Войдя в здание БКА, Сабина, все еще злясь на себя, прошагала к лифтам. Она не подумала сдать служебное оружие, а собиралась как есть – грязная, потная, в бронежилете – войти в комнату для допроса на минус втором этаже и обрушиться на монашку с обвинениями: из-за того, что ее коллега получил ожоги кислотой, а прикованный к трубе мужчина умер.

Но Дирк ван Нистельрой поймал ее перед лифтом. На нем была новая темно-синяя тройка, свежевыглаженная рубашка с галстуком, а вместо очков в стальной оправе – на зачесанных на пробор седых волосах красовались солнцезащитные очки. В руке он держал толстую папку. Очевидно, он как раз собирался покинуть здание в сопровождении двух телохранителей. На улице Сабина заметила его черный «Мерседес» С-класса.

– Куда? – коротко спросил ван Нистельрой.

– В комнату для допросов, – так же кратко ответила Сабина.

Он свел брови.

– Зачем?

– Чтобы поговорить с монашкой. Операция…

Он коснулся ее плеча и понизил голос.

– Мне уже сообщили, что произошло.

– Хорошо, тогда вы знаете, что…

– Замолчите! – резко оборвал он ее. Несколько человек, стоявшие между сканером и турникетом, посмотрели в их сторону.

В этот момент открылась дверь лифта. В кабине было два человека, третий хотел уже войти. Но ван Нистельрой преградил ему дорогу.

Он бросил мрачный взгляд в кабину.

– Все на выход! – приказал он.

Ошарашенные, оба сотрудника протиснулись мимо него наружу. Когда кабина опустела, он сунул папку в руку одному из своих телохранителей.

– Ждите здесь!

Затем затащил Сабину в лифт, нажал на кнопку, чтобы дверь закрылась, и, опустив тумблер, заблокировал кабину.

– Теперь слушайте меня внимательно, Немез! – Он притиснул Сабину плечом к стене и поднял указательный палец. – В вашем состоянии вы не сможете уличить и детсадовца, который украл конфету. Посмотрите на себя! Вы взбудоражены, растеряны и эмоционально раздавлены. Если вы сейчас заговорите с этой женщиной, она сразу же поймет, что случилось. Достаточно взглянуть в ваши глаза. Она будет торжествовать и уничтожит вас психологически, так что в итоге вы не сможете работать даже регулировщиком движения. Вы меня поняли?

Проклятое дерьмо! Ван Нистельрой был прав. Один раз она уже пошла неподготовленной на допрос к монашке и все запорола.

– На моих глазах умер мужчина… – сказала Сабина.

– Я знаю! И теперь мы уверены, что умрут еще шестеро, если мы потеряем голову.

– Мне это не по силам.

Ван Нистельрой отпустил ее и приподнял одну бровь.

– Я знаю вас со времен расследования дела «Сказка о смерти». Наше сотрудничество началось не очень хорошо. С тех пор я никогда не давал вам понять, какого о вас мнения. Но вы с самого начала глубоко меня впечатлили. Вы – одна из лучших.

Сабина наконец подняла на него глаза.

– Вы говорите это, чтобы просто меня поддержать.

– Вам следовало бы знать меня лучше. Я еще никогда и никому не льстил попусту. А говорю так, потому что это правда. К сожалению, на Снейдера больше нельзя рассчитывать, но он обучил вас. В этом здании вы лучше всех знаете его самого и его методы. И до сих пор держали хорошую связь с монашкой. Вам она хотя бы пару слов сказала. Выясните, почему она хочет говорить только со Снейдером и что задумала. – Он сделал глубокий вдох. – Вы все еще хотите отказаться от этого дела?

– Да.

– Заявление отклонено, Немез! Успокойтесь и соберите членов вашей специальной группы. Для всех действует запрет на отпуск. Следующие семь дней вы круглосуточно при исполнении служебных обязанностей. Понятно?

Проклятье, да! Сабина кивнула.

Через два часа они снова собрались в конференц-зале. Снаружи уже стемнело. Окна были открыты, и прохладный ночной воздух вливался в помещение. К тому же несколько термосов и дюжина чашек распространяли запах крепкого кофе, так что в воздухе содержалось достаточно кофеина, и все могли бодрствовать до полуночи, не сделав ни глотка.

Сабина приняла в БКА душ, переоделась в кабинете в свежее и не только смыла горячей водой пот и грязь с тела, но и попыталась стереть из памяти жуткое воспоминание и избавиться от скорби и сомнений. Ван Нистельрой был прав – нельзя позволить монашке одержать над собой верх.

Она сделала глоток кофе, проглотила таблетку от головной боли и посмотрела на коллег.

– Спасибо, что не ушли после окончания рабочего дня и нашли время, чтобы продолжить расследование.

Это были общие фразы, так как формально у них все равно не было выбора. Но Сабина была уверена, что и без указания ван Нистельроя коллеги согласились бы на сверхурочную работу и за это заслуживали благодарности.

Между тем первый отчет о жертве был готов. Мужчину звали Вальтер Граймс.

– Ему было шестьдесят восемь лет, – сказал сотрудник отдела криминалистической техники. – Три года на пенсии, жил рядом с Браунау-ам-Инн, в Верхней Австрии, недалеко от границы с Германией.

Все удивленно подняли глаза. Браунау. Наверняка в этом какая-то связь с монашкой.

– Как и почему он попал в Висбаден? – спросила Сабина.

– В кармане его брюк мы нашли не только портмоне с удостоверением личности, но и билет на поезд. Он прибыл сегодня утром во Франкфурт ночным поездом из Линца, затем поехал дальше в Висбаден. А вот зачем?.. – задал сам себе вопрос коллега и пожал плечами. – Этого мы пока не знаем. В настоящий момент пытаемся разыскать его друзей и родственников.

– Кем он работал? – поинтересовалась Сабина.

– Это решающий момент. – Коллега коснулся экрана своего планшета. – Он бывший садовник одного уединенного женского монастыря в Верхней Австрии.

Вот нити и начинают сходиться.

– Какого монастыря?

Коллега передал слово молодой женщине, которая подключила кабель видеопроектора к своему ноутбуку и вывела на экран карту Верхней Австрии.

– Не доезжая до Браунау, где Зальцах впадает в Инн, в Инн вливается и река Бругг. Я посмотрела на Ютьюбе видео про эту местность. В этой речной долине, известной как Бруггталь, почти всегда стоит туман. На горе посреди леса, в пяти километрах от Браунау, расположен монастырь урсулинок. – Она вывела фото на стену. Это был монастырь средневековой постройки, окруженный высокими елями, с острыми башенками и вытянутыми флигелями с красной черепичной крышей.

Сабина рассматривала фото. Уединенное место. Коллеги вряд ли стали бы так пристально фокусироваться на бывшем месте работы Граймса, не окажись несколькими этажами ниже в комнате для допросов женщина в монашеской одежде.

– Здание выглядит очень старым.

– Оно было построено в 1495 году, отреставрировано через двести с лишним лет в эпоху позднего барокко, в течение всего времени использовалось различными орденами, пока в 1920 году не была основана эта монашеская конгрегация. Затем были достроены флигели. Они называют себя сестрами-урсулинками Святейшего Сердца Иисуса в Агонии.

– Монастырь Бруггталь, – пробормотала Сабина. – Значит, пожилой мужчина работал там еще несколько лет назад. Нужно выяснить, была ли в монастыре в это время и наша монашка.

– Мы этим уже занимаемся. Контакта с монастырем пока нет, но мы работаем. Во всяком случае, форма и цвет хабита указывают на то, что она оттуда.

– Хабита? – переспросила Сабина.

– Монашеская одежда так называемых черных урсулинок.

Ага! Сабина кивнула и снова подумала о Граймсе. Садовник. Она невольно вспомнила татуировку на запястье монахини. Черная роза с шипами. Мысль казалась притянутой за уши, но, возможно, эта татуировка была подсказкой о Граймсе и его профессии.

– Какие-нибудь идеи?

– Будем исходить из того, что наша монашка – сестра в этом урсулинском монастыре… или, по крайней мере, была раньше, – подала голос Тина. – Вспомните шрамы у нее на запястьях и шее. Возможно, Граймс издевался над ней. Может, мы имеем дело со случаем насилия.

– Значит, ты допускаешь месть как мотив? – спросила Сабина.

– Я задаюсь вопросом, что могло сподвигнуть женщину, которая настолько глубоко верит в Бога и его заповеди, совершить такой ужасный поступок.

– Не знаю, – призналась Сабина. – Но я по-прежнему убеждена, что у нее были сообщники, которые сделали за нее физическую работу и помогли с техническими знаниями для этой ловушки.