Сэйди
Захожу в кабинет и вижу офицера Берга. В ожидании меня он, в отличие от других пациентов, не сидит на кушетке, а расхаживает по комнате и трогает все подряд. Снимает крышки с баночек, наступает на педаль металлической мусорной корзины.
У меня на глазах он берет резиновые перчатки.
— Вы же знаете, что перчатки выдаются не просто так? — спрашиваю я.
Берг сует их обратно в коробку.
— Извините. Вы застали меня на месте преступления.
И объясняет, что его внук просто обожает делать из таких воздушные шары.
— Плохо себя чувствуете, офицер? — интересуюсь я, закрывая за собой дверь и начиная поиск его медицинской карточки. Но пластиковая коробка, в которую обычно кладут карточки пациентов, пуста. Я быстро понимаю, что офицер Берг в добром здравии и пришел не лечиться, а поговорить.
Это не медосмотр, а допрос.
— Я рассчитывал продолжить нашу беседу.
Сегодня у него еще более усталый вид, чем в прошлый раз. Кожа обветренная, красная. Подозреваю, он проводит очень много времени на воздухе, следя за прибывающим и убывающим паромом. В последние дни полицейских на острове больше обычного. Следователи с материка пытаются наступать Бергу на пятки. Интересно, что он об этом думает. В последний раз убийство на острове произошло в 1985 году — кровавое, жуткое и до сих пор нераскрытое. Преступления против собственности здесь бывают часто, а вот против личности — редко. Офицеру Бергу не хочется, чтобы расследование завершилось очередным нераскрытым делом. Ему надо повесить на кого-нибудь это убийство.
— Какую беседу? — уточняю я, присаживаясь на крутящийся стул. И тут же жалею об этом: теперь полицейский возвышается надо мной на добрых два фута. Мне приходится смотреть на него снизу вверх, как ребенку.
— Ту, которую мы начали на днях в вашей машине.
Впервые за несколько дней я чувствую проблеск надежды. Теперь у меня в телефоне есть доказательства, что в тот день, вопреки заявлениям мистера Нильссона, я не ссорилась с Морган Бейнс. В тот день я находилась здесь, в клинике.
— Я уже говорила, что не знакома с Морган. Мы никогда не общались. Возможно, мистер Нильссон обознался? Он уже в годах, — напоминаю я.
— Конечно, и такое возможно, доктор Фоуст… — начинает Берг, но я перебиваю. Меня не интересуют его теории, потому что у меня есть доказательства.
— Вы сказали, что ссора между Морган и мной якобы произошла первого декабря. В пятницу.
Достаю из кармана халата телефон, открываю приложение «фотографии», листаю и нахожу нужную.
— Видите ли, первого декабря я находилась в клинике. Работала здесь весь день. Значит, я не могла ссориться с Морган, потому что нельзя быть в двух местах одновременно, не так ли?
Мои слова звучат самодовольно. Что ж, имею право.
Протягиваю телефон, чтобы полицейский убедился сам. Увидел снимок календаря с маркерной доской с квадратиком, куда Эмма вписала мое имя. Девятичасовая рабочая смена в пятницу, первого декабря.
Офицер Берг рассматривает фотографию и после секундного колебания смиряется с правдой. Кивает, сдаваясь. Отодвигается на самый край кушетки, не сводя глаз со снимка, и потирает глубокие морщины на лбу. Уголки его рта мрачно опускаются.
Я пожалела бы его, не пытайся он повесить на меня убийство Морган.
— Вы, конечно, уже проверили ее мужа и его бывшую жену?
Только после этого вопроса офицер поднимает глаза.
— Почему вы вдруг сказали о них? — То ли он искусный притворщик, то ли всерьез не рассматривал версию, что Джеффри Бейнс мог убить жену. Даже не знаю, что пугает сильнее.
— Просто мне кажется, что логично начать с рассмотрения этих кандидатур. Ведь в наше время женщины погибают в основном от домашнего насилия, не так ли, офицер?
— Больше половины женщин погибли от руки своего партнера, если вы об этом, — подтверждает полицейский.
— Вот именно. Разве этого мало, чтобы допросить мужа Морган?
— У мистера Бейнса алиби. Как вы знаете, во время убийства он находился за границей. Есть доказательства, доктор Фоуст. Видеозапись с мистером Бейнсом в Токио. Его имя в списке пассажиров авиарейса, который вылетел на следующий день после преступления. И в списке гостей отеля.
— Убийство необязательно совершать самому, — замечаю я, но Берг не заглатывает наживку. И отвечает, что в случаях домашнего насилия мужчины, как правило, действуют кулаками, а женщины первыми берутся за оружие.
Я молчу. Тогда он продолжает:
— Разве вы не знаете, доктор? Женщины не всегда жертвы, они могут быть и преступницами. Хотя обычно мужчин клеймят ярлыком «истязатель жены», случается и наоборот. Последние исследования показывают, что более чем в половине случаев женщины первыми прибегают к насилию в нездоровых отношениях. А основная причина убийств в Соединенных Штатах — это ревность.
Не понимаю, к чему это он.
— Как бы то ни было, — продолжает Берг, — я пришел поговорить не о Джеффри Бейнсе или его браке. А о вас, доктор Фоуст.
Но я не хочу говорить о себе.
— Мистер Бейнс раньше был женат. — Полицейский скептически смотрит на меня и отвечает, что он в курсе. — Вы не думали, что за убийством может стоять она? Бывшая жена Джеффри?
— Я думаю, неплохо, если бы для разнообразия вопросы задавал я, доктор Фоуст, а вы на них отвечали.
— Я уже ответила на ваш вопрос, — напоминаю я про предъявленное доказательство. — Кроме того, у меня алиби, как и у Джеффри. В момент смерти Морган я была дома с Уиллом.
Офицер Берг встает с кушетки.
— Когда я приехал сегодня утром, вы принимали пациента. У меня появилось несколько свободных минут, и я заглянул на стойку регистрации к Эмме. Она раньше ходила в одну школу с моим младшим братом. Мы старые знакомые.
И он в своей обычной болтливой манере пускается в пояснения, что Эмма и его дочь Эми дружили много лет, а он сам и его жена, в свою очередь, дружили с родителями Эммы.
Наконец Берг переходит к делу:
— Пока вы заканчивали прием, я поговорил с Эммой. Мне хотелось убедиться, что я расставил все точки над i. Оказалось, не расставил. Потому что я увидел то же самое, что вы мне сейчас показали. И тогда, доктор Фоуст, я спросил Эмму. Просто чтобы быть уверенным. Ведь все мы иногда ошибаемся, правда?
— Понятия не имею, о чем вы, — отвечаю я.
Но все равно невольно напрягаюсь. Прилив храбрости начинает куда-то исчезать.
— Я хотел точно знать, что в расписании не было изменений. И я спросил Эмму. Конечно, мало шансов, что она помнит события недельной или двухнедельной давности. Но Эмма вспомнила, потому что в тот день случилось кое-что необычное: ее дочка заболела, и ее нужно было забрать из школы. Расстройство желудка — вырвало прямо на перемене. Как вы знаете, Эмма — мать-одиночка, и ей нужно было забрать дочку самой. Вот только Эмма помнит, что в тот день в клинике с самого утра царил кавардак. Куча пациентов, ожидающих приема. Она не могла уйти.
Я встаю.
— Так можно описать каждый день в клинике, офицер. К нам ходят почти все, кто живет на острове. К тому же сейчас холодно, сезон гриппа. Не вижу в том дне ничего необычного.
— Видите ли, доктор Фоуст, хотя ваше имя значилось в расписании, вы не находились в клинике с самого утра до самого вечера. В середине дня есть пробел. Ни Джойс, ни Эмма не могут объяснить, где вы были в это время. Эмма помнит, что вы ушли на обеденный перерыв сразу после полудня и вернулись около трех часов дня.
Эти слова для меня как удар под дых.
— Ложь, — резко отвечаю я. Потому что ничего подобного не было. Меня переполняет злость. Наверное, Эмма перепутала дни. Скорее всего, ее дочка заболела в четверг, тринадцатого, когда на дежурство заступила доктор Сандерс.
Но я не успеваю сказать об этом полицейскому, потому что он продолжает:
— Прием троих пациентов перенесли, еще четверо решили подождать. Что касается дочки Эммы, она просидела в кабинете школьной медсестры до конца занятий. Потому что Эмме пришлось остаться в клинике и извиняться за ваше отсутствие.
— Ничего подобного.
— У вас есть доказательства?
Разумеется, нет. Ничего конкретного.
— Можете позвонить в школу, — это все, что мне удается выдавить. — Выяснить у медсестры, в какой день болела дочка Эммы. Поскольку я готова поклясться, что это не первое декабря.
Берг по-прежнему смотрит скептически и ничего не отвечает.
— Я хороший врач, — вот единственное оправдание, которое приходит мне на ум. — Офицер, я спасла много жизней. Больше, чем вы можете себе представить.
Вспоминаю всех пациентов, которые могли умереть, если б не я. Огнестрельные ранения в жизненно важные органы, диабетическая кома, дыхательная недостаточность…
— Я хороший врач, — повторяю я.
— Доктор, меня не волнуют ваши служебные успехи. Я всего лишь пытаюсь втолковать, что ваше местонахождение первого декабря между двенадцатью и тремя часами неизвестно. У вас нет алиби. Я не утверждаю, что вы имеете какое-то отношение к убийству Морган или что вы плохой врач. Просто между вами и миссис Бейнс, судя по всему, существовала неприязнь, враждебность, которая нуждается в объяснении. Так же, как и ваша ложь. Притворство часто хуже преступления, доктор Фоуст. Почему бы вам честно не рассказать, что произошло в тот день между вами и миссис Бейнс?
Я скрещиваю руки на груди. Рассказывать абсолютно нечего.
— Позвольте посвятить вас в один маленький секрет, — реагирует Берг на мое молчание. — Наш остров невелик, слухи расходятся быстро. Длинных языков достаточно.
— Не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору.
— Скажем так: ваш муж — далеко не первый, кто положил глаз на миссис Бейнс.
Полицейский смотрит пристально, ожидая моей реакции. Моего возмущения.
Не поддамся.
Сглатываю ком в горле и прячу начинающие трястись руки за спину.
— Мы с Уиллом счастливы в браке. Без ума друг от друга.
Заставляю себя выдержать взгляд Берга. Мы с Уиллом были без ума друг от друга… когда-то. Это полуправда, а не ложь.
Ложь следует потом:
— Уилл ни разу не посмотрел ни на одну женщину, кроме меня.
Офицер улыбается, но как-то натянуто, давая понять, что его так просто не одурачить.
— Что ж, — он тщательно подбирает каждое слово, — мистеру Фоусту очень повезло. Вам обоим повезло. Счастливые браки в наше время — редкость. — Поднимает левую руку, демонстрируя безымянный палец без кольца. — Два раза был женат — и два раза разводился. Больше никаких свадеб. Как бы то ни было, не исключено, что я их неправильно понял.
У меня нет железной выдержки. Знаю, что так нельзя, но все равно заглатываю наживку.
— Кого — их?
— Матерей, которые толпятся у школьных ворот и ждут, когда у детей закончатся уроки. Вы, конечно, знаете, как они любят поболтать, посплетничать. Для большинства это единственный разговор с другим взрослым за весь день, пока их мужья не вернутся с работы.
По-моему, это крайне женоненавистническое утверждение. Будто женщины сплетничают, пока мужья работают. Интересно, что подумал Берг о нашем с Уиллом распределении семейных обязанностей?
Я молчу, поэтому он продолжает:
— Когда я расспрашивал их, они намекали, что ваш муж и миссис Бейнс были весьма… Как бы это лучше выразиться? — размышляет вслух Берг. — Дружны. Да, именно так. Он и сам говорил, что они дружат.
— Вы же видели Уилла, — немедленно реагирую я. — Он общителен, легко ладит с людьми и всем нравится. Неудивительно, что они дружили.
— Неудивительно? — переспрашивает Берг. — А вот меня немножко удивили некоторые подробности. Женщины сказали, что ваш муж и миссис Бейнс стояли очень близко друг к другу и шептались, чтобы никто не услышал. Одна из них сделала фото.
— Сфотографировала Уилла с Морган? — возмущенно перебиваю я. Эта сплетница не только распускала слухи о моем муже, но и фотографировала его? С какой целью?
— Успокойтесь, доктор Фоуст, — тон полицейского становится покровительственным. Внешне я спокойна, хотя сердце колотится как бешеное. — Вообще-то она снимала своего сына, выходящего из школы. Он получил награду от директора.
Берг находит в планшете снимок и показывает. Сын той женщины на переднем плане. Ему лет десять. Копна белокурых волос спадает на глаза, зимняя куртка расстегнута, шнурки на ботинке развязались. В руках он держит грамоту с надписью «Награда от директора». Ими очень гордятся в начальной школе, хотя реальная их ценность нулевая: к концу года каждый ученик получит точно такую же. Но для детей это важно. Мальчик широко улыбается. Он явно гордится грамотой.
На заднем плане снимка Уилл и Морган — они стоят именно так, как описывал офицер Берг. Так близко друг к другу, что мои внутренности сводит судорогой. Уилл повернулся к ней лицом, накрыл своей ладонью ее руку. У Морган очень грустный вид. Уилл слегка наклонился к ней — на двадцать-тридцать градусов. Между ними всего несколько дюймов. Его губы приоткрыты, глаза пристально смотрят в глаза.
Они о чем-то беседуют.
Что говорил ей Уилл в тот момент, когда был сделан снимок?
Что за секрет рассказывал, почему стоял так близко?
— По-моему, все это как-то подозрительно, — полицейский забирает фотографию.
— Я не спрашивала вашего мнения, — думаю я вслух. Начинаю злиться и уже не могу остановиться. — Я видела, как вы кладете что-то в почтовый ящик Нильссонов, офицер. Даже два раза. Там были деньги. — Мой голос звучит обвиняюще.
Офицер Берг сохраняет спокойствие.
— Откуда вы знаете, что там деньги?
— Мне стало любопытно. Я проследила за вами и заглянула в почтовый ящик после вашего ухода.
— Взлом почты — это преступление. За него полагается суровое наказание, миссис Фоуст. До пяти лет тюрьмы или крупный штраф.
— Но это ведь не почта, так? Почту пересылают через почтовое отделение. А вы положили конверт прямо в ящик. По-моему, это тоже преступление.
Полицейский молчит.
— Что вы передавали, офицер? Откат? Деньги за молчание?
Потому что нет других логических объяснений, зачем офицеру Бергу нужно тайком класть конверт с деньгами в ящик Нильссонов. И тут элементы головоломки встают на места.
— Вы заплатили мистеру Нильссону за его ложь? — продолжаю я с отвращением. — Что он якобы видел, как я ссорилась с Морган?
Если найти убийцу не получается, Бергу нужен козел отпущения. На кого можно повесить убийство Морган Бейнс.
Он выбрал меня.
Берг прислоняется к краю стола и сжимает руки. Я делаю глубокий вдох и собираюсь с силами, чтобы перевести разговор в другое русло.
— И сколько сейчас стоит помешать правосудию?
— Прошу прощения?..
— Сколько вы заплатили мистеру Нильссону за его ложь? — Вопрос сформулирован предельно ясно.
Ненадолго повисает тишина. Берг смотрит на меня; удивление на его лице сменяется грустью.
— Мне почти жаль, что это не так, доктор, — он опускает голову. — Увы, дело в другом. У Нильссонов трудные времена. Они на грани банкротства. У их сына неприятности, и Джордж с Поппи потратили половину всех сбережений, чтобы его выручить. Теперь ходят слухи, что городские власти заберут у них дом, если Джордж не сможет заплатить муниципальные налоги. Бедный Джордж… — Полицейский вздыхает. — Но он очень гордый. Скорее разорится, чем попросит о помощи. Я помогаю ему анонимно, чтобы это не выглядело подачкой. Был бы очень признателен, если б вы не распространялись об этом.
Он делает шаг в мою сторону:
— Послушайте, доктор. Между нами, я не считаю вас способной на убийство. Но, будем откровенны, супруги не обеспечивают надежное алиби. Они предвзяты, у них есть мотив солгать. То, что и вы, и ваш муж утверждаете, будто находились у себя дома в момент убийства, не является неопровержимым алиби. И прокурор это поймет. А с учетом свидетельских показаний мистера Нильссона у вас намечаются кое-какие неприятности.
Я молчу.
— Если вы поможете мне, я сделаю все, чтобы помочь вам.
— И что же вы хотите от меня?
— Правду.
Но я уже рассказала правду.
— Я была с вами предельно честна.
— Вы уверены?
Я отвечаю «да». Какое-то время Берг время пристально смотрит на меня. Потом приподнимает шляпу и уходит.
