Глава 20

В День отца Джой проснулась поздно и хорошо отдохнувшей. Она лежала посреди кровати вниз лицом, раскинув руки, как ребенок. На простыне остался небольшой влажный кружок от вытекшей изо рта слюны. Стэна рядом не было. Весеннее солнце лилось в окно и пригревало голые ноги, торчавшие из-под футболки. Из сада до нее доносился запах жасмина, а с кухни – бекона. Наверное, Саванна готовит завтрак.

Джой непозволительно быстро привыкала к тому, что кто-то готовит и убирает на кухне вместо нее. Вот каково, вероятно, быть знаменитостью. Неудивительно, что они так харизматичны и бодры на телешоу. Она чувствовала, как с каждым днем становится все харизматичнее и бодрее.

На самом деле Саванна обращалась с ней и Стэном так, будто они были гостями в студии, а она – ведущей программы, очарованной сложным сюжетом их достославной жизни. Ей хотелось знать о них все: как они играли в теннис, как открыли теннисную школу, про клуб, про детей. Саванна задавала вопросы, которые, Джой была в этом убеждена, никогда не удосужились бы задать ее собственные дети: «Когда вы поняли, что подходите друг другу?»

– Сразу, как только увидел ее, – ответил Стэн.

Говоря это, он сидел, а Джой стояла, и он схватил ее за талию и притянул к себе, так что она плюхнулась к нему на колени.

Джой увидела свой брак юными, заинтересованными глазами Саванны: прочным и ценным, как антикварная вещь, отполированная возрастом и мудростью. Саванне, вероятно, самой хотелось таких отношений, как у них. Отношений, результатом которых становятся дети, прекрасный дом, успешный бизнес и полки с фотографиями с дней рождений, ланчей на Пасху и в рождественское утро.

Джой стояла под душем, подставив лицо под струйки воды, и вспоминала постыдные моменты, которые никто не фотографировал:

собственное лицо, искаженное яростью, с летящей из перекошенного рта слюной,

затылок уходящего Стэна,

они сидят в машине, которая застыла на обочине, четверо детей притихли на заднем сиденье, а у нее самой сердце колотится в ритме тиканья секундной стрелки часов.

Джой вздрогнула, шампунь попал ей в глаз. Разумеется, грязными секретами они с Саванной делиться не станут. У всякой честности имелись свои пределы, не важно, что там происходит с их пожилыми лобными долями.

Шампунь щипал адски. Джой яростно заморгала, массажными движениями втирая в голову кондиционер для объема волос, который ее парикмахерша Нарель посоветовала использовать раз в три дня. Рекомендованный Нарель режим ухода за волосами был сложен, но Джой получала много комплиментов в адрес своих волос и любила Нарель как сестру или, скорее, так, как должны любить друг друга сестры. Ее собственные дочери любили друг друга, но в любой момент времени одна, как правило, была чем-нибудь обижена, возмущена или изумлена поведением другой.

Наклейка с ценой шампуня до сих пор не отклеилась от задней стороны флакона. Стэн скажет: «Из чего это сделано? Из золотой пыли?» Джой отскоблила бумажку ногтем, скатала ее между пальцами в крошечный шарик, уронила и столкнула пальцем ноги в сливное отверстие.

Да, Саванне, определенно, ни к чему знать, сколько раз за прошедшие пятьдесят лет Джой и Стэн влюблялись друг в друга и начинали ненавидеть один другого; как страстно, до тошноты временами ненавидела Джой Стэна; как, когда трое младших детей были совсем маленькими, их родители всерьез обсуждали и говорили, словно о чем-то само собой разумеющемся, почти с удовольствием, что им надо разъехаться на год; как Джой верила, что это наверняка произойдет; как Бруки стала ребенком-сюрпризом, зачатым в момент случайного примирения родителей; как это вызвало ощущение полного обновления отношений; как столь явная угроза разрыва сблизила супругов и сделала их отношения более глубокими и богатыми, но потом они снова сбились с пути, и вся эта любовь, все это счастье медленно и незаметно расплывались, будто просачивались в какую-то невидимую крошечную течь.

Однажды Эми сказала Джой, что она не представляла, каким одиноким чувствует себя человек, когда живет один. Джой хотелось ответить ей, что можно быть одинокой и замужем, что было время, когда она изо дня в день просыпалась, раздавленная гнетущим чувством одиночества, и при этом готовила завтрак для четверых детей.

Она не сказала этого Эми. Она сказала: «Да, дорогая, ты права. Это, должно быть, очень нелегко».

Невозможно поделиться правдой о своем браке со взрослыми детьми. Они этого и знать-то не хотят по большому счету, даже если думают, что хотят.

Был один год, действительно плохой год, когда и мать Джой, и мать Стэна тяжело болели, а потом обе умерли с разницей в три месяца одна после другой. Как единственные дети в своих семьях, Джой и Стэн оплакивали матерей в одиночку. Именно тогда Джой тайно планировала побег. Ее мысль состояла в том, что она дождется, пока Бруки не окончит школу, на чем ее материнские обязанности завершатся. С каким удовольствием Джой обдумывала все это, даже представляла, как больно ей будет, упиваясь садомазохистскими фантазиями.

Но потом Бруки окончила школу, и снова все стало хорошо. Может быть, даже лучше, чем когда-либо. Они со Стэном возобновили выступления в паре и выигрывали турнир за турниром. Победы, казалось, затмевали все: сексуальную жизнь, бизнес. Джой сосредоточилась на выжимании денег из теннисной школы. Она открыла кафе и магазин товаров для тенниса, стала устраивать лагеря на каникулах. Вот так все и шло. Можно долго играть без поражений и проникнуться убеждением, что вы не можете потерять ни одного очка, пока это наконец не случается.

И вот они теперь. Джой не могла точно сказать, в каком месте застала их Саванна: на взлете, в падении или в точке, где они обрели равновесие, которое продлится до тех пор, пока смерть не разлучит их. Иногда ей казалось, что в их отношениях происходят приливы и отливы на протяжении одного дня или даже разговора. Она могла за десять минут испытать нежную привязанность к мужу, на смену которой являлось жгучее недовольство.

Джой начала смывать с волос дорогой кондиционер и вспомнила, что Нарель советовала оставлять его не меньше чем на три минуты. Джой решила потратить эти три минуты на наклоны вперед, до лодыжек, с закрытыми глазами. Бруки советовала ей делать это упражнение каждый день, чтобы улучшить подвижность голеностопа. Рекомендации своей дочери Джой выполняла не так послушно, как парикмахера, и ей захотелось сегодня честно сказать Бруки, что она выполнила ее упражнения. Она попрыгала на одной ноге, закрыв глаза и расставив руки в стороны на случай, если нужно будет за что-то ухватиться. Бруки могла не одобрить занятия гимнастикой в ванной. Если Стэн войдет и увидит, как она голая скачет на одной ноге в душе, то обхохочется.

Разумеется, мальчики уже познакомились с Саванной, когда помогали ей забирать вещи, и все прошло гладко, хотя ее бывший бойфренд оказался дома, но он не доставил никаких проблем и члены тела у всех остались целыми и невредимыми.

Вероятно, Саванна подружится с девочками? Но, наверное, с Бруки – нет. Бруки так занята своей клиникой и иногда бывает чересчур сдержанной. С другой стороны, Эми коллекционирует друзей всех мастей, где бы их ни встретила. Однажды она так подружилась с женщиной, сидевшей за рулем такси, что та припарковала свою машину и вместе с Эми и ее друзьями развлекалась всю ночь. Только благодаря этой милой девушке Эми нашла свой дом, в котором тогда снимала с друзьями квартиру!

Может быть, Саванна переедет к ней, если там освободится комната?

Хотя, честно говоря, Джой не спешила расставаться с Саванной.

Она перестала скакать, смыла кондиционер и ополоснула напоследок тело ледяной водой, которая, предположительно, должна заставить ее стволовые клетки формировать коричневый жир вместо белого, а коричневый жир явно лучше.

Сегодня она расспросит Бруки об этом коричневом жире, и Бруки, вероятно, посмеется над ней и скажет, что она все перепутала. Джой старалась как можно чаще давать Бруки почувствовать себя умной и квалифицированной по части медицины. Бруки действительно была умной и квалифицированной, просто сильно нуждалась в одобрении и отчаянно пыталась скрыть эту свою внутреннюю потребность, так ясно отпечатанную на ее милом хмуром личике. Если бы она хоть немного подкрашивала губы.

Джой быстро вытерлась. Боже, она и правда немного нервничает!

Беспокоилась ли она о том, что дети заметят несоответствие между теми добродушными, любящими «Я», которые они со Стэном демонстрировали Саванне, и их истинными «Я»? Теми, в присутствии которых они росли? Да ладно, хватит уже! У них был счастливый брак по большей части, и они действительно добродушные и любящие, по крайней мере Джой-то уж точно.

Каждый из четверых ее детей горячо верил с свою версию того, как проходило его детство, и часто эти картины не совпадали с тем, что отложилось в памяти у самой Джой и других свидетелей тех же событий. Иногда один из них рассказывал историю о каком-нибудь происшествии, которого, по мнению Джой, не случалось вовсе, или, по крайней мере, все происходило не так, как описывалось, потому что фактами биографий она оперировала с легкостью: «Но мы тогда даже не жили в доме на Фейрмонт-стрит!»; «Но твоей бабушки уже не было в живых, когда тебе исполнилось тринадцать!». Иногда они спорили о том, кто был негодяем, а кто жертвой, кто мучеником, а кто героем. «Это не тебя ужалила пчела, когда ты помогал бабушке, упавшей в обморок на дне рождения Троя, а меня!» При этом Джой думала, что день рождения был у Логана, а не у Троя, и не пчела там была, а оса, и никого она не жалила. Эми считала, что помогала она, и больше никто, и бабушка не в обморок упала, а напилась.

Дети Джой не желали докапываться до правды. Что они помнили, то и было, а когда их версии событий не совпадали с другими, продолжали твердо отстаивать свою, упрямые, как их чертов отец.

Хотя иногда кто-нибудь из них смотрел на дело отстраненно и все вставало на свои места, тогда они заново анализировали события своего детства, глядя на них глазами взрослых, и говорили: «Погоди, может быть, в тот день бабушка была пьяна?»

Джой надела халат, чтобы идти на кухню. В первые несколько дней после появления в доме Саванны она каждое утро старательно одевалась, прежде чем покинуть спальню, но было просто удивительно, как быстро она успокоилась и перестала стесняться. Большинство гостей, какими бы милыми они ни были, создают впечатление, будто в доме что-то не так, и вы позволяете себе полностью расслабиться только после их отъезда, но Саванна вошла в дом, не оставив ряби на воде.

Джой заметила, что Саванна никогда не закрывает по ночам дверь в свою спальню, даже не прикрывает ее немного, а ложится в постель с распахнутой настежь, поэтому, если Джой шла укладываться позже, чем Саванна, ей приходилось красться на цыпочках мимо ее комнаты, будто там спал ребенок. «Спокойной ночи!» – кричала Джой, если прикроватная лампа горела. «Спокойной ночи, Джой! – весело откликалась Саванна. – Приятных снов!»

С болезненной ясностью Джой сознавала, что эта девушка, вероятно, приучилась быть незаметной в детстве. Она мало рассказывала о своих ранних годах, но обмолвилась, что росла в системе приемных семей. По ее словам, некоторые из домов, куда ее брали, были великолепны, просто фантастика! Тогда как другие – нет. Она много раз меняла место жительства, потому что какие-нибудь родственники забирали ее к себе, но потом что-то не срасталось или они меняли свои планы. Саванна призналась, что эти ситуации были не слишком приятны. О своих биологических родителях она ничего не знала, хотя смутно помнила какие-то встречи под надзором с ее настоящей матерью, но они прекратились, когда девочка была еще совсем маленькой, и сейчас Саванна не представляла да и не особо интересовалась, где теперь эта женщина.

Джой расчесала мокрые волосы. Феном подсушит их после завтрака. Ей хотелось есть. Она посмотрела на себя в зеркало. Интересно, Саванна готовит для них со Стэном, чтобы понравиться? Ужас состоял в том, что это вынуждало их проникаться к ней симпатией.

Что это? Волосок на подбородке? Еще не хватало! Где же щипчики? Джой надела очки, склонилась к зеркалу и выдернула его одним резким рывком, отчего на глаза навернулись слезы.

Было бы ужасно, если Саванна готовит ради того, чтобы купить этим их привязанность. Они не брали ее под опеку, она взрослая женщина, но все равно нужно иметь в виду прошлое этой девушки.

Джой перевязала заново пояс халата. Сегодня Саванне придется нелегко. Она станет свидетельницей того, как дети Джой поздравляют отца, с шутками дарят ему подарки, когда у нее самой отца никогда не было. У Джой тоже никогда не было отца, но она выросла в одном доме с матерью, которая любила ее, хотя и выражала свою любовь по-своему, оригинально, не особенно любящим образом, но важнее всего, что у Джой были любимые бабушка и дедушка, которые с лихвой заполнили собой пустующее место отца. Бедная Саванна росла безо всякой стабильности.

Джой вошла на кухню и увидела Саванну, одной рукой разбивавшую в сковородку яйцо.

– Доброе утро, Стабильность! – с чувством воскликнула Джой и покраснела. – Я имела в виду, Ханна, то есть Саванна!

Стэн, сидевший за столом и уплетавший яичницу с беконом, параллельно разгадывая кроссворд, посмотрел на жену поверх очков для чтения:

– Тебя хватил удар?

– Доброе утро, Джой! – Саванна двумя пальцами вынула из коробки еще одно яйцо. – Два или одно?

– Одного вполне достаточно, но знаешь, ты не должна готовить для нас завтрак каждый день! Особенно если готовишь и ланч тоже! – Джой неуверенно замялась у плиты.

Казалось, это уже не ее плита. Она никогда не уважала Джой так, как уважала Саванну.

В кухне пахло выпечкой. На блюде что-то остывало, накрытое алюминиевой фольгой.

Джой сердито глянула на Стэна:

– Никакого удара у меня нет. А если бы был, ты попросил бы меня поднять правую руку.

– Подними правую руку, – попросил Стэн.

– Но я люблю готовить, – серьезно сказала Саванна. – Это привилегия – готовить на такой кухне. Пожалуйста, позвольте мне и дальше делать это. – Она посмотрела на Джой своими глазами с белесыми, как у кролика, ресницами.

Иногда прямой зрительный контакт с ней почти смущал Джой. Ей пришлось отвести взгляд первой.

– Готовь, конечно. Мне нравится, что ты этим занимаешься! Спасибо тебе!

– У тебя один глаз красный, – сказал Стэн жене. – Это признак удара?

– Шампунь в глаз попал, – раздраженно ответила Джой. – С Днем отца тебя.

– Спасибо, – буркнул Стэн, дожевывая еду. Он положил нож и вилку, тщательно вытер губы льняной салфеткой, которую приготовила для него Саванна, будто он король Англии, черт бы его побрал! – Лучший завтрак в День отца за всю мою жизнь.

– О, это высокая похвала! – воскликнула Джой.

Которую, вероятно, лучше не слышать твоим взрослым детям.

Ей вспомнилась картинка, как Бруки на цыпочках стоит у плиты, высунув изо рта язык, и пытается перевернуть омлет, который готовила Стэну в День отца.

– Что это? – Джой приподняла уголок листа фольги; запах был густой, сладкий и знакомый.

– Шоколадные брауни, – ответила Саванна.

Очень глупо и мелодраматично, но у Джой подвело живот, будто Саванна сказала: «Змея!» или «Пожар!», а не «Брауни».

– Мило, – произнесла Джой, избегая смотреть на Стэна. – Как это мило.

Чтобы отвлечься, она открыла холодильник, но сделала это так резко, что проклятый магнитик слетел с дверцы, увлекая за собой листовку о раздельном сборе мусора, которую прислал муниципалитет и которую Стэн сразу заламинировал, чтобы они могли хранить ее вечно (вместо того чтобы сдать в макулатуру). Джой успела подхватить магнит у самого пола. Это был сувенир, купленный у Лондонского глаза, – миниатюрная фотография ее и Стэна, как они стоят в обнимку перед колесом обозрения и изображают из себя пенсионеров, всю жизнь мечтавших оказаться здесь. На самом деле Стэн беспрестанно ворчал, что билеты уж больно дорогие.

Когда они приобрели этот магнит, Стэн решил, что тот слишком тяжелый. «Не удержится на дверце холодильника», – пренебрежительно бросил он, и Джой взбесилась. Она так хотела привезти его в Сидней, прилепить на холодильник как фотосвидетельство, что у них был вот такой замечательный отпуск, которого на самом деле не было, и уловка сработала, потому что Джой слышала, как Саванна спрашивала Стэна об этом, и он в ответ разливался соловьем о магических видах Лондона. Он действительно использовал слово «магические».

Виды были магическими. Ну и что плохого? Почему бы не переписать историю и не вспоминать об этом как о прекрасном дне? Какой смысл в точности, когда речь идет о воспоминаниях? Что бы сказал по этому поводу ее милый маленький наставник по написанию мемуаров?

Джой вернула на дверцу магнит с листовкой и подумала, что ей и правда нужно выбросить магнит с Лондонским глазом и пользоваться подаренным Индирой, но в душе у нее сохранялось неоправданное недовольство им, потому что он оказался не картинкой с УЗИ, которую она ожидала увидеть. Джой спрятала его в ящик, чтобы не задевал ее чувства всякий раз, как попадется на глаза, а Индире собиралась сказать, что он слишком хорош для холодильника и она поставила его на свой туалетный столик. Джой была непревзойденной лгуньей, когда на кону стояли чьи-нибудь чувства. Индира не станет проверять.

Джой закрыла холодильник и повернулась к Саванне:

– Вообще, сегодня у нас будет уйма шоколадных брауни, потому что Эми всегда приносит их для Стэна. Он их очень любит… и это фирменное блюдо Эми.

– О нет! – Саванна приуныла. – Ее фирменное блюдо?

Она приподняла фольгу и посмотрела на свои брауни. Аккуратные маленькие прямоугольнички. Брауни Эми всегда были кривыми, комковатыми и слишком сладкими на вкус Джой, хотя она энергично присоединялась к семейному хору похвал.

– Ничего. Я их заморожу, – решительно произнесла Саванна. – Нет проблем! Сохраним их до дождливого дня.

– Наверное, так будет лучше всего. Но мне очень неловко, ты столько трудилась, – сказала Джой. – Хотя…

– Глупости! – заявил Стэн, и они обе повернулись к нему. – Шоколадных брауни много не бывает, – добавил он.

«Еще как бывает», – подумала Джой.

– Мы протестируем их, посмотрим, чьи лучше. – Стэн улыбнулся. Он был в прекрасном настроении. – Разве не такую профессию выбрала Эми? Оценщик вкуса? Устроим состязание поварих!

– Ты, наверное, шутишь, – сказала Джой.

Стэн пожал одним плечом, чем напомнил ей Логана.

– Почему нет?

– Потому что речь идет об Эми.

– Я не хочу раскачивать лодку. – Саванна вытерла руки о чистый передник.

Она такая взрослая. Гораздо взрослее дочери Джой, которая старше на десять лет и выросла, пользуясь всеми привилегиями.

– Ты не будешь раскачивать лодку, – сказал Стэн.

– Ну что ж, – произнесла Джой.

– Эми тридцать восемь лет, – заявил Стэн, – а не восемь.

– Ей тридцать девять, – поправила его Джой.

Он не обратил внимания.

– Двое приготовили шоколадные брауни. И что тут такого?

Джой заколебалась. Может, это действительно глупо, что Саванна собралась прятать свои брауни. Эми поймет, вероятно, даже посмеется над тревогами Джой по этому поводу.

– Мы не можем потакать капризам Эми, – сказал Стэн.

Он говорил беспечно, но Джой пятьдесят лет предсказывала перемены в его настроении. Она изучила весь процесс в деталях – видела по линии нижней челюсти, что Стэн сжал зубы, а значит, решил не отступаться, как будто он до сих пор – молодой родитель и действует в воспитательных целях, а так как он мужчина, отец, глава семьи, его слово – закон; видимо, и теперь еще он считал, что существует возможность повлиять на поведение детей, как они влияли на их игру в теннис, подбирая верное сочетание наград с наказаниями и регулируя время отхода ко сну, хотя Джой уже давным-давно пришла к выводу, что личные качества ее детей в значительной степени заложены при рождении.

Стэн всегда восставал против признания психологических проблем Эми. Он полагал, что одним усилием воли может заставить ее стать нормальной. «Я просто хочу, чтобы она была счастлива», – говорил он. Можно подумать, Джой хотела чего-то другого. «Мы ведь не говорим Бруки, чтобы она прекратила свои головные боли», – сказала она ему однажды, но он не понял.

Джой помнила, как Стэн, бывало, резко бросал Эми: «Закругляйся!» – когда она в детстве слишком долго не могла добраться до сути какой-нибудь своей запутанной и бессвязной истории, или говорил: «Не тараторь!» – когда она впадала в неуемный восторг и проглатывала слова. Эми мрачнела, настроение у нее портилось, и она резко умолкала, как выключенный водопроводный кран.

«Она трещала как сумасшедшая, я не мог разобрать ни слова», – виновато говорил потом Стэн, пытаясь защититься. Джой тоже не понимала ни слова, но ее это не волновало, она даже не пыталась уловить суть, просто любовалась оживленным лицом Эми, пока та несла всякую бессвязную чушь, и наслаждалась тем, что ее дочь для разнообразия счастлива.

Но сейчас Эми в порядке. Никаких проблем не было уже довольно давно. У нее светлая полоса, как говорят в таких случаях. Джой нравилось, что нового консультанта Эми зовут Роджер. В школе она училась с одним очень милым Роджером.

Но как бы там ни было, по правде говоря, Джой никогда не могла предсказать, что расстроит Эми. Иногда она узлами завязывалась от беспокойства, думая, что какая-то тема сильно заденет ее, и совершенно напрасно. Трюк состоял в том, чтобы отпустить Эми на волю и не мешать. Пусть болтает как сумасшедшая, когда счастлива. Пусть грустит, когда ей грустно. И нужно не поддаваться внутреннему импульсу составить список причин, почему ей не стоит грустить.

– Все будет хорошо, Саванна, – сказала Джой. – Чем больше брауни, тем лучше!

Риск вызвать недовольство Стэна затмил собой риск расстроить Эми. Риск испортить настроение Стэну всегда одерживал верх над опасением огорчить кого-нибудь из детей.

Почти всегда.

Кислое, жгучее чувство разлилось по груди Джой, как изжога или сердечный приступ: в ее возрасте возможно и то и другое, но она проигнорировала это неприятное ощущение и села за стол – ждать, когда перед ней поставят завтрак, решительно отвернувшись от фарфоровых кошек свекрови. Иногда Джой казалось, что они злобно следят за каждым ее шагом, как когда-то следила свекровь.

Джой мягко положила ладонь на руку Стэна:

– Может, наденешь голубую рубашку, дорогой? Ту, что Эми подарила тебе на Рождество.

– Она жмет мне в подмышках, – проворчал Стэн.

– Знаю, – ответила Джой. – Но все равно надень.