Ночь никак не хотела кончаться. Тьма стояла холодной стеной, недвижная и нерушимая, свет редких звезд тонул во мраке, словно в омуте. Время остановилось, стрелки часов цеплялись друг за друга, отставали, скреблись о циферблат. Огарок свечи на столе догорел и погас. От холода спасала старая потрепанная шинель, помнившая еще битву на Сомме.

В доме тихо, и вокруг тоже тишина. Стук бутылки о стакан гремит, словно колокол.

В маленькой сельской гостинице нашлись номера для всех, но Антек не спешил под черепичную крышу. Не хотелось расставаться с небом, с простором, с самим собой. Когда он просидел во дворе не меньше часа, хозяин, пожилой инвалид с культей вместо правой руки, подошел, присел рядом, поглядел внимательно.

— Pole? Did you come from the war?

Бывший гимназист понял, но отвечать не стал. И не поляк, и, считай, не с войны. Воюют на фронте.

Хозяин нахмурился, встал, исчез в темноте. Потом появилась шинель, за ней — подсвечник со стеариновым огарком, а там и бутыль при стакане. Выпили молча, не чокаясь, а потом Антек остался один. Вино было очень вкусным, сладким, с легким терпким привкусом, но второй стакан он так и не осилил. Сидел, обмакивал губы и смотрел в ночь.

То, что война кончилась, он понял, когда армейский грузовик высадил их маленькую армию возле гостиницы. Офицер-сопровождавший откозырял и укатил на авто дальше. Как выяснилось, номера уже успели оплатить, а хозяин со служанкой начали накрывать на стол. Объединенное Королевство уважило гостей.

За столом все молчали, Жак Бенар уминал незатейливую снедь, Анна и Янки цедили вино, Антеку же кусок не лез в горло. Свою собственную войну он все-таки выиграл. Жив, на свободе — и все остальные живы. Только мало этих «всех» остальных. В маленькой столовой горела керосиновая лампа, бессильная против ночных теней. Тьма медленно подступала, смыкалась, лишала сил. Взгляды тех, кого он встретил и потерял, следили за ним из самой ее глубины. Лиц Антек не различал, но чувствовал: все они здесь, никуда не ушли. Они еще встретятся — на Последнем поле.

Профессор промокнул пухлые губы салфеткой, пожелал всем «Bonne nuit!» и был таков. Главный Янки поглядел на фройляйн Фогель, та молча кивнула. Вскоре Антек остался один, тогда и вышел во двор, в самое средоточие тьмы.

Сколько прошло времени, он и сам не знал. Наверно, много. Антек, бывший гимназист и бывший доброволец, успел вспомнить все — от красноармейцев, подобравших его возле согревшего эшелона, до господина Виммера, почему-то именовавшего профессора не Жаком, а Жеаком. Река словно понеслась назад, к своему истоку, к недвижному мертвому болоту погибшей памяти, и ее легкий плеск будил робкую тишину.

А потом и вспоминать стало нечего, слишком короткой оказалась его жизнь, точнее, сразу несколько жизней: в лесу, в полку Добжаньского, в скитаниях с окруженцами, в тюрьме, на объекте «Плутон-1». И в космосе, и рядом с таинственной девушкой Марой. На многих хватит, а досталось ему одному.

И вот все позади. Только тьма, недопитый стакан и мертвый огарок. Финал!

Антек завернулся в колючую шинель, поглядел на небо, и понял: ночь уже на исходе. Темно, однако, на востоке чуть заметно начало белеть. Он встал, решив пойти в номер и немного поспать, когда дверь за спиной скрипнула.

— Вот ты, значит, где! — негромко, словно боясь спугнуть уходящую ночь, проговорила Анна Фогель.

От нее пахло знакомыми духами. Антек порадовался тому, что во дворе темно. Фройляйн Фогель всегда бодрая и свежая, даже в лесу под пулями, а он в последний раз брился еще в подземелье, накануне ухода. Да еще шинель, старая, хоть чучело в него наряжай.

Анна присела рядом, легко щелкнула ногтем по бутылочному стеклу.

— Не увлекайся! Пробовала, не помогает.

Бывший гимназист совсем смутился, но девушка, внезапно став очень серьезной, оглянулась, подсела ближе.

— Если бы я тебя не знала, Антек, попросила бы никому не говорить, что ты меня видел. Сейчас я исчезну, и никто не будет знать, куда.

Он молча кивнул, понимая, что фройляйн Фогель нашла его не просто так. И хорошо, что нашла. Хотел спросить утром, но раз уж так получилось.

— Я забрал у майора Орловского пульт и пропуск на объект «Плутон-1». Могу вам отдать, могу закопать где-нибудь.

Ее лицо утонуло во тьме, но Антек понял, что девушка улыбнулась.

— Продать за чемодан фунтов стерлингов не хочешь? Я не ошиблась в тебе, Антек. Поступай, как знаешь, уверена, ты рассудишь правильно. А теперь приготовься запоминать.

Адрес в Лондоне: улица, дом, квартира. Он запомнил со второго раза. Хотел спросить, но Анна пояснила сама:

— Когда решишься на операцию, зайди туда и объясни в чем дело. Со мной свяжутся. А пока держи.

Ее руку с деньгами он успел перехватить.

— Не надо, фройляйн!

— Надо! — отрезала она. — Если бы я в бою попросила патроны, ты бы отказал? Поступишь так: уедешь отсюда один, купишь в первом же попавшемся магазине одежду попроще, а в Лондоне сразу зайдешь в читальный зал любой приличной библиотеки.

Антек почувствовал, как у него отвисает челюсть. Читальный зал?!

— Заплатишь кому-нибудь глазастому и понимающему немецкий, чтобы отыскал в газетах сообщения о поляках, подобранных в море британскими кораблями за последние дни. Имя и фамилию выдумаешь, пойдешь в польское посольство. Какой-то документ тебе обязательно выдадут, сейчас им не до бдительности, победу празднуют. А для верности заплатишь, сколько попросят.

Бывший гимназист поразился шпионской науке.

— Пойду! — Анна встала, погладила его по щеке. — Не умирай, мне будет очень плохо, если об этом узнаю. Живи, Антек!

Небо уже побелело, и ее силуэт растворился в молочном тумане. Бывший гимназист помахал ей вслед.

На востоке уже полыхала розовая заря, когда он вышел из дома. Шинель оставил в саду, прощаться же ни с кем не стал. Главный Янки обязательно спросит его об Анне, а лгать американцу не хотелось. Не такой уж он плохой парень, Джонас Корд.

Мельком подумалось о том, что девушка ушла от Янки не просто так, но эту мысль бывший гимназист отогнал, словно утреннюю муху. Не его это дело.

Через село, в котором выпало ночевать, проходил проселок. Лондон на востоке, там, где встает солнце. Не перепутать! Он сделал первый шаг и внезапно остановился, увидев себя даже не со стороны, а словно из звенящих высот. Один посреди чужой страны, без языка, без документов, даже без карты, маленькая точка среди вересковой степи. Захотят — ладонью накроют, захотят — раздавят.

Стало не по себе, и все же он пошел дальше. Второй шаг был тяжел, словно ботинки налились свинцом, но затем стало легче. Подул легкий ветер, и Антек вдруг сообразил, что месяц май закончился — как и эта ночь, и эта война. Впереди — дорога, но он не боялся дорог.

А потом взошло солнце.