Глава 50
Ужасная правда
Хило внезапно проснулся от странного чувства – как будто что-то подействовало на него, не то какой-то звук, не то необычный всплеск энергии. Смутное беспокойство сгущалось, пока он тихо лежал в темноте, изо всех сил напрягая Чутье. Но не нефритовые способности убедили его, что случилась какая-то беда, а мерцание света за окнами спальни. Через ворота поместья въехала машина и направилась по дорожке к дому.
Он встал с постели, не разбудив Вен. Тихо закрыв за собой дверь спальни, Хило спустился по лестнице. Когда он был на последней ступеньке, машина остановилась на разворотном кругу, и Чутье подсказало, что в ней четверо. Один из них – Анден. Когда Хило открыл дверь, из припаркованной машины вышли два Пальца. Они не пошли к дому, а так и стояли рядом с машиной, охраняя сгорбленную фигуру на заднем сиденье. Анден пошел к Колоссу один. И поэтому Хило тут же понял, даже не видя лица брата, что произошло нечто ужасное.
За годы все в клане привыкли, что Колосс всегда прислушивается к доктору Эмери Андену и доверяет ему больше, чем кому бы то ни было. Если с Колоссом нужно было поговорить на особенно трудную тему, лучше всего это удавалось Андену. И поэтому, пока Анден поднимался по лестнице к дому, Хило имел в запасе несколько секунд, чтобы приготовиться к новостям, которые принес его брат посреди ночи. Увидев в желтом свете из окон искаженное от горя лицо Андена, Хило ничего не сказал, а лишь посторонился, пропуская брата в дом. Потом закрыл дверь и пошел следом.
Анден не сел и не снял обувь. Просто стоял в прихожей, глядя на Хило. Лицо у него осунулось, а веки набрякли, и хотя именно он вызвался сообщить новости, Анден не мог вымолвить ни слова.
– Хило-цзен… – начал он, но запнулся.
От дурного предчувствия у Хило заныло сердце.
– Ничего, Энди. Просто скажи, что должен.
Неожиданная мягкость его тона подействовала на Андена как удар под дых. Он качнулся на пятках, но преграду в его горле прорвало:
– Сегодня вечером Рю погиб на дуэли.
Хило моргнул. Когда взорвалась подложенная террористами бомба и на его голову обрушилось здание Кеконского нефритового альянса, он испытал ни с чем не сравнимые ощущения. Земля под ногами разверзлась. На мгновение он словно парил в невесомости, а потом его окружила тьма и вдобавок так сильно сжало, что он едва мог пошевелиться, вздохнуть или даже думать.
Сейчас он почувствовал нечто похожее, хотя теперь катастрофический обвал случился незаметно и беззвучно, и только в его голове. В этот миг с реальностью его связывал только Анден, стоящий напротив. Горе Андена было почти осязаемо, но он изо всех сил старался его скрыть, чтобы не добавлять страданий Колоссу.
Хило сделал три шага в гостиную, ухватился за спинку дивана и наклонился над ним, пока не сумел овладеть собой, чтобы посмотреть Андену в лицо и ответить:
– Расскажи, как это произошло.
Анден сел на край кресла лицом к Хило и рассказал ему все, что знал. Он был на дежурстве, но задремал, и тут запищал пейджер, вызывая его в больницу. Он ожидал увидеть обычного пациента, но испытал шок, когда Кулаки Горных положили перед ним тело племянника. Анден старался говорить как можно спокойнее и обстоятельно, насколько возможно в такой ситуации. Закончив, он встал и трясущимися руками налил себе стопку самого крепкого хоцзи из буфета.
Все это время Хило только слушал, не вымолвив ни слова. Но глубоко внутри он кричал и рыдал. В его сердце бушевала ярость. Он не был готов к такой боли, даже после смерти брата и шурина. Краем сознания он помнил, что наверху спит Вен, и только чтобы не разбудить ее, держал себя в руках, хотя ему хотелось кататься по полу и завывать, раздирая горло ногтями.
– И ты в это веришь? – наконец заговорил он.
Хило, как никто другой, знал, что при наличии серьезного мотива дуэль на чистых клинках можно спланировать, чтобы устроить убийство. Но, даже лихорадочно задавая себе вопрос «Кто должен умереть?», он не видел логику врага. Смерть Рю ничего не давала Горным, а еще меньше бандам баруканов или Бригадам. Рю не был Зеленой костью и наследником Колосса. Он ни для кого не представлял угрозы, никому не мешал. Рю просто был сыном Хило.
Но лишь одно это могло сделать его мишенью для хитроумного замысла кланоненавистников. Именно потому Рю и предложил драться на дуэли – показать, что он Коул.
– В машине сидит друг Рю из университета. На мне был нефрит, когда я говорил с ним и отдельно с Кобенами, и я не Почуял обмана. Я не утверждаю, что там не было никакой ловушки, Хило-цзен. Люди Лотта Цзина проведут собственное расследование и опросят свидетелей, и если что-нибудь подозрительное существует, они это найдут. Могу лишь сказать, судя по тому, что нам известно, похоже… – Анден нервно сглотнул и посмотрел Колоссу в лицо: – Похоже, это произошло случайно. Если я ошибаюсь, то лучше б я умер.
Снаружи все затихло, словно даже планета перестала вращаться. Хило казалось, что больше ничто не держит его на земле. Коул прошел мимо Андена к лестнице.
– Спасибо, Энди, – тихо сказал он, тяжело опустив руку Андену на плечо.
А потом поднялся по лестнице – разбудить жену и сообщить ей, что их сын мертв.
* * *
Затаив дыхание, Жанлун ждал неистовой мести. Когда речь заходила о возмездии, трудно было найти более предсказуемого человека, нежели Коул Хилошудон. А его месть за смерть сына должна быть страшной. Приехав из Тошона с десятком своих Пальцев и поговорив со многими воинами Равнинных, ожидающими приказа, Цзая бросилась к ногам отца, со слезами умоляя:
– Папа, скажи мне, кого нужно убить, и я сама это сделаю!
Но никто не мог ей ответить. Рю сам предложил дуэль на чистых клинках. Люди Штыря не нашли доказательств, что смерть Рю подстроили Горные или еще кто-нибудь. Студента, находившегося вместе с Рю в клубе, столько раз допрашивали, что у него случился нервный срыв. Его рассказ подтвердил другой свидетель, который анонимно дал показания в полиции. По настоянию Шаэ Хило пощадил Дано, который был виноват лишь в том, что оказался никчемным другом.
Хотя в случившемся в «Маленькой хурме» можно было косвенно обвинить движение «За будущее без кланов», не обнаружилось никаких следов какого-либо замысла. После многолетних преследований и потери помощи из-за рубежа ББК находилось на смертном одре. Попытка Тадино ввергнуть кланы в новую войну была последним отчаянным вздохом, а благодаря сообразительности Рю полностью провалилась.
На следующий день после трагедии Колосс закрылся в кабинете с Шелестом, Штырем и своим братом Анденом. Через несколько часов они вышли с покрасневшими глазами и мрачными лицами, и Хило отдал приказы клану. Пока обстоятельства смерти Рю окончательно не прояснятся, Равнинные не будут в отместку нападать на Горных, не будут шептать ничьи имена, не прольют кровь без приказа. Все в клане знали, что это решение советчиков Колосса, мудрых и сдержанных даже в такие времена.
Утром в день похорон Рю в поместье Коулов приехала член Королевского совета Кобен Тин Бетт вместе с несколькими членами своей семьи. Грузной вдове было уже за шестьдесят, однако ее политическая карьера по-прежнему шла в гору, несмотря на ее недавние трения со своим Колоссом. Она была в белой шали, лицо припудрено белым в знак траура. Вместе с ней пришел Айт Ато, недавний выпускник колледжа, помолвленный с девушкой из семьи Тем. Хило согласился выйти из дома и встретиться с ними во дворе, вместе со Штырем и Шелестом.
– Коул-цзен, – сказала Кобен Тин Бетт без своего обычного высокомерия, глубоко поклонившись. Выглядела она взвинченной, постоянно облизывала губы и теребила шаль. – У меня болит сердце из-за вашей потери. Наши кланы и семьи враждовали в прошлом, но от потери родного человека все страдают одинаково. Пожалуйста, примите глубочайшие соболезнования семьи Кобен.
Айт Ато последовал примеру Кобен Бетт и почтительно склонился перед Хило. Он откашлялся.
Без журналистов и камер он, казалось, не знает, куда встать и в какую сторону смотреть. Прежде чем заговорить, Ато с опаской покосился на стоящих неподалеку охранников.
– Коул-цзен, я бы предпочел встретиться при других обстоятельствах. Моя тетя Айт Мада попросила меня передать свои заверения, что она допросила моего кузена и его друзей и признала их невиновными в этой трагедии.
Все трое упомянутых Горных, Кобен Аши и два его Пальца, вышли вперед и опустились на колени перед Хило. Их головы были перебинтованы.
Потупившись, каждый протянул ему на поднятых руках по маленькой черной шкатулке.
– Коул-цзен, – сказал Кобен Аши. – Я молю вас о прощении за то, что не спас вашего сына от подонков из ББК, которые хотели стравить наши семьи. Надеюсь, вас немного утешит, что убийца вашего сына умер от моей руки в мучениях. Я все равно заслуживаю смерти, но, если вы проявите милосердие и пощадите меня и моих Пальцев, я буду беспощаден к нашим взаимным врагам.
Он произносил слова четко и монотонно – явно тщательно отрепетировал.
По лицу Хило мелькнуло знакомое чувство – дернулись губы, в глазах зажегся сердитый огонек. На мгновение все, наблюдающие за этой сценой, решили, что он вытащит нож и убьет всех троих, стоящих перед ним на коленях. И почему бы ему не убить и Айта Ато, пока он здесь? Все во дворе затаили дыхание. Кобен Аши побледнел, но не поднял взгляд. Черная шкатулка в его руке слегка дрожала.
Тень злости исчезла из глаз Хило. Кобены пришли без охраны, но прозорливо решили, что Колосс Равнинных не станет портить похороны сына, навлекая на весь свой род несчастье. Хило протянул руку и взял черную шкатулку с отсеченным ухом Кобена Аши. Потом он принял и уши двух Пальцев, так и не произнеся ни слова.
– Да благословят вас боги за милосердие, Коул– цзен, – промямлила Кобен Тин Бетт.
С явным облегчением Кобены удалились почти бегом, насколько позволяли приличия. Они поспешили отречься от своей причастности к случившемуся и унизились перед главным врагом Горных не только из-за страха перед местью Равнинных. Рю был совсем юн, каменноглазый и не носил нефрит. Кобены гордо следовали традициям Зеленых костей, были влиятельными политиками и в будущем готовились возглавить клан. Любой намек или подозрение на то, что они нарушили айшо, мог серьезно подорвать их репутацию. Приняв их извинения, Коул Хило оправдал их в глазах общества. Показал всем, что войны не будет.
Все в семье Коулов знали, что Хило не хотел принимать такое решение. Но этого хотел бы Рю. Он всегда выступал защитником пострадавших, прибегал домой из университета, чтобы уговорить родителей поддержать ту или иную благотворительную организацию и доказать, что Равнинные выступают не только за своих Зеленых костей, но и за весь Кекон. Его вера в это была безгранична. Он никогда не сомневался, что отец может все. И ни за что не хотел бы, чтобы Равнинные чем-то навредили простым людям, это плохо сказалось бы на репутации клана.
* * *
На похоронах Вен молча стояла рядом с мужем и принимала соболезнования от длинной вереницы гостей. Она тяжело опиралась на трость, но больше не боялась выглядеть слабой. Она и была слаба. После двух суток без сна она едва держалась на ногах. Но она выдержит, исполнит свой долг вместе с Хило.
Рю всегда знал, что отец его любит. По крайней мере Хило может утешиться этим. Но Вен не могла сказать того же о себе. Если бы она могла провести с сыном еще всего одну минуту, то попросила бы простить ее за излишнюю суровость. Сказала бы ему, что всякий раз, когда она отчитывала его или срывалась, это происходило по ее вине. Она волновалась за него, потому что он каменноглазый. Видела в нем себя и подспудно жалела, что он не стал наследником клана, которого она надеялась выносить. А теперь, когда его не стало, у Вен не будет возможности сказать, как она гордится сыном. Рю всегда был цельным, даже если Вен не воспринимала его таким. Он был уверенным и щедрым и не допускал, чтобы невосприимчивость к нефриту определяла его судьбу, в отличие от Вен.
Вен ненавидела себя за то, что из-за горя ее раздражает даже муж, тем более что она едва узнавала Хило. Его теплый взгляд, кривобокая мальчишеская улыбка, неуемная энергия горящей на небе звезды – все это угасло как свеча. Хило выглядел как мраморная статуя, а не человек. Он приветствовал подходящих выразить соболезнования только кивком, иногда что-то бурчал, но не более.
Вен медленно и отстраненно наблюдала за остальными членами семьи, одетыми в траурный белый, пока ее взгляд не остановился на восьмидесятилетней свекрови, сгорбившейся под толстым одеялом на складном пластиковом стуле. Коул Ван Риа выглядела полностью погруженной в свой мир и что-то тихо бормотала. Непонятно, осознавала ли она, что происходит. Глядя на жалкую фигуру свекрови, Вен ощутила прилив глубочайшего сострадания. Почему бы и ей не ускользнуть от реальности, которая так невыносимо жестока к женам, сестрам и матерям?
Наконец, все гости разошлись, на кладбище «Небеса ждут» остались только Коулы. К вечеру похолодало. Осенний ветер трепал шляпы и шарфы и стонал в деревьях Парка вдов. Вен хотелось шагнуть в отверстую могилу сына и лечь вместе с ним на дне.
Шаэ наклонилась и выбрала несколько цветов, которые еще не положили в могилу. Она отдала их Тие, и та бросила их на закрытый гроб. Шаэ опустила голову и прошептала:
– Лан будет рад встрече с племянником и позаботится о нем.
Хило сжал дрожащие руки в кулаки.
– В ту же минуту, когда родился мой мальчик, – сказал он хриплым, чужим голосом, – мне следовало отдать его на воспитание в другую семью. – Лишь стоящие рядом с ним Вен и Шаэ слышали его безумный шепот. – Хорошую семью без нефрита и без имени. О чем я только думал, воспитывая каменноглазого в окружении нефрита?
Хотя Вен знала, что Хило просто пытается заглушить боль, его слова кольнули ей сердце, и она поняла, что до сих пор боится.
– Ты же не всерьез, – выдохнула она.
Ей невыносимо было думать, что она может потерять и Хило, если он изменится до неузнаваемости.
Однако ужасная правда заключалась в том, что смерть Рю – бессмысленная случайность, которую можно было избежать. Зеленые кости умирают сражаясь. Они отдают жизнь ради чести, нефрита или кланового братства. Рю с детства воспитывался в традициях клана, они определили его жизнь, и в душе он был таким же Зеленым, как и остальные. Но не был Зеленой костью. А теперь погиб, потому что повел себя как Зеленая кость. Вен как никто другой понимала, насколько это безрассудно.
– Я все делал неправильно, – с тихой злостью продолжил Хило. – Я поощрял его, дал ему полную свободу и заставил поверить, что он способен на великие дела, добьется всего, чего захочет. – Хило закрыл глаза. – Ложь. Носишь ты нефрит или нет, но если ты окружен им, то не свободен. Лучше бы он… – Голос Колосса дрогнул. – Лучше бы он не сражался на дуэли. Мне жаль, что он не был трусом.
Вен потянулась к мужу, построив мост через огромную трещину, и взяла его за руку. Поначалу его ладонь была вялой, но постепенно Хило сжал ее пальцы. Слезы затуманили Вен зрение и прочертили полосы по белой пудре на лице. Рю боготворил отца. Конечно, он не мог быть трусом. Он дрался без Брони, Чутья и других способностей, которые могли бы спасти ему жизнь в тот вечер. И победил. Быть может, именно в этом и заключается величайшая трагедия воинов и их семей. Даже побеждая, мы страдаем.
– Уже поздно. Пора идти, – наконец нарушил молчание Вун.
Когда они развернулись и пошли к выходу, по тропинке двинулась навстречу одинокая фигура. Вен услышала, как охнул Анден. Солнце светило приближающемуся человеку в спину, и несколько секунд Вен не могла разглядеть его лицо в тени, хотя и узнала силуэт, походку и осанку.
Нико был в черном костюме и белом шарфе. Его волосы стали длиннее, лицо тоже изменилось – похудело и заросло щетиной, да и в глазах появилось нечто новое, какая-то медлительность и мягкость. Он уехал с Кекона в двадцать лет, но за три года отсутствия постарел как будто на десятилетие.
Нико прошел мимо них и встал на краю могилы Рю. По его щекам потекли слезы, и он не стал их вытирать. Вен вспомнила, что в детстве Нико редко плакал, а если это случалось, прятался в своей комнате.
– Прости, Рю, – прошептал он. – Я должен был остаться с тобой. Мы вместе ходили бы в университет. Я во многом ошибался. Я… Прости меня.
Нико обернулся к молча смотрящим на него родителям. Он медленно подошел к Хило и опустился перед ним на колени:
– Дядя, я никогда не буду таким же хорошим сыном, как Рю. Я совершил… много непростительных ошибок. Но теперь я снова дома.
В последний раз Вен видела старшего сына за тем семейным ужином после выпускного Рю.
И тут горе, которое она держала в себе все эти дни, выплеснулось наружу от прилива чувств. Ее ноги как будто сами отнесли Вен к Нико. Когда он посмотрел на нее большими внимательными глазами, ее сердце на мгновение остановилось.
– Мама, – сказал он.
Вен отвела руку и со всей силы влепила Нико пощечину. Она прозвенела словно выстрел. Лицо Нико дернулось, но он не поморщился, когда на его щеке проступил красный след ладони. Шаэ ошеломленно посмотрела на Вен, и даже Цзая потрясенно охнула.
– Три года! – воскликнула Вен. – За три года ты ни разу не приехал, не позвонил и не прислал ни одного письма.
Даже после окончания контракта с «Ганлу» десять месяцев назад от Нико не было вестей. Кто знает, чем он занимался все это время?
– Я это заслужил, – прошептал Нико. – Я сбежал, думая только о себе. Рю пытался мне объяснить, но я… – Лицо Нико исказилось от нахлынувших чувств, и он не закончил фразу. С трудом взяв себя в руки, он поднял взгляд на Хило, который смотрел на племянника сверху вниз, с бушующими на лице эмоциями. Нико сложил ладони и поднес их ко лбу. – Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель. Простишь ли ты меня и примешь ли как сына?
Не дожидаясь ответа Хило, Нико вытащил из-за пояса нож.
Глубоко вздохнув, он ухватился за левое ухо и полоснул ножом сверху вниз, сделав глубокий надрез между ухом и черепом.
Хило схватил Нико за руку. Оба не сводили взгляда с ножа и на мгновение застыли. По лицу и шее Нико текла кровь, промочив воротник рубашки. Он задрожал от боли. Колосс медленно разогнул пальцы Нико на рукоятке и забрал у него нож.
– Ты никогда не переставал быть моим сыном. – Хило запустил ладонь в волосы Нико и поцеловал его в лоб, а потом прижал шарф к порезанному уху, и на белой ткани тут же расцвело красное пятно. – Все совершают ошибки. Иногда чудовищные ошибки, с которыми почти невозможно жить. Но мы учимся на них. И может быть… – Он понизил голос до хриплого шепота: – И может быть, все-таки способны простить друг друга.
