8
Копов — ажанов по-здешнему — я заметил слишком поздно, когда уже спустился на первый этаж. Двое возле стойки портье, еще один у дверей бара. Четвертый монументом воздвигся при входе.
Пистолет при поясе немедленно ожил, пнув меня в бок. Я мысленно развел руками. Кто же его знал?
Ажан, тот, что был ближе, усатый и уже в годах, грузно шагнул навстречу. Все что я успел — нацепить на лицо улыбку, самую глупую из возможных.
— Мсье! Вы говорите по-французски?
— О, йе! — радостно воскликнул я. — Говорить! Прекрасная Франция! Лафайет и генерал Першинг! Свобода, равенство, братство! Мадам, сколько это будет стоить?
Подумал немного и добавил:
— Париж — город любви!
Усач взглянул кисло, и я поспешил подсластить пилюлю, вручив ему паспорт. Тот, перелистав его без всякой охоты, сунул в карман плаща.
— Придется немного обождать, мсье Корд.
Я хотел было воззвать к американскому послу и пригрозить присылкой в Сену Атлантического флота, но решил не прикупать лишнего к семерке. Отойдя в сторону, прислонился к холодной стене и принял обиженный вид. Вскоре рядом со мной оказались еще двое постояльцев, молодые люди весьма похмельного вида. Кажется, именно их я видел вчера в «Старом Жозефе». Они вяло пытались протестовать, но ажаны даже ухом не вели. Наконец, появился еще один, на этот раз в штатском, причем самого мрачного вида. Кажется, утро выпало не слишком доброе.
Осмотрев нашу компанию, мрачный ажан ткнул пальцем в сторону бара. Мелькнула и сгинула надежда на то, что задержанных собираются угостить рюмочкой. Мечты! Нас рассадили за пустыми столами, после чего ажан достал блокнот, окинул нас внимательным взором, шагнул прямиком ко мне.
* * *
— Нет, — улыбнулся я. — В Легион Свободы не записывался. Возраст, мсье инспектор! Гожусь только в качестве мишени.
Перо скользнуло по бумаге. Английским полицейский владел вполне прилично, и я старался взвешивать каждое слово.
Ажан достал какой-то список, бегло проглядел, спрятал.
— Почему вы остановились именно в «Одинокой Звезде», мистер Корд?
Я постарался вздохнуть как можно печальнее.
— Презренный металл, мсье инспектор. «Риц» мне не по карману.
«Мсье» употреблял из принципа. Прекрасную Францию я уважаю.
— Вы знаете этого человека?
На скатерть легла фотография. Сержант Ковальски, но, боже, в каком виде! Кажется, парня сунули в стиральную машину.
— Видел, мсье инспектор. Фамилию не знаю, но он мой соотечественник, поэтому требую немедленно сообщить о нем в наше посольство! Немедленно! В любом случае, я сам туда позвоню. Надеюсь, он жив?
— Жив, — фотография исчезла. — В посольство мы уже сообщили. Но если вы, мсье Корд, с ним не знакомы, почему вы решили, что он — гражданин США?
Я подался вперед, словно желая боднуть настырного копа.
— Он песню пел! Прямо здесь, в баре. Только настоящий дикси решится спеть «Желтую розу Техаса»!
Вобрал в грудь побольше воздуха. Держись, лягушатник!
Разбиты мои ноги, так хочется в Техас,
Но Дяде Джо нужны мы, он ожидает нас.
И Борегард достоин, и Ли не подведет,
Но наш техасский парень,
Джон Худ нас в бой ведет.
— Достаточно! — взмахнул рукой инспектор. — Хоть бы в сторону дышали, что ли? Вы свободны, мистер Корд.
Пожевал губами, взглянул брезгливо.
— Документы вам отдадут.
Я слегка обиделся. А где же вопрос о моем алиби? Ответ приготовил заранее, и он мне очень нравился.
Выйдя во двор отеля, я посмотрел на солнце и расстегнул пальто. Теплеет на глазах, завтра можно гулять в одном костюме. Правда, опытный глаз может заметить пистолет.
Итак, Ковальски крупно влип. Во что именно, скоро узнаю, однако уже сейчас я имел догадку, причем вовсе не смутную. Ах, Перпиньян, Перпиньян!
* * *
— Знаю, — кивнул Пьер Домье. — В дневных выпусках обязательно сообщат. Убийство, мсье Корд! Ваш соотечественник изнасиловал и зарезал какую-то певицу.
Мы оба спешили, поэтому встретились у станции метро Бурс. Место людное, никому до нас нет дела — кроме, понятно, невидимки с большими ушами.
— Тело он успел спрятать, сейчас ищут.
Ищут? Но тогда почему — убийство? Как говорят наши копы, нет тела — нет дела.
— Кровь в ее комнате, — понял меня журналист. — А еще, извините за подробности, следы на простыне. Фамилия певицы вам нужна?
Я чуть было не сказал «нет». Какое мне дело до фамилии Люсин? Однако дела следует доводить до конца.
— Узнайте, мсье Домье. Но это не к спеху.
Народ торопился по своим делам, и я невольно представил себе невидимку прямо посреди толпы. Вот его пихнули раз, наступили на ногу, пихнули — два. Однако с певицей Анна Фогель не ошиблась, все, как и обещано. Мухоловка прозревает Грядущее? И такое возможно, если самому это Грядущее приблизить.
Убийство и Сестра-Смерть — почти синонимы.
— Теперь, мсье Корд, по нашему делу.
— А? — очнулся я. — Вы про Иволгу? Узнали что-то?
Рыжий помялся, затем решительно тряхнул шевелюрой.
— Я верну вам деньги, мсье Корд, все до последнего су. Извините, не стану делать ничего, что идет во вред безопасности Франции!
Если я и удивился, то не слишком. Все мы патриоты! Но парень напрасно решил, что этим он от меня отделается.
— Мсье Домье! Возвращать деньги не надо. Вы прекрасно справились.
Не без удовольствия полюбовавшись его физиономией, улыбнулся.
— Разведчики в отставке спокойно пишут книги и дают интервью, значит, Иволга — не в отставке. Однако после Великой войны она исчезла на много лет, поэтому.
Парень открыл было рот, но я покачал головой.
— Молчите, молчите! Поэтому она, вероятнее всего, была за границей. Потом вернулась, но ненадолго.
Поглядел ему в глаза.
— И еще, мсье Домье. Если бы Иволга по-прежнему работала на государство, на Второе бюро, вы получили бы соответствующий инструктаж. Вам бы приказали не патриотизм поминать, а сетовать на то, что сведений мало, требуется еще время. Вывод? Иволга сейчас работает не на государство… У вас есть что добавить или уточнить?
Честно говоря, в своих выводах я сильно сомневался, но рыжий лишь грустно вздохнул.
— А родилась она в 1878 году, мсье Корд.
Я крепко пожал ему руку.
— Спасибо!
* * *
Толстячок за стойкой экскурсионного бюро откликнулся сразу.
— О, мсье, о-о! Вы сделали правильный выбор. Шесть миллионов мертвецов ждут вас! Полторы тысячи километров мрака и ужаса, подземный некрополь, вобравший в себя добычу кладбищ за десять веков. Первые подземные разработки появились на месте нынешнего Люксембургского сада, когда король Людовик XI пожертвовал землю замка Воверт.
— Призраки и бродячие скелеты в ассортименте, — перебил я. — Годится! Дайте два! В смысле, билета. На завтра.
Рю де Савиньи, музей Карнавале. Именно здесь продают билеты в знаменитые парижские катакомбы.
— О, мсье, о-о! Вас ожидает настоящий макабр!
Я спрятал билеты в бумажник и, чуть подумав, извлек оттуда купюру покрупнее. Толстячок дернул носом.
— Завтра будет только завтра, — пояснил я. — А сегодня.
Вторая купюра! Толстячок со свистом втянул в себя воздух.
— Индивидуальная экскурсия. Сейчас! И чтобы гид знал родословную каждой косточки.
— О, мсье, о-о!
