Глава восемнадцатая
На следующее утро мы все собрались в офисе.
– Никаких сведений о Вениамине Салкине нигде нет, – заявил Кузя. – Он отсутствует в соцсетях, не приобрел мобильный номер, давным-давно продал свою комнату и выписался из коммуналки. Никто никогда его официально не искал, имею в виду – не подавал заявления о пропаже данного человека.
– Наверное, он умер, – предположил Сеня, – возможно, убит. А поскольку никого судьба Салкина не интересовала, то он до сих пор вроде как жив. Сколько ему могло лет сейчас исполниться?
– Немного за восемьдесят, – уточнил Кузьмин, – уже вечер, но еще не ночь. Я знаю людей, которые и в девяносто пять работают.
– Теоретически Вениамин может где-то тихо существовать, – проговорил полковник, – вероятно, с деньгами у него порядок. Забрал у жертв много ценных вещей и продает их втихую. Давайте плясать от печки. Что мы знаем? С чего все началось?
– Василиса Герасимова получила неожиданный подарок, – сказал Семен, – кто-то в ее отсутствие вошел в ее квартиру, положил на прикроватный столик коробку с колье и записку: «Возвращаю взятое напрокат».
– Я дал Герасимовой контакт нашего лучшего оценщика, Владислава Нечаева, обмануть Владика невозможно, – перебил его Кузя, – разные люди пытались это проделать, но всегда безуспешно. Вердикт таков. Да, «Болин и Ян» делали подобное колье. Оно принадлежало семье дворян Сафоновых. Елистрат Сергеевич, глава семьи, заказал его для своей жены, когда та после нескольких сыновей наконец-то родила долгожданную дочь Анастасию. Изделие баснословно дорогое. Девушка показывалась в ожерелье на балах и всегда вызывала у дам вздохи зависти. Сафоновы обладали огромным состоянием, вели открытый образ жизни. Они помогали бедным, строили богадельни, содержали бесплатные школы, трапезные для нищих, возводили храмы. И не покинули Россию, когда к власти пришли большевики. Наверное, думали, что комиссары их не тронут, узнают про добрые дела и оставят семью в покое. До тридцать пятого года семья спокойно жила в своем имении под Ленинградом. А потом первого июля в погожий солнечный день в дом Сафоновых прибыли, как тогда говорили, «энкавэдэшники». Неизвестно, специально ли выбрали именно это число, день рождения Анастасии, или это случайное совпадение. Сафоновы готовились к празднику, Настя ждала гостей с подарками, цветами, надела любимое ожерелье, но неожиданно нагрянули люди в форме. Они расстреляли мать, отца, братьев, Анастасию и троих человек, которые на свою беду пораньше приехали в гости. Трупы бросили в овраг, закидали землей и уехали. Откуда мне это известно? В шестидесятые годы двадцатого века один литературный журнал напечатал воспоминания Глафиры Оловкиной. В советское время в мире литературы и искусства порой случались неожиданности. Читатели и зрители могли получить такие книги и спектакли, которые никак не могли быть опубликованы или показаны из-за своей откровенной ненависти к тому, что творили коммунисты. Но бдительная цензура порой не ловила мышей или в каких-то случаях ей велели не охотиться на них. В шестидесятых-семидесятых годах двадцатого века существовала небольшая группа литераторов, музыкантов и художников, очень талантливых, известных за рубежом. Их без проблем выпускали в разные страны, несмотря на то что эти люди не боялись критиковать советскую власть и ее лидеров. Удивительно, но никого из тех смельчаков не посадили, не поместили в психиатрическую лечебницу, не лишили их возможности творить и говорить все, что они думают. Современники с уважением относились к этим диссидентам. Представьте, сколь шокированы были все, когда в начале девяностых годов открыли архивы КГБ и вылезла на свет правда. Все эти откровенно нелюбящие советскую власть люди являлись осведомителями, «сдали» массу своих друзей и знакомых, которые поддерживали их антисоветские настроения. Интервью западным СМИ они раздавали по указке КГБ. Почему этим лицам разрешали ругать коммунистический режим? Когда за рубежом начинали кричать: в СССР нет свободы, тех, кто не согласен с социалистическими порядками, сразу отправляют в лагеря, то мигом прилетал ответ: это вранье. Например, N, W, A и прочие смело и откровенно говорят, что думают. Никто их не сажает. А те, о ком вы ведете речь, простые уголовники.
Но госпожа Оловкина особый случай. Она не принадлежала к отряду прикормленных КГБ правдорубов.
Мать Глафиры служила у Сафоновых горничной, а дочь ее в малолетнем возрасте взяли в имение на воспитание в качестве подруги для крохотной Насти. Глафира получила хорошее образование, и барин, и барыня очень ее любили. В последний день рождения Анастасии Глафира решила подарить той, кого считала своей сестрой, вышитые самолично носовые платки и оригинальный букет. Настя не любила срезанные цветы, поэтому ее лучшая подруга отправилась в лес, она хотела набрать красивых шишек и нанизать их на палочки…
Желание обрадовать Настеньку спасло Глаше жизнь. Она стала свидетельницей того, как одетые в форму НКВД люди привезли на телеге трупы Сафоновых и нескольких их друзей. Глафира затаилась в густых зарослях какого-то кустарника, онемев от ужаса. Речь к ней вернулась только через день. Девушка сбежала из имения, получила образование, стала реставратором ювелирных изделий, писала небольшие детские рассказы. А под конец жизни выпустила книгу воспоминаний. И там впервые сообщила о том, как убивали людей, которых она любила всем сердцем. В подробностях описала мужчин, которые сдирали с тел драгоценности. Из разговоров, которые вели убийцы, Глаша узнала, как развивались события. Отец семейства, едва увидев людей в кожаных куртках, сразу понял, что всю семью сейчас арестуют, и быстро сказал:
– Спокойно. Это ошибка. Сейчас я позвоню кому надо, и вас отзовут.
Средний сын предложил энкавэдэшникам перекусить. А те открыли огонь и убили всех. Угрызений совести никто из сотрудников комиссариата внутренних дел не испытывал. Забрасывая трупы землей, они деловито обсуждали необходимость осмотра имения, поиска других ценностей. Все ювелирные изделия, снятые с убитых, складывали в чемодан. Его держал человек, которого Глаша очень хорошо знала, управляющий имением Сафоновых. Она не могла поверить своим глазам. Парень буквально боготворил хозяев, жестко отстаивал интересы барина, который пожалел малыша, чьи родители погибли при пожаре, забрал и воспитал его вместе со своим сыном. N получил от Сафоновых все: любовь, образование, его сделали управляющим, назначили сверхщедрое жалованье, женили на девушке из приличной семьи с большим приданым. Молодой барин, с которым рос N, стал крестным сына своего друга детства. И вот такой поворот. Чудом избежавшая смерти Глафира сидит в кустах и видит, как N деловито записывает в тетрадь, какие украшения снимают с трупов. И эта картина шокировала ее даже сильнее, чем вид телеги с трупами. Глафира не стала лукавить, она честно указала, что следила за жизнью поганого человека, знает, что он достиг при коммунистах успеха, стал известным. Сейчас он уважаемый член общества, хорошо обеспеченный, женатый, с ребенком. Завершая самую мрачную главу своей книги, Глафира писала: «Я знаю имена всех членов семьи сей нерукопожатной личности. Но разве супруга или дочка виноваты в том, что совершил в молодости N? Однозначно нет. Поэтому я никогда никому не сообщу их имен. Если подлый человек прочитает мои воспоминания, он себя узнает, поэтому следующие слова обращены только к нему: «Гореть тебе в аду».
Кузя сделал глоток воды.
– Ожерелье Анастасии оказалось в том самом чемодане. Где он сейчас? Неизвестно. Как складывалась судьба Глафиры, которая знала, что случилось в подмосковном лесу в тридцатых годах прошлого века? Замуж Оловкина никогда не выходила, детей не имела, скончалась в глубокой старости, перешагнув столетний рубеж.
