В основе исповедания русской национальной партии лежат следующие три положения: самодержавие, православие и русское единодержавие. На первый взгляд, эти три положения, особенно же первое, кажутся несколько отсталыми и устарелыми. Однако эти положения взяты были не случайно и не по капризу, а на основании исторических данных.

Весьма знаменательно, что верховоды из жидов и других инородцев в тяжелые годы 1904–1906 на митинговых собраниях в своих речах обдавали полным презрением историю России, ее прошлое, ее характер. Мало того, митинговые ораторы из жидов грязью забрасывали историю России и во весь голос кричали, что история – это анахронизм. Это делалось недаром. Нигилизм 90-х гг. был злостнее нигилизма 60-х гг. Новейшие нигилисты из жидов отлично знали историю России и важное ее значение в государственной жизни и потому усердно поливали ее своими зловонными помоями. Нигилисты же из армян делали это по своей глупости. Это было панургово стадо в руках жидов.

Между тем история России имеет весьма поучительное значение в ее настоящих исторических судьбах. И кто хоть немного потрудится освежить ее в своем уме и немножко подумать, тот ясно увидит, что самодержавие, православие и неделимость империи – не пустые звуки и не проявление захватного деспотизма и насилия, а всецело и по существу вытекают из свойств и характера самой нации и основываются на исторических судьбах ее.

Эти три основных положения бытия Русского государства исповедовались еще во времена Московской Руси. Современник царя Алексея Михайловича Юрий Крижанич утверждает следующие основы государства: «вера православная, самовладство совершенно (самодержавие), нераздельность кралевства и обережение от чужевладства, запертие рубежев и недопущение празнующаго и бездельнаго жития». Исключив ныне устаревшие два последних пункта, мы имеем три основных пункта нашей национальной партии: самодержавие, православие и единодержавие.

Тот же Крижанич полагал, что самодержавие – это философский камень, который вылечивает все политические болезни. Этот камень есть только у России, поэтому, если какой-нибудь народ страдает, как Польша, неизлечимой политической болезнью, для него единственное средство спасения – союз с Россией… «У ляхов и у чехов, и у задунайских словенцев сия речь господарь знаменует домовного отца, и всякий отец или челяди и дому господин, хочь богат, хочь убог, слывет тамо господарь. А русский язык не простых людей, но владателев зовет господарями. И тем ее означает, еже, что есть челядный отец или господарь в своему дому, то должен быть краль во своем кралеству». Потому русские так доверчиво и относятся к своим царям, но в то же время требуют, чтобы они так же внимательно заботились о своем народе, как отец о своей семье.

Прежде всего, начнем с самодержавия. Наши предки – скифы, сарматы и славяне были храбры, воинственны и отважны, и тем не менее они платили дань. В одном месте – варягам, а в другом – жидкам-хазарам. Почему? Потому что они были страшно свободолюбивы, не любили никому подчиняться, жили разрозненно и проявляли склонность к ссорам. Древние греческие и арабские писатели прямо указывают, что славяне были бы непобедимы, если бы не их взаимная разрозненность и склонность к разъединению.

Греческие писатели Прокопий и Маврикий утверждают, что славяне питают необыкновенную любовь к свободе. По мнению Шлецера, древние славяне имели от природы пламенную любовь к свободе. Маврикий говорит: славяне никакой власти не терпят и друг к другу питают ненависть, оттого не знают порядка и не сражаются соединенными силами. Между ними постоянно царит раздор. Все они питают друг к другу вражду, и ни один не хочет повиноваться другому… Руководителями их были князьки, которых было много, и они-то, по-видимому, были первой причиной раздоров и несогласий, чем особенно пользовались греки .

Многие племена славянские питали древнюю вражду друг к другу, чему служит доказательством презрительный отзыв Нестора о древлянах, вятичах и проч. Это чувство было общее всем племенам и, по всей вероятности, было взаимным (А.С. Хомяков). То же утверждает и А.Д. Нечволодов.

И действительно, разрозненность славян губила наших предков, губит и потомков даже до сего дня.

Сербы и болгары были освобождены от турецкого ига, и что они сделали? Прежде всего бросились друг на друга и стали резать друг друга! За что же Россия проливала кровь своих детей? Поляки как в австрийском, так и в германском парламенте являются самыми ярыми врагами всех славян… Поляки и мазепинцы неистово пожирают в Австрии маленькую частицу несчастных русских галичан и угорцев. А какое чувство благодарности у этих славян за сделанное им русскими добро – то лучше всего показывают поступки болгарских стамбуловцев и каравеловцев по отношению к России за пролитую кровь сотен тысяч ее сынов за свободу Болгарии… А чего стоят бесстыдные выходки Милана Обреновича по отношению к России… А лучше ли был гнусный поступок сербов на съезде славянских журналистов в Белграде летом 1911 г…

Если так низка психология современных западных славян, то, к нашему счастью, психология восточных, русских современных славян иная. Им свойственны: благодушие, всепрощение, милосердие, сострадание и самопожертвование. Во многих случаях эти черты доходят до крайностей, даже унижающих, а не возвышающих. Из христианской любви к ближнему русский народ шел на спасение порабощенных славян, зная заведомо, какую он за то от них получит благодарность. Вот что говорит наш великий психолог-романист Достоевский:

«Народ не забыл свою великую идею, свое православное дело, не забыл в течение двухвекового рабства, мрачного невежества… а православие и православное дело вовсе не какое-нибудь fanatisme religieux, а это именно есть прогресс человечества, и всеочеловечение человеческое так именно понимается русским народом, ведущим все от Христа, воплощающим все будущее свое во храме и Христианской истине и не могущим представить себя без Христа…

Мы дивимся, как русский народ не забыл в крепостном рабстве, в невежестве и угнетении своего великого «Православного дела», не озверел окончательно и не стал мрачным замкнутым эгоистом… Но, вероятно, таково свойство его… подниматься духом в страдании, укрепляться духом в политическом угнетении и среди рабства и унижения соединяться в любви и христианской истине. Вот потому-то, что народ сам был угнетен и перенес многовековую крестную ношу, потому-то он и не забыл своего «Православного дела» и страдающих братьев своих и поднялся и духом, и сердцем с совершенною готовностью помочь всячески угнетенным славянам…»

Итак, одним из выдающихся черт характера восточных славян являются: свободолюбие, разрозненность и склонность к вражде. Много этому способствовало и то, что восточное славянство жило разрозненно, отдельными родами, разбросанными по всему лицу великой Русской земли. Много способствовало и то, что славянская земля, славянский народ был слишком велик и, в силу своей мощи и величия, слишком самонадеян, беспечен, небрежен к общему делу и слишком благодушен. Только когда грянет гром, стрясется великая беда над всеми, тогда он объединялся и тогда уже становился сильным, мощным и страшным. А обычно каждый жил своим родом и никому не было никакого дела до всего народа.

Интереснее всего, что сами древние славяне понимали и сознавали свой этот недостаток – разрозненность, свободолюбие, личную независимость и склонность к ссоре и вражде, видели свою немощь и беду в этом и иногда даже пытались поправить дело.

Такой исторической попыткой является призвание новгородцами славянских варягов Руси на княжение (П.И. Ковалевский). Вот что по этому поводу говорит летописец: «В 862 г. новгородцы изгнаша варяги за море и не даша им дани и почаша сами в себе володети; и не бе в них правды, и вста род на род, бысть в них усобице, и воевати почаша сами на ся…» Вот какое было самоуправление у наших предков. Подумали, подумали новгородцы и решили достать себе правителя извне. «Поищем себе княже, иже бы володел нами и судил по праву…» Послали послов к балтийским славянам, вендам или славянским варягам и заявили им по правде: «Земля наша велика и обильна, лишь порядка в ней нет, придите володеть и управлять нами». Прошло достаточно времени. Скончался Рюрик, не стало и Олега. Игорь был замучен древлянами. Царила Ольга. И вот она объезжала государство. Прибыла в Новгород, и что же она там нашла? Население жило хорошо и богато, но ее поразили раздоры между собой разных «концов» этого города: непримиримые и драчливые (Т.И. Мятлева).

Итак, неспособность к разумному государственному самоуправлению являлась органической славянской чертой. Не то же ли нам показывает история Польши, Чехии и проч. Как только государственная власть попадала в руки народа, так сейчас начиналась государственная суматоха, смятение и беспорядочность, сила, мощь и величие славянского государства падали, и народ спешил под чужую мощную руку и искал себе порядка в самодержавии. Это особенно резко сказалось в наше смутное время самозванщины.

Таким образом, единая самодержавная власть в России вытекает прямо из характера национальных свойств русского народа. Из органической неспособности славян к объединению самих в себе и самоуправлению. И является естественным последствием и исходом из печального национального бытия и существования. Самодержавие в России является таким образом органической национальной потребностью, без которой Россия существовать не может. В Русском самодержавии зиждется целость, крепость, мощь и величие России. Порукой тому является история России.

Призванные новгородцами «князья составили связь между областями, – дружина поддерживала ее, духовенство составляло святости закона» (А.С. Хомяков).

Пришли славяно-варяжские князья. Объединили русских славян и стали самодержавно править. И вот те же славяне, которые до сих пор платили дань жидкам-хазарам, под скипетром самодержавия создали великий народ, а о хазарах осталось только одно воспоминание. Самодержавие, сплотив разрозненные части Руси, создало силу и мощь государства. Самодержавные Святослав, Владимир, Ярослав создали величие Киевской Руси… Но вот настало время удельного княжения. Настала государственная рознь и взаимная вражда. Настало раздробление и падение власти и самодержавия. Россия падала и пала под ударом татарской орды… Сам народ, опять разбитый и разъединенный, не мог вновь встать и окрепнуть. Мелкие князья напоминали собой ссорившихся князьков доваряжского периода; сии препирались друг с другом и только ослабляли Россию. Пришедшие монголы поработили Россию не потому, что наши предки были маловоинственны, не храбры и не способны к войне, а именно потому, что Россия была разбита на мелкие части и владетели этих частей не желали помочь друг другу объединиться и составить единое, целое, мощное. Не было самодержавия, и создать его сразу было невозможно. Такое самодержавие стало создаваться только мало-помалу, и строителями самодержавия и собирателями Руси явились московские князья. Постепенно они собирали вместе разбитое, разбросанное и расстроенное и создали великое целое – Московскую Русь; и это все достигалось путем созидания и усиления самодержавия и единодержавия при содействии православия… Так созидалось и создалось самодержавие… В момент самозванства пала верховная самодержавная власть, – пало и величие России. Ее терзали, ее попирали и поляки, и шведы, и южные варяги-казаки, – и тот только ее не обижал, кто не хотел. Опять понял народ, что земля наша велика и обильна, но порядка в ней нет. Без самодержавного царя быть ему нельзя. И избрали они себе царя самодержавного, царя православного, царя, обладающего на то наследственным правом, помазанника Божия по наследственному праву. «В страшное время междуцарствия русское государство было спасено самим народом, который сделался, так сказать, хозяином положения и решителем судеб России. Если бы он изверился в самодержавии и пожелал разбить целость русской земли и полноту верховной власти, то, конечно, никто бы ему не мог препятствовать… Но учение православной Веры глубоко проникло в наш семейный и общественный быт. Под его влиянием сложились и вошли в Русскую Жизнь идеалы родительного единодержавия в семье и единодержавия в государстве. По учению нашей Церкви и по сознанию православного народа Царь есть избранник Божий, чтобы быть отцом и вождем народа».

С воцарением дома Романовых на Руси ведется не только конечное объединение разрозненных отдельных частей Русской Земли, но и присоединение соседних наций, нужных ей для ее величия, мощи и славы. Началось созидание Российской империи.

Наибольшей силы и напряжения достигло самодержавие при великом Петре, и наибольшей славы и величия достигла Россия именно при великом Петре. Велико было самодержавие и Екатерины II, и величие России тогда же было велико. Мощно было самодержавие при Александре III, и Россия в этот момент достигла наибольшего внутреннего благосостояния и благоденствия.

Никто не станет сравнивать и приравнивать Киевской Руси к Московскому государству и Московского государства к Российской империи. Эти три степени России обязаны трем фазисам состояния самодержавия. При этом важно отметить и то, что всякий раз с падением самодержавия падала и Россия. Нам могут указать, что при Иоанне Грозном самодержавие достигло патологических границ деспотизма, что самодержавие тогда приняло патологическую форму, причем, однако, Россия не возвысилась, а пала, – но то так было именно потому, что патологический деспотизм и есть одно из проявлений падения, а не возвышения самодержавия.

Всякое нарушение самодержавия немедленно влечет за собой подрыв благосостояния нации и крепости государства. Враги нашей Родины, как внешние, так и внутренние, прекрасно знают это и всеми способами стараются извратить исторические факты нашего прошлого и подорвать в глазах особенно легковерных русских величие и значение этого принципа в нас самих.

Но народ и по опыту, и по инстинкту сознает силу и мощь самодержавия, и потому сам народ, например в Смутное время, даже бесчинствующие казаки, требовали избрания царя, царя самодержавного, царя православного, царя единодержавного, ибо самодержавие, православие и единодержавие нераздельны, поддерживают друг друга и взаимно дополняют. Государственное самодержавие в том виде, как оно утвердилось в России, возможно только у православных народов и немыслимо во всей полноте у католиков, ибо у последних оно сталкивается с церковным самодержавием Римских пап, верховная власть которых, по религиозным верованиям католиков, выше всех земных властей. Фанатизируемые папским духовенством католические массы веруют, что их «святой отец», папа, есть наместник Иисуса Христа, глава всех верующих христиан, владеющий ключами рая и ада, прощающий грехи всех живых и умерших и предающий вечным мучениям всех, не покоряющихся его воле. Понятно, что при таком положении дела подданные государя по приказанию папы, безусловно, слушаются своего государя-папы и будут исполнять приказание папы. Естественно, что истинное самодержавие в таких случаях немыслимо.

Из всего вышеизложенного вытекает, что русский народ по своим национальным свойствам своеобразен и отличен от других западных народов. В силу своей разрозненности и неспособности к единению и самоуправлению русский народ не может государственно существовать без самодержавия. Только при самодержавии, действующем от имени народа и в интересах величия, славы и могущества русского народа, Русское государство может проявлять силу, мощь и величие. Почему следует естественный вывод, что русское самодержавие вытекает из свойств самой русской нации и является его органической потребностью. Отнять в государственном строе России самодержавие – значит поставить ее в антинациональные условия бытия, противные его существу. Вот почему и националисты не устанавливают самодержавие, ибо оно в этом не нуждается, а указывают на то, что самодержавие составляет сущность и основу бытия Русского государства, и нарушение этой основы повело бы если не к гибели, то к великим потрясениям и разрухе его. Национальная партия самодержавие ставит не целью и не задачей своей пропаганды, ибо то было бы выше ее сил и пожеланий, а только лишь отмечает, что самодержавие, православие и единодержавие – суть основы бытия Русского государства, и национальная партия во всех деяниях исходит из этих трех положений как основных свойств и качеств русской нации.

Православие. Религия – прирожденное свойство духа признания и исповедания чего-то Высшего, чего-то отвлеченного, вне нас существующего, но слишком нам близкого, нас выполняющего и возвышающего. Эта способность во многом обусловливается воспитанием и колеблется в связи с его содержанием и направлением, но по существу она прирожденна и составляет свойство и особенность нашего существа. Атеизм или отрицание божества не есть отрицание религии. Помимо религии божественной может быть религия естественная, политическая и социальная. Чистый атеизм – абсурд.

Все люди на свете очень похожи друг на друга, но все они имеют и свои отличительные, личные и индивидуальные особенности. Такие отличительные личные черты бывают как физические, так и духовные, религиозные. Эти индивидуальные отличительные черты обычно стоят в наличной связи и соответствии с физическими особенностями организации человека. Что применимо к отдельному лицу, то в такой же мере может быть применимо и к более крупной единице нации.

Из всех религий в цивилизованном мире главнейшую роль в настоящее время играет христианство. Догмы Христа «Возлюби ближнего твоего…» легли в основу стремлений и помышлений современного человечества. Эта любовь Христа покорила себе сердца современного человечества и нашла себе примирение с современнонаучным принципом – борьбой за существование – в словах Христа: «Воздадите Кесарево Кесареви, Божия Богови».

В жизни церкви Христовой явились, однако, обстоятельства, которые резко раскололи ее на две части, или на два исповедания: православное и католическое. Одна ветвь Христовой церкви пошла по одному пути, другая – по другому. Одна проповедовала именно первую половину формулы Христа «Божия – Богови», а другая постаралась захватить и кесарево. Первая разрабатывала, воспевала проповедь любви, милосердия, всепрощения, сострадания и самопожертвования, а другая, исходя из положения «решить и вязать», начала стремиться к кесаревому и достигла положения не только «вязания», но и «веления». Первая церковь была церковью христианской любви, а вторая – воинствующей.

«Православная церковь, – говорит И.П. Корнилов, – есть учреждение чисто церковное. Римская же церковь, утратившая свой первоначальный строго церковный характер и принявшая форму папизма, есть учреждение церковно-политическое».

Церковно-католическая власть несовместима с самодержавием, тогда как православие и самодержавие только дополняют друг друга. «Что вредно православию, – сказал известный литовский епископ Иосиф Семашко, – то вредно и России».

«Папская власть не признает полного светского единовластия, – говорит И.П. Корнилов, – и непременно рядом с ним и даже выше его ставит себя. Папизм имеет глубокое влияние на семейную и общественную жизнь и на нравственную сторону воспитания, внося дух фанатизма, вражды и нетерпимости к православной Церкви и другим христианским исповедникам… Католическое духовенство позволяет себе нередко противодействовать верховной государственной власти и даже, злоупотребляя влиянием на умы и совести своей паствы, восстановляет ее против светского правительства… Клерикалы, иезуиты, ультрамонтаны, паписты, повсеместно рассеянные и организованные в сильные политические отрицательные партии, повсюду враждуют с государственной властью и Христианскими церквами, не признающими папского главенства…

Благодаря учению православной церкви, в истории русского народа не было ни религиозных войн, ни борьбы светской власти с духовною за преобладание. Самодержавие и православие в России идут рука об руку и поддерживают друг друга. С ослаблением в народных массах православной Веры будет непременно ослабевать авторитет Царского самодержавия и отцовской власти и начнется разложение древних государственных и семейных основ и постепенная замена их другими. Русская государственная власть и передовые российские люди, которые дорожат судьбою своего Отечества, счастьем и самобытностью своего народа, должны прежде всего быть верными служителями православной Церкви и поддерживать властью, словом и примером эти жизненные, религиозные и нравственные основы, на которых утверждены русское государство и русская семья… Латинское духовенство, отличающееся религиозною нетерпимостью, воспитывает это качество в народах, исповедующих папизм… Если бы поляки исповедовали не папизм, а православие, то историческая судьба Польши была бы иная».

«Церковь католическая смотрела на себя как на Царство Божие, – говорит профессор П.Н. Ардашев, – которое на земле должно воплотиться во всемирную монархию во главе с папой, по отношению к которому все нации должны были стать подданными, все светские государи – вассалами, в смысле подданных феодальных отношений. Дело шло об осуществлении не одного лишь морального, духовного единства на почве единой веры, но также и единства материального, светского, путем подчинения всех мирских властей единой верхней власти, власти «папы»… Папа Григорий VII не только подчинил себе французских и итальянских государей, но даже добрался до киевского Переяслава Ярославовича с предложением признать себя вассалом святого престола да «заслужить постоянное представительство верховного апостола перед Богом».

Таким образом, католическая церковь являлась церковью объединяющей, но не национальной, а космополитической, причем тот космополитизм касался не только духа церкви народов, но и их материального благосостояния, ибо папы брали дань с королей… Эдуард III Английский первый воспротивился этому материальному и политическому подчинению главе католической церкви, перестал платить дань папе и основал автономную национальную церковь Англии.

В XIV в. Филипп Красивый вместе с представителем французской нации точно так же проявляют протест против средневекового папского космополитизма и составляют национальную обособленность и в церкви, причем национализм был главным противником космополитизма.

В XIV же в. Виклеф является первым противником католического космополитизма на национальной почве в Германии, а в XV в. такое же движение идет в Чехии. Особенно же резкий протест против католицизма в Германии возник при Лютере, причем произведенная им церковная реформа стала чисто национальной, и созданное лютеранство или протестантизм воплотился почти исключительно в немецкую религию.

Итак, воинственный политикующий католический космополитизм в Европе потерпел жестокое крушение, и крушение то создано пробудившимися национальными правлениями, и созданные тогда новые оттенки религии стали чисто национальными религиями.

Воинствующий католицизм не ограничивал поля своей деятельности Западной Европой, – напротив, он с начала возникновения России и до последних дней 1911 г. не покидал своих настойчивых и энергичных попыток завоевать славянский восток. Этому стремлению его в славянстве много способствует и то, что именно в славянах Польши и русской Галиции он нашел наиболее покорных ему рабов. Еще при святом Владимире папы старались навязать России католицизм, но очень неудачно. Затем такое же тяготение папства проявилось при Романе Галицком, при первом нашествии монголов, Данииле, даже при Иоанне Грозном, и особенно в Смутное время междуцарствия (1589–1613).

Вот этапы поступательного движения папства в России от святого Владимира до Иоанна IV.

При святом Владимире, когда он захотел ввести в Русской земле христианство.

При сыне Владимира – Святополке: Святополк был женат на дочери польского короля Болеслава Храброго, который восстановлял его против отца и при этом стремился к введению в России католичества.

В 1075 г. князь Изяслав сам обратился к римскому папе Григорию VII за помощью, причем папа стал обращаться в Россию, как бы полновластный владыка: он обратился к Святославу с заявлением, что берет Русскую землю под свое покровительство и назначает Изяслава великим князем. Но это заявление имело такое же значение, как последние вмешательства профессоров германских и английских университетов в финские дела в России.

Роману Галицкому папа Иннокентий III прислал проповедника Бернарда Клервоского, обещая ему королевский престол и меч Петра.

В 1218 г. при Коломане латинское духовенство приняло из Галича православного епископа и духовенство и стало царить в Галиции, – но царствию его наступил скорый конец.

В 1158 г. папа Александр III попросил у князя Полоцкого позволение обратить в латинство язычников ливов и, получив разрешение, крестил.

В 1227 г. по повелению папы образовался крестовый поход из знатных рыцарей, воинов и многочисленных искателей приключений в Швеции. Его вел Ярл Биргер в сопровождении местных епископов и множества духовных лиц против язычников финнов и православных русских.

В 1242 г. Ливонские рыцари с целью распространения латинства пошли на новгородские земли и были жестоко наказаны Александром Невским на Ледовом побоище.

В 1246 г. латинский монах Плано Карпини от имени папы Иннокентия IV предложил Васильку Романовичу принять латинство, но все его старания остались тщетными.

В 1250 г. Иннокентий IV прислал письмо Александру Невскому и новгородцам, требуя их перехода в католичество, причем Карпини утверждал, что покойный отец Александра, будучи в Орде, решил принять католичество и не исполнил своего решения только потому, что умер дорогой в Россию. На это посол получил в ответ: «Слышите, посланцы папства и прелестницы преокаянные! От Адама и до потопа, и от потопа до разделения языков, и от разделения языков до начала Авраамля, и от Авраамля до приятия Израиля сквозь Черное море, и от начала царствия Соломона до Августа царя, и от начала Августы и до Рождества Христова, и до Страстей, и до Воскресения Его, и от Воскресения Его и на небеси Восшествия, и до царствования Великого Константина, и до первого собора, и до седьмого собора: сия вся сведаем добре, а от вас учения не принимаем…»

В 1253 г. Иннокентий IV проповедывает новый крестовый поход епископам и духовенству, причем презрительно смешивает русских и татар. Этот поход был, однако, для латынян неудачен: сын Александра Невского Василий предводительствовал псковитянами и новгородцами, разбил рыцарей и опустошил их страну.

В 1256 г. новый поход шведов и датчан на новгородские земли, – но и здесь последовала латынцев неудача: Александр не только разбил их, но и завоевал Финляндию.

Иннокентий VI старается склонить Даниила Галицкого на принятие католичества, но все его предприятие Даниилом разрушается.

В 1341 г. шведский король Манус пошел крестовым походом на «русских язычников». Захватив Орешек, он не избил всех жителей только потому, что те приняли католичество и обязались и других жителей страны обратить в эту веру. Но новгородцы взяли обратно Орешек и жестоко отмстили шведам. Так папские попытки возобновлялись и при следующих царях до Иоанна Грозного включительно, особенно же в Смутное время. В царствование дома Романовых католицизм, и особенно иезуитизм, действует подпольно, подлогами и мошенническим образом, вроде ксендза Варцинского, Ледоховского и проч.

Папы действовали с большим натиском и жестокими приемами иезуитов (цель оправдывает средства) и через поляков, и через венгерцев, и через литовцев, и при помощи ливонских рыцарей, и даже при содействии свейского короля. Приемы папских «апостолов» вроде ксендза Варцинского в Москве в наши годы не отличались духом любви и милосердия, а, напротив, очень часто – духом ненависти, жестокости, кровожадности, как это было во времена Гонты, гайдамаков и проч., а также ныне в русской Галиции, а также нередко сопровождались подлогами и обманами, как это проделал ксендз Варцинский… И это проповедь учения Христа?!

И тем не менее католицизм воинствующий не завоевал земли русских славян и не завоюет. Он даже не победил той горсточки русских, которые в Галиции стонут под игом окатоличенных поляков, венгерцев, немцев и даже жидов. Почему же такой неуспех дан на долю католицизма в стране русских славян?

Очевидно, в Риме успех католицизма обусловливался не натиском пропаганды, а характером народа, которому он проповедуется. Ибо если даже в то или другое время насильственная проповедь католицизма и будет иметь успех в народе, к тому не предрасположенном, то придет время, когда этот насильственно окатоличенный народ опамятуется, придет в себя и с ожесточением скинет иго, насильственно ему навязанное. Так было в Англии, так было в Германии, так было и в Богемии. Католицизм силен там, где он в духе и характере народа. Католицизм силен был в Италии, в Испании, во Франции. Но и здесь трудно сказать, что больше действовало: католицизм ли, нашедший себе почву в романской расе, или даровитая романская раса, нашедшая себе формулу в католицизме. И я убежден в последнем. Еще до христианства Древний Рим, Рим цезарей, проявил всемирное господство. Цезари – воплощение мировой власти, власти, обладающей миром. Военная власть цезарей пала. Грубый цезаризм пал, но его место занял цезаризм духовный. Цезари воплотились в папе, и обладание миром во втором Риме перешло в папские руки в форме католицизма. Был цезарь-цезарь, и стал цезарь-папа. Вскоре итальянский католицизм стал слабеть, и его место заняла вторая ветвь романской расы в форме папы Наполеона I с Третьим Римом в Париже. Этот папизм также ослабел и сменился Четвертым Римом с папой – французским социализмом. Естественно, что такой папизм немыслим при другом самодержавии. И когда явилось самодержавие Наполеона I, то папизм пал пред ним и воплотился в его власти. Ныне власть французского и итальянского социализма стремится создать новый Рим, новый католицизм, новый папизм, новую мировую власть. Но и эта власть окажется бессильною и немощною, ибо она основывается на исключительных национальных чертах и насилии. И эта грубая мировая власть должна будет мириться перед великой всечеловеческой любовью и самопожертвованием славянского русского мирового обладания.

Каждый человек стремится к тому, что ему симпатично и что его привлекает. Одни люди по своей натуре мягки, сердечны, уступчивы. Другие, напротив, воинственны, повелительны и склонны к господству. Что говорится об отдельных людях, то можно сказать и о нациях. Эти особенности наций послужили основою к тяготению к той или другой вере. Романские народы, в которых почти равномерно царят и возвышенные чувства, и блестящее мышление, увлеклись и воплотили в себе католическую религию, и вошли в сферу воздействия воинствующей церкви. Хладнокровная, преимущественно холодно, логически отвлеченно-мыслящая германская нация увлеклась другим – холодным протестантизмом. В нем она нашла удовлетворение стремлениям холодного рассудка к господству, преобладанию и неуступчивости.

Славянская раса, мягкая, нежная, сентиментальная, с возвышенными чувствами и благородными мыслями, нашла себе удовлетворение в православной церкви. Она всеми своими силами увлеклась любовью, состраданием, милосердием, самопожертвованием и всепрощением учения Христа. Припомним наши кровопролитные войны за свободу Греции, Румынии, Сербии, Болгарии. А затем наше всепрощение вполне примирилось и с греческой беспошлинной коринкой и ее тяготением к лагерю наших врагов, и с присоединением Румынии к тройственному союзу, и с Миланом Обреновичем, и с каравеловыми и стамбуловыми. Русская нация находит себе удовлетворение не во внешней благодарности, а в самой себе, в своей религии, в своем сознании исполненного нравственного братского долга. Это чувство малопонятно неславянской или, точнее, нерусской нации…

Православие есть та нравственная формула, в которой душа русского находит себе удовлетворение, и само уже православие в дальнейшем утверждает и укрепляет прирожденные, присущие нации черты. Да, впрочем, это черты не одной только русской национальности, но и всей славянской нации. В православии нашли себе удовлетворение и болгары, и сербы, и черногорцы. Чехи же довольствовались католицизмом и создали нечто более им присущее, гусизм. И только поляки вовлечены воинствующей церковью. А нашли ли они там удовлетворение? Не в неудовлетворенности ли этой чуткой, отзывчивой и сентиментальной нации воинствующей церковью лежит то, что они беспрерывно мятутся и переживают не религию веры, а религию политики… И лучшие из поляков много прозревают в этом. Недавно Немоевский, рассматривая холмский вопрос, совершенно справедливо заметил: для кого мы здесь больше работаем – для себя или для папы? Совершенно правильно. Тут больше преследуется кесарево, нежели Божие. И можно от всей души пожелать: да скорее поляки прозреют и пойдут по пути более близкому их духу, мариавитизму.

Православию и русской нации свойственны: мягкость, доброта, сочувствие, сострадание, любовь, милосердие, самопожертвование и всепрощение. Те же черты свойственны полякам. А их жестокость, агрессивность и бессердечие – черты не их нации, а воинствующего католицизма, все равно как безмерный эгоизм и эгоцентризм, бессердечие, человеконенавистничество, безграничная эксплуатация, безнравственные принципы и злодейство евреев развились у них под влиянием их «бога» со всеми вышеуказанными свойствами.

Прежде чем принять христианскую православную веру самому и русскому народу, святой Владимир изучил тщательно все остальные христианские и нехристианские религии и только по достаточном обсуждении их достоинств и соответствия народному духу и характеру принял ту, которая явилась наиболее подходящей. Он выбрал православную. И не ошибся. «Наша старая Русь, – говорит А.С. Хомяков, – создана самим Христианством. Таково сознание Нестора, таково сознание св. Иллариона и др.» Небезынтересно и то, что православие принято русскими без всякого принуждения и не потребовало насилия и жестоких мер, как это было в Германии и других местах. «Церковь создала единство русской земли и дала прочность случайности Олегова дела».

Православие, никогда не искавшее и не добивавшееся в государстве власти и господства, всегда шло в уровень с судьбой народа и нередко служило русскому народу на великую пользу. В моменты удельного периода, когда народ страдал от междоусобиц князей, еще больше в период монгольского ига православная религия служила единственным утешением и отрадой для страдальца – русского народа. Еще большую и важнейшую пользу для государства принесло православие в тяжелое «Смутное время России», когда государство не имело главы и было раздираемо внешними врагами и внутренними смутьянами. Троице-Сергиева лавра явилась спасительницей России. Она защищала не только свои святыни, но и всю Русскую землю. Все натиски поляков на эту твердыню разбивались, как о каменную скалу. Незабвенным для русских останется также и имя Авраамия Палицына. Если для нас дорогие имена князя Пожарского и Минина, то рядом с ними мы должны поставить и славное имя Авраамия Палицына.

Православная религия в минуты невзгод в нашем Отечестве нередко служила не только опорой и щитом, но и живительным источником национальных начал и движений.

«Греческое вероисповедание, – говорит А.С. Пушкин, – отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер. В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколь пагубно в землях римско-католических. Там оно, признавая главою своего папу, составляло особое общество, независимое от гражданских законов, и вечно налагало суеверные преграды просвещению».

«Духовенство, – говорит А.С. Хомяков, – обращаясь к христианскому чувству народного единства, постоянно стремилось к единению под духовною рукою Москвы. Епископы, иноки, пустынники обращали все свое внимание и всю силу своих убеждений к этой цели, и как ни темно было понятие в значительной части народа о вере, в нем было то христианское смирение, которое любило голос своих пастырей и охотно следовало их призыву» (с. 237).

Киреевский говорит: «Управляя личным убеждением людей, Церковь православная никогда не имела притязания насильственно управлять их волею или приобретать себе власть светско-правительственную. Она никогда не только не искала насильственного управления над людьми, – говорит Хомяков, – но и не могла его искать, ибо для такого управления она должна была бы отделиться от людей, т. е. от своих членов, от самой себя». По мнению Киреевского, «церковь всегда оставалась вне государства и его мирских отношений, высоко над ними, как недосягаемый светлый идеал, к которому они должны стремиться и который не смешивается с их земными пружинами.

Большая часть сельских миров приняла христианство без всякого отношения к его святости, но их кроткие нравы и семейно-общественный быт, согласуясь с его требованиями, освятили его благодатным огнем и прониклись его духом. Сознание этого проникновения выражают они в том, что не знают другого имени, кроме имени христиане (крестьяне), и, обращаясь к своему собранию, приветствуют его словами «Православные». Под благословением чистого закона развились общественные добродетели, которыми и до сих пор удивляются даже иноземцы, несколько беспристрастные и которым, может быть, ничего подобного не представляла еще история мира. Благородное смирение, кротость, соединенная с крепостью духа, неистощимое терпение, способность к самопожертвованию, правда на общем суде и глубокое почтение к нему, твердость семейных уз и верность Преданию – подают всем народам утешительный пример и великий урок, достойный подражания.

Вся история нашего просвещения связана тесно с обителями и монастырями. Высшее духовенство любило науку и художество… Монастыри, собирая богатые книгохранилища, тогда еще редкие, по всей Европе, служили рассадниками всякого знания».

Если принять православие нравственно высоко, то и здесь могут быть увлечения и крайности, к которым мы должны относиться с должной осторожностью и разумной критикой. Таким увлечением является, например, крайнее учение Л.Н. Толстого, вылившееся в его проповеди о непротивлении злу.

Все сказанное мной имеет великое национальное значение в России. Православие должно иметь все преимущества господствующей религии не потому только, что она есть религия державной русской нации, а потому, что православие есть религия национальная, это религия существа русской нации, почему, как религия национальная, она и должна являться религией государственной, религией державной. При всей нашей веротерпимости мы должны стойко и незыблемо отстаивать положение: все религии в России имеют право на исповедание и проповедь в пределах своей церкви, если эти религии не являются вредными для человечества и государства, – и одно православие, как религия державной нации и национальная, имеет право на открытую пропаганду во всем государстве как выражение национальных свойств державной нации.

Единодержавие, или неделимость земли Русской. Третье положение русского национализма, единодержавие, состоит в исповедании той идеи, что Русская земля ни при каких условиях не может быть ни разделена, ни уменьшена в объеме, ни расчленена на составные части, из которых она произошла. Она может быть увеличена в объеме. К ней могут быть произведены приращения, но уменьшение недопустимо и немыслимо. Точно так же немыслимо расчленение ее на отдельные части в виде штатов, автономий, федераций и проч. Всякий сепаратизм и всякие подразделения – праздные, глупые и преступные мечтания. Россия есть неделимое и нерушимое целое, и в ней мыслимо только лишь единодержавие.

Нынешний состав государства и нынешнюю территорию земли Русской мы получили от наших предков русских. На завоевание этого пространства и этих народов Россией пролито море крови ее верных сынов. Миллиарды денег были истрачены на все войны, которыми Русское государство строилось. Масса забот, масса стараний, безмерные нравственные страдания бывших на поле битвы были затрачены нашими предками. Более тысячи лет русский народ созидал Россию, покоряя соседние народности и включая их в состав своего государства. Историческая работа Русского государства заключалась в действии его центральной силы, причем политическая власть распространялась изнутри на наружные окраинные части. Эти окраины подчинялись мощи русского народа. Рядом с этим культура русского народа сообщалась воссоединенным народам и тем самым уподобляла их русским и вводила их в состав единого целого. Россия не только покоряла, но и уподобляла, ассимилировала эти народности. Русский народ есть создатель и собиратель Руси. В России русский народ является господствующей и державной нацией. Только русский народ, и он один, имеет право рассуждать о состоянии России, и на нем лежит великий долг охранять целокупность и несокрушимость земли Русской, полученной им по завету и кровию его предков. И кто смеет думать о расщеплении земли Русской?.. Все это дает нам завет хранить и укреплять приобретенное нашими предками. И мы не смеем решиться отделить и отщепить завоеванное от целого и единого нашей Родины. Тем более ценны и важны для нас единство, единодержавие, цельность и неделимость России, что почти все эти завоевания сделаны с целью ограждения окраин государства от хищнических набегов соседей или с целью охраны государства от внешних врагов. Отщепление той или другой части государства ведет и к ослаблению мощи нашей Родины, или к уменьшению ее защиты от внешних посягательств.

В последнее десятилетие, особенно же в 1904–1906 гг., очень энергично и нагло злословили у нас об автономии и поляки, и финны, и эсты, и латыши, и армяне, и грузины, и якуты, и чукчи, и многие, многие другие. Заговорили об автономии даже евреи, не остались без претензий цыгане. Всю Россию их языки распластали на части, и превратилась она в федерацию, или в нечто собирательное.

Эта сепаратистическая дерзость была так нагла, что сначала ей даже почти не возражали. Tempora mutan-tur – и ныне эти сепаратисты присмирели.

Я позволю привести несколько мнений, которые с достаточной ясностью доказывают права объединения и неделимости земли Русской. Вот что пишет в 1795 г. императрица Екатерина II по поводу заметки прусского министра Герцберга: «Этого дурака, Герцберга, стоит побить; он столько же знает историю, сколько мой попугай. Он смеет говорить, что Россия не имела никакого права овладеть Полоцком. Ему следовало бы сказать, что она не заявляла своего древнейшего права на Полоцк, который еще Владимиром дан был в удел своему старшему сыну Изяславу, родоначальнику князей Полоцких. Литву он отдал другому сыну своему Святославу, не имевшему потомства… В 1386 году, пятый сын Ольгерда, Ягеллон, или Иаков, приняв латинскую веру и женившись на Ядвиге, королеве Польской, сделался польским королем. Он и соединил Литву с Польшей. Этого не знает глупый и невежественный министр. Этот самоуверенный неуч и тут тяжел, как Померанский бык, и не подозревает, что не только в Полоцке, но и во всей Литве все дела во всех судах в XVII столетии производились на русском языке. Что в литовских архивах все акты писаны русскими буквами на русском языке, что годы обозначались от сотворения мира по греческому церковному счислению и непременно с показанием греческих церковных индиктов. Это доказывает, что в XVII в. греческая вера не только в Полоцке, но и во всей Литве была господствующей и что ее исповедовали князья и великие князья. Все церкви, в особенности соборы, строились так, что их алтари были обращены на восток, по обычаю Восточной Церкви…» (Письма Екатерины II). Дальше она продолжает: «При разделе Польши я не получила ни одного вершка Польской земли, но взяла то, что сами поляки называли и называют Червонной Русью, т. е. воеводства Киевское, Подолию, Волынь с ее столичным городом Владимиром, основанным Владимиром I в 992 г. Что касается Литвы и Самогитии, то они никогда не были Польшею… Продажные, испорченные, легкомысленные, вздорные, деспоты, прожектеры, предоставляют свои имения в управление евреям, которые сосут кровь из подданных и платят за то очень мало, – вот вам живой портрет поляка…» Вот прекрасный ответ сепаратистам по поводу чаяний и помышлений польских.

Достойно также внимания письмо нашего славного историка Карамзина императору Александру I по поводу отделения той же Польши (с. 26).

Не менее правдивый голос в том же роде принадлежит и другому верноподданному по поводу того же предмета, К.П. Победоносцеву: император Александр «мечтал о восстановлении Польши, не зная истории, которая сказала бы ему, что Царство Польское означает рабство и угнетение для всего русского народа». Вот что писал по этому поводу прусак Гарденберг лорду Кастиври: «Чем больше я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мы должны уступить на счет политического вопроса потому, что я здесь вижу гораздо большие выгоды, чем опасность для спокойствия Европы вообще и для соседей России в особенности. Сила России скорее ослабеет, чем увеличится от этого нового польского королевства, под скипетром одного с нею государя находящегося. Собственно Россия потеряет области весьма значительные и плодоносные. Соединенные с герцогством Варшавским, они получат конституцию, совершенно отличную и гораздо более либеральную, чем конституция империи. Поляки будут пользоваться привилегиями, каких нет у русских. Скоро дух нации станет в совершенной оппозиции, зависть между ними помешает единству, родятся всякого рода затруднения. Император Российский и вместе король Польский будет гораздо менее страшен, чем государь империи Российской, присоединяющий к России большую часть Польши, которую у ней оспаривают как провинцию… Одним словом, в моем уме образовалось самое глубокое убеждение, что, препятствуя императору восстановлять королевство Польское под своим скипетром, мы работаем против нашего собственного интереса».

А.С. Хомяков говорит следующее: «Россия принесла в свое великое лоно много разных племен: финнов прибалтийских, приволжских татар, сибирских тунгусов, бурят и проч., – но имя, бытие и значение получила она от русского народа (т. е. от членов Великой, Малой и Белой Руси). Остальные должны с ней слиться вполне: разумные, если поймут эту необходимость; великие, если соединятся с этою великой личностью; ничтожные, если вздумают удерживать свою мелкую самобытность. Русское просвещение – жизнь России».

Позволю себе сделать еще одну выдержку и притом довольно объемистую ввиду большой важности лица, написавшего эти строки.

«Народы, подвластные большому государству и происходящие не от господствующего в оном, но от других племен, желают всегда для себя независимости и отдельного политического существования: утверждаясь на праве составлять особые государства и называя оное правом народности. С другой же стороны, стремится всякое большое государство к установлению границ, крепких местным положением и сильных естественными оплотами, а вместе с тем стремится и к тому, чтобы силы маленьких народов, его окружающих, умножая силы собственные его, а не силы какого-либо другого, соседственного большого государства: основывая сие стремление и старание на праве безопасности и называя оное правом благоудобства.

Перевес на сторону права народности или на сторону права благоудобства должен определяться третьим правилом, или третьим соображением, состоящим в том, что право народности существует истинно для тех только народов, которые, пользуясь опытом, имеют возможность оное сохранить, и что право благоудобства принимается в соображение для утверждения безопасности, а не для какого-либо тщеславного распространения пределов государства. Таким образом, племена, подвластные большому государству, не могущие по своей слабости пользоваться самостоятельною политическою независимостью и долженствующие, следовательно, непременно состоять под властью или покровительством кого-либо из больших соседственных государств, не могут ограждаться правом народности, ибо оно есть для них мнимое и не существующее. К тому же маленькие народы, между большими находящиеся, служат всегдашним поприщем военным действиям, разорениям и гибельным воздействиям всякого рода. А посему полезнее для них самих, когда они соединятся духом и обществом с большим государством и совершенно сольют свою народность с народностью господствующего народа, составляя с ним только один народ и переставая беспечно мечтать о деле невозможном и несбыточном…

Финляндия, Эстляндия, Лифляндия, Курляндия, Бессарабия, Крым, Грузия, весь Кавказ, земли киргизов, все народы Сибирские и разные другие племена, внутри государства обитающие, никогда не пользовались и никогда пользоваться не могут самостоятельною независимостью и всегда принадлежали или самой России, или же, по временам, если не России, то Швеции, Дании, Пруссии и вообще какому-нибудь сильному государству. Да и на будущие времена, по слабости своей, никогда не могут составлять особых государств; а посему и подлежат все они праву благоудобства, долженствуя при том навеки отречься от права отдельной народности. Вследствие сего подводятся все вышеназванные страны со всеми племенами, в них обитающими, под право благоудобства для России и объявляются, в удовлетворение оному и на основании оного, на вечные времена оставаться имеющими в составе Российского государства.

Государства бывают или неразделимые, или федеративные. Россия есть государство единое и неразделимое. Неразделимыми называются те, в коих все части или области, государство составляющие, одну общую Верховную Власть, один образ правления, одни законы имеют и признают, и в коих ни одна область не имеет права частно для себя издавать законы и постановления. Федеративными же называются те государства, в коих области, их составляющие, хотя и признают общую над собой Верховную Власть и обязываются совокупно действовать во всех отношениях внешних, но при всем том право свое сохраняют законы делать и постановления издавать для собственного своего внутреннего гражданского и политического образования и устраивать свое правление по частному своему усмотрению. До какой степени федеративное образование государства было бы для России пагубно, стоит только вспомнить, из каких разнородных частей сие огромное государство составлено. Области его не только различными учреждениями управляются, не только различными гражданскими законами судятся, но совсем различными языками говорят, совсем различные веры исповедуют. Жители оных различное происхождение имеют, к различным державам некогда принадлежали; а потому ежели сию разнородность еще более усилить через федеративное образование государства, то легко предвидеть можно, что сии разнородные области скоро от коренной России тогда отложатся, и она скоро тогда потеряет не только свое могущество, величие, славу, но даже, может быть, и бытие свое между большими или главными государствами.

Она тогда снова испытает все бедствия и весь неизъяснимый вред, нанесенный древней России удельною системой, которая также не что иное была, как род федеративного устройства государства; и потому если какое-нибудь другое государство может еще сомневаться во вреде федеративного устройства, то Россия уже никак сего сомнения разделять не может; она горькими опытами и долголетними бедствиями жестоко заплатила за свою ошибку в прежнем ее государственном образовании. А посему, соединяя все сии обстоятельства в общее соображение, постановляется коренным законом Российского государства, что всякая мысль о федеративном для него устройстве отвергается совершенно, яко пагубнейший вред и величайшее зло. Избегать надлежит всего того, что посредственно или непосредственно, прямо или косвенно, открыто или потаенно к такому устройству государства вести бы могло.

Вследствие всего здесь сказанного, объявляется Российское государство единым и нераздельным, отвергающим при том совершенно всякое федеративное образование, устройство и существование государства».

Обращаясь к отдельным частям империи, автор дает такое назначение. Для западных и юго-западных губерний, Литвы и Белоруссии: «Присоединив оные опять к своему составу, возвратила Россия древнее свое достояние, тем более для нее близкое, что колыбелью Российского государства могут быть почтены: в северной стороне – Новгород с окружающими его губерниями, а в южной стороне – Киев с губерниями Черниговскою, Киевскою, Полтавскою, Подольскою и Волынскою – сим древнейшим средоточием Российского государства. Из сего явствует, что никакого истинного различия не существует между разрядами, коренной русский народ составляющими, и что малые оттенки замеченные должны быть слиты в одну общую форму. А посему и постановляется правилом, чтобы губернии Витебскую, Черниговскую, Полтавскую, Курскую, Харьковскую, Киевскую, Подольскую и Волынскую истинными россиянами почитать и от сих последних никакими особыми названиями не отделять… Когда в прошедшем столетии часть Финляндии была Россиею приобретена (то писалось в 20-х гг. прошлого столетия. – Авт.), тогда введены были в оную законы, правление и язык российский, так что народ, в оной обитающий, в скором времени почти совсем обрусел. С приобретением остальной Финляндии в нынешнем (прошлом. – Авт.) столетии была старая Финляндия к новой присоединена, и обеим дарованы законы и правление особое от прочих областей Российских. Присоединяя к сему соображению решительное отвержение всякого федеративного устройства и непременное введение политической единообразности, обязывается Верховное правление ввести во все части Финляндии те законы и тот образ правления, которые для самих губерний Российских предоставляются. Что же касается до языка, то надлежит ввести в Финляндию российский язык, устраивая нужные для сего училища и принимая другие к той же цели ведущие меры по усмотрению Верховного правления… Латыши, эсты, литва и ляхи должны быть поставлены в те же условия, как и жители остального государства».

Интересно замечание автора относительно колонистов: «Обратить старательное внимание на введение между ними русского языка… и на предбудущее время не составлять из них новых особых волостей, но вводить их в состав русских волостей, уже существующих, дабы они удобнее и скорее могли обрусеть». Относительно евреев: «Тесная между евреями связь дает им средства большие суммы накоплять или собирать для общих их потребностей, особенно для склонения разных начальств к лихоимству и ко всякого рода злоупотреблениям для них, евреев, полезных… По причине же большого их числа не может честная торговля всем доставлять достаточное пропитание, и потому нет тех обманов и фальшивых действий, коих бы они себе не позволяли, в чем им раввины еще более способствуют, говоря, что обманывать христиан не есть преступление… посему разоряют они ужасным образом край, где жительствуют. Принимая все сии обстоятельства в полное соображение, явным образом усмотреть можно, что евреи составляют в государстве свое собственное, совсем отдельное, государство и при том ныне в России пользуются большими правами, нежели сами христиане… Такой порядок вещей не может далее длиться… Ежели Россия не выгоняет евреев, то тем более не должны они ставить себя в неприязненные отношения к христианам… Из всего выше изложенного явствует, что беспрестанно должно непременную цель иметь в виду, чтобы составить из всех населяющих Россию племен только один народ и все различные оттенки в одну общую массу слить так, чтобы обитатели целого пространства российского государства все были русские… А для сего потребно, чтобы на целом пространстве российского государства господствовал один только язык российский, и чтобы ныне существующее различие в названиях народов и племен исчезли, и чтоб все сии различные имена были уничтожены, и везде в общее название русских воедино слиты, чтобы одни и те же законы, один и тот же образ управления по всем частям России существовал и тем самым в политическом и гражданском отношениях вся Россия на целом своем пространстве являла бы вид единородства, единообразия и единомыслия».

Как вы, читатель, думаете, кто бы это писал? Несомненно, человек начала прошлого столетия. Несомненно, человек властный и повелевавший… Все это писал глава революционеров декабристов П.И. Пестель, повешенный за свой заговор, и писал он в Наказе для Верховного правительства, которое заговорщики имели в виду ввести. Этот наказ под именем «Русской правды» издан в 1906 г. еврейской фирмой «Культура» как Поучение для действовавших тогда последователей революционной партии.

Я решительно ничего не имею против того, чтобы современные русские революционеры усвоили эти мудрые слова П.И. Пестеля.

Таковы были наши революционеры начала XIX в. Не таковы они в начале XX в. Почему? Революционеры начала XIX в. имели перед собою примером Францию. Французская и русская революция XX в. различны как по форме, так и по существу.

Французский революционный конвент беспощадно казнил смертью всех желающих разделения Франции на областные автономии, всех стремившихся устроить ее на федеративном начале, то есть уничтожить государственное единство. С начала и до конца основным лозунгом Французской революции было – единая Франция. Когда явилась опасность иностранного вмешательства во внутренние дела Франции, когда под видом подавления революционной смуты соседние государства задумали воспользоваться ею для корыстных целей, французские революционеры восстали за неприкосновенность и целость Франции и энергично призывали на защиту отечества весь народ, воодушевляя его своими речами.

У нас мы видели и видим совершенно противоположное. Русские революционеры воспользовались войной на Дальнем Востоке для своих разрушительных целей, радовались поражениям России, рукоплескали японским победам, находились в сношениях с японцами, получали от них деньги на революцию и всячески помогали им, смущали русский народ, препятствовали правительству отстоять целость, честь и достоинство России и злодейски не дали довести войну до конца. Лозунгом нашей революции является не единая Россия, а наоборот – разграбление и уничтожение России, созданной тысячелетней работой русских царей и русского народа, обращение одной половины ее в систему инородческих автономий и в подчинение еврейско-инородческому игу другой половины. В противоположность французским, российские революционеры казнят строго всех стоящих за единство и целость России, всех, стоящих за русскую национальность. Они объявили своим лозунгом войну с бюрократией. Но и из бюрократии от бомб и браунингов революционеров погибли и погибают только исключительно русские по духу люди. Ни один из русских изменников-бюрократов и из инородцев, которыми кишит наша бюрократия, не подвергся казни революционеров.

И это вполне понятно, потому что наша российская революция – не русская, а антирусская, инородческая. Потому что революция эта есть не что иное, как бунт инородчества во главе с еврейством против России и русского народа как внутренних ее «двунадесяти языков», против ее национального, то есть государственного, единства и целости (А.П. Липранди).

Все вышеизложенное укрепляет нас в незыблемом положении: Россия должна быть единой и нераздельной. Во главе государства должен стоять русский народ во всех его трех разветвлениях. Те из инородцев, кои имеют культурное право на самостоятельное существование, в такой только мере могут стать равноправными, в какой мере они станут русскими. Народности с низшей культурой должны слиться с русскими, и тогда они получат все права русских граждан.

Наши права на господство в Русском государстве будут – права крови. Державная господствующая нация достигла такого своего состояния путем пролития моря крови своих детей и потери сотен тысяч своих граждан. Данную территорию и всякую соподчиненную нацию она получила путем упорной борьбы. Если бы она не победила, то была бы побеждена и ее судьба была бы та же, в какой пребывают соподчиненные нации. Затем – права исторического бытия. Русский народ не имеет права забывать свою историческую судьбу и должен отстаивать свое положение и назначение. Права имущественного, ибо Россия затратила миллиарды на свое строительство, проценты которых она платит и ныне. Далее – право самосохранения своего целого, своей мощи, своей силы, своего единства, своего бытия. Право культурного бытия и культурного превосходства над прочими нациями. В этом отношении даже патентованный кадет Петр Струве отдает России должное. Выделяя Польшу и Финляндию, по долгу службы он говорит, что «кроме Финляндии и Польши, приобщение к русской культуре означает подъем на высшую степень». Наконец, право победителя и право собственности: кто не сохраняет, тот теряет.

Да позволено будет остановиться на одной невыгодной особенности характера русского народа.

Русские отличаются застенчивостью, добродушием, снисходительностью, кротостью и смирением. Все это добродетели. Но А.С. Хомяков прав, говоря: «Всякая добродетель имеет свою крайность, в которой она становится несколько похожей на порок. Мы впадаем иногда и в ту крайность, которая, без сомнения, лучше самохвальства; но все-таки не заслуживает похвалы и унижает нас в глазах западных народов. Наша сила внушает зависть. Собственно, признание в духовном и умственном бессилии лишает нас уважения, вот объяснение всех (злостных) отзывов Запада о нас. Неуважение к нравственному и духовному историческому закону унижает неизбежно наш народ в глазах других народов. Нам случается впадать в эту крайность». Достоевский идет даже дальше. Он отмечает в русском человеке самоосуждение и самоумаление и даже признает ту черту не заслуживающей порицания. Л.Н. Толстой самопожертвование доводит до непротивления злу… Все это, быть может, и симпатично в теории, но в практике, политической Жизни державного народа кротость, смирение и самопожертвование часто бывают не только излишни, но и вредны.

Так и в вопросе господства русской нации в пределах Русского государства сплошь и рядом мы являемся излишне уступчивыми и излишне кроткими. Сказав, что «Россия для русских», мы сейчас же стараемся смягчить эту фразу тысячами оговорок, которые нередко низводят основную мысль к нулю.

Нет, в деле единодержавия мы должны точно и определенно сказать и стоять на том: Россия едина и неделима. Все составные части ее не есть отдельные части, а нераздельные части единого тела, и нет между этими частями никаких границ. Русская нация есть единая державная и господствующая нация, и только она одна имеет право господства в государстве. Всякий инородец тогда только сможет пользоваться всеми правами русского, когда он станет поистине духом русским человеком. Все русские и инородцы, помышляющие злое Русскому государству, не имеют права на пользование правами русского гражданина.

В этом отношении нельзя не согласиться с мнением М.О. Меньшикова, который говорит следующее: «Самое имя национализма обязывает заботиться о восстановлении нации во всем значении ее титула, а этот титул как дарственный противоположен понятию о рабстве. Подобно другим независимым народам, русский народ именует себя государственным, а государ-ствование есть полнота свободы. Не с целью умаления, а с целью укрепления величества народного националисты настаивают на законном укреплении свободы, ибо беззаконие – одинаково вверху или внизу – есть, прежде всего, слабость».

«У нас, русских, есть две страшные силы, – говорит Достоевский, – стоящие выше всех остальных во всем мире, – это всецелость и духовная неразделимость миллионов народа нашего и теснейшее единение его с монархами». Мы укажем на третью силу, еще более укрепляющую первые две, – православие.

«Задача России на окраинах, – говорит А.П. Липранди, – не в том, чтобы всегда быть наготове к подавлению мятежных вспышек инородческого сепаратизма, а в том, чтобы именно этого не требовалось, – ergo – чтобы, как показывала Екатерина II, «исчезла грань инонародия, и области русские были русскими не одним именем, а душою и сердцем». Это есть окраинная инородческая политика, которой Россия искони держалась и единственно которая отвечает смыслу ее истории и государственности, ограждая права и значения русского народа.

И обеспечение ее единства и целостности отнюдь не обозначает собой «угнетения» инородцев, вообще умаления в чем бы ни было их благополучия. Это не означает вовсе, что финны, латыши, литовцы, поляки, армяне, грузины, татары и т. д. должны стать русскими. Это означает лишь, что в части России суть Россия ergo – не могут быть Швецией, Ливонией, Литвой, Польшей, Арменией, Грузией и т. д. «Русская национальность, – говорит М.Н. Катков, – не требует, чтобы все живущие на ее территории народы были одного племенного происхождения, чтобы все они были одной веры. Но нельзя допустить, чтобы к нам приходили завоеватели с притязаниями на власть, с презрением к народу, принявшему их в свои недра. Какого бы ни были происхождения русские граждане, они не должны иметь иного Отечества, кроме России. Нельзя требовать, чтобы все были ревностными русскими патриотами, но должно, чтобы русские подданные не имели иного патриотизма, кроме русского. Государственное единство допускает широкий простор для всякого разнообразия, но оно не может терпеть никаких государств в государстве, не может допустить, чтобы какие бы то ни были части страны могли организоваться в смысле особых политических национальностей. Единое государство, значит, единая нация».

Национальная партия и благо народа. Русский язык, несомненно весьма богатый, в некоторых отношениях представляет еще недостатки и требует дальнейшей разработки и совершенствования. Доказательством тому служат иностранные слова и ныне употребляемые в русской речи и русской литературе, и притом такие слова, без которых мы никак не можем обойтись. За примером недалеко ходить. Мы употребляем слова «нация», «национальный», «национализировать» и проч. Эти слова, бесспорно, нерусские, и в русском языке вы не найдете слов, которые в точности могли бы их заменить.

Возьмем слово «нация». Какое русское слово его может заменить? «Народ»?.. Нет. Слово «народ» или шире, или уже слова «нация». Говорят: «Русский народ». Прежде всего, под этот термин подходят все жители России, состоящей более чем из 150 национальностей. Таким образом, в этом отношении слово «народ» будет шире понятия «нация». С другой стороны, «народ» обозначает простую массу народонаселения, противопоставляемую второй части понятия о нации – аристократии. В таком случае понятие «народ» значительно уже понятия «нация».

Мы надеемся, наступит время, когда русские создадут свое собственное слово, которое заменит собой слово «нация», а до тех пор приходится пользоваться этими словами.

Всякая нация делится на две неравные части: народ и аристократию. Народ – земледельцы, рабочие, мелкие и средние землевладельцы, городская мелкая и средняя буржуазия (мещанство, ремесленники и проч.), громадное большинство сельского и городского духовенства и значительная часть служилой и вольно профессиональной интеллигенции. Это масса государства, которая составляет его жизненную силу, его почву, его энергию, его гений. Это те люди, которые почти исключительно дают войско. Это те люди, которые дают государству хлеб. Это те люди, на которых держатся фабрики и заводы. Это те люди, которые дают государству доход и средства.

Аристократия делится на три отдела: аристократия ума – высшее духовенство, ученые, профессора, министры, журналисты, писатели, художники и проч.; аристократия рода – княжеские фамилии, дворянство и проч.; аристократия финансовая – крупное купечество, промышленники, фабриканты, заводчики, крупные землевладельцы, финансисты и проч.

Ну а аристократия разве не из народа? Очень даже из народа, хотя часто забываешь об этом. И если бы народ не пополнял, не обновлял ее, то она давно бы уже выродилась. Если высшие сословия и интеллигенция – соль земли, то простой народ есть хлеб ее. Сама интеллигенция и высшие сословия – плоть от плоти и кровь от крови народа. Это тот же народ, но только культивированный и вышлифованный, причем и своей шлифовкой он обязан поту и крови того же народа. А если эта отборная частица народа получила свое бытие от народа, то и она должна отдать свою жизнь народу, чтобы извлечь его из темноты, душевного мрака, бедноты и несчастной доли и поднять его до себя. Ибо этот народ много-много выстрадал, и нередко по нашей вине… «Россия для русских, – но и русские для России…»

Говорят, закрепощение русского народа началось со времен царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича. На деле оно началось от начала Руси. Император Петр I желал надлежаще устроить государство, дать ему мощь и величие, вместе с тем значительно отягчил положение простого народа усилением крепостничества. При его преемниках эта тягота была усилена и значительно расширена. Екатерина II приказала уничтожить унизительное звание раба, но это не помешало ей, как говорит Пушкин, закрепостить миллион вольных малороссов и прочих. Император Александр II дал свободу крестьянам. До тех пор крестьяне были равны со всеми людьми только перед Богом. Александр II сравнял их с остальными гражданами и перед законом. Александр III посвятил свою жизнь устройству жизни этих несчастных и по праву может называться царем крестьян и даже больше царем-националистом, нежели царем-миротворцем. Только император Николай II дал народу права гражданства и призвал его, наравне со всеми сословиями, к участию в законодательстве и закономерной деятельности государства, оставаясь по национальным свойствам народа самодержавным царем.

Тем не менее и ныне наш народ остается темным, бедным, невежественным. То совершенно бесправным, то дерзким нарушителем, не умеющим даже работать. Кто научит его уму-разуму, тот его возьмет в руки и поведет за собой.

Во все времена и во всех государствах интеллигенция всегда брала бедный люд и непросвещенный народ под свою защиту и покровительство. Было и у нас то же. Но лет двадцать пять – тридцать назад русская либеральная интеллигенция забыла о своем народе. Иногда на словах она являлась как бы его печальником, но на деле это было не так. На деле она взяла под свое покровительство quasi-теснимыx и угнетенных инородцев. С пеной у рта и с горячностью, часто наемной и достойной лучшей участи, она защищает теснящих русский народ жидов, поляков, финнов и проч. Причиной тому служит то обстоятельство, что Русское государство, вопреки интересам своего державного народа, дает высшее образование непропорционально большему числу инородцев перед своими детьми. Эти вскормленные на средства, труд и пот русского народа инородцы, пробравшись в кружок интеллигенции, захватили прессу, воздействуют и направляют русскую интеллигенцию и проявляют влияние даже на ход общественных и государственных дел. Это – социальное уродство. Это – общественная ненормальность. Это – государственное преступление. Но это факт. Русская либеральная интеллигенция идет против интересов русского народа. Если это так в большинстве, то меньшая часть интеллигенции – национальная партия – должна взять на себя великую и священную обязанность защиты интересов русского народа. Это ее доля. Национальная партия должна стать не только национальной, но и национально-демократической. Если многие из интеллигентов не пожелали стать националистами, как это мы видим теперь, то народ создаст свою интеллигенцию и с презрением отнесется к тем, кто пренебрегает своим делом. Всяк, кто получил образование, обеспечение и благосостояние на народные средства, обязан отплатить за это своему народу. И всяк, кто пренебрегает своим народом и своим долгом по отношению к нему, является бесчестным по отношению к народу.

Как же национальная партия может служить своему народу? Прежде всего, она должна изучить его нужды, его природные богатства, его условия жизни, а затем научить народ пользоваться этими природными богатствами на благо и благоденствие этого народа. Если национальная партия сумеет разрешить эту задачу, то тогда за этой партией пойдут не только православные, но и католики, и магометане, и русские, и поляки, и армяне, и татары, – только не жиды! Жиды останутся всегда сами собой.

С другой стороны, и национальная партия тогда только будет национальной, когда она будет народной. Она будет заключать в себе не только одну интеллигентную часть нации, но объединит в себе интеллигенцию и народ – основу нации, – а также и другие национальности. Она по всей справедливости будет партией государственной. Таково ее будущее, и такой она может стать, но при одном условии: с народом, через народ и для народа.

Всякая политическая партия, желающая в государстве преобладания и господства, должна поставить своими задачами и целями такие положения, которые удовлетворяли бы запросам если не всего государства, то, во всяком случае, большинства. Если же задачи и цели партии не удовлетворяют потребностям державного народа, то всуе трудятся зиждущие… Возьмем для примера кадетскую партию, ее задачи и цели: защита сепаратизма, равноправие и покровительство еврейству, обещание разных свобод, граничащих с разнузданностью. Поставивши такой флаг, партия обеспечена. К ней примкнут евреи, все сепаратисты, все либеральничающие чиновники и даже коммерсанты, воспитанные в безверии, национальном безразличии, презрительном отношении к Родине и нравственном анархизме. Партия готова. Партия довольно влиятельная и стойкая. Что за важность, что она возбуждает сомнение, недоверие и презрение честных людей. Эта партия жизненна, ибо в России найдутся изменники своей Родине и русскому народу. И будет это до тех пор, пока русским народом не будут приняты меры к уничтожению современного ненормального положения государственной жизни.

Русский народ должен принадлежать к русской национальной партии. И это будет на самом деле, если эта партия не будет сонной и поставит на своем флаге жизненные интересы русского народа, и будет во главе иметь людей, заслуживающих доверия и умеющих оправдать обещание. Придет время, когда и инородцы познают важность этих интересов и незлобие русского народа и сольются с ним в одну государственную партию.

Главную основу государства, его мощь и силу составляет простой русский народ, народ-крестьянин, народ-труженик. Его-то интересы и должны стоять на первом плане в программе деятельности русской национальной партии.

В числе первых и важнейших вопросов в программе русской национальной партии должно стоять надлежащее воспитание и образование народа. Разумеется, в основу воспитания должны быть поставлены три основных положения русского национализма: православие, самодержавие и неделимость земли Русской. Это – мани, факел, фарес… Это – аксиома, вытекающая из существа русского народа.

Об этом и толковать излишне. Во главе русской народной школы должны быть поставлены русские люди. Преподавание всюду должно быть на языке державного народа, на русском. Русский язык должен быть всюду введен на суде и делопроизводстве. Первыми и важнейшими предметами преподавания в школе должны быть: Евангелие, родиноведение, история России, история всех народностей, населяющих Россию, и литература своего народа. Все эти истины должны неукоснительно соблюдаться Министерством просвещения, и всякие уклонения в данном направлении жестоко караться. Государственная дума должна строжайше следить за закономерным выполнением данного положения.

Все эти требования настолько важны и непоколебимы, что о них говорить много не стоит.