Глава 25
Спустя несколько минут они стояли в смотровой комнате для допросов 2В. К тому времени туда уже занесли кровать с матрасом и третий стул. Никаких книг, газет, радио или настенных часов. На монахине была серая арестантская одежда, ее длинные седые волосы были вымыты, распущены и ниспадали на плечи. Женщина сидела с чашкой кофе, уставившись на зеркало, словно могла проникнуть сквозь него своим суровым взглядом.
Возможно, она многократная убийца, но за то, что мы делаем с этой женщиной, – подумала Сабина, – нас точно не наградят Нобелевской премией за любовь к ближнему. И, судя по выражению лица Тины, ее коллега думала примерно то же самое.
Казалось, только Кржистофа снейдеровская спартанская тактика истощения оставляла равнодушным. Видимо, в тюрьме он сам частенько сидел в одиночных камерах, поэтому этот вид его не шокировал.
– Ни одного слова, никаких вопросов или жалоб, – отчитался техник, который сидел перед мониторами. – Только ночью она три раза ходила в туалет в сопровождении двух сотрудниц.
В этот момент распахнулась дверь. Вошел Дирк ван Нистельрой с двумя телохранителями, которые, правда, держались на некотором расстоянии, не привлекая к себе внимания. Не здороваясь, президент протянул Снейдеру папку.
– Результаты гинекологического обследования – черт побери, если пресса об этом узнает, нам конец. – Он бросил Сабине предостерегающий взгляд, который она пыталась игнорировать, хотя внутри у нее все сжалось.
Пока все более или менее приемлемо.
– Это именно то, чего она хочет, – контакт с прессой, – ответил Снейдер. – Но такого одолжения я ей не сделаю.
Тебе самому это тоже некстати! Сабина знала, что Снейдер не мог спокойно и сконцентрированно работать, когда идиоты от прессы, репортеры и фотографы, преследовали его по пятам. Никто из них не мог. К тому же шумиха только спугнет всех людей, за которыми охотилась монахиня – а в конечном счете и они.
Снейдер раскрыл отчет и пробежал глазами первые строки. Его лицо просветлело.
– Чисто сработано.
Кржистоф подошел ближе.
– Что? Посмотрите-ка, наша монашка была беременна.
– Да, она родила ребенка, – пояснил ван Нистельрой.
– Как мы знаем, она рано овдовела. Может, ребенок умер, и поэтому она стала монахиней, – вслух размышляла Сабина. – Это даже сходится.
– Нет, не сходится, – возразил Снейдер. – В двадцать четыре она овдовела, в двадцать пять ушла в монастырь, но врачи пришли к единому мнению, что на момент родов ей было между двадцатью восемью и тридцатью годами, значит, она уже минимум три года жила в монастыре. – Он поднял глаза. – Проклятье!
– Что также может указывать на сексуальное насилие в монастыре, – заявила Тина.
– Возможно, – пробормотал Снейдер. – Кроме этого врачебного заключения, нет никаких документов о возможном ребенке.
– Может, мертворожденный? – предположила Сабина. – На какой части тела находится татуировка с часовой башней?
– На животе, – ответил Снейдер.
В комнате ненадолго воцарилась тишина.
– «Ищите детей…» – задумчиво процитировал Кржистоф.
Все обернулись к нему.
Кржистоф пожал плечами.
– Это сказал отец Януса перед смертью, – напомнил он.
Снейдер рассеянно кивнул.
– Да, и он говорил не об одном ребенке, а о многих…
Ван Нистельрой, который все это время молча слушал, подошел к стеклу, положил на него руку и заглянул в камеру.
– Что бы это дерьмо ни означало – выясните все. И ради бога, предотвратите следующие убийства.
Снейдер подошел к нему, и, словно в безмолвной беседе, оба бросили немые взгляды на монахиню.
– Мы над этим работаем.
– Какие у нас шансы? – прошептал ван Нистельрой.
Снейдер сунул руки в карманы брюк и скривился.
– Я был всегда убежден в одном: мужчина, который никогда не учился в школе, стащит в купе сумочку. Если он закончил школу, то обворует всех пассажиров вагона, а имея университетское образование, вероятно, украдет весь поезд. – Он сделал паузу. – А вот что с женщиной, которая большую часть своей жизни провела в монастыре и следовала своей вере? Для меня это новая территория.
– Для меня тоже, – поддержал его ван Нистельрой. – И что ты сейчас будешь делать?
Снейдер повернулся к Сабине:
– Выясним, насколько сильна ее вера.