Книга: Лаборатория химических историй. От электрона до молекулярных машин
Назад: Учите языки
Дальше: Глава 13 Образный язык химиков
Исторический курьез
Эту часть рассказа автор книги поведет от первого лица. Во время работы в Институте элементоорганических соединений Академии наук моим руководителем был профессор А. А. Жданов – великолепный ученый и яркий человек. Однажды я сказал ему, что пишу научно-популярную статью об истории фотографии. Жданов сразу же спросил:
– А с чего началась фотография?
– С дагерротипов. Серебряную пластину обрабатывали в темноте парами брома, а затем вставляли в фотоаппарат, правильно?
– Да, все так. Всю химию процесса ты, конечно, опишешь, но статья может оказаться скучной. Могу выступить перед тобой в роли Пушкина, который подарил Гоголю сюжет будущей пьесы "Ревизор". Знаю историю, которая сможет оживить твою статью.
Я, разумеется, согласился и далее перескажу этот сюжет в виде диалога двух собеседников:
– Николай Васильевич Гоголь! Сразу при этих словах возникает в воображении такое знакомое, близкое лицо с живыми хитроватыми глазами, с острым носом и длинными волосами, расчесанными на… ну, словом, с пробором слева.
– Позвольте! Как вы сказали? Где у Гоголя пробор? Слева? Вы уверены в этом? Подумайте! Может быть, все-таки справа?
– Извините, конечно, слева. Посмотрите на портреты Гоголя кисти Ф. Моллера или А. Иванова (рис. 12.4) – пробор везде на левой стороне. Зачем вы меня путаете?
– А у Репина, например на портрете Гоголя (1878) или на картинах «Гоголь и отец Матвей» (1902), «Гоголь сжигает второй том „Мертвых душ“» (1909)?
– Тьфу, что за наваждение! Там, кажется, на правой (рис. 12.5).
– Так что же, по-вашему, Гоголь причесывался и так, и эдак, сначала на одну сторону, а потом на другую? Ведь мужчины обычно консервативны в прическах, и трудно предположить, что Гоголь следовал каким-то велениям моды. Да и мужские волосы, привыкшие к левостороннему пробору, ох как трудно перекладывать на правую сторону. Да и зачем?
– Так в чем же, наконец, тут дело?
– Секрет в том, что одни художники (Иванов, Моллер) видели Гоголя, писали его с натуры и, разумеется, писали правильно. А Репин и другие пользовались дагерротипом. Ведь Репину было восемь лет, когда умер Гоголь, и он не мог видеть его живым. Но Репину и другим повезло. Гоголь, пожалуй, единственный из русских писателей-классиков начала XIX в., который дожил до появления дагерротипии.
– Простите, но здесь уже вы путаете. Разве на фотографическом изображении может быть все наоборот?
– На обычной фотографии, если она правильно сделана, – нет, не может. Но во времена Гоголя была известны только дагерротипы, а на них изображение получается в зеркальном отражении, как на негативе. Посмотрите на известную групповую дагерротипию, где Гоголь изображен в кругу русских художников в Риме, и вы увидите Гоголя "наоборот" – с правосторонним пробором (рис. 12.6). Художники – современники Репина про это обстоятельство забыли (или не знали), поскольку уже существовали обычные снимки на фотобумаге. В результате они изображали Гоголя, как на дагерротипе, полагая, что старые художники могли что-то нафантазировать, а "фотография не лжет".
– Значит, все прижизненные портреты Гоголя – левые, а посмертные в некоторых случаях – правые?
– Вот именно. Как оптические стереоизомеры!
Назад: Учите языки
Дальше: Глава 13 Образный язык химиков
