Глава 8
От имени семьи

Эмери Анден старался не волноваться из-за того, что на его экзамене присутствовало несколько иностранных врачей. «Веди себя так, будто их здесь нет», – твердил он себе, отворачиваясь, а потом закатал рукава и поправил ленту врача на левом запястье. Это была туго затянутая полоска кожи, похожая на ту, которую он носил подростком в Академии Коула Душурона, только ярко-желтая – цвет указывал на то, что он студент-медик. На ленте Андена было три нефритовых камня, гораздо меньше, чем в прошлом, но вполне достаточно для сегодняшнего задания.

Анден закрыл глаза и сделал пять глубоких и ровных вдохов, успокаивая себя, как обычно, а потом подошел к раковине, чтобы вымыть руки. Тело гудело от нефритовой энергии и нервного возбуждения. Шесть лет назад, хотя ему казалось, будто прошла целая вечность, он поклялся, что больше никогда не будет носить нефрит. А теперь надевал и снимал его так часто, что это стало привычной и непримечательной рутиной, ничем не отличающейся от других забот медицинской школы. На втором курсе колледжа Биоэнергетической медицины он должен был посвящать определенное количество часов клинической практике, но, когда Анден впервые вошел в жанлунскую центральную больницу, чтобы начать обучение, ему на миг захотелось развернуться и покончить с учебой. Это место навевало дурные воспоминания. В этих коридорах он сидел в детстве, слушая крики матери. А потом проснулся в нефритовой лихорадке после убийства Гонта Аша. Прошло несколько недель, прежде чем у него перестало сосать под ложечкой, когда он входил в дверь больницы. А теперь, когда он оказался в операционной перед внимательно наблюдающими чужаками, прежнее смятение снова вернулось.

У стены стояли шестеро эспенцев в позаимствованных халатах и держали в руках блокноты и ручки. А один даже камеру. Они приехали из медицинского исследовательского центра Демфи при Вотерсгардском университете в Адамонте, чтобы изучить использование нефрита в медицинской сфере. Эспенцы уже несколько десятилетий назад оценили значение нефрита для армии, но лишь недавно заинтересовались тем, как кеконцы пользуются нефритовыми способностями для других целей. Они наблюдали за Анденом пристально и с нетерпением, как наставники Академии Коула Душурона во время финальных Испытаний.

Пациент, пятидесятисемилетний мужчина с гемангиомой печени, уже находился под наркозом и был готов к операции. Анден занимался им первым, хирург еще даже не появился. Доктор Тимо, Зеленая кость и медицинский наставник Андена, проверил жизненные показатели и кивком подал Андену знак приступать.

– Не торопитесь, – приободрил его он.

Анден еще раз изучил рентгеновский снимок, чтобы вспомнить размер и форму опухоли, которую следует удалить, потом напряг Чутье и сосредоточился на энергии лежащего под наркозом пациента. Ровное биение пульса и органов сложилось в голове Андена в мысленную карту. Окинув широким взором весь организм, он сфокусировал Чутье на кровеносной системе, пробираясь сквозь массу соединяющихся сосудов разной длины и толщины, гудящих жизнью. Зрение Андена затуманилось, глаза почти закрылись.

Нефритовому врачу требовалось такое же сильное Чутье, как и Концентрация. Анден всегда был от природы талантлив в Концентрации, но, чтобы отточить Чутье, понадобились бесконечные часы учебы и практики. В Академии Коула Ду, готовясь стать Кулаком Равнинного клана, он научился считать Чутье и Концентрацию щитом и копьем, которые следует использовать быстро и со смертоносной силой. Почуять намерения убийцы и Сконцентрироваться, чтобы остановить сердце, – совсем не похоже на нынешнюю деликатную задачу.

Стоя у операционного стола, Анден занес руку над правым боком пациента. Он нашел печеночную артерию и Сконцентрировался на ней легким уверенным движением, направив ровно столько энергии, чтобы отрезать поток крови от опухоли. Это заняло всего несколько минут. Доктор Тимо стоял поблизости, следя за операцией с помощью Чутья и приготовившись вмешаться при необходимости. Когда Анден отступил и опустил руку, врач одобрительно кивнул, а потом быстро и профессионально перекрыл несколько мелких вен, завершив работу. Теперь опухоль можно было удалять с минимальной кровопотерей.

Обычно на этом этапе в дело вступил бы хирург, чтобы завершить резекцию, но из-за присутствия иностранных гостей Анден подождал еще пятнадцать минут, пока сделают и проявят рентген, с помощью контрастной краски удостоверившись, что кровопоток к опухоли отрезан. Эспенцы собрались вокруг рентгеновских отпечатков, делали заметки в блокнотах и переговаривались. Анден мог уходить. Он осторожно обогнул появившегося хирурга и медсестер, вышел из операционной в коридор и сел на ближайшую скамейку. Затем снял с руки ленту и с закрытыми глазами прислонился головой к стене, пережидая нахлынувшую тошноту.

Большинство нефритовых медиков не снимали свою зелень, но Анден носил нефрит только на работе. Как монахи и учителя, врачи официально не входили ни в один клан, нападение на них считалось нарушением кодекса айшо, но Анден находился в уникальном положении. Он был членом семьи Коул, все знали, что он убил Гонта Аша, бывшего Штыря Горного клана. А еще он работал на Равнинных в Эспении, участвовал в убийстве контрабандиста Запуньо. Пусть он и стал врачом, но все равно оставался Зеленой костью Равнинного клана и не хотел рисковать – вдруг его примут за бойца клана и он кого-нибудь убьет в схватке. Хватило бы малейшего толчка, чтобы он снова встал на путь, от которого решительно отказался.

Анден открыл глаза и увидел перед собой двух эспенских врачей, рассматривавших его с величайшим интересом.

– Впечатляющая демонстрация ваших способностей, – сказал тот, что повыше, с аккуратно подстриженной бородкой и широкой улыбкой. – Можно узнать, откуда вы родом? Вы… Как…

Он взмахнул руками, явно спрашивая Андена о его сомнительном происхождении.

Стоящий рядом с врачами переводчик начал повторять вопрос по-кеконски, но Анден прервал его и ответил по-эспенски, постаравшись не поморщиться от бестактного вопроса иностранца.

– Мой отец был эспенцем, – объяснил он. – Но я его не знал. Я родился в Жанлуне.

– Однако прекрасно говорите по-эспенски.

– Я почти четыре года прожил в Порт-Масси, – ответил Анден. – Получил диплом в колледже и работал, прежде чем вернуться в Жанлун.

– Вот как? – Улыбка врача стала шире. – А не хотите снова вернуться в Порт-Масси? Может быть, заехать в столицу, Адамонт? – Он вытащил из бумажника визитку и протянул ее Андену. – Меня зовут доктор Элан Мартген. Я возглавляю исследовательскую лабораторию медицинского центра Демфи. После того что я увидел в этой поездке, мне хотелось бы пригласить кеконского врача, который мог бы продемонстрировать техники биоэнергетического лечения широкому кругу медиков на нашей ежегодной летней конференции. Конечно, мы оплатим проезд и проживание.

Анден встал и взял визитную карточку, хотя предложение его смутило.

– Я рад, что ваша поездка была полезной, но лучше пригласите на конференцию кого-нибудь другого. Я всего лишь студент и еще не получил разрешения на медицинскую практику.

Анден опережал своих сокурсников. Блокировку кровеносной системы студенты обычно выполняли только на третьем курсе, хотя задача была достаточно простая, и опытный нефритовый врач, вроде доктора Тимо, выполнил бы ее хоть во сне.

Доктор Мартген переглянулся с коллегой – кудрявым человеком моложе и ниже ростом, а потом вновь повернулся к Андену:

– Мы собираемся пригласить группу нефритовых целителей и очень хотели бы видеть среди них вас.

– Большинство кеконцев не говорят по-эспенски с такой же легкостью, как вы, – признался молодой врач. – И, честно говоря, многие наши коллеги сомневаются в медицинском потенциале биоэнергетического нефрита. Не считают его настолько же ценным, как научные достижения, и не намерены изучать практики, до сих пор существовавшие лишь на маленьком и отдаленном острове.

– А вы могли бы изменить их мнение, – добавил доктор Мартген.

Анден посмотрел на них обоих и понял, что они подошли к нему из-за его внешности, выдающей наполовину эспенское происхождение. Если врачи из Демфи увидят похожего на эспенца и говорящего на их языке человека, который занимается загадочным и непонятным врачеванием, это поможет доктору Мартгену произвести впечатление на свое начальство или акционеров.

– Будем на связи, – дал Анден ни к чему не обязывающий ответ.

– Прошу, подумайте об этом, – сказал доктор Мартген, пожимая Андену руку, а потом присоединился к остальной группе, и они пошли дальше.

Когда они скрылись из вида, Анден еще раз взглянул на визитку и сунул ее в карман.

До сих пор он не думал о возвращении в Эспению, и теперь мысль об этом была одновременно и неожиданно притягательной, и смутно неприятной. Вернувшись в Жанлун, Анден вдруг в смятении осознал, что никогда не жил в родном городе как взрослый человек. И в последние полтора года он во многих смыслах заново открывал самого себя. Теперь он был студентом-медиком, жил в собственной квартире в Старом городе неподалеку от больницы, и у него было три маленьких племянника.

Порт-Масси казался таким далеким, а проведенные там годы почти сном, часть из них счастливым, часть грустным, а часть просто кошмарным. Порой он вспоминал тех, с кем там сблизился: семью Хианов, у которой жил, Даука Лосуна и его жену Сану, друзей по рельболу и залу для поединков. И Кори. Анден по-прежнему вспоминал Кори, иногда с тоской, но чаще пытаясь угадать, чем он теперь занимается.

Эспенские доктора пригласили Андена не из-за его прирожденных медицинских способностей, а из-за того, что он воплощает. Впервые в жизни он встретился с незнакомцами, которые считали его смешанную кровь преимуществом, а не наоборот. На новогоднем приеме Вен сказала Андену, что он ценен не нефритовыми способностями, а тем, какой он человек. Тогда он не воспринял ее слова, но и не забыл их.

Шестого числа Анден приехал в поместье Коулов, чтобы поговорить с родней. Колосс, Шелест и Штырь совещались за закрытыми дверями, и потому Анден уселся с племянниками на диване в гостиной и читал им книжки с картинками. Нико слушал молча, а Рю задавал столько вопросов, что они не успели закончить даже первый рассказ, когда в другой комнате после дневного сна проснулась Цзая и сердито раскричалась. Анден любил детей, в особенности Нико, но все-таки порадовался, что у него нет и не будет собственных.

Когда открылась дверь и из кабинета появился Цзуэн Ню, Анден постучал и вошел. Хило сидел за столом, подперев голову рукой. Перед ним были разложены графики и цифры с заметками, написанными рукой Шаэ. Анден не мог разобраться, отчего Колосс так угрюм, – то ли потому, что ему пришлось изучать всю эту гору данных, то ли из-за их содержимого. Хило поднял взгляд:

– В чем дело, Энди?

Из напряженного разговора за столом Анден знал, что Горные пытаются прижать Равнинных со всех сторон, используя для этого все средства. Когда Колоссом был Лан, Айт Мада стремилась ослабить Равнинный клан, тихой сапой проникая на его территорию. Теперь враги полагались на деньги и прессу, а не на лазутчиков и уличную преступность. Однако сейчас Анден больше не был подростком, беспомощно ожидающим, когда его позовут воевать. Он был уже побывавшим на войне взрослым, имеющим собственные связи и влияние.

– Я хочу съездить в Эспению, – сообщил он.

Когда Анден объяснил суть, Хило закурил сигарету и потер бровь большим пальцем.

– Кое-кто в клане хочет, чтобы мы свернули все дела в этой стране, а не ввязывались в новые.

В эти дни Эспения была во всех новостях. Она планировала расширить военно-морскую базу на острове Эуман, чтобы поиграть мускулами перед Югутаном. Такое решение вызвало недовольство на Кеконе.

– Стоит попробовать, Хило-цзен, – сказал Анден.

Шаэ сидела в кресле, скрестив руки на груди. Колосс и Шелест по-прежнему не ладили. Она криво улыбнулась Андену:

– Помнишь, как ты расстроился, когда тебя послали в Эспению в первый раз? А теперь просишь разрешения вернуться. – Потом она обратилась к Хило: – Анден должен поехать. Прибыль от эспенского бизнеса сейчас – наше спасение, но наши страны друг другу не доверяют и не понимают, и это большая проблема. Если мы можем как-то изменить положение, хотя бы в медицине, нужно воспользоваться случаем.

Хило не выглядел полностью убежденным, однако согласился:

– Ладно, Энди. Поезжай и выступи там от имени семьи.

И тут раздался крик Нико:

– Нет! – Мальчик стоял в полуоткрытых дверях кабинета, прижимая к бокам кулачки. – В Эспении сделали больно маме. Дяде Андену нельзя туда ехать. Вы не должны ему разрешать!

Взрослые пораженно уставились на Нико.

Анден подошел к шестилетнему племяннику и присел перед ним на корточки, положив руки на дрожащие плечи мальчика.

– Нико-се, я сам попросил о поездке, – заверил он. – Это ненадолго, и там не будет ничего опасного. Конечно, риск всегда есть, но семья вроде нашей не может не рисковать.

Шелест позвонила декану колледжа Биоэнергетической медицины, подчеркнув, насколько Равнинный клан заинтересован в поездке Андена, и тот немедленно согласился. Через два месяца Анден и три лучших врача колледжа, включая доктора Тимо, прибыли в Адамонт. Это был старинный город с узкими мощеными улочками и историческими кирпичными зданиями. На каждом перекрестке перед стеклянными офисными небоскребами, впечатляющими зданиями госучреждений и посольств, возвышались мраморные монументы. Анден никогда раньше не бывал в столице Республики Эспения, хотя она находилась всего в трех часах езды на автобусе от Порт-Масси, где он жил и работал почти четыре года. Андену не приходило в голову посещать другие города – в девятнадцать лет ему хватало и Порт-Масси, который казался слишком огромным и непонятным.

Однако теперь он наслаждался возможностью побывать здесь туристом. Доктор Мартген и персонал медицинского исследовательского центра Демфи оказались гостеприимными хозяевами, разместили Андена и трех других Зеленых костей в прекрасном отеле и в свободное от встреч и демонстрации умений время устраивали им экскурсии по Вотерсгардскому университету и главным городским достопримечательностям. Как простой студент, Анден не играл ведущую роль на встречах и презентациях, а лишь ассистировал и переводил для остальных членов группы. В конце пятидневной конференции он гораздо больше устал от того, что приходилось думать и говорить на двух языках одновременно и лавировать между традициями разных стран, чем от использования нефритовых способностей.

Доктор Тимо и другие кеконцы на следующее утро сразу полетели в Жанлун. Анден остался. Он поехал на такси из отеля в федеральное министерство промышленности, находящееся в угловатом, похожем на крепость здании напротив Национальной Ассамблеи. Ожидая на диване в вестибюле у лифта, он рассматривал огромное белое здание, в котором заседало правительство – квадратные ярусы поднимались к пирамидальной вершине, а в окнах так ярко горел свет, что превращал ночь в день. Прямые и строгие линии казались Андену слишком резкими, закрытыми и непроницаемыми.

К нему вышла секретарша. Она извинилась за то, что ему пришлось ждать, и проводила Андена в угловой кабинет на седьмом этаже. Табличка на двери гласила: «Келли Даук, заместитель министра». Анден вошел.

Даук Келишон, старшая сестра Кори, была похожа на отца и брата, в особенности когда приподнимала уголки губ в вежливой улыбке. Она встала, пожала Андену руку и жестом предложила ему сесть в кресло напротив стола.

– Господин Эмери, верно?

Заместителю министра было около сорока лет, она носила светло-серый костюм с черной блузкой и жемчужным ожерельем. Ее лицо обрамляла безукоризненная стрижка-каре до подбородка. Строгие профессиональные манеры ничуть не напоминали общительного и компанейского брата.

– Спасибо, что согласились со мной встретиться, госпожа Даук, – сказал Анден по-кеконски.

Женщина чуть развернула свое кресло в сторону, облокотилась на стол и закинула ногу на ногу, изучая Андена. Ее вежливая улыбка не дрогнула.

– Я согласилась на эту встречу из уважения к своим родителям, – сказала она на эспенском. – Мама очень настаивала. По ее словам, вы представляете один из кеконских кланов. Боюсь, я не очень понимаю, какое отношение это имеет ко мне и министерству промышленности.

Это была не грубость, но ее тон и быстрый переход на эспенский удивили Андена. Он неохотно последовал ее примеру и заговорил по-эспенски, осторожнее, чем следовало:

– Я приехал в Адамонт по другим причинам, но, пока я здесь, надеюсь наладить дружеские отношения с министерством промышленности от имени семьи Коулов из Равнинного клана.

– Так называется ваш клан?

Анден засомневался, говорит ли она серьезно или притворяется неосведомленной, каким-то образом его проверяя.

– Равнинный клан – один из двух главных кланов Кекона, – медленно выговорил он. – Мы контролируем почти половину столицы и добычи нефрита, у нас также есть предприятия во многих отраслях по всей стране. Примерно половину мест в Королевском совете Кекона занимают лояльные нам законодатели. Колосс Равнинных – мой брат. Моя сестра – Шелест клана и занимается деловой стороной. Они попросили меня говорить от имени семьи.

– Господин Эмери, моя работа в министерстве промышленности заключается в помощи министру Хагарту в вопросах эспенской экономической политики. Биоэнергетический нефрит не в моей компетенции.

– Понимаю, но клан занимается не только нефритом, – ответил Анден. – Мы хотим развивать бизнес в Эспении и наладить выгодное партнерство, но для нас существуют определенные барьеры. Мы хотели бы разъяснить свою позицию законодателям и эспенскому правительству. Конечно, моя семья поддерживает отношения с эспенским послом и министерством иностранных дел, а также эспенскими военными с базы на острове Эуман, но нам нужны друзья и здесь, в Адамонте, имеющие влияние на премьер-министра и Национальную Ассамблею.

Анден умолк. Может, из-за равнодушного взгляда Келли Даук или потому, что ему трудно было произносить такую длинную речь на эспенском, но Анден выговаривал слова все медленнее и с трудом подбирал нужные. Или он слишком невнятно говорит и собеседница его не понимает?

– Я уважаю вашу семью и считаю ваших родителей и брата близкими друзьями.

Сестра Кори долго изучала Андена.

– Мои родители, – наконец сказала она, – принадлежат к старому поколению кеконских иммигрантов, которые до сих пор придерживаются культурных традиций и ценностей, относящихся к кланам и нефриту. Не сомневаюсь, что даже в таком солидном возрасте они изображают боссов среди соседей по кварталу в Южном капкане. Они возлагали надежды на моего брата еще с самого детства, тренировали его носить нефрит, «быть зеленым», как они выражаются. – Ее вежливая улыбка стала шире, но лишилась всякого тепла. – Немудрено, что вы так им понравились – молодой человек с прежней родины.

Пока Анден пытался подобрать ответ, Келли Даук сплела пальцы и продолжила:

– Родители со своими друзьями без конца жалуются на правительство. Они считают запрет на владение нефритом для обычных граждан верхом тирании и расовых предрассудков. Кеконские кланы хотят зарабатывать, продавая Эспении биоэнергетический нефрит, и желают ослабить или вовсе снять запрет. Я правильно понимаю?

Анден опешил и невольно снова перешел на кеконский:

– Дело не в продаже нефрита. Разве вы не хотите отменить такой неразумный закон, направленный во вред кеконцам? Вы же сами из семьи Зеленых костей!

– Не я пишу законы, господин Эмери, – ответила она, по-прежнему на эспенском. – Но, в отличие от некоторых, я их соблюдаю.

– Моя семья никогда не попросила бы вас сделать что-то неподобающее, что могло бы вам навредить, – возразил Анден. – Придя сюда сегодня, я надеялся лишь на то, что вы поговорите с моим братом и сестрой, представите их министру Хагарту и другим чиновникам министерства и, может быть, благодаря своему опыту дадите нам ценные советы, как наладить связи с нужными людьми в правительстве. Я собирался попросить вас об этом одолжении как друг вашей семьи и как соотечественник.

– Я эспенка, господин Эмери, – сказала Келли Даук. – И работаю в федеральном правительстве. – Она встала из-за стола, вежливо, но твердо показывая, что встреча окончена, а секретарша открыла дверь, выпроваживая Андена. – Если вы хотите проталкивать здесь клановую политику, придется действовать через другие каналы.

На следующий день Анден сел на трехчасовой автобус-экспресс из Адамонта в Порт-Масси. Он смотрел из окна на знакомый силуэт мегаполиса и, как только автобус пересек мост Железный глаз и проехал под тенью знаменитого небоскреба Мачта, почувствовал глубочайшую ностальгию и смятение. Господин Хиан встретил Андена на автобусной станции в Кинсе, обнял его как вернувшегося домой сына и отметил, что он хорошо выглядит.

Они направились прямо к Даукам, где госпожа Хиан и Даук Сана готовили грандиозный ужин – жареную рыбу, тушеную зелень, суп из пяти видов грибов и жареную лапшу. Даук Лосун усадил Андена во главе стола, и весь вечер Анден поглощал еду и разговаривал. Пришли старые знакомые: Дерек, теперь владелец автомастерской; Сэмми и еще две Зеленые кости, Рик и Кино; Тод, ныне капрал Синих ангелов в ВМФ, получивший увольнительную; Тами, который работал в стоматологическом кабинете и на досуге занимался фотографией.

Все они вели себя по-дружески, хотя и слегка сдержанно, говорили с Анденом не так открыто, как когда он жил в Южном капкане, словно за прошедшие два года он постарел на десять лет и теперь был старше их, а не моложе. Анден понимал, что его принимают с таким размахом не просто потому, что рады встрече с бывшим студентом, постояльцем Хианов, но и как представителя Равнинного клана. Теперь он был важным гостем, посланным из Жанлуна семьей Коулов.

Возможно, вдобавок они пришли из любопытства, потому что слышали рассказы о том, как он спланировал убийство международного нефритового контрабандиста, как его чуть не казнили Бригады вместе с Роном Торо, и оказалось, что он скрывал свои мощные нефритовые способности и с их помощью сумел вернуть к жизни женщину.

Кори прибыл после ужина, заявив, что допоздна работал в офисе. Как обычно, его появление сопровождалось дружелюбной суматохой и выкриками, хлопками по спине и смехом. Он поздоровался почти со всеми и только после этого пожал руку Андену, улыбаясь как старому, но далекому другу. Вместе с ним пришла эспенка невысокого росточка, которую он представил как «Дарию, подругу из юридической школы». У Андена пересохло во рту. Он с трудом отвечал, когда Кори спрашивал его, как дела, нравится ли ему в Жанлуне, как продвигается учеба.

– В жизни не представлял тебя врачом, Анден, хотя наверняка у тебя получается превосходно, – сказал Кори со слегка натужным смешком. – Показываешь класс, да?

Он назвал Андена по имени и ни разу не прибегнул к шутливому прозвищу «кеконец», как раньше. Анден с болью думал о том, как это Кори удается все забыть и жить дальше как ни в чем не бывало. Но ведь Андена всегда восхищало в Кори именно это – его жизнерадостность и легкомыслие. Кори надолго не задержался и ушел вместе с подругой меньше чем через час, что одновременно и огорчило Андена, и вызвало вздох облегчения.

В конце вечера, когда Хианы и Даук Сана мыли посуду и убирались на кухне, Даук Лосун потянулся и сказал Андену:

– Хочу прогуляться по кварталу, для лучшего пищеварения. Составишь мне компанию?

Стоял теплый летний вечер, но влага в воздухе намекала на ночную грозу. Увидев Андена и Даука на улицах Южного капкана, прохожие прикладывали ко лбу ладони в приветствии и слегка кланялись человеку, которого называли своим Колоссом. Анден замедлил шаг, приноравливаясь к неспешной походке Даука.

– Прости за то, как с тобой обошлась моя дочь, Анден, – сказал Даук. – По правде говоря, мне очень стыдно.

– Не нужно извиняться, Даук-цзен, – сказал Анден.

– Келишон очень независимая и увлекающаяся, – объяснил Даук, качая головой. – Всегда стремилась сделать карьеру, но не хотела иметь ничего общего со старыми кеконскими обычаями, традициями предков. Так что она живет по законам Эспении. Теперь, когда она получила высокий пост в правительстве, я надеялся, что она вспомнит свои корни и будет помогать соотечественникам, но, похоже, она стала даже еще более отстраненной и отдалилась от нас.

– Некоторые люди вырастают не такими, как другие члены семьи, вне зависимости от крови или воспитания, – сказал Анден. – Никто в этом не виноват.

Ему не хотелось смущать Даука, показывая свое разочарование, хотя он не мог не удивляться тому, что в Эспении человек, отказавшийся от родных, способен достичь такого высокого положения в обществе.

– Может, мне следовало прилагать больше усилий, чтобы мои дочери стали Зелеными костями, – вздохнул Даук. – Во времена моей молодости это попросту было невозможно, если только они не становились целительницами, как Сана, или монахинями. А теперь ты говоришь, что на Кеконе есть женщины Зеленые кости, включая твою собственную сестру, и даже женщина-Колосс. Мир меняется так быстро, а я уже старик.

– Вы еще не старик, Даук-цзен, – сказал Анден.

В шестьдесят четыре года у Даука не было ни единого седого волоса, и он заразительно смеялся, хотя за два года после гибели его близкого друга Рона Торо Колосс Южного капкана, казалось, и впрямь резко постарел. Теперь у его губ пролегли глубокие складки, и Анден заметил, что за столом он принял таблетки.

– Знаешь старую поговорку: «Нефритовые воины молоды, пока не одряхлеют»? Я знаю, в какую сторону движусь, – уныло сказал Даук, сцепив руки за спиной. – Мне жаль, что я не сумел помочь, но выходцы с Кекона совсем мало влияют на политику этой страны, даже меньше, чем бандиты из Бригад.

– Мои брат и сестра ценят все, что вы для нас делаете, Даук-цзен. Правда в том, что дела на Кеконе идут неважно. Вялотекущая война ухудшила отношения с Эспенией, и враги используют это против нас, притом что и так атакуют всеми возможными способами. Мы нуждаемся в эспенском бизнесе, и поэтому моя семья ищет любые рычаги для упрочения нашей позиции, хотя бы в долгосрочной перспективе.

Даук поморщился:

– Я бы тоже хотел отменить запрет на нефрит, но вряд ли это возможно. Равнинный клан очень влиятелен, но не может менять отношение общества и привычки в целой стране, чей народ не понимает наши обычаи.

– Всего лишь пять лет назад мы считали, что Бригады не одолеть, можно только смириться с их требованиями, – сказал Анден, хотя после вчерашней грубой отповеди был склонен согласиться с Дауком. – И посмотрите, как все изменилось. Кто может знать, что произойдет в будущем?

– Ты говоришь с оптимизмом юности, – фыркнул Даук, но улыбнулся в темноте.

– В последнее время Бригады вам не досаждали? – спросил Анден.

Члены Бригад и Зеленые кости в Порт-Масси люто ненавидели друг друга. Местные Бригады считали, что кеконцы специально продают им негодный нефрит, и винили их в уничтожении Южной бригады Босса Кромнера, за которым последовала кровавая и широкомасштабная война между Бригадами и полицейские облавы. А кеконцы никогда не простили бы Бригадам убийство Рона Торо.

Лицо Даука стало серьезным.

– Бригады получили серьезный удар, но раненый зверь опасен. У нас теперь больше нефрита и больше бойцов, чем прежде, так что у Бригад есть причины уважать нас и бояться. И за это мы должны благодарить Равнинный клан, но если будем действовать слишком открыто и напористо, то можем зайти слишком далеко и подвергнуть себя опасности.

Они вернулись к дому Дауков. Анден слышал голоса Хианов и Саны, но Колосс не вошел в дом. Он помедлил на пороге и потер рукой затылок, а потом повернулся к Андену и заговорил, нахмурившись и тщательно выбирая слова:

– Твой брат Коул Хило прислал своего личного помощника, чтобы тот помог нам наказать Южную Бригаду. Он нашел и казнил человека, который убил моего близкого друга Рона Торо и чуть не убил твою невестку.

Анден не ответил. Он знал, что Маик Тар ездил в Эспению по приказу Хило, и цель поездки не стала сюрпризом. Правда, на лице Даука отражалась не радость по этому поводу, а лишь беспокойство.

– Тело Уиллума Римса так и не нашли, но Зеленые кости, которые были с Маиком в ту ночь, все мне рассказали. Это было чудовищно, Анден. Маик зашел слишком далеко, в этом не было необходимости.

На Новый год, когда закончился салют, пьяный Тар обнял Андена за плечи. «Хочу, чтоб ты знал – я отправил тех эспенских ублюдков на тот свет, и всю дорогу туда они верещали как резаные. За тебя, парень». Он чокнулся с Анденом бокалом хоцзи и снова влился в общее веселье.

Даук встревоженно вздохнул:

– Вполне естественно мстить за друзей и наказывать врагов, но если нас свяжут с чудовищными преступлениями, то посчитают обычными убийцами, а нефрит будет навсегда запятнан кровью. И вот ты приезжаешь и говоришь, что Равнинные хотят расширить бизнес и увеличить влияние. Но такие действия, когда мы становимся даже хуже Бригад, идут вразрез со всеми нашими надеждами.

– Даук-цзен, вы правильно сделали, что заговорили об этом, – сказал Анден.

– Ты жил здесь, Анден, и понимаешь, что в Эспении Зеленые кости должны вести себя гораздо осторожнее, чем в Жанлуне. После ослабления Бригад полицейские обратили взор на нас. Они ищут любой предлог, чтобы арестовать людей из кеконских кварталов и обыскать их на предмет нефрита, даже если они не совершили никакого другого преступления. Зато у Кору работы хоть отбавляй, – проворчал Даук, – у адвокатов нет недостатка в клиентах. Но это наносит урон нашему землячеству. Станут ли молодые люди тренироваться в нефритовых дисциплинах, если при этом могут стать изгоями и угодить в тюрьму? Они предпочтут отречься от своего наследия и жить как обычные эспенцы. Больше всего на свете я боюсь, что через двадцать лет в этой стране не останется ни одной настоящей Зеленой кости.

Поднявшийся ветер разогнал духоту летнего вечера. Где-то вдали завыла сирена. Завтра Анден будет уже в самолете на пути домой и не сможет сообщить брату и сестре об осязаемых победах – ни о чем, что способно помочь Равнинным. Тревога в голосе Даука усугубила его ощущение бессмысленности всех усилий. Анден уважал Даука Лосуна и доверял его суждениям, хотя и возмущался тем, что Даук принудил его расстаться с Кори.

– Надеюсь, что вы ошибаетесь, Даук-цзен, – сказал Анден.

Даук поднес руку к воротнику рубашки и сжал нефритовую подвеску, которую носил на серебряной цепочке на шее.

– Я тоже на это надеюсь. Меня тревожит будущее, но я могу делать лишь то, что в моих силах, то есть пытаться убеждать людей ради блага землячества. Пока я еще в состоянии. – Колосс Южного капкана ободряюще похлопал Андена по плечу и повел его в дом. – Приятно было снова тебя увидеть, Анден. Ты всегда был слишком Зеленым для этого города, но я рад твоему приезду.