Глава 10

Как я и предполагал, немцы с ходу не смогли взломать оборону мостов через Березину и начали искать брод. Самым удобным местом для переправы, учитывая особенности рельефа, они посчитали участок капитана Ларина. Днем наша оборона понесла здесь ощутимые потери от вражеской артиллерии и авиации. Из пяти «сорокапяток» у Ларина оставалось только три, когда немцы силами 2 танковых рот пошли в атаку. Снаряды отскакивали от лобовой брони «троек» и «четверок», а вскоре танки заставили замолчать оставшиеся орудия. После этого в атаку пошла немецкая пехота, которая стала преодолевать реку вброд и на разных подручных плавсредствах. Пулеметы Ларина смогли существенно проредить порядки наступавших, но не остановили их. Когда немцы приблизились, в наши окопы полетели гранаты.

Удивительно, что мы не замечали, какой сильный бой идет рядом, всего в двух километрах от нас, видимо сознание притупилось и звуки близких разрывов и стрельбы не казались уже чем-то пугающим.

Остатки батальона, который ничем уже не мог сдерживать танки, отступил в сторону нашего моста. Сам капитан Ларин был ранен, но продолжал находиться в строю. Под его командованием оставалось около трех потрепанных рот, у которых практически отсутствовали боеприпасы.

Все это сообщили бойцы, которые прибежали на наши позиции по приказу Ларина, чтобы узнать, есть ли у нас пушки и можем ли мы чем-то помочь его отступающему батальону. Я понимал, что нужно действовать решительно и быстро, немцы с каждой минутой будут расширять свой плацдарм, а также попытаются навести понтонный мост и переправить на наш берег свои танки, обходя с фланга всю нашу оборону.

В данной ситуации я принял единственно правильное решение — немедленно выдвигаться в сторону отступающего батальона. Расчетам «сорокапяток» я приказал тоже с помощью всех имеющихся средств организовать переброску орудий в нашем направлении. Я понимал, что танки могла остановить только арта. Мы с Дуболомовым и частью разведчиков разместились на трофейных мотоциклах и через несколько минут уже были на позициях Ларина, правда в темноте нас едва не обстреляли наши, приняв за немецкие части. Прямо на мотоциклах мы разложили карту и провели оперативное совещание.

— На нашу сторону немцы смогли перебросить уже несколько танков, я видел два. К счастью глубина здесь не позволяет им полностью пересечь реку с ходу, на конечном участке немцы воспользовались плотом. Также на западном берегу пока и их мотострелковые части. На восточном берегу на месте наших позиций сейчас примерно 2 роты немцев, поддерживаемые огнем танков и минометов. К утру они скорее всего расширят плацдарм и наведут понтонную переправу, — доложил Ларин.

— Наша задача сделать так, чтобы этого не случилось, мы должны выбить их на западный берег и наглухо законопатить эту дыру, — сказал я, — как вы смотрите на то, если я возьму на себя временное командование вашим батальоном? Вы серьезно ранены.

— Это пустяки, но думаю, что лейтенант Собольков одобрил бы этот план, так как он предупредил меня, что вы — опытный командир, и в случае отхода, нужно отступать в вашем направлении. А с моим командованием у меня нет сейчас связи, в последний раз они выходили на нас утром: посыльный боец передал мне, что значительные силы наших войск все еще отходят по большому мосту в Борисов, выходя из окружения под Минском.

— Будем атаковать. Что у нас с минометами? — спросил я, обдумывая возможности огневой поддержки.

— Мины есть, но миномет всего один, да и дальность его действия около 200 метров делает его малоэффективным на открытой местности.

— Согласен, — сказал я, но в эту минуту у меня в голове возник неплохой план.

Вскоре к нам подтянулись мои бойцы и одна пушка, которую тянул на прицепе ГАЗик. Мы располагали сейчас 4 ротами бойцов, которые были полны решимости отдать свои жизни, но остановить врага, понимая серьезность ситуации для всей обороны Борисова. Я становился на время комбатом — просто головокружительная карьера для рядового бойца. Следовало торопиться и ударить по немцам, пока они серьезно не расширили свой плацдарм. Ночь и темень стоявшая кругом были на нашей стороне так как фрицы лишались главного своего преимущества — авиации.

— Товарищ капитан, мы сейчас подтянем пушки и ударим ими по немецким танкам, но вначале устроим небольшую артподготовку и быстрым броском пойдем в атаку, впереди пойдет взвод моей разведки с автоматами, ваша задача силами одной роты отсечь немцев от берега и не дать подтянуть резервы, для этого я дам вам еще 5 пулеметов.

Весь мой план был рассчитан на внезапность и силу нашей атаки, нужно было сбросить в реку не менее 400 человек окопавшейся вражеской пехоты, наши силы были сейчас примерно равны, но у немцев наверняка были пулеметы и в запасе еще 2 танка, потери с нашей стороны будут просто огромными, если я дам поднять им голову. Я подошел к ящикам с минометными минами. В них лежали хвостатые боеприпасы от нашего миномета-лопаты, 37-мм осколочные мины массой около 500 граммов. Этих боеприпасов было в избытке. Перед войной в СССР произошло чрезмерное увлечение миномётами. Военное руководство считало, что лёгкие, недорогие простые в производстве и обслуживании миномёты способны заменить собой другие типы артиллерийского вооружения и наладило массовое производство минометов и боеприпасов к ним.

Я решил, что с моими способностями просто сам закидаю немецкую оборону этими гостинцами. Если мне удалось пятикилограммовый камень зашвырнуть на расстояние 200 метров, то эти игрушки спокойно смогу метать на все 300, а это дальше, чем наш штатный миномет.

В детстве я смотрел американский фильм про Вторую Мировой войну «Спасти рядового Райана» и запомнил эпизод, где американские солдаты кидали руками в противника миномётные осколочные мины, которые потом взрывались, нанося ощутимые потери врагу. Я еще тогда очень удивился, думая, что это чистая фантазия режиссера. Слишком как-то ловко это у них получалось — ударил мину с вышибным зарядом о плиту либо камень, бросил на двадцать метров и взрыв! Результат — поражение осколками живой силы врага на достаточно большом участке. Брошенные американскими солдатами в противника мины взрывались также как осколочные гранаты.

Потом уже постарше, я понял, что в теории это очень даже возможно. То есть сильного удара хвостовиком мины о твердый предмет достаточно, чтобы взрыватель взвелся, хотя подобная «граната» и для человека, бросающего ее, представляет существенную опасность. Нужно было хорошо бить и бросать побыстрее и подальше.

Я нашел подходящий камень и приказал роте курсантов осторожно подтянуть его и ящики с минами на расстоянии 300 метров к немецким позициям, нужно постараться не всполошить фрицев раньше времени, тем более что они и так нас ждали, периодически освещая небо сигнальными ракетами.

Вскоре мой батальон занял исходные позиции на расстоянии 350 метров от врага, свои «сорокапятки» мы выкатили на прямую наводку, в этот раз я доверил вести стрельбу расчетам Спиридонова самостоятельно. Наши две пушки против двух немецких танков — силы были равны. Я приказал начать атаку только после моей команды, которую планировал дать после «артподготовки».

Я подполз к ящикам с минами и взяв в руки первую «игрушку» слегка подбросил ее: да, кину ее на 300 метров и очень легко. Статистически я был сильнее обычного бойца примерно в пять раз, но как я понял, моя Сила распределялась таким образом, чтобы можно было концентрировать определенные усилия в заданном направлении.

Я размахнулся и бросил первую мину, примерно через 10 секунд на немецких позициях раздался приглушенный взрыв. Как я понял еще одним преимуществом именно такого способа стало то, что немцы не смогут понять — откуда ведется стрельба — звук удара мины о камень был очень тихим по сравнению с выстрелом из миномета. Я одной за другой стал быстро кидать мины в сторону врага, получалось примерно 50 мин в минуту. Немцы сразу открыли огонь, но как я и предполагал, палили они в панике во все стороны, не понимая где находится их враг. Когда я зашвырнул 3 сотни, то понял, что нужно передохнуть: метавшая боеприпасы правая рука просто отваливалась. Только здесь я осмотрелся вокруг и попытался проанализировать, чего я добился. За пять минут на компактную немецкую оборону упало значительное количество крылатых снарядов. Фрицы перестали стрелять и залегли, видимо просто решив поглубже в окопах переждать массированный налет наших минометов.

Немного передохнув, я приказал взводу Дуболомова ползком продвигаться к немцам, и продолжил опустошать ящики с минами. Мои бойцы ничему не удивлялись, видимо думая, что мины сами летят во врага, нужно было их только правильно ударить в хвостовую часть и подбросить.

— В атаку, вперед! — вскочил я, когда правая рука снова отказалась слушаться. Я взял у подбежавшего Чопорца свою винтовку и перевел систему в режим ночного видения. Расчеты 2 немецких пулеметов, попытавшихся открыть стрельбу были сразу же мной выведены из строя, а взвод моей разведки уже прыгал в окопы, вступаю в рукопашную.

Ура! — понесся над рекой громогласный крик моего батальона, где-то уже на берегу застучали пулеметы роты капитана Ларина.

Я включил максимальную скорость и впервые протестировал свою новую возможность бега — она была запредельная, 300 метров я покрыл за 6 секунд. В голове сразу вспомнился бородатый анекдот про гаишников, которые остановили водителя за превышение: «Я что слишком быстро ехал? Нет слишком низко летели». Я решил не останавливаться и пользуясь своей скоростью принять участие в рукопашной, углубившись в немецкую оборону, это дало свои результаты. В сотне метрах от себя я увидел экипаж немецкого танка, который словно в замедленном кино бежал к своей машине. Я свернул в их сторону и догнав танкистов врезал каждому из них кулаком по голове. Не останавливаясь я прыгнул в немецкий танк и захлопнул за собой крышку люка. Мне повезло, это был Pz.Kpfw.IV — «четверка» в хорошем состоянии и с полным боекомплектом. Проведя обучение, я завел танк, справедливо полагая, что наша пехота мне в окопах не страшна, а второй немецкий танк я теперь легко ликвидирую. И действительно, я скоро увидел вторую «четверку», которая медленно проползла мимо меня в сторону нашей атакующей пехоты. Я развернул башню своего танка, зарядил пушку и буквально в затылок произвел выстрел по второму немецкому панзеру. Танк и экипаж были уничтожены, боекомплект немецкой машины сдетонировал и огромный полыхающий костер на месте уничтоженной «четверки» осветил поле боя. Я подсел к пулемету и стал поливать свинцом немецкую пехоту, которая уже во всю прыть бежала к реке. Для фрицев, оказавшихся здесь, это был настоящий ад. Под огнем пяти пулеметов капитана Ларина на западный берег ушли считанные единицы фрицев. Также на реке был потоплен плот еще с одним танком и куча немецких плавсредств. Я дал несколько выстрелов по скоплению немецкой мотопехоты на противоположном берегу. Немцы в ответ не открывали огня, абсолютно не понимая, что тут происходит, и боясь зацепить своих. Я спокойно расстрелял все снаряды и разрядил в сторону западного берега пулемет. Результатом был уничтоженный склад боеприпасов, которые фрицы сложили на берегу, готовясь к переправе. Противоположный берег был полностью зачищен. Враг поспешно отвел от реки свои подразделения, неся ощутимые потери и не имея возможности открыть ответный огонь. В рации моего танка все время истерически кричали по-немецки, чтобы я «отставил огонь, так как стреляю по своим». В рядах противника была паника и неразбериха. На нашем берегу выстрелы смолкли. В крышку люка осторожно постучали.

— Товарищ Василий, вы там? — услышал я голос Чопорца и открыв люк, высунулся из танка, оглядывая поле боя.

— Я сразу понял, что это вы и сказал нашим, чтобы не стреляли по этому танку, — ликующе прокричал Андрей, на радостях приобнимая меня, — дали мы им тут прикурить, прямо как вы рассказывали про Березину и французов.

— Да, точно, Березина 2.0,- ответил я, и махнул рукой улыбавшемуся здоровяку Дуболомову, одной рукой тот тащил немецкий пулемет, а другой — целого пленного майора.