Глава 8

Моя смена почти закончилась. Предаваясь воспоминаниям о нашем первом свидании, я сама не заметила, как пролетел день, и теперь сгораю от нетерпения в предвкушении сегодняшнего свидания. Это также помогло мне избежать воспоминаний о вчерашнем дне. По большей части мне удавалось отгонять воспоминания. Был лишь один неприятный момент, когда перед глазами у меня возник Блэк, мертвый в своей постели, но почему-то в моем мозгу на месте лица мистера Блэка внезапно появилось лицо Родни, как будто они были близнецами, неразрывно связанными.

Какой немыслимый вздор. Ну как я могла вообразить между ними такую взаимосвязь, когда они во многих аспектах существуют на прямо противоположных полюсах: молодость против старости, жизнь против смерти, добро против зла? Я потрясла головой, чтобы избавиться от этой отвратительной картинки. И, прямо как в игре «Волшебный экран», это было все, что понадобилось, чтобы очистить мое сознание.

Другие навязчивые мысли, которые не давали мне покоя, были о Жизели. Я знаю, что она до сих пор находится в отеле, но не знаю, где именно, в каком номере на втором этаже. Хотелось бы мне знать, как она себя чувствует теперь, когда ее муж мертв. Обрадовал ли ее такой поворот событий? Или опечалил? Испытывает ли она облегчение, избавившись от него, или беспокоится за свое будущее? Что она получит в наследство, если получит вообще что-нибудь? Если верить тому, что пишут в газетах, она – предполагаемая наследница всего семейного состояния, но у первой жены мистера Блэка и их детей, без сомнения, найдется, что сказать по этому поводу. И если я хоть что-то смыслю в том, как работают деньги, то они липнут к тем, кто с ними уже родился, а те, кто больше всех в них нуждается, остаются ни с чем.

Меня гнетет беспокойство, что будет с Жизелью.

В этом и заключается проблема дружбы. Иногда ты узнаешь вещи, знать которые тебе не следовало бы, иногда бываешь вынужден хранить чужие секреты. И порой эта ноша оказывается слишком тяжелой.

Сейчас четыре тридцать, до встречи с Родни осталось всего полчаса. У нас уже второе свидание – это прогресс!

Я спешу по коридору со своей тележкой, чтобы сообщить Солнышку, что я привела в порядок все закрепленные за мной на сегодня номера, включая и тот, где ночевал Хуан Мануэль.

– Да вы просто метеор, мисс Молли! – говорит Солнышко. – Я свои еще мыть не закончила.

Я прощаюсь с ней, потом по пути к лифту прохожу мимо полицейского, однако тот едва замечает мое присутствие. Я спускаюсь в подвал, стаскиваю с себя униформу и переодеваюсь в свою обычную одежду – джинсы и блузку в цветочек. Это, конечно, не совсем то, что я выбрала бы для свидания с Родни, но денег, которые я могла бы потратить на такие излишества, как туфли с каблуками-рюмочками и блузка в крупный горох, у меня больше нет. К тому же, если Родни в самом деле хороший человек, он не станет судить меня по одежке.

Без пяти пять я уже стою в лобби перед табличкой «Пожалуйста, садитесь», оглядываясь по сторонам в поисках Родни. Заметив меня, он выходит мне навстречу откуда-то из ресторана.

– Я вижу, ты точно вовремя.

– Я всегда гордилась своей пунктуальностью, – отвечаю я.

– Давай сядем где-нибудь в кабинке в уголке.

– Приватность. Да, это кажется разумным.

Мы проходим через весь зал ресторана к самой укромной – и самой романтичной – кабинке в дальнем углу.

– Что-то у вас тут совсем затишье, – говорю я, обводя взглядом пустые стулья и двух официанток, болтающих друг с дружкой у стойки, поскольку в поле зрения почти нет клиентов.

– Угу. С утра все было совершенно по-другому. Куча полицейских. И репортеров.

Он оглядывает зал, потом переводит взгляд на меня. Его подбитый глаз выглядит немного получше, чем утром, но отек все еще не сошел.

– Слушай, мне очень жаль, что вчера тебе пришлось пережить столько всего сразу. Ну, мистера Блэка ты нашла, да еще и в участок пришлось ехать. Должно быть, тебе нелегко пришлось.

– Да, вчера был тяжелый день. Сегодняшний намного лучше. В особенности сейчас, – добавляю я.

– Скажи, надеюсь, когда ты разговаривала с легавыми, про Хуана Мануэля ничего не выплыло наружу?

Этот неожиданный поворот в разговоре меня озадачивает.

– Нет, – говорю я. – Это же не имеет никакого отношения к мистеру Блэку.

– Ну да. Конечно же не имеет. Но ты же понимаешь. Эти легавые вечно во все суют свой нос. Я просто хотел убедиться, что ему ничего не грозит. – Родни запускает пальцы в свои густые волнистые волосы. – Можешь рассказать мне, что произошло? Что ты вчера увидела в номере? – спрашивает он. – Ну, то есть я уверен, что тебе сейчас очень страшно, так что, может, было бы полезно сказать все это вслух, ну, знаешь, другу.

Он протягивает руку и касается моей руки. Просто поразительно, сколько теплоты хранит в себе человеческая рука. Теперь, когда бабушки не стало, мне очень не хватает физического контакта. Она делала точно так же – накрывала мою руку своей, чтобы разговорить меня. Ее рука словно говорила мне: все обязательно будет хорошо.

– Спасибо тебе, – говорю я Родни. Меня вдруг неожиданно для самой себя ни с того ни с сего охватывает желание заплакать. Рассказывая Родни о событиях вчерашнего дня, я изо всех сил сражаюсь с этим желанием. – День был самый обычный до тех пор, пока я не вернулась в номер Блэков, чтобы закончить уборку. Я вошла внутрь и увидела, что в гостиной беспорядок. Вообще-то, изначально я собиралась только вымыть ванную, но потом заглянула в спальню, чтобы посмотреть, не надо ли снова прибраться и там тоже, и увидела на кровати его. Я решила, что он прилег вздремнуть, но… оказалось, что он мертв. Совсем мертв.

Тут Родни протягивает вторую руку, и моя рука оказывается в его ладонях.

– Ох, Молли, – говорит он. – Это просто ужасно. А… ты не заметила чего-нибудь в номере? Чего-нибудь неуместного или подозрительного?

Я рассказываю ему о приоткрытой дверце сейфа и о том, что оттуда исчезли деньги, а также про торчавшую из нагрудного кармана мистера Блэка дарственную, которую я заметила, когда он чуть не сшиб меня с ног утром.

– И все? Больше ничего необычного?

– Ну, вообще-то, было еще кое-что, – говорю я и рассказываю ему про таблетки Жизели, рассыпанные по полу.

– Какие еще таблетки? – спрашивает он.

– У Жизели был флакончик с таблетками. Без этикетки. Содержимое этого флакончика было рассыпано у кровати мистера Блэка.

– Черт. Ты это серьезно?

– Конечно.

– А где была сама Жизель?

– Я не знаю. В номере ее не было. С утра она показалась мне чем-то очень расстроенной. Я знаю, что она планировала какую-то поездку, потому что заметила торчавший из ее сумочки билет на самолет.

Я меняю позу и кокетливо подпираю подбородок ладонью, подражая актрисам из классических фильмов.

– Ты рассказала про это легавым? Про билет? И про таблетки?

Эти его вопросы начинают все больше раздражать меня, но я знаю, что терпение – это достоинство, достоинство, которое, я очень надеюсь, он видит во мне наряду со многими другими.

– Я рассказала им про таблетки, – говорю я. – Но не стала рассказывать про все остальное. Откровенно говоря, я надеюсь, что это останется между нами, Жизель была не просто гостем. Она… ну, в общем, она стала мне другом. И я очень за нее беспокоюсь. Вопросы, которые мне задавали полицейские, были такого характера….

– Какого? Какого характера они были?

– Как будто… как будто они ее в чем-то подозревают.

– Так Блэк умер своей смертью или нет?

– Полицейские полагали, что своей. Но до конца уверены не были.

– А больше никаких вопросов они не задавали? Про Жизель? Или про меня?

Я чувствую, как в животе у меня что-то скользит, как будто пробуждается спящий дракон.

– Родни, – говорю я, с трудом сдерживая резкий тон, – с чего они должны были задавать вопросы про тебя?

– Это было глупо, – говорит он. – Сам не знаю, зачем я это сказал. Забудь об этом.

Он убирает руки, и мне немедленно хочется, чтобы он вернул их обратно.

– Наверное, я просто волнуюсь. За Жизель. За отель. За всех нас, по большому счету.

У меня возникает ощущение, что я что-то упускаю из виду. Каждый год на Рождество мы с бабушкой устанавливали в гостиной карточный столик и вместе складывали пазлы под рождественские песни по радио. Чем сложнее были пазлы, тем больше удовольствия они нам доставляли. И сейчас я испытываю в точности то же самое чувство, какое испытывала, когда нам с бабушкой попадался действительно сложный пазл. Такое впечатление, что кусочки пазлов не сходятся.

И тут до меня доходит.

– Ты же говорил, что почти не знаешь Жизель. Это правда?

Родни вздыхает. Я знаю, что это означает. Я вывела его из себя, хотя это и не входило в мои намерения.

– По-твоему, нельзя беспокоиться за кого-то, кто кажется приятным человеком? – спрашивает он.

Пронзительные нотки в его голосе напоминают мне о Шерил, когда она затевает что-то антисанитарное.

Нужно поскорее исправиться, пока я окончательно не оттолкнула от себя Родни.

– Прости, – говорю я с широкой улыбкой и наклоняюсь вперед. – Ты имеешь полное право беспокоиться. Такой уж ты человек. Ты всегда болеешь душой за других.

– Совершенно верно. – Он сует руку в задний карман и вытаскивает свой телефон. – Так, Молли, запиши-ка мой номер.

Меня охватывает дрожь возбуждения, напрочь сметая все колыхающиеся внутри подозрения.

– Ты хочешь дать мне свой номер телефона?

У меня все получилось! Мне удалось загладить свою оплошность. Наше свидание вырулило на гладкую дорогу.

– Если что-нибудь произойдет – например, полицейские снова начнут тебя донимать или задавать слишком много вопросов, – просто дай мне знать. Я всегда рядом.

Я вытаскиваю свой телефон, и мы обмениваемся номерами. Когда я заношу свое имя в его телефон, мне хочется добавить что-то личное. «Молли, горничная и друг» пишу я и ставлю смайлик в виде сердечка в конце в качестве декларации своих амурных намерений.

Руки у меня, когда я возвращаю ему телефон, дрожат. Я надеюсь, что он посмотрит на мою запись и увидит сердечко, но он не смотрит.

Тут в ресторан входит мистер Сноу. Он заглядывает за барную стойку и, взяв какие-то бумаги, уходит. Родни напротив меня втягивает голову в плечи. Не понимаю почему. Ему нечего стыдиться того факта, что он находится на рабочем месте после окончания своей смены: мистер Сноу говорит, что это признак первоклассного работника.

– Слушай, мне нужно идти, – говорит Родни. – Ты позвонишь, если что-нибудь случится?

– Позвоню, – обещаю я. – Я обязательно свяжусь с тобой по телефону.

Он выходит из кабинки, и я следом за ним тоже иду через лобби к выходу. У вращающейся двери стоит мистер Престон.

Я машу ему, и он приподнимает в ответ свою фуражку.

– Как у нас тут поблизости насчет такси? – спрашивает Родни.

– Одну минуту, – отзывается мистер Престон. Он выходит на проезжую часть и взмахивает рукой перед приближающимся такси. Когда машина останавливается, мистер Престон распахивает заднюю дверцу.

– Садись, Молли, – говорит он.

– Нет-нет, – говорит Родни. – Это для меня. Тебе же нужно… в другую сторону, да, Молли?

– Мне нужно на восток, – говорю я.

– Ну вот, а мне на запад. Хорошего вечера!

Родни плюхается в такси, и мистер Престон захлопывает за ним дверцу. Когда такси отъезжает от тротуара, Родни машет мне из окна рукой.

– Я тебе позвоню! – кричу я ему вслед.

Мистер Престон подходит и останавливается рядом со мной.

– Молли, – говорит он, – ты с этим малым поосторожней.

– С Родни? – уточняю я. – Почему?

– Потому что он, моя дорогая девочка, типичная лягушка. А далеко не все лягушки оказываются заколдованными принцами.