Книга: Норби
Назад: Глава 1 На войне как на войне
Дальше: 3

1

На войне не играют танго.
Ни белых колонн, ни призрачных музыкантов. Смерть шла по истерзанному ветрами Последнему полю мимо ровного строя солдат. Посмертный смотр. Форма пробита пулями и посечена осколками, ткань потемнела от крови, но уходящие в Вечность стояли ровно, плечо к плечу. Лица спокойны, пусто в глазах.
Отвоевались!
На войне — как на войне. Смерть накинула на плечи старую, еще с Вердена, шинель, перепоясалась ремнем с тусклой медной пряжкой. Черные пустые глазницы не отрывались от строя. Годен, годен, годен… А здесь что-то не так, неказистый куцего роста солдатик в буденовке смотрит прямо, но Ее почему-то не видит. Костлявая рука на миг коснулась плеча под гимнастеркой. Живая плоть не поддалась, дрогнула. Смерть ощерила зубастый рот. Еще один! Сестра-Война слишком спешит, этому еще рано. На каждом смотре попадаются недобитки.
Непорядок!
Желтая длань толкнула в грудь, отправляя еще живого обратно в подлунный мир. Смерть любила порядок. Что Ее, то Ее, чужого не надо. Но вот строй кончился. Смерть кивнула — и резкий порыв ветра унес тени прочь, на вечные казенные квартиры.
Все? Нет, не все.
Дальше неровной толпой стояли штатские — мужчины, женщины, дети. Смерть пожала костлявыми плечами. Сестра-Война не щадит никого, эти из разбомбленного эшелона. Штатским не прикажешь, их не поставишь в строй, придется разбираться с каждым отдельно. Она поманила к себе первого, уже немолодого, усатого, в обгоревшем костюме. Заглянула в глаза. Годен? Годен!
Иди!
Второй, третья, четвертый. Смерть управилась быстро, и только однажды вышла заминка. Паренек в гимназической форме, блестящие пуговицы, фуражка с гербом. Живая плоть. Костлявый кулак ударил в грудь, но гимназист остался стоять посреди Последнего поля. Такое тоже случалось, хоть и очень редко. И жив, и мертв. Два мира — и один человек.
— Никодим! — позвала Смерть.
На Ее зов отзывались всегда, и живые, и мертвые. Недвижные глаза дрогнули. Смерть заглянула человеку в зрачки, увидела густую клубящуюся тьму и поняла — звать некого.
Она на миг оглянулась, затем взмахнула рукой, отправляя остальных в Вечность.
— Жди здесь, мой Никодим!
И унеслась прочь.
Люди гибнут не только на войне. Много работы, очень много.
2
Я поставил чемодан на истоптанный перрон. Опоздал! Николя Легран уже две недели как мертв, его свинцовый гроб где-то посреди Атлантики в трюме сухогруза. И это уже не изменишь, даже если разбомбить Париж и вырыть на его месте котлован глубиной в милю. Но и такого не сделать. Говорят, самый страшный гнев — гнев бессилия. Это не так, хуже, когда злишься на самого себя.
Я мог не отправлять Леграна в Париж. Мог отозвать его три месяца назад. В конце концов, мог приехать сам, пока он был еще жив.
Труп Леграна выловили в Сене возле моста, название которого я запомнил только с третьей попытки. Мост Дебийи… Две пули в грудь, одна в голову, классическая «троечка». Паспорт был при нем, фамилию сумели прочитать, и уже через три часа я получил телеграмму. Несколько минут перечитывал, пытаясь осознать, а потом достал чистый лист бумаги и написал прошение об отставке.
Не отпустили.
Что я мог? Только одно — пройти тем же путем, что и Николя Легран. Сначала Лондон, теперь Париж. Проще и быстрее самолетом, но я из принципа взял билет на поезд из Лондона. Паром, Кале, теперь — Gare du Nord, Северный вокзал.
— Porter!
Американец за границей, если он не Рокфеллер, должен быть безвкусно одет и при нескольких больших чемоданах. Серый плащ на размер больше и такую же серую шляпу я купил на распродаже, чтобы не выпадать из стиля. А вот чемодан только один, зато огромный, такие называют «мечта оккупанта».
— Taxi! Comprenez vous? Taxi!..
Местные языки американец, конечно, знать может, но говорит обязательно с жутким акцентом, при том непременно жестикулируя, словно перед ним папуас в набедренной повязке. В исполнении Леграна это выглядело особенно нелепо, французский у него, считай, родной, в Акадиане, откуда он родом, сплошь франкофоны, заповедник для этнографа. Акцент ему мы ставили вместе. Николя тоже купил серый плащ со шляпой и при этом уверял, что наступает новая эпоха, такая же серая, не ведающая цветов. Тени — и люди среди теней. В Париже куколка обернулась яркой бабочкой, Легран переоделся по последней здешней моде, обзавелся белым шарфом, нацепил в лацкан пиджака хризантему. Таким и остался на последнем снимке. Отель «Субиз» — и Николя возле главного входа. Я тоже не собираюсь долго носить уродливый плащ, купленный в Юнион Маркете, но вначале серый неприметный американец должен покинуть Gare du Nord, проскользнуть невидимкой, никому не нужным и неинтересным.
Толпа валила к широкой лестнице, ведущей к выходу на привокзальную площадь. Я честно старался попасть в ритм, глядя в чью-то спину. По сторонам не смотрел, на здешнем перроне бывать уже приходилось и не раз. Высокие своды, стеклянная крыша, паровозная гарь, а если все вместе сложить — плохая копия Большого Центрального в Нью-Йорке. Там и воздуха побольше, и стекла моют регулярно.
Лестница была уже близко, и я решил, что на этот раз обойдется без приключений (кому он нужен, серый американец?), когда толпа внезапно колыхнулась.
— Легион Свободы! Да здравствует Польша!
По-английски, точнее по-американски, нью-йоркский говор ни с чем не спутаешь. Спина передо мною дрогнула, подалась в сторону.
— Польша! Польша! Польша!..
Сначала я заметил фотографа. Вспышка! Когда проморгался, фотографов было уже двое. Один опустился на колено, второй снимал стоя, широко развернув плечи.
Трое на ступенях, похожие словно братья. Молодые, плечистые, в светлых плащах нараспашку. У того, что в центре, в правой руке шляпа, в левой — маленький бело-красный флажок. У стоящего слева тоже флажок, но звездно-полосатый.
Голосил тот, что справа — уверенно, хорошо поставленным голосом. Наверняка месяц тренировался.
— Агрессия большевиков против Польши заставила всех честных людей мира вспомнить о том, что наши принципы следует защищать, если потребуется — с оружием в руках. Уже сотни американцев приехали в Польшу, чтобы вступить в Легион свободы.
Репортеры записывали каждое слово в блокноты, хотя такую речь нетрудно выдумать и самому. Все ясно, парни, как и я сам, отметились в Лондоне, где регистрируют добровольцев. Затем Париж, Антверпен — и морем в Гдыню. Франция держит нейтралитет, поэтому добираться приходится через Бельгию.
— Из Америки едут не только те, у кого польские предки. У всех нас общие пращуры — те, что сражались за независимость США. И сейчас настал час.
Снова фотовспышка, еще одна. Толпа обтекала слева и справа, но многие присоединялись, желая поучаствовать и, если повезет, попасть в кадр. Наверняка импровизацию тщательно готовили. И журналисты на месте, и фотографы. Полицейский-ажан, просочившийся через толпу, даже не думает мешать.
— Польша сражается! Польша не сдается! Польша Сталину не по зубам! Русские не пройдут!.. Русские.
Человека в плаще, но не светлом, а черном, я заметил слишком поздно. Не один я, даже полицейский не обратил внимания, слушая говорливого оратора. Из-под плаща выглянул короткий ствол. Я успел подумать, что самое время падать на пыльный бетон перрона.
Дах! Дах! Д-дах! Дах-дах!..
Падать я не стал, вовремя сообразив, что и затоптать могут. Повернулся, схватил поджидавшего сзади носильщика за плечо.
— Смерть фашистам! Смерть!..
Потянул за собой. Мы успели выбраться из толпы до первого отчаянного крика. Выстрелов я насчитал еще семь.
Д-дах-дах-дах! Дах!
Судя по голосу, немец, BMP-35. Я прикинул, что по этому поводу напишут журналисты, если, понятно, уцелеют.
Д-дах!
— Да здравствует Коминтерн! Да здравствует товарищ Сталин!
Да-дах!
* * *
— Скоро большая война, Норби. Мировая! А у Соединенных Штатов нет внешней разведки.
— А Отец-Миссисипи впадает в Мексиканский залив. Не надо меня агитировать. Это знаем мы, знает Конгресс. Президент тоже, представь себе, знает.
В тот вечер, где-то за месяц до отъезда Леграна в Европу, мы засиделись в моем кабинете. Секретаря я отпустил, поэтому кофе пришлось варить самому, вспомнив Никарагуа. Там этому хитрому делу меня учили бородатые сандинисты.
— Ты писал Президенту?
— Николя, я не имею права писать Президенту. Я отправил докладную начальству, начальство обещало разобраться. Если тебе интересно, доложили на самый верх. ФДР ответил: «Да, это один из моих постоянных кошмаров».
Разговор начался с мелочей. Обсуждали будущую поездку, намечали встречи, список вопросов, спорили, следует ли извещать посла или сообщить ему обо всем постфактум.
— Как только США вступят в войну, разведка появится сама собой. Есть название, есть будущий руководитель. Организация посла Буллита перестанет быть частной лавочкой и официально перейдет под руку Вашингтона. Зря что ли мы ее столько лет создавали? Точно так же поступают англичане, у них целых два проекта: бюро Кинтанильи и что-то невероятно секретное в Блетчли-парке. А у нас — «Ковбои». Их отчет ты читал не далее, как сегодня.
— Читал… А им можно верить, Норби?
Тогда я подумал и честно ответил «Не знаю». Теперь знаю. У нас нет внешней разведки.
* * *
К такси пришлось добираться через соседний переход. Сзади кричали, неистовствовал полицейский свисток, носильщик то и дело пытался куда-то свернуть, наверняка от избытка впечатлений. Я брел сквозь толпу, прикидывая какой акцент у стрелявшего. Не англичанин и не немец. Если окажется соотечественником, дело может принять интересный оборот.
Такси подъезжали к тротуару сразу по два. Я рассчитался с носильщиком и для верности пропустил вперед семейную пару с маленькой девочкой. Предосторожность, но бесполезная. Если захотят перехватить, то наверняка перехватят. Оставалось надеяться, что серый американец с большим чемоданом никого не заинтересовал. Не всеведущие же они! В паспорте — чужая фамилия, ее не знает даже мое начальство. В Лондоне в посольство я не заходил, телеграмм не посылал, никому не звонил.
Но все равно чуть не попал под пули. И кто сказал, что псих с немецким автоматом собирался убить именно парней с флажками? Я вовремя сделал шаг назад, кто-то стал на мое место.
— Мсье? Едем куда?
На этот раз с акцентом — полная ясность, шофер оказался русским. Немолодой, седатый с аккуратными усами и неистребимой военной осанкой. Этот здравицу Сталину кричать не станет. Не тот замес.
Я достал купюру покрупнее, вставил в щель перчаточницы.
— Приказ такой, полковник. Надо узнать, будет ли ехать кто-нибудь за вашей машиной. А если будет, то кто именно.
Русский не дрогнул лицом.
— Придется покружить, мой генерал.
— На ваше усмотрение, — подбодрил я. — Двигаемся в сторону Монмартра, а там определимся. В бой не вступаем, это разведка.
Губы под усами дернулись в легкой усмешке.
— Prikaz ponyal!
Назад: Глава 1 На войне как на войне
Дальше: 3

ScottPsync
Постельное из натурального шелка - роскошь, которая доступна каждому! Шёлк представляет собой ткань, которую изготавливают из коконов тутового шелкопряда. Данный материал отличается нежностью и утонченностью, он имеет приятные тактильные ощущения и обеспечивает максимально комфортный сон. В интернет-магазине можно купить шелковое постельное белье всемирно известного бренда домашнего текстиля, где Вы найдете большой выбор расцветок, выгодные цены и различные размеры постельных комплектов. Подробно ознакомиться можно тут:
SantoBow
порно девушка заставляет парня гига порно порно трансляции девушек новое русское порно молодых домашние порно фильмы скачать порно фотки порно anal скачать торрент скачать порно красивых мам порно клипы большие бесплатные порно видео большим хуем большая толстая порно бесплатная порно спортсменки анал порно молодых с неграми домашнее порно снятое женой красивые голые женщины порно фото 769a8_b
BridgetsoDay
Общераспространенное эксцесс, формирующаяся умереть и не встать исподней части тесный внутренности. Фигурирование данном заболевании творится чередование тоже деформирование вен геммороидального сплетения, то яко содействует воспитанию геммороидальных конструкций. Заболевания подвергаются 15% старшего обитателей во г. больше Тридцать года. таблетки от геморроя эффективные геморрой цена спб диета при геморрое