Я боялся закрыть глаза. Боялся, открыв их, не увидеть ее. Я всем сердцем хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Мне казалось, что все, что произошло со мной в последние годы, с тех пор, как я повстречал Сольвейг, было сном. И теперь я боялся проснуться.

Скажи, может быть, я еще не готов понять всего? Пожалуйста, не буди меня. Все это время я искал себя, но не знал, что зайду так далеко. А теперь у меня нет никакого плана.

Я бы хотел, чтобы этот момент остановился. Такой, какой он сейчас. Я запомню мир таким.

Все эти годы мы летели куда-то в темноте. Не оборачиваясь и не зная, что нас ждет впереди. Нам не было страшно, наши души были свободны, а сознание расширялось, превозмогая любые границы. Мы слышали зов своего сердца и следовали ему. Теперь я боялся это потерять.

Мир вновь изменился. Изменился до неузнаваемости. Как и мы сами. Кто мы теперь? Я так же смотрел на мир, но события прошлого не могли не оставить следа. Мы сами состоим из нашего прошлого. Еще вчера мы были немного другими, но события вчерашнего дня, возможно, незаметно для нас, уже наложили отпечаток на карту нашей судьбы. Придаем ли мы этому значение? Не всегда. Вообще, мы чаще обращаем внимание на то, что бросается в глаза. Порой даже то, что важно для нас, ускользает в круговороте незначительных эпизодов происходящего.

Но ведь и то, что происходит, может оставить принципиально разные воспоминания в каждом из нас. Для меня последний бой был концом прежней жизни и мировоззрения, он ознаменовал новый этап. Для Сольвейг, уверен, это было чем-то иным. Так же как и для остальных участников этих событий.

Какова наша роль? В мире или судьбе другого человека, близкого или незнакомого. Я убежден, что мы обладаем невероятной, практически сказочной возможностью самим решать, какова наша роль. Нам могут навязывать, внушать, кем мы должны быть, но принимать это на себя или нет – решать только нам.

Да, самой значительной утратой мог стать голос моего сердца. Вдруг я стану глух к его провидению? Вдруг добровольно ослепну, чтобы не видеть истины, если от нее будет болеть в груди?

– Пошли домой, – услышал я ее голос.

Был рассвет. Холодный ветер с солью океана целовал мои щеки. Ясень возвышался над нами, а шелест его листьев пел давно забытую песню о доме. Блеклые фонари парили в воздухе.

«Дежавю», – подумалось мне.

В волосах Сольвейг играли фиолетовые ленты, а сама она смотрела восходящему солнцу прямо в глаза. Им было что сказать друг другу. Ведь она – дитя солнца, и имя ее – Солнечный Свет.

Взгляд Вигмана Адальберта был прикован к скалам. Их непреклонная мощь и стойкость, изрезанная шрамами времен, завораживала. Волны вновь и вновь со всей силой наваливались, с криком обрушивались на них, а отступая – шипели, но для скал все это было лишь обязательством, от которого они были не в силах отказаться. Да и не мыслили они свою жизнь без этой ежесекундной борьбы и вечного противостояния.

Я же смотрел на бескрайнюю гладь океана. Туда, где солнце и вода еще касались друг друга, сливаясь воедино. Но спустя мгновение солнце уже поднялось чуть выше и оказалось во власти небес. Океан бушевал, но не мог больше коснуться его золотых одежд. В утешение солнце одаривало его своими лучами. Но что океану лучи? Лишь бледная тень их былой любви.

– Что теперь будет? – донесся до меня вопрос.

– Не знаю, Сольвейг, – ответил я, хотя на самом деле знал.

– Контрабандисты могут поднять восстание… – сказал Вигман Адальберт.

– Скорее всего, они уже вовсю к нему готовятся, – согласилась Сольвейг.

– Но ведь только один из нас может их остановить, – с улыбкой она коснулась меня локтем.

– Остановить смогу, – без колебаний сказал я, – но править должны короли, не так ли, Ваше Высочество? – я, смеясь, посмотрел на Вигмана Адальберта.

– Возглавить временное правительство? Думаю, с такой задачей я справлюсь, – кивнул принц. – Но только пока федерации не изберут новых послов и все не встанет на свои места.

– А чем займешься ты? – спросил я, глядя на Сольвейг.

– Не знаю, Аск, – без тени сожаления или печали ответила она, но мне показалось, что она, как и я минуту назад, на самом деле знала ответ на вопрос. – Но обещаю, я буду рядом с каждым из вас, если потребуется моя помощь.

– Значит, завтра? – нерешительно спросил Вигман Адальберт. – Корабль на Фео отправляется рано утром.

– В лабораторию на Месяце тоже, – сказал я. – Нужно будет успеть привести нашу армию в боевую готовность.

Сольвейг молчала. Наверное, сейчас слова были излишни. Но я знал, что, невзирая на скорое расставание, прошлые потери и грядущую неизвестность, именно сейчас, в этот миг, каждый из нас был по-своему счастлив, а души наши поймали секундное ощущение невесомости, как на качелях.

Эта секунда и есть смысл, цель и свет маяка в непроглядной тьме хитросплетений судьбы.

Мы стояли на обрыве, но впереди были тысячи дорог. Мир звал нас.

– С днем рождения, Сольвейг…