат не платят.
В гостиной уже находилось человек семь-восемь. Парочка – молодая женщина и мужчина средних лет с бакенбардами и в очках – сидела на диване. На тахте в углу другой мужчина лениво перелистывал альбом с цветными репродукциями фламандских живописцев.
– Проходите, располагайтесь, – предложила тем временем Ника. – Сейчас стол накроем, будет чем перекусить, а пока можете познакомиться с моей библиотекой или музыку послушать.
Она кивнула в сторону стенки, где рядом стояли проигрыватель пластинок и катушечный магнитофон. Мда, тут одних дисков только сотни две, не меньше. И советских практически нет, все сплошь иностранные.
Сначала, впрочем, мы пожали руки присутствующим мужчинам, причем один из них оказался не кем иным, как Олегом Далем. Я не сразу узнал его из-за отпущенных им усов, и сейчас внутри меня даже что-то екнуло. Еще одна легенда, увиденная мною живьем. Когда его не станет? Году в 81-м? И тоже ведь, как и Высоцкий, сопьется…
– Я пить не буду, сам понимаешь, за рулем, – шепнул мне Слободкин, когда мы отошли в сторону. – В крайнем случае только вид сделаю… Ты, конечно, можешь расслабиться, но не переусердствуй. Во-первых, завтра у нас мероприятие, помнишь? А во-вторых, сегодня о тебе тут составят мнение. Если хочешь быть вхожим в это «бархатное подполье» – веди себя соответствующе. В разговоры особо не лезь, насчет этого я тебя уже предупреждал. Пей умеренно, в общем, на первый раз не высовывайся, а там если сложится… Хотя ты же в Пензе живешь, так что особо на такого рода тусовки не наездишься. Но, во всяком случае, хоть визуально, а все равно тебя запомнят.
Тем временем хозяйка понемногу выставляла на стол выпивку и закуски. Едва увидев бутылку «Арагви», хмурый до этого Даль тут же оживился и нацедил себе рюмку. Махнул, не закусывая. Через пару минут наполнил вторую. Эх, что ж вас, гениев, так на спиртное тянет? В хмельном тумане ищете забвенья, убегая от совковой действительности…
А квартира Ники между тем наполнялась гостями, среди которых то и дело мелькали знакомые лица. Да и среди незнакомых встречались известные имена. Например, я не признал того же Аксенова – автора романа «Остров Крым», да и поэта Евгения Евтушенко – в той жизни я видел его на фото только в преклонном возрасте.
– Сегодня что-то особенно много знаковых фигур, – констатировал Павел, усевшись рядом со мной на диване с тарелочкой, на которой высилась горка маленьких бутербродов. Парочка с ветчиной, парочка с бужениной, три штучки с красной икрой и маслом… В другой руке он держал бокал, наполненный соком, тогда как я потягивал белое вино.
– И в чем суть таких сборищ? – негромко поинтересовался я, прислушиваясь к доносившимся из гостиной звукам. Там Евтушенко, похоже, декламировал что-то из недавно сочиненного.
– Нажраться и напиться, но самое главное – напомнить о себе, любимом. Иногда они мне напоминают павлинов… Хм, гляди, даже Тарковский появился, а он вообще не любитель таких тусовок. Приветствую, Андрей Арсеньевич! Смотрел вашу картину «Зеркало», впечатлило. Над чем сейчас работаете? Взяли паузу? Надеюсь, недолгую, удачи вам!
Проводив взглядом утекшего в сторону туалетной комнаты знаменитого режиссера, Слободкин продолжил:
– Не все, конечно, из когорты тех самых павлинов, но в основном таких большинство. Вон, видишь, толстячок, прыгает от одного гостя к другому? – кивнул в сторону широкого дверного проема, через который была видна часть гостиной. – Издал сборник стихов, совершенно, скажу тебе, никчемных. Но Вознесенский взял и похвалил почему-то. Не иначе, выпимши был. Так теперь этот, с позволения сказать, поэт ни одной тусовки не пропускает. А для тебя это, как ты не скажешь, сборище полезно тем, что можешь обзавестись полезными знакомствами. Вон тот пожилой товарищ – из правления Союза писателей. А тот, поджарый – известный хоккеист, за ЦСКА играет. Может достать контрамарки на хоккей, если что.
– А ты?
– Что я?
– Ну сам-то с какой целью посещаешь такие мероприятия?
– Да все с той же, Сергей, все с той же… Я ничем не лучше других, и каждый прекрасно знает, что о нем думают остальные. Пойми, есть какие-то законы шоу-бизнеса, и приходится их придерживаться, нравится тебе это или нет. Иначе ты быстро окажешься на обочине. Лучше пожертвовать малым, засветиться раз в месяц на такой тусовке, чем из-за глупых принципов оставаться изгоем.
Периодически мы совершали какие-то телодвижения, Павел знакомил меня то с одним гостем, то с другим. Периодически где-то возникал спор, люди обсуждали какие-то животрепещущие для них темы. Время близилось к девяти вечера, когда хозяйка квартиры позвала Слободкина к телефону. Вернулся он через минуту обескураженным.
– Вот же незадача…
– Что-то стряслось?
– Да Сашка Барыкин на своем «Жигуленке» в дерево въехал. В «Склиф» отвезли, с ногой ерунда какая-то. Еду к нему, дай бог, чтобы все было несерьезно. У нас же концерт завтра, а тут… Сколько раз говорил ему: «Саша, не гоняй, рискуешь». Да где там! Ладно, тебя оставляю здесь, я надеюсь, что обернусь быстро, а такие посиделки обычно заканчиваются под утро. Помни, что я тебе говорил, главное – много не пей.
Так я остался один. Послушал, как молодой Хазанов травит анекдоты, смешно изображая Брежнева, прислушался к спору, в котором выясняли, насколько хорош Президент США Джеральд Форд… Затем на меня обратила внимание Ника. Взяв под руку, она принялась водить меня по квартире, представляя то одним, то другим гостям. Я снова пожимал руки, кивал в ответ на слова похвалы, да и сам то и дело бормотал:
– Как же, читали, читали… Отличные стихи!
Или:
– Ну да, в этой роли вы были бесподобны.
Со стороны я казался себе участником какого-то паноптикума. Уже не чаял, когда наконец вернется Слободкин, который должен был увезти меня к себе домой на ночлег.
Стрелки на каминных часах приблизились к цифре 10, когда гостиная приняла в себя запоздавших гостей.
– Володя, привет! Почему так долго?
– Спектакль играли, только освободились, вот с Мариной и Севой сразу к тебе рванули. Голодный как волк. Ника, чем сегодня угощаешь?
Мать моя женщина! Да это ж сам Владимир Семенович, да еще и с Влади, по ходу дела. А третий… Лицо знакомое, он, кажется, трусливого мента сыграл в картине «Место встречи изменить нельзя»… Ну точно, Всеволод Абдулов.
Вокруг этой троицы – а вернее Высоцкого – сразу образовалась небольшая толпа. Каждый почитал своим долгом подойти, и что-то сказать актеру и барду. Сам я не был большим поклонником его творчества, мог сбацать под гитару разве что две-три песни, но не более того. Сейчас я предпочитал находиться чуть в стороне, стараясь при этом запомнить каждое мгновение для истории. Глядишь, когда-нибудь расщедрюсь на мемуары, упомяну, как бы между делом, как тусил вместе с Высоцким.
Эх, сейчас бы еще селфи на память сделать… Вон, какой-то предприимчивый товарищ, уже с фотокамерой бегает, щелкает всех подряд.
Когда толпа вокруг вновь прибывших немного рассосалась, Ника решила и меня представить этой троице. Пожимая ладонь барда, невольно отметил огрубевшую кожу на подушечках его пальцев. И это только на правой руке, что уж говорить о пальцах левой, которыми он зажимает на грифе струны.
– Вы писатель? А что написали? – поинтересовалась у меня Марина Влади с легким акцентом.
– Да вряд ли вы читали… Меня пока публикуют в журналах «Юность» и «Вокруг света», один роман в издательстве «Молодая гвардия» готовится к печати весной. Вышла еще у нас в Пензе историческая повесть, за вторую вот взялся. Между делом песни сочиняю, кое-что из моего «Веселые ребята» поют.
– В том числе «Миллион алых роз», – встряла Ника.
– Ну там автор текста вообще-то моя жена, а музыка Паулса, – поправил я хозяйку. – А вот в «Потому что нельзя» я и стихи, и музыку сочинил. А в «Позови меня с собой» моя жена стихи придумала, а я музыку.
– Вы почти как Пахмутова с Добронравовым, – улыбнулся Высоцкий. – И как, нормально в Пензе живется на скромные гонорары?
– Да не такие уж и скромные, за песни нормально получается. К тому же и работаем мы с женой, какую-никакую зарплату, а платят.
– Кем, если не секрет?
– Валя моя – заведующая овощным магазином, а я в этом же магазине грузчик.
У всех стоявших рядом, включая Нику, брови поползли вверх. Разве что Владимир Семенович не так явно выказал свои чувства.
– Серьезно? – переспросил он.
– Да куда уж серьезней. Работа нравится, у меня так вообще полно свободного времени, сижу на крылечке, очередную книжку в общую тетрадь пишу. Да и вообще наш городок тихий, спокойный, все располагает к творчеству. А девушки наши самые красивые… Нет, зря улыбаетесь, там такая редкая помесь мордвы, чувашей, татар и русских, что на гора выходят девицы просто на загляденье.
– Верю, верю, – кивнул Высоцкий и тут же поморщился от фотовспышки. – А я ведь ни разу в Пензе не был. Почему-то она все время мимо моего гастрольного графика пролетает.
– Так организуем концерт, какие вопросы! – самонадеянно заявил я.
– Ника, ручка с листочком имеется? Ага, спасибо… Вот телефон нашего администратора Тетра на Таганке. Если действительно что-то наметится – звоните ему, решим вопрос с гастролями.
Я спрятал заветный клочок бумаги в карман, и направился к фотографу, решившему перекусить чем бог послал. Познакомились, оказалось, что Валерьян Павлович – давний знакомый Ники, не раз устраивал ей фотосессии, провел в Москве уже две выставки своих фоторабот. Когда я поинтересовался, сфотографировал он меня с Высоцким или нет, Валерьян Павлович кивнул с набитым ртом:
– Угу… Должны хорошо получиться на фото. Я фотографии потом Нике отдам, созвонитесь с ней… Или лучше вот моя визитная карточка. Я вам могу на заказ хоть плакат с вами и Владимиром Семеновичем напечатать.
– И почем?
– Да не дороже денег! Валерьян Вержбовский серьезный фотограф, мое имя – гарантия качества, так что звоните, сделаем все в лучшем виде.
А тут между делом уже Высоцкому подсунули гитару, попросив что-нибудь исполнить. Тот поинтересовался, нет ли семиструнной, затем обреченно кивнул и провел пальцами по струнам.
– Тогда давайте из свежего… Да хотя бы вот эту – «Когда вода всемирного потопа…», я ее написал к фильму «Стрелы Робин Гуда».
Эту песню я слышал, но только, естественно, в записи. Пожалел, что нет видеокамеры, даже нет моего мобильного телефона, чтобы заснять живое выступление. Эх…
После этой песни Высоцкого попросили спеть еще одну, затем еще… В ответ на очередную просьбу он стал отнекиваться:
– Товарищи, уже в горле пересохло… Спасибо, а что это? Водка? Хм… Ну ладно… А ничего, приличная… Марина, это первая за вечер, не смотри так на меня, любимая. Опять вам спеть? Ребята, вон композитор сидит скромно в уголке, пусть он что-нибудь споет.
Я увидел, как все обернулись в мою сторону, и непроизвольно вздрогнул.
– Давай, давай, – уже обращаясь на «ты», подбодрил меня бард. – Вот, держи инструмент. Можешь ведь спеть из репертуара «Веселых ребят», что сам сочинил?
– Дык… Там песни такие, эстрадные. Мне кажется, тут что-то другое нужно исполнять.
– А у тебя больше ничего нет?
Мне показалось, что в голосе Высоцкого промелькнула нотка разочарования, и я, взбодренный энным количеством выпитого, нагло заявил, вспомнив крылатую фразу из фильма «Интервенция», как раз с Высоцким:
– Ну почему же, имеется кое-что. Вы просите песен – их есть у меня!
Быстро подстроил гитару под себя и, стараясь не глядеть на собравшихся, затянул одну из моих любимых из репертуара «ЧайФ»:
А не спеши ты нас хоронить,
А у нас еще здесь дела,
У нас дома детей мал-мала,
Да и просто хотелось пожить…
Песня мне нравилась не только тем, что реально брала за душу, но и своей нарочитой простотой. Пресловутые три аккорда, не нужны никакие голосовые экзерсисы, и вообще подходит для хорового исполнения, особенно в компании поддатых слушателей. Неудивительно, что вскоре гости начали подпевать мне в припевах.
Когда я последний раз ударил по струнам, раздались сначала жидкие, а затем более стройные аплодисменты.
– Твоя песня? – спросил Высоцкий.
– Ну-у-у… Получается, что так.
– Мне понравилось. Есть еще что-нибудь?
Я подумал, что от еще одной преждевременно исполненной песни в будущем особо не убудет, а потому решил спеть бутусовскую «Прогулки по воде». Аккорды к ней я знал давно, а как раз за пару месяцев до того, как кануть в прошлое, занялся изучением проигрыша вступления. После недели мучений выяснилось, что не так страшен черт… Как говорится, ловкость рук – и никакого мошенничества. Главное, сейчас быстро освежить память и не сбиться.
Проигрыш на тоненького, но получился, и я с более легким сердцем запел:
С причала рыбачил апостол Андрей,
А Спаситель ходил по воде.
И Андрей доставал из воды пескарей,
А Спаситель погибших людей…
Приятно, черт возьми, наблюдать на лицах людей такие эмоции! В глубине-то души я понимаю, что всего-навсего перепел не принадлежащий мне хит, но тем не менее меня в этот момент переполняло чувство глубокого удовлетворения, как говаривал товарищ Брежнев.
– Сильно, – констатировал Владимир Семенович. – А почему не выступаешь? Наберется у тебя песен на альбом?
– На альбом-то наберется, но не мое это – петь и выступать, да и тексты, сами понимаете, вряд ли одобрит цензура. Лучше уж я буду книги писать, а петь – так, для развлечения, как сейчас.
– Смотри, а то у Марины есть связи во Франции, можно и там будет, если что, пластинку выпустить.
– Эдак я, Владимир Семенович, быстро в числе диссидентов окажусь, а оно мне надо? Вас-то вон, величину, со скрипом выпускают, каждый концерт, если я ничего не путаю, с таким трудом удается организовать. А я кто для них? Так, мелочь пузатая. Так что рано мне еще. Как бы после сегодняшнего «квартирника» не настучали, – добавил я, понизив голос.
– Эти могут, тут информатор на информаторе, – усмехнулся Высоцкий. – И кстати… Давай без отчеств и на «ты».
«Прямо как со Слободкиным история повторяется», – подумалось мне.
– Договорились, на «ты» – так на «ты».
А затем, когда время близилось к полуночи и я, кляня Слободкина на чем свет стоит, из последних сил боролся со сном, ко мне подошел Тарковский.
– Вот уезжать собрался, но решил все же познакомиться поближе. «Марсианина» ведь вы написали, я ничего не путаю? Я как раз прочитал первую часть в журнале «Вокруг света», и подумалось, что из этой вещи может получиться неплохой сценарий. Она и написана так, что хоть сейчас бери камеру и снимай фильм. А у вас случайно нет с собой рукописи романа? Жаль… А когда в следующий раз в Москве будете? Тогда вот номер моего телефона, позвоните, мы с вами встретимся и обсудим наше возможное сотрудничество.
А что, неплохо так-то все складывается. Я уже не жалел, что оказался на этой вечеринке, действительно, свел знакомство не абы с кем, а с самими Высоцким и Тарковским. Шустер я, ох шустер, за полгода такого наворотить… Да где же этот Слободкин?! Щас прямо на диване лягу и усну… О, а вот и он, легок на поминках!
Выглядел худрук «Веселых ребят» удручающе. Выяснилось, что у Барыкина серьезный перелом, и завтра ни о каком выходе на сцену не может идти и речи.
– Что же делать-то, что же делать! – не находил себе места Слободкин. – Вот ведь паразит, взял и всех нас подвел накануне такого ответственного выступления. Еще и Алешин заболел… Слушай!
Он замер и уставился на меня так, словно впервые видел.
– Что? – настороженно спросил я.
– Ты же можешь спеть свою «Позови меня с собой»! Выйдешь на сцену вместо Барыкина?
– Я?! Да ты что, с какого перепуга? В Москве вокалиста что ли нереально найти?
– Ага, найдешь тут… Сейчас такую цену заломят – мало не покажется. Дешевле будет самому прохрипеть. Да ладно тебе, там всего одна песня, ребята подпоют, поддержат. Тебя по центральному телевидению покажут, правда, в записи, но все же… Вся Пенза на ушах стоять будет. Соглашайся!
– Блин, вот ты меня огорошил…
– Так ведь и гонорар за выступление заплатят. Давай-давай, решайся, когда еще такой шанс представится!
А ведь и правда, что я теряю? Ну спою песню, выручу Пашу, чай от меня не убудет. Еще и по телеку покажут, пусть «Плодовощторг» за меня порадуется.
– Ладно, уболтал. А теперь давай прощаться и поехали домой, я уже просто с ног валюсь.
