Тит и Домициан чем-то напоминали стереотипных персонажей из американских подростковых фильмов 1990-х гг. Тит был этаким капитаном школьной команды, который встречается с самой красивой девочкой из группы поддержки. У него получается всё, за что бы он ни взялся, все от него без ума, он идёт впереди своей команды в замедленной съёмке. Его мог бы сыграть Фредди Принц-младший. Представьте: Тит медленно прохаживается по форуму, обнимая Беренику, иудейскую царицу, проходя под аркой, на которой написано его имя и изображено, как он крадёт священную менору из разрушенного им Второго храма. Все глазеют на него, а за ним плетётся его младший брат. Домициан – этакий самодовольный зануда, который одновременно ненавидит себя и считает, что он лучше всех. Он часто рассуждает о том, как его брат после школы скатится по наклонной, зато сам он станет миллионером. Он играет в шутеры от первого лица, делает странные мемы и много плачет. В фильме 90-х этого персонажа играла бы Клеа Дюваль, покрасив волосы в чёрный; в 80-х – Элли Шиди, отрастив чёлку. Хмурые зануды обедают одни и посылают куда подальше всех, кто им улыбается. Они открыто презирают школьную иерархию, но при этом больше всего на свете хотят оказаться на её вершине. Они ненавидят звёздного капитана команды и в то же время мечтают занять его место. В замедленной съёмке они ходят только в комедийных сценах, в конце которых оказываются в куче мусора. Таков был Домициан, брат-неудачник, отчаянно пытавшийся стать стойким военачальником и примерным императором, но казавшийся всем странным, грубым, резким и немного пугающим. Он много времени проводил в одиночестве и слегка всех бесил. И, конечно, он исполнил мечту любого изгоя, отомстив всем, кто отвергал его. Он замучил их жестоким морализаторством. А ещё он называл секс «постельной борьбой». И в конце концов его убили.

Истории о гибели Домициана довольно забавны: в них приводится множество милых мелких деталей и при этом начисто отсутствуют конкретные факты. Они напоминают выдумки ребёнка о том, как он потерял свою домашнюю работу: чтобы скрыть, что он вообще её не делал, он во всех подробностях опишет породу и цвет собаки, которая её съела. В случае Домициана основная версия изложена в труде Светония, созданном в правление императора Адриана. Адриан был приёмным сыном приёмного сына Нервы, человека, ставшего императором после убийства Домициана. Разумеется, Светоний старался затушевать участие приёмного дедушки своего работодателя в изменнических заговорах. Поэтому в его версии заговор организовывают два вольноотпущенника и гладиатор, которые просто сажают Нерву на трон, как зануду из фильмов 90-х в мусорный бак. Заговором якобы руководил Парфений, кубикуларий Домициана. Кубикуларий – это что-то вроде старшего дворецкого или камергера. Он управлял хозяйством, следил, чтобы всё делалось правильно, укладывал хозяина спать по ночам и тому подобное. По причине, которую Светоний не сообщает – потому что её, очевидно, не было – Парфений решил расправиться со своим боссом и сговорился с единомышленниками из числа императорских слуг. Сделать грязную работу вызвался вольнотпущенник Стефан, которого незадолго до этого обвинили в растрате, вот он и решил, что лучший способ выйти из затруднения – убийство. Классическая ошибка.

По традиционной версии, всё случилось 18 сентября 98 г. Закончив с утренними судебными делами, Домициан вернулся в свои покои, чтобы отдохнуть от хныканья сенаторов, которое он выслушивал несколько долгих часов. Неожиданно его остановили Парфений и Стефан. Они прошептали, что Стефан хочет сообщить ему что-то срочное. Что-то о заговоре, который им удалось раскрыть. Стефан подготовился к этому моменту: он несколько дней ходил с перевязанной рукой, словно она у него болела. В этот день в другой руке он сжимал какие-то таблички. Домициан, как любой император, был не прочь заранее узнать о готовящемся покушении. Он пригласил Стефана, якобы травмированного вольноотпущенника, к себе в спальню, чтобы побеседовать с ним наедине. Кроме них в спальне находился только маленький порабощённый мальчик, которому было поручено непрерывно следить за святилищем, посвящённым божествам императорского дома. Выпучив глаза, он следил за тем, как Стефан объяснял Домициану суть заговора. Домициан взял из его рук таблички и принялся увлечённо читать, но не успел он наклонить голову, как Стефан вытащил из своей фальшивой повязки кинжал и немедленно вонзил его императору в пах. Прямо в яйца. Домициан сразу упал на землю, но он вовсе не собирался сдаваться так просто. Он отчаянно защищался и сумел сдержать Стефана, а затем закричал, чтобы мальчик дал ему кинжал, спрятанный под подушкой. Каким-то чудом мальчик не оцепенел от ужаса и бросился помогать своему императору, но обнаружил, что Парфений предусмотрительно убрал кинжал. Сам Парфений, услышав крики, вбежал в комнату с несколькими вооружёнными товарищами – другими вольноотпущенниками, гладиатором и каким-то солдатом. Их взорам предстала страшная картина: император, сын и брат обожествлённых правителей, истекал кровью и отчаянно пытался выцарапать глаза Стефану пальцами, покрытыми ранами, которые современные следователи называют «защитными». Товарищи пришли на помощь убийце. На Домициана обрушился град ударов. Этот шум привлёк ещё больше людей; в суматохе Стефан сам был убит. Остальным удалось скрыться. На этом версия Светония заканчивается. Версия Диона Кассия, записанная гораздо позже, в правление Александра Севера, укладывается в два предложения, но сводится примерно к тому же самому. Лишь Евтропий, галло-римский историк IV в., писавший в правление Юлиана Отступника, упомянул об участии в заговоре префекта претория. Все они, однако, сразу переходят к вечеру того же дня, когда императором был провозглашён Нерва – против воли армии и римского народа, но при полнейшем одобрении сенаторов и преторианцев, которые якобы знать не знали о заговоре.

Получается, несколько вольноотпущенников и гладиаторов просто взяли и убили императора, а сенаторы и гвардейцы узнали об этом, когда Домициан уже лежал в луже запёкшейся крови, пожали плечами и за несколько часов приняли единогласное решение о том, кто станет его преемником. Звучит смехотворно. Убийство хозяина его домашними слугами – неслыханное нарушение всех законов иерархии – само по себе вызвало бы панику среди богатейших римлян. Кубикуларии, безнаказанно убивающие своих поработителей – для римлян это было равносильно анархии. История, рассказанная Светонием – не что иное, как грандиозное прикрытие для заговора высокопоставленных лиц, в центре которого находились нерфы и префекты претория. Самих преторианцев убийство не особенно обрадовало: они настаивали, чтобы Домициана обожествили. Когда вместо этого сенаторы решили предать его проклятию памяти (damnatio memoriae), попытавшись буквально стереть имя Домициана из истории, преторианцы заставили их пойти на компромисс и по крайней мере казнить Парфения и его приспешников. Сенат сделал это крайне неохотно.

Со смертью Домициана и воцарением Нервы ранний период истории империи закончился. Нерва стал императором в возрасте 66 лет; он умер бездетным спустя год и три месяца, передав власть Траяну – командующему войсками на Рейне, точно-точно не замешанному ни в каких заговорах. В дальнейшем с представлением о том, что императорская власть может быть передана кому-то из кровных родственников, потому что сенат, народ и армии проявят уважение к сыну, племяннику или внуку покойного правителя, было почти покончено. Постепенно римляне признавали, что принцепс – это, прежде всего, военная должность, переходящая от одного диктатора к другому в результате усыновления или казни. Из этого правила, разумеется, были исключения, но все они заканчивались плохо. Марк Аврелий положил конец временам «хороших императоров», передав власть своему никчёмному сыну Коммоду. Менее чем через два десятилетия его ошибку повторил Септимия Север, сделав императором своего твердолобого сына Каракаллу (кажется, что императорам, чьи имена начинались на латинскую букву C, постоянно не везло: Калигула, Клавдий, Коммод, Каракалла, трое Гордианов – всех их убили. Клавдий Готский избежал этого проклятия, но стал жертвой Киприановой чумы). Что уж говорить о его внучатых племянниках, которые смущали всех своим недостаточно римским поведением? А затем дурацкая практика передавать власть членам семьи и вовсе отмерла, потому что все такие императоры не справлялись со своими обязанностями, и их убивали.

Со смертью Домициана началась славная эпоха расцвета империи, когда не убивали практически никого; но расцвет империи был исключением из общего правила. На протяжении большей части своего существования имперская система снизу доверху была пропитана кровью. Каждый, кто хотел быть частью этой системы – придворный, сенатор, магистрат – рисковал быть убитым. Те, кто был её частью с рождения, представляли, пожалуй, самую большую опасность и при этом сами находились в большой опасности. И об этих убийствах нам известно больше всего, потому что в них были вовлечены люди, судьбы которых заботили античных историков больше, чем чьи бы то ни было. Родные и близкие, предки и коллеги тех, кто написал книги, на основе которых мы сегодня пытаемся интерпретировать римскую историю. Неудивительно, что и историкам кажется, будто эти люди были важнее всех остальных. И поэтому важно как можно чаще напоминать, что это вовсе не так.