Год 1985, развёртывание…
Фаза нарастания

«…У Сокотры, где соль Красного моря окончательно смешивается с глубинным дыханием Индийского океана…»

Звучит, наверное, красиво, и может быть, когда-нибудь «остров Счастья» станет вполне курортным (если его окончательно не приберёт к рукам под базу флота Советский Союз). Но в 1985 году место было так себе. Особенно когда ты в военной форме (пусть и в «тропичке»), в некондиционируемой рубке у разогретой рабочей аппаратуры, или внизу под палубами у котлотурбинных установок… (дневная температура воздуха здесь, на Сокотре, в апреле поднимается до плюс тридцати пяти).

Стоя на якоре, у бочки, вдыхая горячее присутствие африканского континента (казалось, что буйные самумы даже сюда доносили пыль Великих пустынь), на кораблях «черноморского отряда» привычно фиксировали в журналах дежурные часы, проставляли педантичные минуты, и его – времени – было вполне достаточно для планомерной подготовки к следующей исполнительной фазе, ожидая отмашки-распоряжения «сверху».

Связь с ГШ ВМФ (Главным штабом военно-морского флота) поддерживалась через узел дальней связи, расположенный вблизи йеменского Адена.

На Сокотре нет ни одной глубоководной гавани, нет закрытых бухт.

Рейд, выбранный под стоянку советского флота, в бухте Хаулаф… – здесь происходило с виду заурядное, но постоянное движение: прибывали и отбывали патрульные катера, сновали сторожевики, пыхтели гружёные и разгружающиеся суда снабжения.

За всем за этим издалека, за двенадцатимильной границей тервод к северу, терпеливо наблюдали с борта фрегата США «Downes», всякий раз и по каждому поводу отправляя шифрованные отчёты. Впрочем, им скорее следовало удивляться отсутствию в окрестностях архипелага морской активности Советов… Западные агентства уже вовсю раздували недовольную шумиху о создании здесь военной базы СССР.

Что на самом деле если и зрело, то пока лишь в не-утверждённых планах и предварительных переговорах.

Между тем, дождавшись трёх транзитных танкеров (два уж с полусуток стояли на бочках по соседству, с третьим, связавшись по радио, следовало встретиться, перехватив в море по пути), ПКР «Москва» и БПК «Твёрдый», подняв якоря, потянулись на выход, приняв в кильватер увальни-«нефтевозы», уже на «большой воде» задавая движение в сомкнутом строю классического конвоя, что должно было послужить хорошей и очевидной версией для сторонних наблюдателей: «Следуем в Персидский залив, выполняя функцию сопровождения и охраны своих гражданских судов».

Штурманский расчёт, с учётом скорости самого тихоходного наливного транспорта, составлен был так, чтобы в «месте поворота» – на траверзе самой восточной точки Аравийского полуострова (мыс Эль-Хадд) – оказаться аккурат с наступлением ночи. Там танкеры повернут в Оманский залив, побредя уже без прикрытия. А военные корабли «в кромешной темноте», отвернув резко вправо, должны были шмыгнуть в восточном направлении, где в итоге (пройдя примерно 350 миль) соединиться с группой «Минск».

Конечно, «в кромешной темноте» это не значит, что невидимые для радаров фрегата США, который повиснет на хвосте при любом раскладе. И в штабе флота предусматривались даже некие варианты «по необходимости» – разделить отряд. Тогда бы, спровоцировав бросок, например, в сторону Сейшел, быстроходный БПК отвлёк внимание американского соглядатая (затем, разумеется, вернувшись на генеральный курс, будучи в состоянии наверстать упущенное и вовремя поспеть в точку сбора). Но в конечном счёте к тому, что кто-то увяжется вслед и проследит за отрядом вплоть до выхода на место, в целом относились снисходительно.

В существующих условиях считалось, что вполне достаточно создать наглядность обоснованной мотивации и рутинных действий. В конце концов, чем плох сценарий доставки «контрактного эсминца» индийской стороне, вдобавок к тому факту, что Дели уже объявило о проведении флотских манёвров, указав намеченный под это дело сектор (в координатах) и время.

В чём они там, аналитики Главного штаба, не ошиблись (и можно только представить, какая работа этому сопутствовала), так это в том, что наблюдатель от «западного альянса» будет один.

А и на самом деле, ведь было бы наивно полагать, что все выходы, заходы, вылазки кораблей флота СССР не будут отслеживаться всеми доступными средствами НАТО, подтверждая нахождение «красных» там-то и там-то, даже получая обрывочные и порой недостоверные данные, вплоть до нетрадиционных источников, таких, как уже помянутые случайные свидетели-нейтралы.

Вообще в век РЛС и космической разведывательной компоненты, включая насыщенности морских путей гражданскими судами и кораблями потенциальных недругов, а воздушного пространства самолётами, скрыть подобное развёртывание являлось делом маловероятным. Невозможным. Равно как невозможно, активизировав свою разведывательную и тем более подготовительную деятельность, не вызвать у противника эквивалентных контрмер.

Речь могла идти лишь о том, чтобы оппоненты получали по возможности неочевидную информацию… и желательно с некоторым, хоть каким-то запозданием.

Ещё перед выходом из главных мест базирования ЧФ и ТОФ советские корабли сменили тактические номера. Удалось ли кого-то ввести этими нехитрыми уловками в заблуждение, осталось за кадром, если только все эти меры не предусматривались планом как фоновые – американцам показывали то, к чему они привыкли: русские предсказуемы. Лишь в этом случае в подобных представлениях как будто усматривался какой-то смысл.

О предназначении эсминца «Твёрдый», как и всей серии проекта 61МЭ (код НАТО – «Kashin-II»-class), военно-морскому флоту Индии агентуре ЦРУ и соответственно Пентагону наверняка было известно.

«Кондоры», те так вообще обладали настолько характерным профилем, общей компоновкой и архитектурой надстройки, что не спутаешь ни с кем. И их всего-то два – велика ли разница, вышел в море «Ленинград» (ныне проходящий модернизацию и доковый ремонт), или это всё-таки «Москва».

Так что слово «секретность» (а любая военная операция, или на худой конец акция, всегда содержит в своих едва ли не первых пунктах этот императив) сейчас, конечно, являлось ключевым, но понятие «имитация» всё же было бы применить уместней.

А на деле всё вышло даже лучше, чем в самых неоптимистичных прогнозах.

Курсовая линия конвойного отряда проходила по наиболее неприхотливой прямой и «резала угол», постепенно приближаясь к терводам Омана.

На вторые сутки пути, когда по левому борту в жаркой дымке стали проглядываться берега Аравийского полуострова, а до «точки поворота» оставалось 170 миль… В общем, протащившись за конвоем бо́льшую часть маршрута, видимо, удостоверившись в отчётливых намерениях русских, после серии сеансов связи фрегат «Downes» получил приказ возвращаться в Красное море в свою зону патрулирования. Вскоре он растворился за кормой, исчезнув и с радаров.

В оперативном отделе Главного штаба ВМФ это обстоятельство спокойно приняли к сведению, не питая особых иллюзий… Вряд ли противник оставит отряд без внимания.

В зале командного центра висел список – чем там, серьёзным, в зоне Персидского залива на данный момент располагали американцы:

Эсминец «Robison», вступивший в строй в 1961 году и уже весьма устаревший; фрегат, чуть поновее, типа «Knox»; плюс атомная субмарина типа «Sturgeon».

Флагманское управление осуществлялось с десантного транспорта-дока «Shreveport».

Не сказать, что особо много, но, в конце концов, у них там были англосакские союзники – фрегат королевских ВМФ «Avenger». В конце концов, что-то там плавало и у французов (по сведениям разведки, эсминец «Cassard»).

Все это «хозяйство» обреталось ближе к Ормузскому проливу, но последняя шифровка от дежурящей в районе подлодки «К-513» указывала на то, что «француз» покинул место своей дислокации, проследовав на выход из Оманского залива.

– Навстречу нашему отряду, – сделал немедленный вывод лично отслеживающий ситуацию главком, – встречи этой нам по возможности лучше избежать.

Получив приказ «оставить танкеры и следовать в указанный район», ПКР «Москва» и БПК «Твёрдый», не доходя до изначально намеченной точки поворота, легли на исполнительный курс.

До места сосредоточения и контакта с группой «Минск» им было меньше суток пути.

Накренив машины в пологом растянутом вираже, из кабин штурмовиков в четыре пары глаз рассматривали, как русские комплексно – в три корабля вокруг танкера – производят приём топлива.

В штурмовике А-6 «Intruder», сидя в кокпите плечом к плечу, общаясь, пилот и оператор могли свободно переглядываться и жестикулировать – экипажи по внутренней связи и в эфире обменивались комментариями:

– В кильватере «Kashin», траверзами «Kara»-class и этот их… – оператор изобразил рукой эдакое «ни то ни сё», – полуавианосец типа «Kiev».

– Но это другой «город»…

– Да. Это «Минск».

В это время как раз второе звено «Интрудеров» из состава штурмовой эскадрильи «SP» имитировало атаку по левому борту авианесущего крейсера, промчав на небольшой высоте, буквально вровень с надстройками, хулиганы инверсивно ушли на второй заход.

Командир первого звена даже не удосужился отдать приказ изобразить нечто подобное – вчера накувыркались, сегодня было уже не интересно.

Их подлёт этим утром с советских кораблей обнаружили загодя, дав знать точечной и короткой работой стрельбовых РЛС. Однако процесс бункеровки прерывать не стали, вроде бы крутили башенками универсальных артустановок, палубные самолёты оставались в технических зонах, и даже геликоптеры стояли, пар-ковочно сложив винты, загородив взлётку.

Два звена «А-шестых», довершив эволюции, легли на пеленг 150°, где за горизонтом маневрировал их невидимый авианосец.

Нет, при первых контактах прилетавшие «пощупать» оппонентов штурмовики эскадрильи «Sunday Punchers», с дальней подкрепой в виде парочки тяжёлых истребителей F-14 «Tomcat», русские встречали адекватно агрессивно, быстро насыщая небо своими обновлёнными, способными сравнительно подолгу барражировать палубниками «Forger-М». Но уже со вчерашнего дня стали реагировать неожиданно пассивно, если не вообще терпимо. Так лишь… «постреливали», как полагается, накоротке РЛС кораблей эскорта, как бы предупреждая, мол, «чтоб не зарывались». И с «Минска» работали ограниченно – дежурной парой «Форджеров», позволяя «Интрудерам» свободно рассекать в пределах ордера.

А сегодня и вовсе не подняли перехватчики, видимо, будучи не в состоянии – производя приём топлива, для чего надо было выдерживать строй.

Всё это могло бы показаться странным и вызвать вопросы, если бы не устраивало самих американцев.

– Наша «Леди» на голодном пайке, – флегматично подмечал кэптен Дж. Анруш, командир авианосца, – и сейчас далеко не во всём «Супер Сара».

Палубники «Саратоги» сжигали в своих «пратт-уитни» керосин уже практически из резерва. В другой бы раз командиры эскадрилий удовлетворились обычными облетами, без всяких имитаций, коль уж следовать букве приказа «приглядеть за…». Равно как и командующий TG-60, прагматично оценивая свои поистраченные материально-технические ресурсы, вполне готов был экономить в ожидании обещанной смены в виде универсальных кораблей с «Харриерами» Корпуса морской пехоты, если бы ему не передалось настроение подчинённых, которые и без того «перетрудились» на лишние полтора месяца и были злы, застряв ещё на несколько суток в Бенгальском заливе.

Потребность, а порой и привычка ругать вышестоящее начальство присуща, наверное, всем нациям.

Даже у традиционно чинно-почтительных японцев (конечно, уже одемокраченных и обамериканенных) существует практика дубасить манекен босса в целях снятия негатива (ходила такая байка), но это уже так, к слову.

Недовольство и брожение личного состава авианосной группы, изначально направленное на «штабных крыс», элементарно и почти классически было перенацелено на… разумеется, на противника, на чёртовых «комми» – нашлись в корабельном штате АУГ соответствующие люди, «разогревшие» экипажи. Или кто-то думает, что в американском флоте нет подобия замполитов?!

Вообще «комиссар» – это больше их, американцев, изобретение – чиновник, следящий за моральным состоянием солдат и офицеров. Должность была введена в XIX веке: капелланы, военные священники – это такой, как и все, состоящий на службе мордатый чувак, вполне себе в военной форме… Не в сутане ж ему бегать по корабельным переходам.

Для непосредственного визуального наблюдения за противником из состава Task Group выделили эсминец «Эллиот», что позволило ограничить разведывательные полёты.

Русские проводили какие-то маневрирования, похожие на «учения по взаимодействию»… но больше было похоже, что «отбывали номер».

– Передайте в штаб – большевики ведут себя паиньками, – легкомысленно прозвучало на мостике «Саратоги», где наконец получили радиограмму, что «Тарава» вышел из Диего-Гарсии («Сайпан» слегка задерживался).

В конце концов, по идее, вместе с этим подкреплением должен прийти и танкер, что позволит в какой-то мере обеспечить потребности TG-60. Но тот же кэптен Анруш, неприлично позевывая, пусть и пряча за ладонью оскал, высказал, пожалуй, общее пожелание:

– Уж лучше бы, джентльмены, нам с «красными» разойтись каждый по своим делам.

Его будто услышали.

Двигаясь к условной границе Бенгальского залива, «Минск» с кораблями сопровождения свернул свои манёвры, огибая Шри-Ланку по дуге тервод, с очевидным намерением взять курс на западные румбы.

Наконец «телодвижения» русских увиделись осмысленными. То, что не вызывало какого-либо беспокойства здесь, в море – взглядом с мостика эсминца «Эллиот», из командной рубки флагманского авианосца, тем более казалось убедительным в далёком и комфортном Пёрл-Харборе.

«Саратоге» позволили идти домой.

Эскадры разошлись на дальности 150 миль, вне зоны видимости ордеров, и даже вне корабельного РЛС-контакта, ловя лишь фоновые радиопередачи.

А ещё где-то, возможно уклонившись немного «зюйдом», пересекали Индийский океан погрузившиеся под воду тени чёрных субмарин. И другие «догоняющие» – БПК «Николаев» и СРК «Ревностный», почему-то потерявшиеся для всевидящего ока разведки США (так ли уж всевидящего?).

Все выдвижения и движения корабельных групп, отрядов и отдельных единиц постепенно начали увязываться в общий план.