Белое Движение нередко упрекают в некоей оторванности от народа. Упрекают в оном и современных его последователей. Нельзя сказать, что упрек этот вовсе не имеет под собой оснований, однако обычно он носит весьма поверхностный характер. Попробуем разобрать проблему, рассмотрев различные ее аспекты. «Оторванным» от народа историческое Белое Движение не могло быть хотя бы потому, что включало в себя решительно все слои населения России, в т. ч. рабочих и крестьян. Другое дело, что в годину, когда масса нашего народа оказалась охвачена смутой, когда немалая часть русских людей, совлекая с себя образ Божий, примкнула к большевикам, а еще большая норовила «схорониться», «пересидеть» лихое время, а нередко и поживиться на нем, Белые провозглашали вечные идеалы — Веры и Верности, Любви к Отечеству, Чести. Нам скажут, что не все Белые следовали им… Да, увы, не все умели беречь в чистоте Белое Знамя, и это было одной из причин поражения. Однако, как ни парадоксально, не в отступничестве ли от идеалов преодолевался «отрыв» от народа? Равенство в бесчестии, в разнуздании низменных инстинктов достигается несравненно проще, нежели в Чести и Верности…

Большевики оказались в определенный исторический момент ближе к народу, нежели Белые, говорят нам… Но за счет чего? За счет провозглашенного права не бесчестье, великого соблазна захватить чужое. За счет максимального понижения нравственной и интеллектуальной планки — фактической дебилизации населения путем пропагандистской работы и созданием примитивной псевдокультуры. За счет великой лжи — народ поманили землей, хорошей жизнью и прочими благами. Так была достигнута близость… Когда одни зовут к Подвигу во имя Веры и Отечества, а другие призывают грабить награбленное, то такое несовершенное существо, как человек, скорее откликнется на второй призыв. А ведь был еще возведенный в систему, ставший основой советской власти террор. Можно сколько угодно говорить, что белые тоже зверствовали, но вы никогда не найдете ни одного документа белых правительств, который бы возводил террор в государственную систему, и призывов «поощрять энергию и массовидность террора» от лидеров Белых никогда не звучало и не могло звучать. Эксцессы гражданской войны — трагическая, страшная, позорная неизбежность. Но белого террора не существовало в природе. Не существовало и института заложников, и насильственного призыва (под угрозой расстрела). Белые оставались в добровольных «тисках» общечеловеческих ценностей, норм цивилизованного общества, принципов, совести. В этом и был их «отрыв»… Да не от народа. А от той, пусть даже и большой его части, которую не уничтожили, не запугали большевики, но которая сама, соблазнившись правом на бесчестье, отступив от Бога и Отечества, пошла за Бога и Отечества самыми страшными врагами. Стоит ли сожалеть о таком «отрыве»? Навряд ли. С ним мы потерпели поражение материальное, но не будь его потерпели бы поражение куда более тяжелое и непоправимое — моральное.

Когда мы говорим о народе — близости к нему или, напротив, отрыве — мы, прежде всего, должны понять для себя, а что, собственно, подразумеваем мы под словом «народ»? Вообще все население России? Вообще всех русских, рассеянных по миру? Вообще всех русских, а также тех, кто к таковым себя причисляет? Вариантов не так мало… А. И. Солженицын отвечал на этот вопрос так: «Народ — это не все, говорящие на нашем языке, но и не избранцы, отмеченные огненным знаком гения. Не по рождению, не по труду своих рук и не по крыльям своей образованности отбираются люди в народ. А — по душе. Душу же выковывает себе каждый сам, год от году. Надо стараться закалить, отгранить себе такую душу, чтобы стать человеком. И через то — крупицей своего народа. С такою душой человек обычно не преуспевает в жизни, в должностях, в богатстве. И вот почему народ преимущественно располагается не на верхах общества».

Понятие «народ», трактовка оного еще и в известной степени ситуативно. Нередко вспоминают бессмертные слова А. А. Ахматовой: «Я была тогда с моим народом…» Что значит быть со своим народом?

Возьмем простой пример. Война. Враг пришел на мою землю и стал убивать моих людей. В этом случае я не вторгаюсь в высокие материи и трактовки. Ибо убивают моих людей, из которых слагается мой народ. А если убивают моих людей, значит, убивают и меня. Потому что невозможно русскому мыслить себя в отрыве от своих единокровных в бедственную годину. И раз так, раз убивают и меня, то я поднимаюсь на защиту — с оружием ли в руках, в госпиталях ли, или же пером — это уж кому как приведется. Это и значит «быть со своим народом». Делить его тяготы и скорби, принимать их в себя, жить ими.

Еще один пример. Мой народ подвергают геноциду. Путем ли прямых репрессий или же более тонко — «шоковыми терапиями» — не суть важно. Моих людей бросают на произвол судьбы в некогда «братских» республиках, отрекаются от них, предают, оставляют на расправу. Это значит, что отрекаются и предают на расправу меня, подвергают геноциду меня. И никогда я не позволю себе оправдать геноцид словом «зато» («индустриализацию провели… войну выиграли…»). И никогда не оправдаю я предательства высокоподлым словом «геополитика». Есть мой народ, хорош он или плох, значения не имеет. Это мой народ. А есть его предатели и палачи. И я всегда буду с моим народом — преданным и умученным, а не с теми, кто предавал и мучил, и не с теми, кто предательство и мучительство оправдывает, предавая тем самым народ и принимая сторону предателей и мучителей. И это тоже значит «быть со своим народом».

«…там где мой народ к несчастью был», — так заканчивается цитата Ахматовой. Анна Андреевна была со своим народом в очередях у «Крестов». Ольга Берггольц была со своим народом в блокадном Ленинграде. Голос Берггольц был голосом всего Ленинграда… А устами Ахматовой кричал, как писала она сама, стомиллионный народ. Это и значит «быть с народом». Не отрекаясь в самые страшные часы от него, все круги ада деля с ним.

Круги ада, но не падение, не отступничество, не растление. Ведь народ наш — это отнюдь не «Богоносец». Это определение часто ошибочно приписывают Достоевскому, забывая, что принадлежит оно персонажу «Бесов» Шатову, который почерпнул его от главного беса — Ставрогина… Народ наш может быть и Сергием Преподобным, и Стенькой Разиным. И что же, быть нам со стеньками да емельками, чтобы «не отрываться»? Никак. Презирать ли, отрекаться от них? Никак. Преподобномученица Великая Княгиня Елизавета Федоровна писала после революции: «Господни пути являются тайной, и это поистине великий дар, что мы не можем знать всего будущего, которое уготовано для нас. Вся наша страна раскромсана на маленькие кусочки. Все, что было собрано веками, уничтожено, и нашим собственным народом, который я люблю всем моим сердцем. Действительно, они морально больны и слепы, чтобы не видеть, куда мы идем. И сердце болит, но я не испытываю горечи. Можешь ли ты критиковать или осудить человека, который находится в бреду, безумного? Ты только можешь жалеть его и жаждешь найти для него хороших попечителей, которые могли бы уберечь его от разгрома всего и от убийства тех, кто на его пути». «Народ — дитя, — говорила Великая Княгиня, — он не повинен в происходящем… он введен в заблуждение врагами России». Народ — дитя. Дитя, куда бы ни заносило его, чем бы ни было оно больно, должно любить. Но не впадать при этом в детство самим. Не заболевать самим.

Народ в иные периоды истории может отчаянно предаваться бесчестью, обращаться толпой и даже бандой, может выталкивать на Олимп князей из грязи, может требовать освобождения варрав, может побивать камнями праведных и распинать Христа… И в этом никак невозможно «быть с народом».

На заре прошлого века, да и в конце позапрошлого у нашей интеллигенции был некий культ народа. Знатные господа навроде Льва Толстого опрощались сами и призывали к тому других. Затем «народничество» настигло армию и флот. Там иные г-да офицеры тоже стали заигрывать с народом в лице солдат и матросов… Те в итоге в лучшем случае посылали их непечатно и презирали, а в худшем отправляли «в расход».

Я скажу, быть может, пафосную банальность, но быть мы должны единственно лишь с Богом. Мы должны беречь наши святыни, наши идеалы, завещанные нам нашими предшественниками. Наши знамена. Не кичась этим и не превознося самих себя, ибо кичливость и самопревозношение чуждо и православному духу, и подлинному благородству. Но и не позволяя ни на дюйм снизить планку, дабы сойти за «своих». Делать, что должно, и говорить, что есть, чураясь искательства и «страха ради…». И если оторвемся мы в том от народа, то что ж поделать. Ведь «распни, распни» также кричал некогда жестоковыйный народ, обращенный в толпу. Стало быть, иногда лучше быть не с народом, но с тем, кому уготовано распятье… И в этом отношении лучшим примером служит нам и Преподобномученица Великая Княгиня Елизавета Федоровна, и другие мученики нашего кошмарного XX века.

2018